***
— Давай ещё раз, мягко коснись мяча вот так, — Андре показал движение, парень несильно пнул мяч ногой, чтобы тот не улетел далеко, а лишь чуть-чуть прокатился вперед, — после останови ногой и так сделай круг по нашей половине поля, помни, чем чаще ступня касается мяча, тем лучше ты контролируешь его движения. После, не останавливайся и удерживай мяч вблизи своих ног. Перекатывая мяч между внутренними сторонами ступней, держи колени слегка согнутыми, — парень снова показал движение, после чего остановил мяч носком, — в таком положении тоже круг по половине поля. Это основные позиции для игры. И ты уверен, что разогрев не нужен? — футболист все ещё не верил, что его подопечный сможет выдержать тренировку и игру без должного разогрева. Но алхимик только закатил глаза, сложил руки вместе и приложил их к земле, через секунду перед Андре лежала штанга, с внушительных размеров блинами. — Пока я бегаю, сделай с нагрузкой пятьдесят килограмм на плечах, десять приседаний, потом поговорим о том, нужен ли разогрев или нет. Груз у тебя есть, — Эдвард пнул мяч как показал Андре, но тот улетел слишком далеко, — ага… Это будет немного сложнее, чем я думал, — тихо сказал Элрик и побежал за мячом. В первые разы, мяч у парня либо улетал слишком далеко, либо почти не катился, только с пятой попытке он уловил как нужно, а после и вовсе поймал ритм. Стальному показалось мало одного круга и с этим упражнением он сделал ещё два. Со вторым оказалось ещё сложнее, со стороны все казалось простым и легким. Андре выполнял все спокойно и непринужденно. Мячик словно слушался его и не отходил от ног. У Эдварда же все либо улетало вправо, либо влево, в зависимости от ноги, которой тот бил. Он вкладывал слишком много сил в удар, что было легко понять головой. Но «убавить силу», прощу сказать чем сделать. Андре смотрел на штангу и не знал, с какой стороны подойти к снаряду. Сама по себе она проблему не представляла, он мог её легко поднять, но делать упражнения с настолько большим грузом на плечах, было немного проблематично. Парень поднял штангу и положил её себе на плечи, после чего сделал два приседания. Андре быстро понял, что для него это очень большая нагрузка, но сдаваться не спешил. Эдвард все равно увеличивал, своевольно, количество кругов. Так что время у него было. Когда же довольный собой алхимик вернулся к парню, капитан футбольной команды немного опешил. За время, которое Элрик бегал по полю, он успел сделать только половину. От чего Андре дал новое задание Эдварду, чтобы выиграть себе немного времени. — Используй при дриблинге подъем стопы. При ведении мяча перекатывай его внешним подъемом ступней. Продвигайся по полю галопом, но не мчись сломя голову. Бег галопом позволит тебе постоянно держать мяч вблизи своих ступней. Расположение бедер и ступней, характерное для такого бега, также поможет тебе продвигаться вперед, не отпуская от себя мяч. При этом направляй ступни носками вперед. Сохраняй контакт между передними кромками ботинок и мячом, удерживая равновесие и быстро продвигаясь вперед, — Андре говорил быстро и много показывал как следует двигаться. Эдвард за этим наблюдал и пока парень не видел, незаметно уменьшил вес штанги на пятнадцать килограмм. Алхимик прекрасно понимал, что обычному парню, пускай и активно занимающегося спортом, подобная нагрузка может даже навредить. После того как Андре вернулся к Элрику и передал ему мяч, алхимик кивнул и ушел выполнять заданную ему норму. Андре снова поднял штангу и заметил, что в этот раз поднятие и приседания идут раза в два легче. Воодушевленный успехом, капитан футбольной команды, даже не заметил, как его подопечный вернулся. Андре, увидев алхимика, не повел и бровью, хоть и понимал, что немного замялся. — Есть ещё что-то, что нужно отработать перед игрой? И вижу, успехи есть, — весело сказал алхимик, передавая Андре мяч. Эдвард без особых усилий поднял штангу, сделал несколько приседаний и сбросил с плеч снаряд, — это базовый элемент моей ежедневной зарядки и тренировки. Так что я спокойно выдержу десятки игр подряд. — Хорошо, хорошо, я понял. Ты у нас мальчик сильный, зря сказал тогда про выносливость. Доволен? — Андре с задором посмотрел на алхимика, но Элрик не выглядел ни довольным, ни огорченным. Его взгляд выражал что-то вроде разочарования, вперемешку с толикой грусти. Но длилось все это доли секунд, Эдвард моментально переключился на игру, ради которой и пришел сегодня. — Пойдем к остальным, они уже заждались наверное, — спокойно сказал Эдвард и направился в сторону Саймона и Леона.***
Эдвард уверенно вел мяч по полю, между ним и воротами был только Саймон, которого Андре поставил в качестве вратаря. Парень слегка присел, взгляд Дюма не отрывался от мяча. И вот алхимик затормозил перед зоной для пенальти, встал в стойку и совершил мощный пинок в правый угол. Саймон кинулся в сторону мяча, но не успел его поймать и упал на траву, слегка проскользил вперед. — Черт! Андре, ты же мог отобрать мяч когда вы были в середине поля, при той борьбе, — Саймон ударил кулаком по земле, очки парня съехали ему на нос. Он злился, это был уже четвертый гол от Эдварда. Леон даже успел устать от наблюдения за игрой в одни ворота. Андре подошел к другу и сложил руки на груди. — А ты мог сейчас поймать мяч, если бы был быстрее. Не вини меня, кто ж знал, что этот парень окажется настолько хорош? В команду бы его, гении никогда не лишние. У нас как раз матч на носу. — Может хватит? У нас ещё планы были. Что на счет баскетбола? — Эдвард говорил от чего-то тише обычного и крайне спокойно. Взгляд алхимика бегал от человека к человеку, не находя точки, на которой можно было бы сосредоточиться, — только, давайте без меня, хорошо? Мне… Нужен перерыв, небольшой. Парни кивнули и ушли играть в двадцать одно. Алхимик сел на скамейку и глубоко дышал. День выдался на удивление хороший, погода располагала к тому чтобы погулять подольше. Пение птиц успокаивало уставшие нервы. Все располагало к отдыху, но от чего-то мысли Эдварда блуждали по лабиринту. Уж больно ему не нравилась ситуация. Он просто играл в полную силу, так как считал, что опытные игроки смогут это осилить и будут рады, что им не приходится сдерживаться с новичком. Но Андре не смог его обойти, а Саймон разозлился на друга. Ситуация удручала алхимика. Желания учится играть в баскетбол у него не было, а про гитару и говорить было нечего. Он слишком хорошо себя знал, чтобы спрогнозировать, что будет дальше. Эдвард встал с лавочки и сел на землю, из кармана Элрик достал кусочек мела и стал чертить на асфальте круги, в начале базовые, простые, постепенно переходя к более сложным. Для парня это было крайне медитативное занятие. Постепенно клубок распутывался и появлялась логическая нить. Не стоит выжимать из себя сто двадцать процентов. Никому не нужна его голова, а за ошибки не придется дорого платить, напротив, несколько грамотно сделанных оплошностей смогут принести немного интриги и радости соперникам. Эдвард несколько раз вдохнул и выдохнул. У него появилась гипотеза, но не известно насколько она верна, требовался небольшой эксперимент.***
Саймон несколько раз отчеканил мяч, взяв его в руки Дюма неглубоко присел, прицелился в середину щита и бросил. Парень использовал слишком много сил, от чего мяч отскочил от щита и пролетел мимо корзины, даже не задержавшись на ободке. Саймон шикнул на мяч, взял его в руки и передал ход Леону, который был близок к победе. — Ещё три очка и я в шоколаде, — сказал Фоше, чеканя мяч и задорно улыбаясь. Андре лишь закатывал глаза, но по нему было ясно видно, что игрой он наслаждается. — В следующей игре будет Эд, так что так легко победу не получишь, — тихо сказал Саймон, поправляя очки. Ему было тяжело поверить в несколько вещей: в то что они злились из-за проигрыша и в то что Эдвард принял это слишком близко к сердцу. Первое не казалось чем-то из ряда вон, ведь они часто играли друг с другом и бывали моменты, когда кто-то из них оказывался проигравшим. Но впервые проигрыш принес столько негатива. Особенно беспокоило, что шел он только от Дюма. Второе же больше поражало. На первый взгляд отстраненный от всего человек, настолько ими проникся, чтобы воспринимать маленькие конфликты между друзьями, как нечто важное и серьезное. — Не говори ничего про это. Не представляешь как было скучно считать травинки в газоне, пока он там с мячом развлекался. Надо было его на ворота поставить, — Фоше прицелился, бросил мяч и тоже промазал. Следующий ход был за Андре. — Тогда в чем смысл всего мероприятия? Мы же его учить собрались, а не готовиться к чемпионату. Так что лучше порадуемся за его первые успехи и продолжим обучение, — капитан футбольной команды пару раз отчеканил мяч и кинул его в щиток в слепую. К своему удивлению, попал. Право хода оставалось за Андре. Спустя ещё несколько минут, партия была закончена. Результат оказался для всех неожиданным. Саймон победил, плетясь в самом конце, ему таки удалось в последний момент набрать недостающие очки. Дюма был горд собой, от чего самодовольно улыбался и, буквально, высоко задирал нос, так, что его очки мостом плотно прижимались к переносице. Андре, дружески, пару раз похлопал друга по плечу, намекая на то что пора спускаться обратно на землю. Но, видимо, успех окрылил парня слишком сильно. Саймон ещё долго так ходил, до самого прихода алхимика. Теперь улыбался Фоше, сейчас спесь с его друга быстро собьют. Право первого броска досталось Эдварду, что дало повод всем закатить глаза. Леон даже бросил фразу «дальше можно не играть». Андре сразу отметил хорошую стойку для чеканки, силу и ловкость все видели до этого, при игре в футбол. Капитан футбольной команды уже хотел заранее поздравить Элрика с победой. Но когда брошенный Стальным мяч прокатился по ободку кольца и просто упал на землю, никто не мог поверить своим глазам. Алхимик же спокойно взял мяч в руки и передал его Саймону. — Твой ход, — сказал Эдвард и перешел на другую позицию. Дюма смотрел на снаряд как истукан, не решаясь с ним что-либо сделать. — Не тормози, Сайн! — крикнул своему другу Леон. На возможность поиграть, он среагировал быстрее всех. Для него все выглядело как неудача Эдварда. Такое могло случиться с каждым. Вторая игра в двадцать одно шла в разы напряжённей первой. Эдвард лихо и быстро набирал большое количество очков, стоило мячу оказаться у него в руках. Каждый неудачный бросок воспринимался словно дар свыше. Парням приходилось быть в разы внимательней к своим стойкам, вложенной в бросок силе. Чтобы иметь шанс нагнать алхимика, а ещё лучше обогнать. Напрягались не только мышцы в теле, но и мозг. Под конец, они чувствовали, что им все равно в чьих руках окажется победа. Они получили удовольствие от самого процесса, а победа не более чем приятный бонус. Когда же игра закончилась в пользу Эдварда, никто не удивился, но удовлетворенно выдохнул и широко улыбнулся, словно именно он закинул последний мяч. — В следующий раз, я тебе не проиграю! — с энтузиазмом сказал Андре и ударил несильно Эдварда в плечо. — Даже у меня есть шансы! Эд, задумайся, — хитро сказал Леон, смотря с прищуром на Элрика и загадочно улыбаясь. Алхимик на это лишь устало улыбнулся. Саймон единственный, кто решил промолчать. Он кое-что подозревал, но говорить не стал. Все же, он не мог точно сказать, как относиться к решению своего друга. Да и было ли это то, о чем он подумал, всё же, не только в таланте дело. Дюма поправил очки и присоединился к общему веселью. Так или иначе, но от этой игры получили удовольствие все, что было большим плюсом.***
После продуктивного дня на спортивной площадке, завершить день парой хороших песен, было самым логичным и приятным. Леон достал из большого чехла, который лежал под кроватью, гитару. Парень немного с ней повозился, пока настраивал, после чего стал показывать основные аккорды. Закончив с основами, Фоше провел маленький экзамен, чтобы определить уровень навыков и понять, готов ли его товарищ учиться дальше. Когда Эдвард показал блестящий результат, Леон лишь кивнул. — А в чем ты вообще можешь быть плох? — тихо сказал под нос Саймон, пока листал учебники. Эдвард, к своему сожалению, услышал и серьезно ответил на этот вопрос. — Я плох в рисовании, стрельбе, в карточных играх, особенно, если они опираются на удачу, но… Леон, карты есть? — на минуту, алхимик отложил гитару. Фоше о чем-то подумал и достал из верхнего ящика рабочего стола колоду карт. Элрик их осмотрел и стал тасовать. В начале используя рифл шафл, после пару раз фаро. Эдвард продемонстрировал быстрый флориш сибил и вернул карты хозяину, — за один стол со мной садиться не советую. Я знатный шулер. Может этот список ещё длинней, я мало что успел попробовать за свою жизнь. — Ты ж сам себе линейка, циркуль, транспортир и секстант. Как с таким набором инструментов для черчения можно плохо рисовать? — спросил невзначай Леон, который не мог забыть реакцию учителя геометрии и черчения, — мистер Шибале очень долго обнюхивал твои чертежи на наличие хотя бы одной помарочки. Видел бы ты какими пятнами он в процессе шел, загляденье. Даже заходить, долг отдавать, не хотелось. — А с каким лицом он тетради раздавал. Что-то среднее между брюквой и гнилой морковкой, — Саймон в голос засмеялся. Редко можно было на лице строгого и серьезного учителя увидеть эмоции отличные от безразличия или усталости. Видимо, мужчину сильно задело, то что Эдвард позволял себе ходить на столь точные предметы без одного измерительного прибора. Андре очень о многом хотел спросить, но предпочитал помолчать, это может и подождать. Напомнив всем о цели, Эдвард вновь вернулся к гитаре. Финалом стало то что хорошую мелодию неплохо было бы дополнить словами. Но петь алхимик наотрез отказался, но никто не понял, почему. Парни даже не могли подумать, что это из-за все ещё не сломавшегося голоса.***
День клонился к концу. Работа не продвинулась ни на дюйм, новой информации не было, данные собранные в прошлый раз не проверены, даже отчет для начальства не начат. Сегодняшний день был полностью упущен. Но от чего-то Эдвард чувствовал удовлетворение от него. Впервые за долгое время он чувствовал такой прилив сил и энергии. Даже ночью было трудно от этого уснуть. По сравнению с субботой, воскресенье пронеслось как в тумане. Алхимик не мог его вспомнить даже частично. Единственное, что он мог о нем сказать: в скором времени стоит ждать гостей из Аместриса. Утро понедельника снова началось в пять утра. За последние, почти, четыре месяца, подобный режим вошел в привычку. Тренировка, завтра, душ. Благодаря Саймону и Мартину, алхимик легко смирился с необходимостью ходить в школу. Даже начал получать от этого некоторое удовольствие. Сам по себе день бы чересчур тихим и спокойным. Все ещё не до конца проснулись утром, ближе к обеду перестали зевать, под конец дня появилась активность. Самый страшный день недели, составители расписания предпочитали не нагружать страшными предметами вроде: физики и химии- единственный их собрат-математика обитал в середине перечня уроков в единственном экземпляре. Обилие творческих занятий или гуманитарных, для некоторых было спасением. Для Эдварда это было сродни пытке. Дело было не в учителях, не в его уровне подготовки. А в том что он не видел необходимости, для себя, в этих предметах. Для тех, кто ещё ищет себя и жаждет самовыражения-идеально. Для того кто уже построил себе план на десять лет вперед и тютелька в тютельку идет по нему, пускай и не без помощи удачи, это каторга. Вот и сейчас, сидя за мольбертом, в классе изобразительного искусства, алхимик выполнял визирование, только для того чтобы создать видимость бурной деятельности. На деле, листок представлял собой пустое поле. В какой-то момент, на нем появились геометрические фигуры: круг, треугольник и прямоугольник- в будущем они должны были стать шаром, цилиндром и пирамидой. Проходившая мимо учительница похвалила то какие они ровные и четкие, но добавила, что в этом классе предпочтительней использовать только карандаш и руки. Эдвард кивнул, но фигуры не стер, как ожидала женщина. Мисс Ревьен ещё несколько раз подходила к Элрику. Руки женщины тянулись к ластику, чтобы вытянуть слишком густые тени и «ослабить» контуры предметов, придать им легкости. На её замечания алхимик если не фыркал, то не отвечал из принципов. Для недавно вышедшего с больничного человека, Эдвард был исключительно наглым и грубым мальчиком. Когда в конце урока нужно было оценить рисунок, мисс Ревьен не смогла себя пересилить и поставила на работе алхимика три. Грубый рисунок, на котором нет ни полутеней, ни бликов, тени грубые и слишком темные, настолько что даже ластик не поможет, это могло бы быть неплохой абстракцией, но задание было иным. — Надеюсь, в следующий раз вы будете внимательней к моим замечаниям. Приберегите этот рисунок для другой темы, как абстракция он будет очень кстати, — с доброй улыбкой на лице, сказала низенькая пухлая женщина, в уголках её глаз уже проглядывались мелкие морщинки. Эдвард смотрел на оценку шокировано, даже с некоторым испугом. Ревьен же расценила это как обычное переживание из-за оценок, которое часто бывает у отличников, — не стоит так переживать из-за оценки по ИЗО, едва ли она повлияет на ваш аттестат, да и это всего лишь первая тройка, в будущем будет много тем, которые в которых вы сможете блеснуть. — Есть возможность поднять результат именно этой работы? — Эдвард не поднимал глаза на учителя. Он был обязан сдержать гнев. Женщина поправила воротник темно-бардового платья и прочистила горло. — Мистер… прошу прощения, я ещё не запомнила вашего имени. В любом случае, уверена, что это не первая ваша тройка и, возможно, даже не последняя. Это не конец света, от неё же не зависит чья-то жизнь, — учитель ИЗО не горела желанием давать возможность наглецу исправить оценку. Она могла послужить хорошим уроком для него. Парень сжал руки в кулаки, правая моментально разжалась, левая же напротив, даже начала подрагивать от напряжения. — Есть возможность получить дополнительное задание, не связанное с рисование, чтобы закрыть оценку? — Вы каждый раз планируете брать дополнительные задания? — каштановая бровь взмыла к челке, а бусы из янтаря тихо звякнули. Следующем же жестом женщины было прикрытие рта рукой. Эдвард склонился передней в очень низком поклоне. — Прошу вас, от этого зависит слишком много. Я не воспринимаю искусство серьезно, но постараюсь исправить эту ошибку. — Молодой человек, что вы делаете? — Ревье встала с своего места. Смотря сверху вниз на парня, ей от чего-то стало его жалко. Было ли дело в дрожащих плечах, стиснутых зубах или поклоне, учитель сказать не могла. Подумав с минуту, женщина ушла к стеллажам, на которых стояли различные скульптуры, розетки с цветами, кувшины, графины, чайники и чашки. Среди предметов для натюрмортов были и книги. Ревье взяла одну и вернулась с ней к Эдварду, — насколько могу судить. Вы человек жестких взглядов и принципов, очень категоричный, с какой-то стороны, даже агрессивный. Вместе с этим верный своим убеждениям, целеустремленный, трудолюбивый, исполнительный. Вам нужно найти середину, мягкость и чуткость. Этой книгой я пользовалась, пока училась в художественном вузе. В свое время она произвела на меня сильное впечатление. Если вы делаете успехи в математике и физике, то она придется вам по вкусу. До следующего урока перерисуйте эту работу по всем правилам из этой книги, тогда я подумаю над тем, чтобы поставить вам оценку более высокого достоинства. Алхимик с благодарностью принял книгу и с радостной улыбкой убежал на следующий урок.***
Ляру вдвоем пытались откачать от истории мисс Ревье. Жанет подавилась чаем, который ей подарил Мартин. На белой рубашке с брошью в виде веточки с зелеными листьями останется пятно. Учитель ИЗО не могла понять, что такого она сказала, чтобы вызвать подобную реакцию у своей коллеги, которая всегда спокойно относилась к историям из мира искусства. Многие её подопечные не блистали в творческом предмете, но впервые это вызвало настолько глубокий шок. — Вы… Кхе-кхе, что, кхе, ничего не знаете? — сказала Ляру, едва пришла в себя. Ревье не знала, что на это сказать. Жанет же пыталась понять несколько вещей: почему Эдвард ничего не сказал; почему ещё одна её коллега игнорирует личное дело. Ответ на последний вопрос пришел быстро, мисс Сиси Ревьен никогда не отличалась последовательностью действий в работе. Она могла разработать урок и только потом сделать тематическое планирование или предложить решение проблемы, до того как обозначит её. Что касалось ученика, преподаватель физики быстро вспомнила слова Мартина, ребенок слишком гордый. От чего женщина не понимала, как ей поступить. Дать Эдварду самому разобраться с возникшей проблемой или вмешаться. — мисс Ревье, каким человеком вы видите Эдварда? — Ох, что же, ребенку не хватает мягкости, он очень замкнут в себе, словно боится всех вокруг, но при этом не хочет, чтобы его считали слабым, от чего фальшиво сердиться и грубит. Упертый, как баран, даже хуже. Но при всем этом, мальчик очень живописный, особенно когда над чем-то усердно работает. Его лицо очень подвижное, — женщина тихо хихикнула и стала перебирать бусинки, — эмоции живые и яркие. Уверена, что как друг, он надежный и верный. Умен, трудолюбив, усерден, категоричен аж до дрожи. В целом, я бы назвала его личностью противоречивой. С одной стороны у нас замкнутость и холод, а с другой, написанные на лице, любовь к жизни и тепло. Немного шлифовки и это будет во истину прекрасный бриллиант, — Сиси отпустила свое украшение. — Что же, доверюсь вам, ему не помешают ваши наставления, — Жанет полностью успокоилась. Женщина решила дать Элрику возможность самому решить возникший вопрос. Наблюдавший за всем мистер Дюваль лишь вздохнул. Стоило дать Эдварду в следующий раз отдохнуть на физкультуре.***
В раздевалке парни снова, откровенно, глазели на Элрика. Алхимик спокойно игнорировал все это и переодевался на физкультуру. Из этой картины выбивалось три момента: руки парня были черными, как если бы он искупал их в мазуте; его едва заметно пошатывало; в какой-то момент Леону показалось, что Эдвард умудрился заснуть стоя, на манер лошади. Жак потыкал пару раз в алхимика карандашом, но тот схватил его и сломал пополам. По помещению разнесся противный звук ломающегося дерева, за которым следовало падение двух половинок на светлый ламинат. Элрик удивленно уставился на свою руку, на которой остались частички дерева. — Псих, — бросил Жак и, фыркнув, ушел в спортивный зал. Парень не был не зол, не напуган, он ожидал, что канцелярской принадлежности придет конец. Ведь именно это подтверждает его выводы о переведенном ученике. — Тебе следует извиниться перед Жаком, — сказал Люк, собирая ободком длинную темно-каштановую челку, — пусть это и была, от части, его вина, но ты поступил крайне грубо. — Ой, да что от одного карандаша будет? Уже забыл, что было в том году? Или позапрошлом? Странно, что в этом году он такой тихий, — небрежно бросил Реми, завязывая шнурки на белых кроссовках. Со всей своей добродушностью, даже он не мог простить Жака, за его прошлые выходки, — …только потому что он вступил в шайку Дэниса, — тихо, шепотом начал Реми, — позволил себе выкинуть в реку мой рюкзак… — сильно повысившего голос парня прервал староста. — Реми, — резко сказал Люк, с укором смотря на одноклассника. Шатен не забыл, как его товарищ проплыл несколько метров вглубь, только для того чтобы выловить кошелек, оставленный дедушкой. Помнил нагоняи от учителей, которые не верили, что друг Дэниса мог так поступить. Какое давление на работников школы, оказал отец этого ребенка, — я знаю. Представь, какого Аделаиде, иметь такого брата. — А что она? Как будто далеко от него ушла. Сидит себе такая высокомерная, никого к себе не подпускает, — Леон тоже решил вставить свои пять копеек. В середине промывания костей, раздевалку озарил синий свет, словно от сверкнувшей в небе молнии. В маленьком светло-желтом комочке образовался целый карандаш. — Пора мне с ним по душам поговорить, — тихо сказал алхимик, положив карандаш в карман на шортах. Саймон иронично хихикнул на словах друга и похлопал того по плечу. Леон пожал плечами и закатил глаза, иногда, светлую голову посещают странные идеи, даже лучше сказать, бредовые. Люк же, увидел в этом возможность, так как Жак притих с появлением Элрика. Хоть это и могло быть случайностью, но велика вероятностью, что он прав. — Будем все очень благодарны, — староста улыбнулся алхимику. Реми же фыркнул и, почти, крикнул, что это глупость и пустая трата времени. Эдвард же никого не слушал и просто ушел в зал. Для него проблема была слишком яркой и игнорировать её было тяжело. Тем более нет ничего плохого, в том чтобы помочь запутавшемуся человеку.***
Жак сидел на скамейке и дергал правой ногой, спиной парень прислонился к стене, взгляд направил в потолок. В поле его зрения, мельком, попало гимнастическое бревно. Атмосфера в раздевалке его душила, буквально не давала вздохнуть. Он не признавал новенького и не признает никогда, от того и было сложно даже стоять рядом. В его рамки понимания он не вписывался. Дэнис говорил, что с ним разберется, но через неделю только развел руками. На Элрика не найти управы, даже если подключать связи отца с правительством. Оставалось только одно: в присутствии алхимика быть тише воды ниже травы. Так что в этом году пришлось уйти в подполье, а в школе делать вид, что он мертв. Утешало только то что это был последний год в данном учебном заведении. Больше он не увидит никого из своих одноклассников, учителей и прочих. Уйдя в раздумья, Жак не заметил, как рядом сел алхимик. Парень просто наблюдал, ничего не говоря. Боде, по мнению Элрика, выглядел грустным и одиноким. Когда блондин обратил внимание на Эдварда, то отскочил на метр в сторону. Алхимик помахал парню рукой и улыбнулся. — Чего тебе? Если есть что сказать, то говори и вали, — Жак фыркнул и отвел от алхимика взгляд. Стальной вздохнул и покачал головой. Где-то он уже видел подобное поведение, от чего было неприятней в двойне. — Чего ты боишься? — прямо спросил парень. Боде все ещё не смотрел на Эдварда, даже больше отвернулся. Ребенок проигнорировал вопрос и просто ушел на другой конец зала. Бегать за ним, Элрик не собирался, от чего, пока, отпустил парнишку. Слишком хорошо было знакомо Стальному такое поведение, от чего он понимал, насколько тяжело будет дать Жаку ощущение безопасности, — пока хватит… После звонка, зашел мистер Дюваль. Учитель хорошо видел сонные лица учеников, полное отсутствие мотивации и яркое желание убежать домой. Громким, командным голосом, мужчина всех построил. Дети, привыкшие ко всему, сдали рапорт, выполнили несколько строевых команды, которые были должны их взбодрить, и снова лениво слушали учителя. Тема была и простой, и сложной, «упражнения на бревне». Ничего сложно, просто дойти до конца бревна, высотой в полтора метра. Хуже становиться, когда учитель отпускает руку и возвращается страх, пролететь это расстояние до мата. Подготовительная часть состояла из растяжки, упражнений на равновесие и прогулки по гимнастической скамье. Когда же подошла очередь бревна, большинство надеялось, что вот сейчас прозвенит звонок. Вероника и Бланш пытались друг друга вытолкнуть вперед. Бланш оперировала тем, что её подруга уже давно занимается танцами и должна показать всем класс, Вероника парировала тем что мама подруги была в молодости превосходной гимнасткой и несколько раз брала серебро. Вивьен же просила девушек замолчать, так как по её мнению те зря панику разводят, до них очередь ещё долго не дойдет. Сама же она вышла вперед, думая, что её как обычно попросят показать пример. В этот раз, попросили Элрика. Алхимик зевал и без интереса смотрел на снаряд, после чего из хорошей боевой стойки, ударил бревно ногой по середине основания крепления. Снаряд не выдержал и с ужасным грохотом упал. От резкого громкого и жуткого звука, несколько человек издали крик ужаса. Храбрившиеся парни же издавали сдавленное пищание. Леон и Саймон тяжело вздохнули, данная выходка ими трактовалась так: «проверка безопасности крепления». — Плохо, — был вердикт парня. Дюваль схватил Элрика за грудки и уже хотел чуть ли не убить своего ученика. Страх учеников, были хорошей мотивацией для учителя. Алхимик сбросил руки мужчины, без особых усилий и раздраженно на того посмотрел, — мешаешь. Саймон уже слышал подобное и даже наблюдал схожую ситуацию. Эдвард катастрофически устал и ему мешают выполнять его работу. Дюма подошел к своему учителю физкультуры и попробовал того успокоить, на что мужчина почти не реагировал. Элрик же починил все и снова провел тот тест. В этот раз, конструкция даже не шелохнулась. Алхимик зевнул и взошел на бревно. Эдвард ждал команды, указаний что ему делать и что показывать. Дюваль издал тихое шипение, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, в голове прояснилось. Теперь уже учитель осмотрел бревно, на котором стоял ученик. Абсолютно новое, словно купленное сегодня, цепи крепкие, надежные, опоры плотно прилегают к полу, так чтобы выдержать любой вес, даже их количество было увеличено ради этого. Снаряд действительно можно было назвать безопасным. — Элрик, подобные методы не приветствуются, оценка за демонстрацию будет снижена на бал, — строго сказал мужчина. Алхимик тяжело выдохнул, слишком пугливый в Крете народ, он должен это постоянно держать в голове. Четверка не тройка и от одной ему погоды не будет, но сильно задевало гордость то что это вторая «плохая» оценка за неделю, — ваша задача-дойти до конца бревна, балансируя с помощью рук, развернуться на носках и вернуться в начало бревна. — Я могу усложнить задачу? — задание было слишком простым для алхимика. Мужчина пару раз постучал указательным пальцем по длинному металлическому свистку. — Нет, так как это демонстрация для учеников, а не зачет, — после этого объяснения вопросов не последовало. Эдвард поднял правую руку вверх, запрашивая разрешение на начало выполнения упражнения. Дюваль дал свисток и алхимик за четыре секунды выполнил задание, ни разу не шелохнувшись в ту или иную сторону. Парень, правда, нашел себе лазейку, он закрыл глаза, что было видно только учителю. После схода с бревна, учитель попросил алхимика задержаться после занятия на не большую беседу. Элрик согласился, так как выбора у него не было. Сейчас же его снова оставили контролировать ход выполнения задания учениками. Эдвард не давал никому даже возможности зайти на бревно, если видел до этого ошибки при ходьбе по гимнастической лавке. Инструктаж был быстрый, четкий и для многих неожиданным. Мало кто мог подумать, что за ними так внимательно наблюдают. Саймон с Леоном же спорили, случайно Эдвард это все подмечал или намерено. — Может наконец решил завести себе друзей в классе, кроме нас? — тихо говорил Саймон, верящий в такую возможность. Леон же был настроен более скептично в этом вопросе. — Скорее, просто случайно запомнил, пока ждал своей очереди, — отвечал Фоше и зевал. Погода сегодня была пасмурной и хмурой. Небо затянули тяжелые серые тучи, но все ещё недостаточно напитавшиеся влагой, чтобы пролиться дождем. От такой картины парня тянуло в сон, от чего он, опираясь на Саймона, пытался толи уснуть стоя, толи просто вздремнуть. Дюма это не нравилось от чего он отталкивал друга, который мигом возвращал себе прежнее положение. Люку не нравилось поведение его одноклассников, слишком сильно это походило на ребячество из пятого класса. Только сейчас, в позиции слабой, находился он сам. Эдвард перечислял даже те ошибки, о которых Люк не мог и подумать, вплоть до того, на сколько далеко от поверхности скамьи была оторвана его нога и важно ли это при выполнении упражнения. Как понял староста класса, алхимик собирает даже те данные, которые могут оказаться в итоге мусором. За время урока, из девочек успели пройти по бревну только две, чему Вивьен и Вероника были несказанно рады. В пустом зале была гробовая тишина. Алхимика привлекли к уборке инвентаря, в процессе которой вели диалог, который должен был быть выговором для ученика. Но парень даже не воспринял его всерьез, он был убежден, что поступил правильно. Когда речь идет о здоровье и безопасности, полумеры неприемлемы. В этом он убедился ещё очень давно. Дюваль же тоже не собирался отступать. Мужчина поправил снаряд на плече и снова сказал о том что это можно было сделать и не пугая половину школы, тем более, что порыв был благородным. Никто из говорящих не собирался уступать в споре, даже когда бревно было поставлено на своё место в кладовой инвентаря. Учитель физкультуры чувствовал от Элрика направленное в его сторону презрение, вперемешку с безразличием к мнению старшего. И с какой-то стороны, Дюваль понимал, откуда это идет. Что он, просто учитель, может противопоставить полковнику, в вопросе о физической подготовке? Свой опыт, возраст и методики преподавания. Но не поставит ли это под вопрос боевую подготовку солдат, находящихся в подчинении у человека перед ним? Он мог бы усомниться в методах того кто стоял бы над Эдвардом, ведь то что ребенок считает подобное более чем нормальным, довольно жутко, такая подготовка необходима обычным солдатам, а не детям. Только алхимик действовал из соображений, что он будет тренировать взрослых солдат. От чего ставить методы под сомнение было трудно. Даже сам Дюваль испугался не того что произошло, а за своих учеников. — В следующий раз оставь проверку оборудования мне, если найду изъян, попрошу помощи. Идет? — учитель попытался прийти к компромиссу, но на протянутую руку военный посмотрел с пренебрежение. — А толку от твоей проверки? Сегодня ею занимался ты и снаряд был травмоопасным для детей, меры для решения проблемы с твоей стороны предприняты не были. Так в чем смысл тебе этим заниматься? — оба вопроса повисли в воздухе. Эдвард ушел из спортивного зала не дожидаясь ответа. Сегодня был первый раз, когда ученик, в стенах школы, обратился к мистеру Дюваль, пренебрежительно, на «ты».***
Мартин испортил свою техкарту урока пролитым от шока чаем. Эдвард снова ввязался в переделку, не прошло и недели, как у алхимика снова проблемы. Спелман схватился за голову и нервно хихикал. Элрик, в этот раз, зашел намного дальше, чем в деле с полицией. Он прямо и нагло грубил учителю, без толики сомнения в своих действиях. Бывший офицер не знал, как вытаскивать ребенка из данной ситуации. В добавок ко всему, не понимал, нужно ли это. — Оливер, я прошу прощения, но могу поинтересоваться, что планируете делать дальше? — Мартин начал спокойно и аккуратно. Мистер Дюваль тяжело вздохнул, мужчина крутил в руках свой свисток. — Честно сказать, не понимаю с кем в тот момент говорил. Учеников рядом не было, так что его поведение повлияет только на наши отношения. Асье говорил, что с ним так же говорили на «ты», но стоило перейти на «вы», то Эдвард сделает тоже самое. Такое обращение могло быть просто следствием того что на «ты» начал говорить я… А может быть отчетом от полковника, который увидел недочеты в работе. Так или иначе, по его мнению, я подвергал детей опасности и не могу винить за такие мысли. Так что, что делать я не знаю. Можно и пустить все на самотек, и надавить на него, чтобы больше такого не было, и попытаться договориться, — мысли мужчины были сбивчивыми, неровными. Оливер блуждал в лабиринте собственных мыслей и идей. Он хотел понять, что чувствовал ребенок, когда говорил все те слова. — Могу я вас попросить об одном одолжении? — Мартин собрал документы и стал вытирать пролитый им чай. Дюваль кивнул, все же, просьбы явно будет связана с ребенком. — не вставляйте ему палки в колеса, во время обучения. Оценивайте по тому что он знает и умеет, а не личным чувствам и эмоциям. — Иными словами, просто работать как обычно? Что же, хорошо. Против таких просьб ничего не имею. Удачного вам дня, мистер Спелман, у меня ещё три урока впереди, — сказал учитель физкультуры и ушел готовиться. Мартин же вздохнул с облегчением, все же его коллега был добрым и отходчивым человеком, что сильно радовало его.***
Комната, в которой он бывал не раз и не два, всегда напоминала плохую библиотеку без посетителей. Тихо, много книг, тусклый свет, что освещает рабочий стол, шуршание пера о бумагу и тотальное одиночество, исходящее от каждого уголка. Из такого места хотелось уйти, покинуть его незамедлительно. Но находя в себе силы, он оставался и даже заводил разговор с хозяином библиотеки, превращая уныние в подобие жилого помещения. Сейчас же это была странная арт-студия. По всюду были разложены газеты, защищающие мебель и пол от красок, разбросаны кисти, карандаши, ластики, уголь, в мусорном ведре образовались горы Бригса из использованных, в качестве палитр, листов, а работы, что получались в процессе, любовно, аккуратной стопочкой складывали в шкаф. По середине комнаты встал мольберт, а на расстоянии метра натюрморт. Метаморфозы произошли, почти, за сутки. Мартин смотрел на это, протирал глаза, снова осматривался и так несколько раз, пока не решился зайти в комнату. Алхимик, сейчас, принимал душ, ток что о внезапном госте понятия не имел. Спелман хотел поговорить о том, что произошло в школе, направить парня на путь исправления и извинения. Но сейчас не мог перестать думать о том что храм знаний стал ярким карнавалом цвета и фантазии. — Я думал, что он терпеть искусство не может, — сказал учитель, бросил вещи на кресло, сам в него сел и выдохнул. Помещение стало более живым и светлым, так как без правильного освещения нет смысла в картине. Спелману стало интересно, заметит ли Эдвард изменения в натюрморте, если он съест одну виноградину. Мужчина подошел к натуре и попытался оторвать ягоду с кисти, но ему мало того что это не удалось, вообще вся композиция даже с места не сдвинулась, словно была цельной. — Она сделана с помощью алхимии, после того как прошлый натюрморт не пережил мою вспышку гнева, я решил сделать вот такой. С места его сдвинуть можно только вместе с полом. Чего пришел то? И снова без стука даже. У меня тут проходной двор? Что ты, что Саймон… — Эдвард вытирал полотенцем мокрые волосы, капли с которых падали на газету. Мартин снова засмотрелся на алхимика, опомнился, только когда два янтаря были обращены на него. — Я пришел поговорить о том что было на физкультуре и… — Мартина резко перебили неловкий румянец на щеках алхимика и зажатая поза, Элрик чуть сгорбился и взялся за правое плечо. Спелман и без слов понимал, что алхимику стыдно, но хотел услышать оправдание. — Я не выспался из-за домашнего задания по ИЗО и действовал импульсивно. Раньше, такое было чем-то нормальным и все считали это частью моего характера, но… В любом случае, я сожалею о словах и действиях. Завтра, если ничего не случиться, я скажу об этом мистеру Дюваль. — То что ты устал, не повод срываться на других, мог взять отгул на сегодня, по пропускам вполне вписываешься, если это только на один день. Если тебе нужен перерыв, то мисс Ляру даст тебе его, — Мартин тяжело вздохнул, в последнее время он часто так делает, уж слишком сильно его выматывает все вокруг. Эдвард подошел к письменному столу и открыл пришедший из Аместриса конверт, в нем был пустой листок с чьей-то подписью. Элрик закусил нижнюю губу, а брови сошлись на переносице, от чего-то он был, зол, даже смял листок. — там что-то написано кодом? — Это подпись моего отца, тут ещё пять таких листков. Тоже решил «дать мне нужное количество перерывов». Ублюдок, как только наглости хватило? Я бы даже подпись Полковника принял… Ещё и это навалилось. Мне жаль, что я сорвался и лично об этом скажу, не беспокойся. — Эдвард! Зачем же так о родном отце, тем более, — Мартин расправил листок с подпись. Мужчина не знал, как его заполнять, поэтому оставил все на сына, от чего и была на бумаге только подпись. Бывший офицер не знал, как трактовать реакцию Элрика. У многих были плохие отношения с семьей. — Пускай скажет спасибо, что я его отцом называю и ещё лично не прибил… Хотя сил у меня на это не хватит, — Эдвард говорил не поворачиваясь к Мартину. Спелман чувствовал, ещё с лета, что отношения с семьей у алхимика натянутые, но не вдавался в подробности, по многим причинам, — этот человек даже не связан с нами одной фамилией, фактически он мне не отец и даже не опекун. Но родство настолько очевидное, что отрицать его даже слепой не сможет. — Он был любовником твоей матери? — Мартин не смог прийти ни к какому другому выводу. Эдвард недоуменно на него посмотрел. Спелман давно не чувствовал на себе взгляд «какой же ты придурок», в исполнении алхимика. — если нет, то прошу пояснений. Слишком это все запутанно, — Эдвард закатил глаза, ушел переодеваться, но прежде попросил, чтобы в номер принесли чай, разговор намечался очень долгий и тяжелый. Когда все было готово, парень расчистил себе место на диване и начал говорить. — Родители состояли в гражданском браке, а не в официальном, отсюда и расхождение в фамилиях. «Элрик» фамилия моей мамы, родственники по её линии с нами не связывались, но, вроде как, никто против этого не был, что мы с братом «Элрики», да и быть родней «Стальному алхимику» достаточно выгодно, как не крути. Опережая твой вопрос, мама мертва, вот уже как шесть лет, а этот урод бросил нас, когда мне было три, а Алу два года, вернулся спустя тринадцать лет отсутствия. Растила нас, после смерти мамы, Пинако Рокбел, старая подруга отца, для нас она была словно родная бабушка… Этот даже на похороны жены не явился… Я ненавижу его за это и продлиться это ещё очень долго. Сейчас я понимаю мотивы его действий, да и как только получил возможность он стал играть роль хорошего родителя для Альфонса, но… Не важно, я все ещё сильно зол на него и не собираюсь прощать так легко. Мартин молчал, не в силах ответить что-то вразумительное. В глубине души он знал, что детство этого человека было очень тяжелым, но, считай сирота, с одиннадцати и младшим братом под боком. Спелман даже не мог оперировать собственным опытом, его отец был жив и хорошо его воспитал, хоть и без жены. Мужчина гладил чашку по краям, ему нравились здешние сервизы с золотыми узорами. Он начинал понимать реакции Эдварда в начале знакомства. — Когда-нибудь, ты его простишь? — спросил Спелман, не смотря на Эдварда. Алхимик запрокинул голову на спинку дивана и уставился в потолок. Вопрос был не сложный, но Мартину требовалось немного тишины, которую Элрик ему дал. — Да, конечно, все же он мой отец, так или иначе, да и улыбка Альфонса для меня намного важнее личной детской обиды. Но сейчас не могу, не после всего что случилось, не после того что узнал, увидел, сделал… — Нельзя срывать свой гнев на другом человеке. Просто запомни это хорошенько. Ты занялся вплотную искусством, арт-терапия очень хорошая штука, главное не перестарайся с ней. После короткого разговора, Мартину захотелось увидеть прогресс Элрика, которого тот достиг за это время. Эдвард кивнул на нижнюю полку шкафа, а сам сел за мольберт. Парень закрепил кнопками листок бумаги, открыл жестяной пенал с карандашами и принялся за построение. Из всего учебника, который состоял из 320 страниц, им были освоены 100. Это был крайне тяжелый удар по гордости Эдварда, который впитывал информацию из книг словно губка. Но этот материал требовал не простого заучивания, а четкого понимания и моментального применения на практике, для того чтобы увидеть ошибки и сразу принять против них меры. По этой причине, чтение продвигалось медленно, потому что за теорией сразу шла практика, в которой было мало запомнить шаги. Алхимик очень долго воевал с светом, полутенями и полутонами в рисунке. Он прекрасно понимал что это, как работает, зачем нужно, как образуется и многое другое, необходимое для качественного рисунка. Проблема была в том что не хватало опыта, только сегодня до него дошло, как лучше держать карандаш, что есть инструмент, позволяющий снять лишний тон и почему стоит использовать именно штриховку. Сейчас, был этап разминки перед тяжелым боем с натурой. Элрик пытался наработать себе штрих, но пока это были грубые линии, разной длинны, толщины и с разным направление, одни изогнутые, другие прямые словно сделаны по линейке. Картина была удручающей. Мартин же рассматривал те два рисунка, что уже были сделаны, разница между ними была едва уловима, по крайней мере появились блики и некие намеки на построение и логическое разделение предметов на секции: от темного места к светлому. Мужчина предложил использовать другой материал, например акварель. Алхимик ответил, что пока не поймет как работать в тоне, к краскам ему путь закрыт, по крайней мере, по логике учебника.***
В школе Жак снова пытался спрятаться в какой-нибудь угол, чтобы его никто не нашел. Но словно призрак, его преследовал Эдвард. Алхимик словно знал наперед, куда он пойдет, где захочет остановиться. Иногда казалось, что место положение определяет по дыханию и стуку сердца. В какой-то момент это надоело парню и в полный голос он выразил свое недовольство Элрику. — Если хочешь посмеяться, то сделай все побыстрее и отвали от меня, — Жак с гневом в глазах смотрел на человека передним. Страх, вызванный прошлыми действиями Эдварда, отошел на второй план, уступив раздражению. Вокруг них были бежевые стены, в доль которых расположились аккуратные банкетки для учеников, на которых могли сидеть младшеклассники с бумажными игрушками. Дети не обращали внимания на старшеклассников, увлеченно играя с поделкой, которую сделали на уроке. Эдвард достал из кармана на брюках карандаш, который вчера не отдал. Жак как истукан смотрел на канцелярскую принадлежности и не понимал, что от него хочет алхимик. — Ты вчера не забрал его, — спокойно, словно говоря с бродячем котом, сказал Эдвард и сам вложил предмет Жаку в руки. Теперь парень смотрел на карандаш в его руке изредка поднимая взгляд на Элрика. — Это все, что ты от меня хотел? — Боде с подозрение посмотрел на собеседника. Прошлый опыт общения был не самый приятный, ещё и напоминал угрозу. Алхимик кивнул и просто ушел, оставив парня наедине с карандашом. В конце дня, собирая вещи, Боде снова посмотрел на отданный ему карандаш. Тот самый, который сломал Эдвард, но снова целый, словно купленный. Но следы от зубов Жака на своем месте, не аккуратная заточка ножом тоже присутствует. Долго Боде не смотрел на канцелярский предмет, кинул его на дно школьной сумки и пошел домой. С каждым днем температура все сильнее падала, люди уже начали переходить на теплые пальто, шарфы и меховые шапки. На какой-то женщине, Жак заметил даже зимнее пальто, хотя по прогнозам погоды, максимум будет сильный дождь. Дорога к дому, в котором была его квартира, была достаточно спокойной, хоть и очень далекой. Изредка проезжали мимо машины, чаще встречались повозки с лошадьми, на которых перевозили то бочки, то сено для коров. Жак пару раз пнул встретившиеся на дороге камне, один просто кинул встречный пруд, чтобы посмотреть на круги, который пошли по воде. В районе, который очень походил на маленькую деревушку, с большим количеством старых маленьких частных домов, стоял пятиэтажный. Поговаривают, что раньше это была усадьба богатых купцов, о чем говорит большое количество украшений и некогда популярный стиль-классицизм. Но после переворота, здание перешло государству и его обустроили как простой жилой многоквартирный дом-общежитие. Жак спокойно зашел в этот дом, прошелся по знакомым коридорам, с большим количеством комнат и кухней в одном конце, туалетом в другом. Нашел нужный номер и с радостной улыбкой зашел внутрь. В гости приехала бабушка парня, на пару дней. Старушка объятиями встретила внука и сразу позвала за стол. Родителей ещё не было дома, мать допоздна работала за швейной машинкой в крупной мастерской, отец сидел в канцелярии все той же мастерской. Из-за некоторого завала по заказам, мужчина попросил свою мать заняться делами дома, в частности проследить, чтобы жильцы заплатили ренту. Женщина без проблем откликнулась на зов о помощи сына, она и сама хотела встретиться с внуком. Старушка стала мигом накрывать на стол, внук с удовольствием помогал. В процессе, женщина расспрашивала Жака о делах в школе, друзьях, не нашел ли он девушку, мечтах о будущем. На все Боде отвечал очень уклончиво, что расстраивало его бабушку. — У нас в классе появился переведенка-зазнайка, — бросил Жак, старушка решила зацепиться за эту тему. Не понаслышке её внук знает, каково приходится переведенным ученикам, была надежда, что они смогут поладить, в конце концов, учебный год только начался, ещё даже не закончился сентябрь. — Вот как, ему, наверное, страшно, — решила предположить женщина, раскладывая рядом с тарелками столовые приборы. Внук же фыркнул. — Это его все боятся, а ему хоть бы хны, только рад в одиночестве посидеть за книжкой и кого-нибудь припугнуть, — ребенок не уточнял, кто такие «все» и «кого-нибудь». — Значит, он хулиган? Тогда стоит сказать об этом Дэнису, чтобы, он как в прошлом году, помог с ним. Дэнис хороший парень и не оставит друга в беде, — женщина была вдохновлена историей прошлого года, когда друзья её внука заступились за парня, над которым издевались, хоть все и промокли до нитки, но отстояли свою точку зрения. То что после помог отец Дэниса, было лишь закономерностью и проявление любви родителя к ребенку. Жак же плотнее сжал корзинку с свежим хлебом, который испекла бабушка. — Ну, он не хулиган, наверное. Просто очень страшный человек, с тяжелым взглядом и странной манерой речи, он иностранец, приехал из Аместриса, — Жак решил пояснить один момент, кое о чем забыв из-за долгой разлуки с бабушкой. Женщина выронила чашки, которые хотела поставить на стол, руками прикрыла рот, удерживая себя от крика. От от одного сосуда откололась ручка, старушка попробовала взять себя в руки и собрать осколки, но внук её опередил, убрал все к серванту, а бабушку усадил на диван. — Прости, Жаки, слишком тяжелым было то столкновение для моего родного города, — женщина поправила сливовую шаль, повыше натянув на дрожащие плечи, — будь с ним осторожен и держись как можно дальше. Хорошо, светик? — старушка сжала руку внука в своей слегка узловатой и заметно ослабшей. Жак не знал куда деть глаза, его взгляд блуждал по комнате. Он бы и рад, да в последние два дня Эдвард словно сам ищет встречи с ним. Ребенок посмотрел в серо-карие глаза бабушки, улыбнулся и нежно обнял её. — Хорошо, баб, я постараюсь, — Жак погладил бабушку по спине и отпрянул от неё. Женщина вздохнула с облегчением и принялась с новыми силами подготавливать все к приходу сына и его жены. К большому сожалению Жака, ужинать пришлось без родителей. Бабушка очень долго рассказывала о том что происходит в её деревне, как дела обстоят в огороде и саду. В этом году красиво цвели маки и пионы. Оба цветка оказались неприхотливыми, по мнению женщины, и она планировала посадить их и в этом году. Так же она упомянула о том, чтобы неплохо заиметь хоть один подсолнух и красиво, и практично. Жак с удовольствием слушал рассуждение бабушки о цветах и спокойно ушел спать, не дождавшись родителей. Старушка же взялась за спицы и под тусклым светом лампы принялась вязать шарф, в ожидании родителей Жака.***
Утро в школе началось с публичных извинений в учительской. Оливер, Жанет, Арно и Фабрис не ожидали такого с утра пораньше. Дюваль даже не слышал из-за чего ученик просит прощения и просто, не глядя, дал его ему. Элрик передал Жанет записку от опекуна и спокойно ушел у в класс, оставляя учителей с странным осадком. — Вот что сон хороший делает, аж людей в чувства приводит, — задорно сказал Мартин, добавляя последние штрихи в документы. Три пары глаз были обращены на него. Ляру решила, что как-то Спелман повлиял на Элрика и отпустила ситуацию на самотек, у неё на носу первая контрольная в этом году, стоит лучше подумать о ней, а не о ситуации с физкультурой. Асье же наоборот, больше заинтересовался взаимоотношениями алхимика и учителя математики. По его мнению, у Мартина было очень много влияния на Элрика и ему хотелось узнать как он этого добился. Если он научится держать настолько строптивого жеребца в узде, то больше никто не будет ему страшен. Оливер же обдумывал то что произошло. Он помнил слова Спелмана, у ребенка нет цели ставить авторитет учителей под сомнение, то что произошло, могло быть неудачным стечением обстоятельств, за которые и просили прощения. Фабрис открыл новую плитку шоколада. Урок обществознания обещал быть очень тяжелым. Так или иначе, все были на низком старте, новый учебный день скоро должен был начаться. Оставалось немного времени подготовиться к очередному выступлению, выполнить последние приготовления или схватить глоток свежего воздуха. Учителя расходились по кабинетам, раскладывали бумаги подсказки для уроков, открывали учебники на нужных им страницах и тихо ждали очередного звонка. Новый день начнется вместе с ним. Как Фабрис и думал, самым волнительным для него стал новый урок обществознания с классом Жанет. Мужчина не находил себе места, его фигура блуждала по собственному кабинету в поисках чего-либо, что сможет дать ему возможность привлечь внимание детей и отвлечь Элрика. Проблема была в том что найти что-то у него не выходило. Ещё более неожиданным стало то что Эдвард пришел в кабинет первым и тихо, словно призрак, сел на свое место, открыл книгу и, по ощущениям учителя, пропал. Дюбуа подошел к ребенку, заглянул ему через плечо и скривился от того, что увидел. Это явно была научная литература далеко не школьного и даже не университетского уровня. Это стало хорошим напоминание о том, что человек перед ним непросто школьник. — В твоем возрасте принято ещё девочками интересоваться, да об отношениях мечтать, — бухтел мужчина на алхимика, пока тот не закрыл книгу. Парень что-то достал из сумки, открыл на середине и ткнул пальцем. — Согласно актуальным на данный момент времени психологическим исследованиям моя ведущая деятельность-учебная или самоопределение к работе. Общение это прошлая стадия. — Сомневаюсь, что ты её прожил, а не полчаса на ней постоял и перешел на следующую. Опыт не может быть полным, если в нем отсутствуют какие-то этапы. В жизни должно быть все: горечь поражения и утраты, радость победы, сладость любви. — Видать тебе сладости любви в край не хватает, что шоколадом заменяешь. — Не переводи стрелки, тем более когда всей картины не знаешь, — Фабрис сложил руки на груди и бросил гневный взгляд в затылок ученика. Элрик убрал всё с парты, достал следующую книгу, встал из-за неё и тоже взглянул на учителя с нескрываемым гневом. — Так и ты не лезь, не зная обо мне ничего. Надеюсь, на этом наша дискуссия окончена, — парень взял приготовленный заранее фолиант и вышел из класса. Дюбуа немного подумал, о том что услышал от парня. В чем-то они были правы оба, в чем-то не правы, осталось только это доказать другому или просто забыть. Выбор не большой. На удивление Фабриса, урок прошел тихо и как положено, все ему отвечали с энтузиазмом, без особых проблем, никто не боялся и даже вступал с ним в спор. Оставалось только одна маленькая проблемка, «все», это не считая Жака и Эдварда, что всеми силами старались делать вид, что сегодня их на уроке нет. Фабрис был этим и огорчен, и благодарен за возможность отработать план. В целом, все прошло как по маслу и в привычном учителю темпе. Саймон пытался понять несколько вещей: когда Эдвард придет в норму и прекратит на всех огрызаться; как так вышло, что сейчас его друг так сильно копирует, по поведению, Жака; стоит ли в принципе об этом беспокоиться настолько сильно; не приведет ли вся ситуация к какому-нибудь проблемному исходу. С этим он пытался разобраться до самого конца дня, придя к выводу, что придет Эд в норму, когда на руках перестанут появляться черные пятна от грифеля карандаша, тогда же и прекратит копировать Жака, а раз так-то стоит просто подождать, а там действовать по ситуации. Благодаря чему, Дюма спокойно пошел сегодня к Марии и Андре, для совместной прогулки. Друзья его позвали, чтобы было веселее, но Саймон прекрасно знал настоящую причину, но спускал все друзьям с рук. Ведь их смущенные лица и попытки все друг от друга скрыть выглядели крайне очаровательно.