Здесь тихо.
Тихо с тех пор, как его запрели
и оставили гнить.
Тишина. Никаких животных вокруг. Ни деревьев, ни ветра. Ничего.
Ничего, кроме стекающей лавы, тикающих часов и падающего в воду сырого картофеля.
Возникает мысль, что он должен радоваться этому. Он должен быть счастлив, потому что происходящее вокруг доказывает, что его план сработал. Не было ни проблем, ни детей,
разве он сам не является таким же? которые думали, что смогут победить его в
собственной игре.
(Они думают, что победили, заперев его. Он знал, что так будет, он
планировал такой исход. Они не поняли, что действуют так, как нужно было ему, словно марионетки, подвешенные на тонкие нити и покорно исполняющие приказы. Они попали в его ловушку, и если бы он хотел, то не оставил бы и шанса на выживание.)
(Он говорил, что всегда был на десять шагов впереди. Как они могли забыть о чем-то настолько важном? Неудивительно, что предсказать их следующий ход было так легко. Они плясали под
его песню, делая в точности так, как нужно было, не осознавая этого.)
Несмотря на это, не было никакого чувства счастья. Нет радости от осознания победы. Это лишь показывает, что он был единственным, кто думал о них, как о своей семье.
Никто, кроме Томми, не посещал его. Сомнение, таившееся внутри, подсказывало, что никто больше не придёт. Прошло две недели с финального противостояния. Если никого нет сейчас, то в будущем точно не будет. Никто и никогда не придёт.
За исключением случаев, когда людям будет что-то нужно. За исключением момента, когда они захотят вернуть Уилбура к жизни с его помощью.
Его план сработал не так ли? Добившись всеобщей ненависти в свою сторону, он объединил их. Сделал одной большой семьёй, как и желал изначально. Но в последствии он не является частью этой семьи, которая не хочет видеть его рядом.
Это понятно. Это понятно, но это больно.
Это больно, потому что они были его первой семьей после того, как его родителей убили.
Армии никогда не было. Конечно, ее не было. Как это могло быть?
Иногда проскакивают воспоминания о желании, чтобы кто-то заметил правду. Чтобы кто-то сказал, что они видят одно и тоже. Видят в нём семью, которая поможет. Что больше не будет насилия, манипуляций и смертей.
Но никто не пытался. Возможно, нечему было удивляться. Никто не смог раскусить искусную ложь и секрет, который хранит его маска. Никто не смог пробить броню. Неудивительно, что они не знают, что ему не двадцать один - что он младше, чем можно было предполагать. Он не взрослый, и понятия не имеет о том, как устроен мир.
Если они не понимают, что он не взрослый, как они поймут, что он не злодей, тиран, монстр, каким они его считают?
Но все в порядке. Все в порядке, потому что, по крайней мере, теперь они семья.
По крайней мере, они семья.
Это не нормально. Это никогда не было нормально.
———
Прошло три недели.
Прошло три недели тишины, пустых книг и отвратительной картошки.
Прошло три недели криков, рвущих его горло, горячей лавы и крови на стенах.
Прошло три недели, и ни один человек, который не был бы Томми, не появился. (Почему Томми навестил его? Из всех них ...почему это был только Томми? Человек, которому он причинил боль больше всего.)
Он не должен быть удивлен. Он действительно не должен. (
Он хотел, чтобы их ненависть по отношению к нему была так сильна, и объединила их. Чтобы они сразились с ним, а после заперли.)
В планы не входило быть посаженным в
эту камеру. Сэм хотел добавить камеру строгого режима для особо опасных заключённых после слов о том, что в Пандору будет посажен тот, кого не смогут убить.
Но это никогда не входило в планы. Он никогда не планировал помещать сюда никого — ни Томми, ни Таббо, ни Техно.
Он позаботился о том, чтобы в тюрьме были занятия, дающие заключенным возможность максимально использовать свое время в тюрьме, чтобы они не сошли с
ума.
Он знает, что может сделать с человеком одиночное заключение
в конце концов, есть причина, по которой это считается пыткой. Он знает. Он пережил это однажды; он сделает это снова, но…это и правда не входило в план.
Это не должно было случиться. Никакие уговоры не заставят Сэма,
Начальника Тюрьмы, передумать. Он пытался, и неоднократно. Единственное, что было получено в ходе попыток - уменьшение порции ненавистной картошки. Ровно столько, чтобы поддерживать его жизнь, но недостаточно, чтобы утолить голод.
Боги.
Он готов поклясться, что ненавидит это. Ненавидит, потому что его мозг вспоминает события, которые хочется забыть, навсегда вычеркнув из памяти. Забыть и никогда, ни при каких условиях не вспоминать.
События минувшего времени, когда он был наивным ребёнком со слишком большой силой, слишком большим давлением и надеждой.
(События, вызывающие тупую боль в его запястье. Боль от давно зажившей травмы. Боль, которую он не должен чувствовать вновь.)
Эти мысли наводят на рассуждения о том, правильным ли было принятое решение. Стоило ли оно того.
Если бы этот выбор стоил того. Может ему стоило пустить всё на самотёк, позволив людям делать то, что они хотят. Может быть, стоило остаться с Сапнапом и Джорджем в их маленьком коттедже. Или же следовало запустить новый сервер, позволив нынешнему умереть, канув в лету и дать людям решить, что делать дальше.
Позволить выбрать, какой сервер они хотят испортить следующим.
Его бы здесь не было. Он бы не пожертвовал своей жизнью ради людей, которые никогда этого не оценят. Которые даже никогда не узнают, что он для них сделал.
Ему не пришлось бы есть сырую картошку и каждый раз чувствовать себя плохо. Он не позволил бы своим пальцам обжигаться об лаву, когда мысли становятся слишком громкими. Он не попытался утопиться. Он не был бы отрезан от мира — наедине со своими мыслями и пустыми книгами, наедине с тикающими часами и гостеприимной лавой, которая ждёт его в свои объятия.
В то же время ему явно больше повезло с нынешним местом. Теоретически, это было лучше. Лучше, чем предыдущее.
То, в котором он выжил, когда ему было десять. Он получает еду. У него есть вода. И даже если ему не разрешают выходить, у него есть его много книг и перо.
Это лучше.
Верно?
———
К его удивлению, Бад навещает его. Он не знает, кого ожидал увидеть. Может быть, Сапнапа. Или Джорджа. Может быть, Паффи
которая называла его утёнком, а после бросила, выбрав другого ребёнка. Ребёнка, который по её мнению был лучше., или Таббо. Томми
который был единственным, кто приходил к нему, который приходил, чтобы заставить его вернуть Уилбура к жизни.
Он не ожидал увидеть старого друга, чьи глаза светятся красным. Бад выглядит совсем иначе, с белыми полосами на одежде вместо красных. Бад, который находится под влиянием малинового паразита. (Из всех них о бесчеловечности тюрьмы говорит тот, кто человеком и не является.)
Он знает, что заслужил заключение в таком месте. Тупая боль даёт знать о себе глубоко внутри, когда Бад говорит, что это справедливое наказание.
Больно слышать, что вечность - это не долго.
Бад говорит, что принесёт ему растение или домашнее животное, говорит, что обсудит с Сэмом условия тюрьмы. Бад обещает ему всё больше и больше
Эти обещания не имеют веса.
Условия не меняются, Бад не возвращается, чтобы принести ему растение или домашнее животное.
———
Дни проходят как в тумане. Он не может вспомнить, ощущая лишь надежду, что не будет в одиночестве до конца вечности.
Он ждёт.
И ждёт. Ждёт.
Ничего не меняется. Бад так и не возвращается, чтобы навестить его.
Он не должен удивляться. (Он знает, что заслуживает подобного. Пустые обещания от людей, которых он когда-то считал своими друзьями.
Это его вина, не так ли? Он причинял им боль. Снова, снова и снова.)
Он причинил им боль. (Он не думает, что его можно простить. Даже если это всё было ради них. Даже если всё, что он сделал, приведёт их жизни к лучшему исходу. Чтобы уменьшить количество боли.)
он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел неудачу он потерпел-
———
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим сгорел дотла.]
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
———
Со вздохом Сэм выключает свой коммуникатор, игнорируя сообщения о смерти, которые наполняют чат. (Сообщения о смерти человека, которого он когда-то считал другом.
Пока этот друг не начал злоупотреблять, манипулировать и причинять боль детям. Пока этот друг не превратился в монстра.)
Он разберется с этой ситуацией в другой раз. Возможно. (Он знает, что никогда не разберется.
И он знает, что должен чувствовать себя виноватым из-за этого. Он знает — но вину не ощущает.)
———
Ему
тринадцать семь, когда они приходят за ним, попутно убивая его родителей и оставляя его сестру на верную смерть.
Ему
тринадцать семь, когда его детство заканчивается. Больше нет возможности быть ребёнком. Потребуется шесть лет, чтобы понять это.
Но правда заключается в том, что такое невозможно осознать до конца. Невозможно понять.
Его вырывают из родного дома, в котором проходило детство. Большое дерево около церкви, на которое они с сестрой часто забирались, остаётся позади. Его уводят от мёртвых родителей, которые умоляли сохранить жизни своих детей. Их глаза похожи на кукольные.
Такие же пустые и безжизненные. Мёртвые. От сестры, которая на тот момент ещё дышала. (Возможно, он был ребёнком. Таким молодым, но осознающим, что его сестра не выживет. Он знал, что больше не услышит её голос. Не после того, как один из мужчин вонзил лезвие меча в её живот, разрывая плоть, а после отвернулся, будто ребёнок умер не от его рук.)
На тот момент он не понимал, почему забрали именно его, оставив родную деревню в руинах, убив его семью и остальных людей, которые пытались противостоять происходящему.
Тогда он не знал о силах, которыми обладал. О талантах, которые в будущем помогут. О дальнейшей жизни.
Он был ребёнком, который хотел вернуться в прошлое. В своё детство, которые вырвали из его рук. Жизнь без огня и боли. Та жизнь, в которой его семья не была убита на его глазах.
Жизнь до переломного момента. Жизнь, в которой у него были любимые люди.
(Возможно, это был первый раз, когда он понял, что люди собираются использовать все, чтобы приручить его.)
(Возможно, в тот момент он осознал, что будут задействованы все методы для укрощения. Тогда и пришло понимание, что привязанность к кому-то причиняет только боль.)
———
Холод пробирает до костей, когда он просыпается. (Будто он вернулся в снежные биомы, практически безлюдные. Только солдаты. Палатки, в которых не было домашнего уюта. Низкие температуры, способные убить неподготовленного человека.)
Это невозможно.
Он не там, он ушёл. Глаза резко распахиваются.
Гадкое чувство сжимает горло, слезы покалывают глаза, когда он жмурится.
Нельзя плакать. Нельзя быть слабым, пожалуйста , он не может выглядеть разбитым в чужих глазах.
Не может быть. Невозможно, чтобы он, блядь, вернулся обратно. Он убедился в том, что не оставил никаких улик, когда уходил. Он позаботился об этом.
Он может умереть или задохнуться. А не всё равно ли ему, если это случится? Когда в последний раз он цеплялся за жизнь, когда он хотел жить?-
Открывая глаза, он видит окружающие его стены.
———
И он вернулся. Не в снежные биомы и черные палатки, не в температуру, которая заставляла его желать смерти.
Не к тем, кто убил его родителей.
Вместо этого он вернулся в камеру, сделанную из черного обсидиана. В камеру, скрытую падающей лавой. Место, где он слышит только тиканье часов и сырой картофель, падающий в яму, наполненную водой.
(Снова в комнату, которая кажется такой же неотвратимой, как и его положение, в момент, когда его в семь лет забрали от родителей).
Он снова в камере, где нет кровати для нормального сна, ни стола, на который он мог поставить вещи. Нет стула, на котором можно было сидеть. Он не должен жаловаться, бывало и хуже. По сравнению с прошлым, его нынешнее положение - это ничто. С ним хорошо обращаются. Даже лучше, чем он заслужил, не так ли?
Он снова в этой камере, его пальцы не дрожат от мертвецкого холода. Он должен радоваться, что не вернулся в холод. Тепло гораздо благосклоннее, верно?
Он всегда предпочитал тепло холоду. Потому что Сапнап родился из огня. Потому что тепло ассоциирует его с друзьями, которых теперь нет. Потому что это напоминает ему о свободе.
Но теперь иначе. Тепло больше не напоминает об этом.
Оно больше не напоминает ему о Сапнапе. Невозможно больше ассоциировать его с друзьями. И как бы он ни старался, он не может думать о свободе, когда чувствует оседающее тепло лавы на своей коже. (Такое впечатление, что этих вещей никогда не существовало. Как будто пять недель в одиночной камере лишили его всех положительных чувств, которые он когда-либо испытывал. Может быть, он заслужил это. Он не знает).
———
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
———
Прошло всего пять недель, если он не сбился со счёта.
Прошло всего пять недель, а он уже сходит с ума.
Прошло всего пять недель. Сможет ли он продержаться дольше? Без контакта с людьми, не имея возможности скоротать время. Никаких звуков, кроме тиканья часов и картофеля.
Сколько времени должно пройти, прежде чем он сломается окончательно?
(Они разочаруются. Когда он успел стать
настолько слабым?)
(Вопрос о том, стоили ли эти привязанности того, вновь всплывает в его голове.)
Свой первый урок он получил в
тринадцать семь лет. Не стоило забывать об этом. Нужно было бежать дальше, не заводя с кем-либо дружбу. Ни с Сапанпом, ни с Джорджем. Уилбуром или Томми. Он должен был остаться один, и тогда бы не сидел в этой камере.
Почему он был так глуп?
———
Слишком мало воспоминаний осталось с момента, когда его заперли. Они не хотели, чтобы он умер. Запирая его тут, они считали, что это не наказание. Расчёт был на то, чтобы исправить его, не так ли?
Он вспоминает, как в
шестнадцать десять лет его оттащили от других детей, которые точно так же не смогли спастись во время захвата.
Его заперли в чёрном помещении из обсидиана, и единственным освещением на протяжении двух недель была тусклая лампа. Даже если стоять рядом с ней, нельзя была разглядеть что-то кроме тени от руки.
Еды было мало. Буханка хлеба в самом начале изоляции и всё. (Это был не первый раз, когда его морили голодом практически до смерти. Просто впервые за всё время они садят его в ящик, чтобы сделать это.)
К удивлению, первый день проходит лучше, чем ожидалось. Он слышал множество ужасных историй от других, кто сидел тут. И это играло ему на руку, он знал, чего ожидать.
Скучно до безумия. Но бывало и хуже, так что он переживёт это. Все остальные выжили, значит и он сможет. (Ему говорят, что он обязан быть одним из сильнейших. Самым способным. Одним из умнейших. Конечно, он сможет, это не проблема.
Верно?)
Проснувшись на второй день, у него затекает шея и возникает ощущение, что его конечности вывернуты не под тем углом. Повреждённое плечо болезненно пульсирует.(Это его вина. Их учили спать в любой ситуации и под любым углом. Ему стоило помнить об этом.)
Но всё нормально. Ограниченная подвижность мешает выпустить накопившуюся энергию - это почти адское ощущение. (Но он хороший солдат. Знает, как выполнять приказы и может оставаться на месте. Он ведёт себя прилежно, иначе разочарует их.)
Иногда он пытается повторить боевые приёмы, которым их научили незадолго до этого. Две недели это не так много, но он знает, что может забыть что-то, пока другие учатся. Он будет сильно отставать, и самый оптимальный вариант, это повторять то, что уже известно.
На третий день начинает болеть запястье. Но боль заглушает дискомфорт, вызванный плечом, и он не знает, хорошо ли это. Сомнения роятся в голове, спустя столько времени боль в руке не должна ощущаться вновь. С момента перелома прошло два года.
Раздробленные кости зажили настолько плохо, что пришлось ломать их заново.
Ощупав руку, можно сказать, что оно зажило. Тогда почему боль возвращается к нему вновь?
Четвертый день не приносит спокойствия. Становится лишь хуже. Пятый проходит так же.
Он сидит в одиночестве в чёрном ящике, лампа мерцает, и он уверен, что так быть не должно. Осталась только половина буханки хлеба. Ещё девять дней? Или меньше?
Теряясь во времени и счёте дней, он задаётся вопросом, как остальные не сошли с ума?
Шестой или седьмой день, в коробке становится ещё темнее. Боль растёт, и приходит осознание, что бить по стенам было плохой идеей. Но больше нечем заняться. Прошла почти неделя, и он не должен быть в таком состоянии.
Он не помнит.
День седьмой-восьмой проходит незаметно. Приходится спать больше, чтобы скоротать время, наполненное скукой.
(Иногда он задаётся вопросом, а жив ли ещё? Кажется, что нет. Лампа померкла, создавая ощущение, что он парит в пустоте.)
Дни идут дальше, ничего не меняется. Он забудет большую часть, но навсегда запомнит боль и кровь, капающую на пол. Хлеб, лежащий в углу и тусклую лампу.
———
Неизвестно, сколько времени прошло до момента, пока дверь не открывается и глаза режет от естественного света, который был недоступен в течение двух недель. Это почти ослепляет, несмотря на скрывающееся за горизонтом солнце.
Подхватывая, его вытаскивают из коробки. Нет сил идти состоятельно. Почему он настолько слаб?
"Клэй" — слышится со стороны одного из них. Он не может открыть глаза из-за света. "Ты один из лучших. И сейчас твоё состояние разочаровывает."
(
Никакого удивления. В один момент его назовут лучшим, а в другой разорвут на куски.)
Они ждут большего. Он должен быть лучше, стараться, являясь одним из сильнейших бойцов. Никакие препятствия не способны его остановить.
Он администратор, обладающий способностями, о которых другие могут только мечтать. Тогда почему он так слаб?
———
Просыпаясь в очередной раз, мягкий свет вводит в ступор. Разве лампа светила так ярко, было ли там тепло? Хмурясь, он открывает глаза.
В углу светящийся камень, но не грязный. Свечение мягкое, не резкое. Рядом лава, закрывающая камеру.
Очевидно, что это другая обсидиановая коробка. Прошло пять лет. (Или больше? Неужели с момента его заключения прошло всего два месяца?)
Ему снова снятся сны? Давно такого не было. Почти иронично, что с его нынешним именем он так редко видит сновидения.
Чтобы видеть сны, нужно спать. Но и то и другое получается плохо.
С тех пор, как он здесь, какая-либо деятельность очень ограничена. Именно поэтому он начинает спать больше, но в такие моменты его преследуют только воспоминания из прошлого. Это не сны, а напоминание о том, что он пережил раньше.
(Возможно, именно это стало причиной, по которой он хотел оставаться в сознании как можно дольше. Подавить неприятные воспоминания, будучи в сознании не так проблемно, как во сне.
Невозможно убежать от этого.)
Обычно его сны не связаны между собой, являясь обрывками того или иного момента, но в этот раз иначе. (Он не знает, сколько времени прошло с момента нахождения здесь. На пятой неделе счёт сбился.)
Сны представляют собой войну, когда ему было одиннадцать
семнадцать, а после Л'Манбург и Уилбур, называющий его чудовищем и тираном. Иногда это день, в который его забрали, снег и чёрные палатки. Но никогда обучение. Единственное исключение - обсидиановый ящик.
Возможно, причина заключается в Хранилище Пандоры. Слишком много времени для размышлений и абсолютное отсутствие занятий. Время без контакта с людьми, отсчёт до момента, когда он вновь потеряет себя.
Он не знает, что именно заставляет вновь окунуться в воспоминания прошлого. И не уверен, что хочет знать. Это может ухудшить ситуацию.
Это определённо ухудшит ситуацию.
Нельзя зацикливаться на этом, создавая шанс, что его сны станут хуже. Но других занятий нет. Он мог бы записать что-то в книгу или поесть, но можно смотреть на светящийся камень в углу до момента, пока его мысли не станут слишком громкими.
Попытки умереть не увенчаются успехом. Боги, Сэм снова разочаруется в нём.
———
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
———
Сэму не обязательно включать коммуникатор, чтобы понять, почему приходит множество уведомлений. Есть разница в звуке уведомлений между сообщениями о смерти и обычными из чата. Теперь они все знают разницу, если не отключили звук.
Бывали спокойные дни, в которые Дрим не пытался убить себя - хорошо жилось без напоминаний о том, что тиран, манипулятор, чудовище, злодей был ещё жив. Всё ещё дышит и продолжает представлять опасность для взрослых и несовершеннолетних жителей сервера. Очередной пинг заставляет его задуматься об отключении.
Прошло почти два месяца с тех пор, как Томии и Таббо заперли Дрима. Почти пять недель с момента, когда кто-то посещал пленника. Четыре недели с момента, когда он в последний раз видел Дрима. (Он знает, что должен проверять заключённого, это его долг, но не получается заставить себя пойти в тюрьму и узнать, всё ли в порядке с Дримом)
Пока он заперт, все в безопасности и Дрим не вернётся на свободу. (Сэм уверен в своих способностях, и знает, что заключённому не светит выход на свободу в ближайшее время.)
———
Взгляд направлен на стену.
Он практически ничего не делал последние несколько часов? дней? недель?
Не прикасался к книгам с момента первого и последнего визита Бада. С тех пор как он подарил ему книгу, чтобы поблагодарить его за визит. С тех пор как Бад пообещал вернуться с домашним животным или растением.
Когда он был младше, то любил читать книги. Любил слушать стариков в их деревне. Любил, когда в их дом приходили сказочники и приносили истории из других Вселенных, более прекрасных, более героических, менее жестоких, чем их собственная. Любил, когда подросшие дети-солдаты шепотом рассказывали среди ночи о героях, мифах и жертвах - всегда осторожно, чтобы не попасться. Любил, когда приходило время и он становился одним из старших, одним из тех, кто рассказывал истории, заставлявшие забыть обо всей боли, обиде и ужасе их жизни.
Когда-то он сам мечтал стать писателем - кажется, он помнит, как рассказывал об этом Сэму через пару дней после их знакомства.
Больше он не хочет этого. Он не думает, что сможет им стать.
Он не может рассказывать истории о героях и злодеях, которых они победили. О принцах, которые спасали своих принцесс от драконов. О ведьмах, которые пытались убить детей и сами погибли от рук рыцарей.
Теперь это невозможно. Не после того, как он сам стал злодеем в их с Томии истории.
Будучи злодеем, он не имеет права рассказывать истории героев.
Он никогда не был героем.
Он являлся тем, кто причинял боль другим, а не лечил её. Так или иначе ранив всех,
кто живёт на этом сервере. Эгоист, пожертвовавший собой ради счастливой жизни для других. (План объединения сервера такими методами никто не разделял. В конце концов они всегда были довольны, разбившись на отдельные фракции.
Он тот, кто заслуживает быть в тюрьме. Бад сказал ему об этом. Когда Сэм приходил к нему, то вторил то же самое. Почему он должен верить чему-то иному?
Можно только смотреть на обсидиановую стену, не имея сил на снятие повязок, которыми перемотаны его руки. Нет возможности размять мышцы и нормально поспать.
Нечем заняться от слова совсем.
Боги, ему хочется иметь другое занятия, помимо того, чтобы бросаться в лаву, которая любезно примет его в объятия. Хочется не считать секунды до момента, пока ожоги доведут его до смерти. Секунды до момента, пока он не потеряет сознание, опустив голову в воду. Занятие, которое не будет связано с болью, даже если она ему нравится. Боль напоминает о том, что он ещё жив.
(Иногда хочется, чтобы всё было наоборот.)
(Но он не заслужил освобождения от боли через смерть. Отрезав Томми путь к свободе, он сам не заслуживал её.)
———
Что-то изменилось.
Он не сдвинулся с места с того момента, как проснулся. Не хочется двигаться.
В голове туман, конечности ощущаются неподъёмными. Он не уверен, что сможет встать, даже если очень захочет.
Может недостаток пищи сыграл свою роль (уже на второй недели прибывания здесь его начало рвать от сырого картофеля. С тех пор стало ясно, что больше четырёх штук за неделю съесть невозможно. Умирать и возрождаться приятнее, чем переживать пищевое отравление из раза в раз.)
Может причина заключалась в его постоянных смертях и воскрешении. Хотя это мало волнует. Всё, что приближает его к окончательной смерти, приветствуется.
Но сейчас это не имеет значения. Что-то изменилось.
Слышится звук движения поршней. Лава перестаёт быть такой же спокойной, как раньше.
Кто-то идёт.
Но кто? Может быть, это Томми, который хочет заставить его воскресить Уилбура. Должно быть, прошла уже пара месяцев, но этот вопрос не является главным. Нет смысла тратить на это время.
(Он знает, что его убьют сразу после того, как он вернёт Уилбура к жизни. Или же посадят обратно в Пандору на случай, если кто-то ещё умрёт. В конце концов, Томии и Таббо остались с одной жизнью. Он знает, чего хочет, но получить желаемое практически нереально.)
Где-то внутри теплится надежда на то, что это Джордж или Сапнап. Может это Бад, который решил выполнить своё обещание. Или Паффи. Слишком наивная надежда. Он уже не ребёнок. (Но так ли это? Ему пятнадцать, а не двадцать один. Все люди на СМП называют Томии и Таббо детьми, несмотря на то что они почти совершеннолетние. Тогда почему он не должен быть ребёнком? Почему он понёс
такое наказание, если является самым младшим из всех? Но возраст — это не оправдание. Он никогда не был ребёнком, а сейчас и подавно.)
Проходит целая вечность, прежде чем лава опускается полностью. Без неё крайне непривычно.
С одной стороны, он ощущает волнение после такого длительного отсутствия контакта с людьми. Но с другой он не уверен.
Нет разницы в том, кто пришёл. Это будет очередной человек, которому он причинил боль. Остальные не считают нужным посещать его, с чего бы заботиться о монстре? Если люди не навещали Томми, то его и подавно не будут.
(И всё же ему хочется увидеть тех, с кем он был близок. И Панза, который был на его стороне до самого конца. Панз, который хотел навещать его, но спустя много уговоров согласился этого не делать. Слишком подозрительно. Отчасти он сожалеет, что всё-таки убедил его не делать этого.)
Спустя вечность после исчезновения лавы он видит гостя.
———
Сапнап. Десятки вопросов всплывают в голове. Зачем, почему именно сейчас? Прошло столько месяцев, почему он пришёл только сейчас? Он думал, что после всего произошедшего никогда не увидит никого из своей команды. Что они просто забудут о нём. (Так бы было лучше. Именно поэтому он отпустил их после того, как Джордж обвинил его в том, что он больше не любит их. Правда заключалась в том, что он никогда не переставал любить. Но вряд ли он расскажет об этом.)
Он заставляет себя сесть. Это меньшее, что можно сделать ради лучшего друга. Даже если он не сможет поговорить с Сапнапом. Не потому, что не хочет, а просто не может.
Горло пересохло и саднило. Кто бы мог подумать, что лава напомнит о себе даже после смерти?
"Дрим" — говорит он. Так непривычно слышать этот голос. Слышать хоть кого-то спустя время. Хочется расплакаться от звука чужого голоса, но он не может. Чудовища, подобные ему, не имеют права на слёзы.
"Дрим" — повторяет Сапнап, хмурясь. Он ожидает ответа. Его разум всё ещё затуманен, и нет никакой уверенности, что получится ответить. Он не помнит, когда в последний раз ему нужно было говорить.
Он поворачивается к сундуку, на котором лежит книга. Она не была убрана на место со времени визита Бада.
"Тебе нужна книга?" — спрашивает Сапнап, проследив за движением. "Значит ты всегда молчишь? Или просто дуешься? Знаешь же, что заслуживаешь быть здесь. Я до сих пор люблю тебя, но мы знаем, что я прав."
..Почему он должен дуться? Нет никаких причин. Слова Сапнапа лишь подтверждают его мнение.
Почти неожиданно, что Сапнап действительно приносит книгу и перо. Казалось, что он просто уйдёт, поняв, что не получит устного ответа.
"Итак" — говорит Сапнап, передавая ему письменные принадлежности. (Приходится не обращать внимания на то, что его руки дрожат и кажутся слишком тяжёлыми.) "В чем заключается причина твоего молчания? С Сэмом ты тоже не разговариваешь?"
Я не видел Сэма
Сапнап хмурится сильнее. "Ты не видел его? Разве в его обязанности не входит присмотр за тобой? Чтобы убедиться в отсутствии проблем."
Пожимая плечами, его взгляд падает на лаву. (Лава, которая совсем не похожа на тепло его друга. Но это было самое близкое чувство, которое он испытывал за последние несколько месяцев. Даже до тюрьмы.
Не стоит этого делать. Реакция Сапнапа всплывает в его голове, когда он впервые погибает из-за лавы. Теперь они не друзья, даже если Сапнапу наплевать на него, он не станет бросаться в горячую субстанцию на его глазах. Не отдастся в объятия, которые расплавят его кожу и убьют.)
Не знаю, как долго он не был здесь.
Глаза его бывшего друга метнулись к лаве. Бейджик Сэма всё ещё виднелся там.
"Как ты ешь, если он не приходит к тебе?"
Он действительно жалеет, что бинты на его запястья сохраняются даже после воскрешения. Тяжело вспомнить, как руки выглядят без них. (По крайней мере он всё ещё в маске. Неизвестно, что пришлось бы делать без неё. Они бы узнали правду)
автоматизированный процесс
Сапнап повторяет текст на бумаге, назвав это крутым. (Конечно это круто. Особенно с учётом того, что он ловил картошку раньше, чем она падала в воду, и швырял её в лаву. Но теперь он этого не делает. Едва ли он может встать.)
"Я по тебе скучаю" — говорит Спанап, удивляя его. Почему он скучает? "Без тебя всё иначе. Но есть причина, по который ты должен быть здесь. Причина, по которой ты заслужил заключение."
Причина есть, и он согласен с этим. После всей причинённой боли наказание было справедливым.
Сапнап вздыхает, слегка приподнимая свою бандану. "Как бы я не скучал, я не могу выпустить тебя отсюда. Никто не может." — закрывая глаза, говорит его
друг. "Я люблю тебя, братан. Но если ты когда-нибудь сбежишь, то никто не заберёт твою жизнь. Это буду я."
(Он заслуживает наказания и знает это. Заслуживает страданий за свои поступки.
Но это не делает слова менее болезненными.)
———
Ему
девятнадцать тринадцать, когда Уилбур приходит в мир, а после создаёт личную наркоимперию за несколько недель. Наркоимперию, которая постепенно перерастает в революцию, а после в войну за независимость. (Война, слишком сильно напоминающая о прошлой жизни. Жизни человека, которым он не является. Жизнь наивного ребёнка, вырванного из родного дома, по имени Клэй.)
Возможно он является тем ребёнком, а может и нет. Теперь нет. Его нынешнее имя — Дрим, и несмотря на это можно провести параллели между войнами из настоящего и прошлого. (Война, в которой сражался Клэй, лишила его семьи и иллюзий детства. Война, в которой участвовал Дрим, оставила его без семьи вновь.)
Такая же кровавая, жестокая и ненужная.
Разве войны когда-нибудь были нужны?
Он не пацифист, но при возможности избегал бессмысленного насилия. Зачем устраивать революцию независимости, если эти люди были свободны с самого начала?
Этот мир был создан для его друзей,
семьи, чтобы иметь спокойную и безопасную жизнь. Люди свободны в своих действиях, пока не нарушают три правила.
Можно оставаться на маленькой базе с Сапнапом и Джорджем, пока правила соблюдались, и не волноваться об остальном. Наблюдать из тени на случай, если понадобится помощь, которую можно оказать незаметным способом.
Первое правило заключалось в отсутствии воровства. (Рыдания людей всплывают в его памяти. Война забрала детей и партнёров, всё ценное и любимое. Даже съестные продукты.)
Второе правило гласило об отсутствии сожалений и горечи. (Закрывая глаза, перед ним стоял горящий дом. Кажется, что не хватит сил смотреть, если такое повторится.)
И третье, самое простое — не открывать Край. (Мир умрёт, если убить дракона. Всё, о чем он мечтал — это дом. Постоянный, а не временный. Дом, в котором можно остаться до конца жизни.
Его родители хотели безопасное место для его жизни. Жизни, в которой не было войны, крови и смерти.)
Большего ему не нужно. Только три простых правила.
Каким-то образом Томми нарушает два первых правила за одну неделю.
Оглядываясь назад, он задаётся вопросом, кто был настоящим злодеем в этой истории?
Несмотря на это, он лишь временно банит Томми, позволяя вернуться. Этот бедокурный ребёнок старше на год, наивный и крайне шумный.
Он ещё учится, допуская оплошности, и лишь готовится стать взрослым.
("Как ты посмел причинить боль ребёнку? Ты взрослый, Дрим, он на пять лет младше тебя. И единственное, что ты захотел сделать, это мучить его?"
"Если он ребёнок, то кто тогда я?" — хочется прокричать этот вопрос. "Я младше, но никто не оправдывал меня тем, что я ребёнок! Совершив ошибку, я был наказан. С меня никогда не снимали ответственность, тогда почему прощают его? Только потому, что он несовершеннолетний? Хотите сказать, что он не понимал последствий своих действий?"
Но эти слова никогда не будут сказаны вслух. Возможно он боится, что люди поменяют своё отношение. Будут вести себя так, словно он тоже ребёнок, который не может принимать важных решений.
Можно ли назвать его ребёнком после всего, что он пережил?)
Он пытается быть снисходительным и прощать все ошибки. (Это провал с треском. На его глазах горит дом, друзья разбиваются на отдельные группы. Люди требуют независимости в мире, в котором всегда имели свободу выбора.
Это несправедливо по отношению к Томми. Он обвиняет ребёнка в действиях, за которые несёт ответственность Уилбур. Но несмотря на это, Уилбур не разрушал базы и не воровал в первый же день. Не был одной из движущих сил в войне домашних животных. Это был не он.)
Он мог злоупотреблять своими административными полномочиями. Мог вышвырнуть с сервера, забанить,
заставить их уйти, чтобы вернуть мирный сервер но никогда этого не делал. Они друзья,
даже если в их истории он становится антагонистом, который не хочет ничего, кроме боли для них для которых он создал этот мир.
Мир для возможности жить так, как хотелось. Пусть эти люди нарушили спокойствие, но были довольны своей жизнью. Буквально расцветали на глазах, взрослея и вживаясь в роль
становясь худшими версиями людей, которых он любил.
———
С момента визита Сапнапа прошло несколько дней. Слова всё ещё отдаются эхом в голове.
Он заслужил такое обращение. (Сэм сказал ему об этом. Томми и Бад повторяли его слова. И теперь Сапнап. Они бы не стали лгать, верно? Особенно его
лучший друг, пообещавший убить его в случае побега.)
Устал. Боги, он просто устал.
———
[Дрим пытался искупаться в лаве.]
[Дрим утонул.]
[Дрим утонул.]
———
Трудно вставать. Книга и перо лежат на земле, давно забытые. Еда остаётся нетронутой. Нет попыток отдаться в мягкие объятия лавы.
Запястье продолжает болеть.
Становится только хуже. Месяцы до прихода Сапнапа кажутся ничем, по сравнению с нынешней болью.
(Будто эта встреча высосала последние капли жизни. Удивительно, что в нём осталось хоть что-то.)
———
[Дрим умер от голода.]
[Дрим умер от голода.]
[Дрим умер от голода.]
———
Он хотел, чтобы Сапнап и Джордж возненавидели его, и был готов принять это. Он смирился, что каждый живущий на этом сервере видит в нём злодея, от которого нужно избавиться.
Тогда почему это оказало такое влияние? (На самом деле не все желают ему смерти, да? Когда-то они считались его друзьями, семьёй, которая теперь не любит его. Правду не смогли разглядеть даже близкие люди.)
Те, с кем он дружит дольше всех. Он знает этих двоих с тех пор, как ему было
одиннадцать семнадцать — ещё до того, как он ушёл из армии.
И всё же они не видели правду.
———
Попытка уснуть заканчивается неудачей.
Измотанность и усталость так велики, что кажется, он бы мог проспать всю оставшуюся вечность.
В воду падает картошка. Он должен встать и съесть её.
Прошло
(он не помнит, не помнит, не помнит, не помнит, что он не-) некоторое время с момента, когда он ел последний раз.
Нет сил, чтобы подняться с пола, и спотыкаясь доползти до ненавистной сырой картошки. (Он должен быть благодарен Сэму.)
Вряд ли он сможет обойти всю камеру, даже если захочет.
Он просто устал.
Время ощущается странно. Словно утекает через пальцы.
Но это мало волнует
Чем скорее он умрёт, тем лучше.
Есть хоть один шанс, что он умрёт окончательно?
———
Ему
четырнадцать восемь, когда он убивает в первый раз.
К тому моменту прошёл уже год службы в армии; сломанное запястье уже в списке травм. И эта травма будет отложена ещё на несколько месяцев. (В этом нет его вины. Технически нет, по крайней мере, это было не падение или прыжок с дерева. Причина заключалась в том, что он неправильно держал щит. Тренер в тот день был слишком взбешён.)
Ему
четырнадцать восемь, когда происходит убийство, с гипсом на запястье и ножом в правой руке.
Человек, одетый в форму, следует за ним с момента ухода из лагеря. Было поручено передать важную информацию офицеру, которую теперь не вспомнить.
Преследование продолжается, и он понятие не имеет, чего хочет этот мужчина.
Ради него, или ради информации. (Либо ты, либо он.
Было ли лучше, если бы на его месте был ты?)
Пытаясь оторваться, он ощущал, насколько этот мужчина близко. Момент, и теперь он стоит прямо перед ним, в тёмном переулке, где никого нет.
Это был кратчайший путь для побега.
"Что ты здесь делаешь?" — вопрос адресован ему, и преследователь подходит ближе. Тот не пьян, но тогда почему? Почему он преследует его с самого выхода?
Это преимущество и недостаток. Его учили сбегать в таких ситуациях. Очевидно, что он из армии, но не союзник.
Он должен был умереть в тот день. Это было милосердие по отношению к людям и его друзьям.
(В то время он не носил маску. И только спустя две недели в его руки попадает идеально подходящая, которую он больше никогда не снимает.)
Позже он забудет кровь, которая запачкает белый гипс, и нож в правой руке, который в дальнейшем вонзится в горло мужчины.
Он смотрит сверху вниз на человека, который несколькими секундами ранее возвышался над ним, а теперь лежит на земле, пачкая всё кровью.
Никаких сожалений.
(Возможно, он всегда был монстром. Они были правы, это его роль.)
