Blacker than midnight / Темнее полночи

      Галф на самом деле какое-то время даже пытался не заморачиваться глубокими размышлениями и относиться к Мью как к своего рода дурачку без царя в голове, но это не получалось, потому что тот периодически его смущает своими выходками, за которыми скрывается явно острый ум.              Ну а как еще назвать то, что между ними происходит?       Смущающие ситуации, да.              — Вот смотри: в этом расчете у тебя ошибка.              — Где?              Он уже сто раз пожалел, что спросил, потому что Мью сейчас и так стоит непозволительно близко к нему, а теперь еще и наклоняется — да так, что Галф ощущает свежий лимонный аромат шампуня от волос, что рассыпались в красивом беспорядке и прикрыли веером лицо, а парень элегантно отодвигает их своей венистой рукой, чтобы те не мешали.              А кто у нас тут краснеет?       Конечно, Галф.       Потому что не может не.              Его по какой-то неясной причине смущает и близость его наставника, и его идеальный профиль, и эта ладонь, что указывает на ошибки в его расчетах, но по факту все внимание забирает на себя. Потому что нельзя вот не пялиться на уникальный рисунок вен, что испещряют изящную руку, который так и манит прикоснуться к ним хотя бы одним пальчиком, провести вдоль выступающих линий далеко за пределы границы манжеты рубашки.              Ой.              Галф старательно собирает мозги в кучку (не получается) и не менее старательно пытается понять то, что ему объясняет коллега, показывая на какие-то цифры в его таблицах:              — Вот здесь нужно было применить вот эту формулу.              Его наставник что-то пишет на полях, а Галф забывает, как дышать на эти несколько секунд, пока рассматривает впервые так близко пирсинг в ухе: неслыханная дерзость для их офиса, где очень строго с дресс-кодом (о да, эти костюмы-галстуки его неимоверно душат), но, видимо, для сына директора было сделано исключение. Причем смущающее Галфа исключение, ибо он находит это таковым — по какой-то причине.       Снова.              Но он старательно отводит глаза, а точнее, опускает их ниже — и зря, потому что теперь его волнует линия шеи — с выступающими на ней венами, конечно! Есть ли вообще что-то у этого человека, что не покрыто этими выделяющимися кровеносными сосудами?! Про ответ на свой вопрос Галф старается не думать, как и не опускать взгляд еще ниже на широкий размах плеч, который точно уведет его в своих размышлениях куда-то очень далеко…              — Теперь ты понял?              Оказывается, Мью обращается к нему и уже минуту весьма пристально за ним наблюдает своими темными глазами, которые, опять же, почему-то смущают его неопытного коллегу.              — Да, пи`, спасибо.              Ни фига он не понял, потому что мозги явно не работают, когда этот мужчина находится слишком близко, но он побудет Скарлетт О’Харой и подумает об этом завтра. И не спрашивайте, откуда он все это знает — наличие любимой, но такой романтичной сестры вменило ему в обязанность знать почти все любовные истории фильмов, что та смотрела (а иногда и вместе с ним).              Но “завтра” вот ни разу не улучшило ситуацию, потому что он обнаруживает себя в объятиях Мью Суппасита среди бела дня и практически на виду у всех коллег (если бы они проявили любопытство и подняли голову от своих компьютеров). А так все хорошо начиналось!              Галф идет по своим делам, уткнувшись в расчеты, которые вчера все-таки исправил, никого не трогает. И вот скажите, какой это закон (подсказка: подлости) сработал, что именно в этот момент он цепляется за какой-то провод на полу и начинает эпично заваливаться? Да, тот самый, который в скобках и который так часто его преследует.              Но позорно завалиться и встретиться лбом с полом не дают ему те самые руки, которые венистые и которые очень сильные, раз могут удержать его от падения. А сгореть со стыда из-за своей неловкости — участливое выражение на лице:              — Я тебя держу. Ты в порядке?              Конечно, он не в порядке! Потому что его руки цепляются за плечи самым непристойным образом: жадно и бесстыже, почти лежат на груди, а носом он уткнулся в нее самую, широкую и манящую. А поднять глаза он не может — стыдно за свою неловкость.              Это как раз то ощущение, когда “лучше бы я умер вчера”, потому что эту ситуацию уже никак не исправить: только шептать, смущаясь до полыхающих (да, он даже это чувствует) ушей:              — Да, спасибо…              — Точно в порядке?              Ну вот зачем ты спрашиваешь? Не видишь, что я сейчас умру от смущения?              Но это Галф, конечно же, не говорит, а лепечет что-то невнятное, высвобождается со вздохом разочарования из этих самых волнующих и случайных объятий, чтобы потом уронить себя на рабочее место, а руки — на стол, а голову — на руки. Вот такой конструктор получился из Галфа, который хочет сдохнуть здесь и сейчас, потому что понимает, что попал и пропал.              У него нет никаких сомнений насчет собственной ориентации — это он выяснил уже несколько лет назад, когда влюбился (увы — безответно) в однокурсника. Зато ему стало понятно, почему девушки его интересовали исключительно в плане дружеского общения, а целоваться с ними было так… никак. Одно время он убеждал себя, что просто не встретил ту самую, особенную. Но потом Галф встретил Майна — свою первую любовь, которая знатно потрепала его сердце, когда тот начал встречаться с девушкой с их потока.              Эта лав-стори разворачивалась практически у него на глазах: от неловких улыбок друг другу до официального признания на глазах у всего курса на одном из мероприятий, когда им улюлюкали и кричали почти что “горько!”, а те только смущались и обнимались у всех на виду. Галф не кричал, нет, но по его натянутой улыбке можно было все понять — благо, что тогда на него никто не смотрел. Но это всегда можно было списать на то, что ему самому нравилась эта девушка, ибо о своих предпочтениях он старается не распространяться. Зачем ему потоки ненависти от малознакомых людей?              Но сейчас ситуация повторяется: он снова влюбился в того, кто для него недостижим — и это очень, очень плохо. Сын директора и стажер после университета из бедной семьи — такая себе комбинация, даже если не учитывать тот факт, что все леди в их отделе и в соседних усиленно строят глазки красавцу Мью.              Вот и сейчас он благородно спас Галфа и пошел на корпоративную кухню за своей “наградой”: красотки тут же облепили его со всех сторон и чирикают о том, какой он сильный и ловкий. Одна даже настолько осмелела, что положила руку на то самое плечо, которого еще совсем недавно касался Галф, а теперь он может только завистливо сжимать губы, понимая: ему тут ничего не светит.       Вообще.       Совсем.              Мью ни словом, ни жестом никогда не показывал, что ему нравятся мужчины. Да, тот всегда вежлив и обходителен с Галфом, смеется над его странными шутками, но никогда он не видел какого-то особого внимания к себе. Скорее его наставник позволяет своему коллеге быть рядом, мило ухаживать в виде принесенной чашки чая или снэков, но не более. Зато от этих девушек тот явно охотно принимает улыбки и флирт…              — Держи.              Глухой стук оповещает о том, что керамическая чашка с зеленым чаем только что нашла место на его столе и намекает, что стоит поднять голову и перестать предаваться унынию.              — О, спасибо, но зачем…              Его рука сама тянется, чтобы коснуться горячей гладкой поверхности глазированной глины, а Мью просто пожимает плечами, словно не случилось чего-то необычного:              — Мне показалось, что ты расстроился из-за случившегося — и вот.              Тот замолкает, словно ничего не нужно больше пояснять, а Галф продолжает смотреть то на него, то на чашку, не зная, как относиться к этому знаку внимания. Но потом тут же осаживает себя: это просто сочувствие, Галф, ему просто тебя жалко. Поэтому он с благодарностью кивает:              — Спасибо, пи`Мью.              Его ладони охватывают чашку, и он делает первый, самый вкусный глоток, вдыхая чуть терпкий аромат. Но затем закашливается, когда слышит:              — Может вечером сходим в бар выпить? Расслабимся после работы, поболтаем.              Стоп, Галф.       Остановись.       Перестань думать.       Это не свидание.              Он на самом деле тормозит все свои дурные мысли и осторожно уточняет:              — А много людей будет? Я не очень люблю большие компании…              — Только мы вдвоем.              Перестань думать.       Это не свидание.              — Ну, я не знаю…              Потому что он не хочет себе давать ложную надежду. Но Мью словно понимает все его сомнения, потому что улыбается невыносимо мягко и чарующе:              — Зато я знаю: нам надо перезагрузиться после этой тяжелой недели. А что еще делать вечером пятницы? Не дома же одному сидеть?              Его съемная квартира будет по нему определенно тосковать в этот вечер, потому что Галф отпускает на волю свое дурное сердце, которое стучит, кажется, сейчас у него в горле, когда кивает:              — Да, хорошо, пойдем.