Blacker than midnight / Темнее полночи

      — Проходи, располагайся — вот твое рабочее место.              Он не может избавиться от робости, потому что отчаянно смущается и из-за новой обстановки, и из-за незнакомых людей вокруг, но делает тот самый пресловутый первый шаг в неизвестность. А еще — почтительный вай, когда здоровается со своими новыми коллегами:              — Добрый день. Меня зовут Галф Канавут — очень приятно познакомиться.              Вокруг самые разные взгляды: и равнодушные, и любопытные, и доброжелательные. Но его цепляет только один из них: какой-то легкомысленный, словно Галфа нет сейчас перед этим человеком, словно он — пустое место.              — Знакомься, это — Мью, для тебя — пи`Мью, полагаю. На ближайшее время он станет для тебя самым близким человеком здесь.              — В к-к-каком смысле? — он даже начинает заикаться от такой странной формулировки фразы.              — Не переживай ты так: просто Мью будет твоим наставником и куратором во время испытательного срока, поэтому я думаю, что вы обязательно сблизитесь в процессе, — его непосредственный начальник довольно хлопает в ладоши. — Ну, осваивайся тут. Если возникнут вопросы — ты знаешь, к кому обращаться.              Нервными руками он раскладывает на столе письменные принадлежности и запускает компьютер: его первый рабочий день после окончания университета объявляется открытым, то есть начался он. Галф несмело смотрит на своего старшего “товарища”, не зная, с чего начать, пока тот наконец не соизволил оторваться от телефона в руках и поднять на него глаза:              — Галф, значит?              — Да, пи`, приятно познакомиться! Я надеюсь, что…              Но тот его даже не дослушивает, а как-то отстраненно машет рукой, мол, не мешай — я занят. И как его старший в дальнейшем почему-то вовсе не подает пример кропотливой работы, а совсем наоборот: смартфон интересует того гораздо больше, чем зубодробительные таблицы в их отделе статистики и аналитики.              Галф теряется.              Почему человек, которого поставили ему в наставники, так себя ведет? Почему не контролирует каждое его действие, не помогает, не подсказывает, не нагружает работой в конце-то концов? Почему Мью, развалившись, сидит на своем месте и явно играет в какие-то игры, даже не скрывая этого?              Ответ находится достаточно быстро — в ближайшие дни на кофе-паузе, когда коллеги из других отделов спешат с ним поделиться:              — А ты еще не знаешь? Он — сын генерального, но тот сослал непутевого отпрыска сюда в отдел, чтобы от него хоть какой-то толк был.              — Сослал? Но почему?              — А чему ты удивлен? Толку он него если не ноль, то весьма близко к этому значению. Сам видишь, что сынок днями залипает в телефоне вместо работы.              Удивлен, потому что в его голове не стыкуется все то, что он только что узнал о коллеге, с тем, что он видел своими собственными глазами.              Да, Мью и правда не тратит много времени на работу: его с трудом застанешь в задумчивости над какой-то аналитикой. Но… Но тот на самом деле успевает делать все, что на него направляют!              Галф еще не особо разбирается в делах отдела, не знает всех тонкостей и нюансов, но уже понимает: все, что попадает в (стоит признать — очень красивые) руки Мью, будет сделано в срок и качественно. Он еще ни разу не видел, чтобы таблицы его авторства возвращали на доработку. Или на это влияет удачная родословная?              Галф не знает, но очень хочет убедиться сам. Поэтому тайком засовывает свой нос в расчеты, чтобы посмотреть, как они выполнены. А сделано все… практически идеально. Да, он был лучшим студентом на курсе и кое-что явно понимает в статистике, но не видит ни единой ошибки ни в логике вычислений, ни в расчетах.              — Нашел что-то интересное?              — Ой.              И правда “ой”, потому что неожиданно Мью вернулся в кабинет и застал его на месте преступления. И теперь их лица находятся неприлично близко друг к другу, потому что его наставник наклонился к папке, что так внимательно изучал Галф, а он поднял голову от неожиданности. Именно поэтому он сейчас смотрит в темно-насмешливые глаза и неудержимо краснеет.              — Так интересно? Мог бы просто попросить — я бы тебе и так показал. Хотя с трудом понимаю, что ты находишь в этих расчетах.              Шутит.       Галф понимает это по искринкам смеха в глазах и уголках губ, что вот-вот улыбнутся, но Мью словно в последний момент вспоминает о чем-то и сдерживает себя.              — Интересно, и тебе же тоже, — он все-таки находит слова и старается преодолеть смущение.              — Почему ты так решил? — тот с любопытством наклоняет голову, словно присматривается.              — Я вижу, что тебе нравится делать все эти расчеты, пусть ты старательно изображаешь, что это не так.              — Неужели? — и снова эта тайная полуулыбка в уголке губ.              — Ты почему-то делаешь вид, что тебя это не интересует, но это не так. Я вижу, как горят твои глаза, когда ты погружаешься в расчеты.              Галф в этот раз сначала говорит, а потом думает, и уже начинает об этом жалеть, потому что ни на какое ответное откровение не рассчитывает. И уже готовится получить за собственную смелость и глупость, и уже даже вжимает голову в плечи, как…              Звонкий смех оглашает непривычными раскатами их кабинет — это Мью все-таки откидывает голову и странно-беспечно смеется над его словами. Но затем тот становится снова серьезным и внимательно смотрит на него, чуть прищурившись и постукивая кончиком указательного пальца по подбородку, словно преподаватель, который принимает у него экзамен:              — А что еще ты заметил, любопытный мальчик?              — А ругать не будешь? — почему-то это детское срывается с его губ.              Мью снова смеется, так искренне и ярко, что Галф почти успокаивается:              — Не буду. Твоя простота и искренность — это словно глоток свежего воздуха в этом гадюшнике.              Он другого мнения об офисе, но при этом ему точно не перемывают все подряд косточки при первой возможности, поэтому Галф поддается и начинает вспоминать свои наблюдения за это недолгое время:              — Ты любишь играть в игры на телефоне.              — Ну, тут не нужно быть семи пядей во лбу, — Мью фыркает. — А что-нибудь интересное?              — Ты почему-то хочешь, чтобы тебя считали…              Он замолкает, потому что не уверен, что стоит продолжать, потому что теперь понимает, как странно это прозвучит. Но его коллега поощряет:              — Что там? Что “считали”? Чего я хочу?              — Ты почему-то хочешь, чтобы тебя считали глупым и неспособным, этаким оболтусом. Но почему — я не могу понять, ты же умный…              Мью как-то странно на него смотрит, но молчит. И не соглашается, и не отрицает, а потом передергивает плечами, словно сбрасывает с них что-то:              — Странное мнение. Но, видимо, тебе по статусу полагается восхищаться своим наставником, вот ты и придумал себе что-то этакое про мой гениальный ум.              — Но это же правда! Вот эти расчеты — достаточно сложные… — его рука сама тянется к документам, что он недавно так тщательно исследовал.              Его перебивают:              — Фигня это все! — парень легкомысленно машет рукой. — А вот поднять уровень до восьмидесятого — это нужно постараться, да…              Давая понять, что разговор окончен, тот плюхается в свое кресло и запускает игрушку на телефоне, погружаясь в виртуальный мир, потому что реальный его, видимо, не особо интересует.              А Галфу почему-то грустно, словно его выгнали из тайного уголка чужой души и захлопнули перед самым носом дверь. Но, с другой стороны, Мью и не обязан с ним делиться чем-то личным, а то, что такой разговор вообще случился — вообще чудо и большая редкость, потому что его коллега никогда себе такого раньше не позволял.              И все равно ему грустно — настолько, что он не замечает, что на корпоративной кухне он заваривает почему-то две чашки зеленого чая вместо одной. Но не пропадать же добру, поэтому осторожно, чтобы не расплескать, несет их в кабинет и ставит одну на стол своего наставника.              Тот поднимает глаза от игрушки:              — Что это?              — Я знаю, что ты еще любишь зеленый чай и совсем не пьешь кофе, — он выпаливает все это и тут же прячется за свой монитор, испуганный своей смелостью.              Но настроение его повышается, когда (стоит признать — очень красивые) руки Мью берут чашку.              Очень красивые.