Отсчитай время на этот раз правильно

Серёжа смотрел на две двери, а в голове все ещё звучал голос Птицы: «Откроешь белую дверь — и я исчезну совсем, откроешь черную и всё будет как раньше — мы изменим этот мир и я навсегда останусь с тобой». Голос у крылатого проклятия Разумовского был холодным, равнодушным, только жёлтые глаза лихорадочно горели непонятными эмоциями. И вот сейчас гений смотрел на белую дверь, рука словно сама тянулась к простенькой ручке, но что-то внутри словно все ещё противилось этому вполне логичному решению. Серёжа не мог понять — почему он с таким трудом сделал те пару шагов, что отделяли его от спасительной двери, ведь это то, чего он хотел почти всю жизнь — чтобы Птица исчез! Ненависть, страх, желание, чтобы это все закончилось, пусть и с его собственной жизнью вместе — вот, какие чувства вызывал в нем Птица. Его безумие пугало до дрожи, и Разумовский все реже мог разглядеть на вечно искривленном гримасой неприязни лице черты того, кто когда-то дарил покой и защиту, да и воспоминания об этих временах почти стёрлись за ужасом всего, что тот творил начиная от Чумного Доктора и заканчивая тем, что он планировал сейчас, когда они только немного восстановились после психушки… Серёжа зажмурился, старательно игнорируя какой-то тоскливый отголосок боли в груди, он открыл белую дверь и шагнул в… пустоту? Долгий крик в туманном нигде, когда он с ужасом осознал, что за дверью была пропасть… Его схватили за ворот рубашки за мгновенье до удара об землю, но после с силой откинули в сторону. Желтые хищные глаза яростно сверкнули. — Белая дверь? Ты выбрал белую дверь? Тряпка, ты хоть понимаешь, что ты без меня? Ты слишком слаб и напуган, чтобы бороться с миром! Со всем тем, что тебя выжигало изнутри от непринятия! С несправедливостью! Столько времени, — Птица жёсткой хваткой схватил чужой подбородок и сжал с силой. Он смотрел внимательно и пристально, не разрывая зрительного контакта. — Столько времени я с тобой. Всегда рядом. Решаю твои проблемы. Даю защиту. Мщу и делаю то, на что у тебя не хватило бы духа, хотя ты сам этого хочешь! И что ты делаешь в ответ? Хочешь от меня избавиться? — Нужно было догадаться, что ты меня обманешь, — это вышло даже не зло, несмотря на возмущение мешавшееся в душе с недавним страхом от падения. Серёжа устал злиться и бояться, сейчас ему было откровенно все равно — убьет его Птица или просто ударит. — Идиот. Тряпка, слабак и трус, — на него и правда замахнулись свободной рукой. Вот только ни когтистая рука не оцарапала, ни кулак скул не коснулся, ни пощечиной ладонь не опалила кожу щёк. Птица с презрением и застарелой злостью на него посмотрел. — Думаешь, сможешь так легко избавиться от меня? Заставить исчезнуть? Для гения ты слишком глуп. Серёжа лишь зажмурился и сжался, когда Птица на него замахнулся, но не почувствовав удара, открыл глаза. — Ну попытаться стоило, раз уж ты сам предложил, — криво усмехнулся он, все же не сдержав несколько язвительных ноток в голосе, хотя те и потерялись в общем безнадежном тоне фразы. Птица оскалился, но не успел ответить — появилось новое действующее лицо. Почувствовав конкурента и противника, Птица резко обернулся и воинственно зашипел на Бога Воронов, крылья угрожающе раскрылись. Серёжа не сразу понял, что происходит, когда Птица зашипел куда-то в сторону. Там был кто-то или что-то очень большое, но разглядеть полностью, на что Птица злится за распахнутыми крыльями Сережа не мог. Громовой голос, разнесшийся по пространству, заставил Разумовского невольно вздрогнуть, а Птицу, отступить на шаг, чтобы быть ближе к нему на всякий случай, крылья все ещё хищно распахнуты, то ли в угрозе, то ли в попытке защитить Серёжу. — С дороги, глупец! — Кто ты? — голос Птицы звучал уверенно, хотя и было понятно, что неизвестно откуда возникший противник сильнее. — Смерть твоя, — ответил все тот же голос и Птицу почти снесло волной ветра или чужеродной силы, вот только тот оказался не таким слабым, как думал этот… Сейчас, когда Птица, болезненно зашипев, был вынужден сложить крылья, при этом все ещё находясь между Серёжей и опасностью, тот смог разглядеть странное существо — огромное, крылатое и с горящими огнем отверстиями в шлеме. Удивлённо глядящий на него Сережа пропустил часть их разговора с Птицей, очнувшись только на моменте, когда чудище начало вещать о том, что заняв самое подходящее тело — которое принадлежало Разумовскому, он изменит мир. — Чёрта с два, — фыркнул Птица. — Обойдёшься. В его руке внезапно появился меч — по крайней мере, Разумовский понятия не имел, откуда тот мог его взять. Он снова распахнул крылья и моментально ринулся в бой, сорвавшись с места. Разумовский впервые видел Птицу таким — полностью сосредоточенный на сражении, отчаянно отбивающий удары, с какой-то особой злостью размахивающий мечом. Сам Сережа не был в силах предпринять хоть что-то, поэтому лишь завороженно наблюдал за боем, поэтому когда неизвестный враг вмиг исчез, а потом внезапно оказался за спиной Птицы, Разумовский не сдержал предостерегающего вскрика. Птица мельком посмотрел на него, а после, отчаянно оскалившись, всадил в себя меч, задевая и противника. Понимая, что этого будет недостаточно, но едва ли имея что-то, что может потерять в случае собственной гибели, он делает то, что вряд ли в обычных условиях сотворил — через меч пропустил изрядную долю своей силы. И себе повредит, но той твари — тоже. Разумовского ему захотелось… — Я ещё вернусь, — пророкотал монстр, и Птица сжал зубы — стоило догадаться, что даже этого фокуса не хватит, чтобы полностью того уничтожить. Зато себе навредил с лихвой. В том состоянии, в каком он находится после всех таблеток, принятых Разумовским, после его непринятия себя… Даром, что когда-то давно тот давал обещание. Птица начал оседать на землю. Серёжа сам не знал, как оказался рядом, отчаянно прижимая руки к ране, из которой непрекращающимся потоком текла кровь. — Ты… — он с ужасом смотрел на Птицу, который, судя по всему действительно серьезно был ранен. — Изыди, Тряпка. Не до… тебя сейчас… — Что же делать… — Разумовский не мог бы сказать, почему его так волнует ранение того, от кого он недавно так жаждал избавиться. — Да уже ничего, — Птица криво усмехнулся. — Ты же хотел этого… Чтобы я исчез. Радуйся… Серёжа закусил губу, а на глаза навернулись слезы. Конечно, Птица был прав, но… — Нет, ты же… Ты не можешь… Радости Сережа точно не чувствовал, скорее — ужас от мысли, что Птица кажется и правда вот-вот умрет. — Могу, к собственному несчастью, — он каркающе рассмеялся, выплёвывая немного своей крови. — Что рыдаешь… Тряпка? День исполнения твоего желания наступил, — Птица посмотрел на него. За привычной холодностью и раздражением Серёжа внезапно увидел боль и обиду. — Только попробуй попасться той хрени в руки. После этого жёлтые глаза словно медленно потухли изнутри, прежде, чем закрыться навсегда. Серёжа так и остался в этом странном нигде, с медленно остывающим телом, в котором он, как ни старался, не мог найти жизни.