***
Мгла. Беспробудная и непроглядная мгла даже не позволяет вдохнуть полной грудью, заглушает звуки сердца, оставляя живым и ледяным только пытливый ум одного из самых успешных людей в Семи Королевствах. Она мертва. Его прекрасная, любимая жена, леди Ланнистер умерла, а вместо младшего сына, она родила на свет Беса. Тайвин знал, что это божественное наказание за все его грехи, и ненавидел маленький скрючившийся и рыдающий комок с первого взгляда. Разноглазый, недоразвитый выродок, который высосал из его любимой жизнь. Джоанна Ланнистер была всем для угрюмого мужчины, прошедшего десятки сражений и живущего в то время, когда знатным домам жизненно необходимо держать ухо в остро и уметь играть в престолы. Откровенно говоря, Тайвин считал, что эту игру освоил очень и очень неплохо (только недальновидные слепцы могут хвастать тем, что подкованы лучше кого бы то ни было). Он был хорош. Хорош настолько, что с легкостью сможет свергнуть с трона драконов и упрочить своей семье место при короле. Почему не на троне? Потому что глупо просиживать штаны на неудобном проклятом стуле, если мыслить за тебя будет кто-то другой. Подпольные, закулисные игры куда интереснее и надежнее, ведь у Ланнистеров всегда будет предостаточно сильных врагов, уничтожить которых легче не своими руками. Так, Тайвин Ланнистер, стоя перед окровавленным ложем, на котором возлежало тело его бывшей супруги, был способен думать лишь о том, что света в его жизни больше не будет. Прекрасная Джоанна лежала теперь перед ним бледная, как полотно, со впалыми щеками и усталыми кругами под глазами. Юбка ночной сорочки так сильно пропитана кровью, что начинает казаться, что она всегда была красной, в тон гобелену над кроватью. Некогда золотые волосы потускнели и спутались, растеряв свою мягкость. Смерть не жалеет никого. С трудом оторвав взгляд от супруги, мужчина резко разворачивается на пятках и удаляется. За дверью его поджидают близнецы, до того похожие на Джоанну, что он невольно хмурится. В глазах детей светится беспокойство и страх. Будь он способен сейчас хоть на какие-то чувства, то обязательно бы пожалел их, может быть, даже обнял, но зеленые глаза светятся таким знакомым блеском, а горе утраты так велико, что на робкий вопрос Серсеи он отвечает грубо и холодно. - Где мама? – прижимая маленькие ручки к груди, бормочет девочка, в уголках глаз которой уже собираются слезы. Дурное, гнетущее предчувствие не обмануло женскую интуицию малютки. - Ваша мать умерла. Это был весь ответ. Более дети Тайвина не услышат от него и слова, так как той же ночью лорд Утеса отправится в путь. Чем можно было заполнить гнетущую пустоту в груди? Чем затушить невыносимую боль, не позволяющую спать по ночам? У мужчины в жизни есть только два пути – любовь и война, потому ответ очевиден. Отдавшись своей цели, лорд Утеса смог справиться с утратой, смог существовать. Он вернулся к той цели, которую преследовал с раннего детства, когда его отец глупо разбазаривал состояние и втаптывал в грязь имя знатного древнего рода – Тайвин Ланнистер планировал и дальше преумножать состояние дома, упрочивать положение. Всё ради семьи. У него получалось. Получалось хорошо настолько, насколько это вообще возможно для человека не способного более даже выдавить из себя улыбку. Но в пятую годовщину смерти жены Тайвин Ланнистер срывается. Он уехал из дома тихо, прямо посреди ночи уже изрядно пьяный – поездка на лошади должна была проветрить голову, но в итоге именно она изменила его судьбу раз и навсегда. Поначалу лорд Утеса хотел лишь доехать до берега и ополоснуть лицо соленой водой, да хотя бы просто посидеть на пляже, где когда-то Джоанна любила встречать рассвет. Море взволнованно плещется о скалы, а небо темно - ни звездочки, только луна, освещающая путь и рябью ложащаяся на волны. Словно видение из прошлого на берегу виднеется силуэт женщины, волосы которой, вторя ветру, развеваются, следуя за властным потоком. Тайвин был уверен, что это иллюзия, последний дар его больной душе, а потому спешивается и медленно, но уверенно направляется к смутной тени. Отчего-то мираж не торопится исчезнуть, а только становится четче по мере приближения, а когда до загадочной фигуры остается каких-то пара шагов, она разворачивается. Мужчина застывает, не в силах сказать ни слова. Перед ним стоит женщина, красивая женщина. Она улыбается до щемящей тоски в сердце знакомой безмятежной улыбкой, а её светлые волосы приятно серебрит луна. Ему понадобилось несколько долгих секунд на то, чтобы понять – это не его жена. Да, локоны светлые, но не отливают золотом; глаза серые; лицо с резко очерченными скулами; фигура тоньше. В серых глазах мелькает узнавание и испуг, бледная, болезненная на вид ручонка взлетает ко рту и незнакомый голос выдыхает: - Милорд… Возможно, всё сложилось бы иначе, дай мужчина себе время на то, чтобы остыть, или же не будь он пьян, или не сдерживай он свою боль на протяжении столь длительного времени. Однако же, Тайвин Ланнистер и сам не успел понять, когда властно притянул к себе опешившую девушку и впился в мягкие губы поцелуем. Страшная глупость. Девушка не смогла бы оттолкнуть сиятельного, ведь явно узнала его, а потому только слабо уперлась ладошками в плечи. Всё бесполезно. Эта ночь стала для неё первой и роковой, а для него… Для лорда Кастерли, Хранителя Запада ночь, разделенная с незнакомой девушкой, превратилась в прощание с усопшей женой. Финальный аккорд, точка, завершение любовной линии в его жизни. С этого дня для Тайвина Ланнистера существовала одна только цель – власть. Конечно же, его едва ли можно было назвать хорошим отцом, когда старший сын второпях сбежал из-под его опеки в оруженосцы, а дочь плакала, выходя замуж за Баратеона, но так надо. Пусть девочка и не понимает пока, но она станет королевой, а её дети – правителями Семи Королевств. Дом Ланнистеров не может упускать такую возможность. И всё было бы хорошо, жизнь Тайвина Ланнистера вошла бы в свое русло, размеренно шла бы своим чередом, если бы во время возвращения из Королевской Гавани на Утес Кастерли, в деревеньке близ замка под копыта его коня не попал бы ребенок. Как опытный наездник он успел сдержать скакуна, с силой потянув за уздцы и заставив встать его на дыбы, но даже десятки лет практики политических игр не помогли мужчине сохранить лицо. Его глаза невольно расширились, а краска схлынула с щек, придав лорду едва ли не болезненный вид. Перед его взором на холодной и мокрой земле распласталась девочка. Её светлые кудри запутались и растрепались, а ярко зеленые глаза в ужасе взирали на возвышающееся над ней животное. Нижняя губа малышки дрожала, как и тесно прижатые к груди руки, но, когда маленькая испуганная девочка перевела взгляд на наездника, бесстрашный мужчина вздрогнул, в груди похолодело. - Ми-милорд, прошу прощения, - слабо пробормотала пострадавшая, поспешно опустив взгляд в землю. Ладошка сжала подол потрепанного платья. Лорду Утеса понадобилось несколько долгих секунд, чтобы взять себя в руки и вернуть лицу беспристрастное выражение. - Представься, дитя, - строго требует Тайвин, и от тона его голоса девочка снова боязливо вздрагивает. - Ариана Хилл, милорд, - голос её не дрогнул, вопреки дрожащим рукам, что только сильнее всколыхнуло беспокойство лорда. - Впредь будь осмотрительнее, иначе потеряешь свою жизнь, - холодный тон выходит у Тайвина Ланнистера настолько хорошо, что впору бы удивиться. Каменная маска не способна треснуть даже в таких обстоятельствах. - Да, милорд, - еще ниже склоняет светлую голову дитя, пошатнувшее душевное равновесие Правителя Запада. В подобной ситуации, дабы не вызвать ненужного интереса, ему оставалось только пришпорить коня и продолжить путь к замку, не оглянувшись.***
Она росла в одиночестве. Холодном и одновременно обжигающем. Вся деревня осуждающе косилась на дитя, которое притащила в подоле бесчестная незамужняя девушка. От общественного гнева её спасло то, что она умерла при родах, а потому плод греха стал новым предметом для издевательств. С пяти лет сирота помогала на кухне в небольшом трактире, где иногда останавливались наемники, рыцари или просто заядлые пропойцы, не желающие возвращаться к женам. Соседские дети получали оплеухи от матерей, если перекидывались с бастардом парой слов, а потому из приятелей у малышки были только мозоли, порезы и ожоги – спутники любого начинающего работника кухни. Ей некогда было сетовать на свою судьбу. Причин для слез тоже было немного, ведь с самого рождения, как клеймо, преследовало её презрительное обращение: «Хилл». Одного этого слова хватило всем окружающим, чтобы невзлюбить девочку, и именно этого слова было достаточно ей для того, чтобы найти в себе силы жить, жить несмотря ни на что. Она справлялась, не задавала лишних вопросов ни о матери, ни об отце, не выказывала ни малейших признаков недовольства, прятала усталость. И всё бы было замечательно, если бы она была мальчишкой. Но она росла, её волосы отливали золотом, а яркие изумрудные глаза невозможно было спрятать, как и хрупкую девичью фигурку, а потому к десяти годам девочка была не обделена мужским вниманием. Приезжие рыцари, случайно столкнувшись с ней в коридоре, обещали вернуться через пару лет и «поиграть с золотой мышкой как следует»; хозяин таверны зачастил сажать её к себе на колени и, обжигая шею пьяным дыханием, шептать на ухо, какая красивая и хорошая девочка Арианна и как сильно ему хочется отблагодарить её за тяжелый труд. Ей нельзя было даже поморщиться, не то что заплакать, и несмотря на тошнотворный ком страха и отвращения в глотке, она молчала, сохраняя беспристрастное выражение лица. Девочка не была железной и много плакала по ночам в подушку, но даже красные, опухшие от слез, веки не помогали избавиться от нежелательного внимания. Одним днем, который ничем не отличался от прочих, хозяин таверны так сильно перебрал вина, что, кажется, совсем забыл о том, сколько лет девчонке Хилл. Это стало началом конца. Арианна не была глупой, отличалась стойкостью и терпением, а потому на привычную просьбу подойти и сесть на колени к "дядюшке Смитту" ответила молчаливым согласием. Она покорно присела на самый край и приготовилась выслушать очередной поток сальных комплиментов, мерзких обещаний и похабных шуток, но когда рука мужчины легла на бедро малышки и принялась грубо задирать ткань юбки, она вскрикнула от неожиданности и попыталась вскочить на ноги. Не вышло. Куда десятилетней девочке тягаться с сорокалетним пропойцей? Рука мужчины крепко прижала хрупкое тело за талию, а вторая неясно копошилась где-то за спиной. Похолодев от ужаса, малышка ждала, что будет дальше, не смев сдвинуться ни на дюйм. Когда огромная ладонь мужчины прекратила свою возню и обхватила тонкое запястье, Хилл закусила губу, чтобы не закричать. Когда та же рука силой завела её ручонку за спину и опустила на что-то мягкое и теплое, её затрясло от отвращения и слезы сами собой покатились из глаз. Когда властным движением рука, накрыв её маленькую ладонь, заставила обхватить пальцами ставшую влажной плоть, она зарыдала, прикрыв рот. Она не помнила сколько движений её заставили сделать, но когда по пальцам потекла вязкая, горячая жидкость, рука, крепко сжимающая её талию ослабла, и Арианна на негнущихся ногах поднялась, робко двинувшись к выходу. Никто её не останавливал, и с каждым новым шагом осознание произошедшего накрывало волной, заставляло ускорять шаг, при этом трясясь, словно от холода, всем телом. По улице она уже неслась, неслась так быстро, что почти и не дышала, и бежала бы, наверное, до самого Севера, если бы не пронзительное ржание и грязь из-под конских копыт. Ноги подкосились от потрясения, и она рухнула на землю, знатно выпачкав платье и искупав в луже ладони. Последнее было, быть может, к лучшему. Над ней возвышался гнедой боевой конь, и всадник его был похож на Бога. Нет, так показалось девочке, распластавшейся в луже, и никогда в жизни не видевшей золотых доспехов, шикарных алых плащей и ухоженных мужчин. Знать никогда не заезжала в их поселение, у них война, замки, пиры – им не до этого убогого места. Темно-зеленые глаза мужчины смотрели так, что язык присох к небу, не желая повиноваться, но на властный голос не ответить она не могла, а потому заставила себя представиться, при этом стиснув испачканную юбку в кулаке. Какое-то странное чувство охватило её, при взгляде на этого лорда (а это абсолютно точно лорд, ведь на золотых доспехах лев – знак дома Ланнистеров). Да и смотрел он на неё как-то странно… нет, это только её фантазия. Когда он дернул за поводья коня и направил небольшой отряд в сторону Утеса Кастерли, последние сомнения ушли. Перед ней сейчас явно был Тайвин Ланнистер, Хранитель Запада, десница Павшего Короля Таргариена. Она слышала сотни историй о Ланнистерах, ведь народ любит сплетничать о власть имущих, а уж если это самый богатый Дом во всех Семи Королевствах! Тут и немой бы не удержался! Да и поводов для пересудов Ланнистеры давали более чем достаточно. Её это не касалось, а потому оставалось только выдохнуть с облегчением и подняться на ноги, что было не самым простым, ведь они дрожали от пережитого ужаса. Случайная встреча с Лордом Западных земель помешала ей выбежать за пределы деревни, как планировалось, и запустила мыслительный процесс. Глупо бежать в лес одной, без еды и воды, в одном только грязном платьице. Она умрет, не дожив до утра, от рук разбойников или от холода. Что делать? Возвращение в таверну было самым пугающим выходом, но, увы, самым осуществимым и реальным. Очень медленно Хилл шагала в сторону места, являвшегося ей домом все недолгие десять лет, сминая в руке грязную юбку и до крови кусая нижнюю губу. - Пришла, наконец! – одернул её раздраженный окрик кухарки. – Почему ты ещё не почистила овощи для ужина? Хозяин зовет тебя к себе в кабинет через два часа, вот и получишь ты за свою лень, мерзавка! Даже бесхитростного ума малышки хватило на то, чтобы понять, какое наказание ожидает её в покоях хозяина таверны. Беспомощно осев на пол, она разрыдалась в ладони, низко склонив голову, чтобы уткнуться в юбку и заглушить истерическое дыхание. В этом месте ей не получить ни жалости, ни капли тепла. Случайные посетители только обходили её стороной, а работники неодобрительно косились, подавальщица Мег даже умудрилась пнуть её в бок и прошипеть: - Проваливай и не распугивай гостей! Так Арианна и поступила, медленно поднявшись, побрела в сторону своей каморки, захлопнула хлипкую деревянную дверь и опустилась на засаленную постель. Плакать больше сил не было, хоть глаза и изрядно щипало, грудь разъедала всепоглощающая пустота. Лучше погибнуть в лесу, чем разделить постель с этим мужчиной, не достигнув зрелости. Ведь у неё даже не было лунных дней! Как можно требовать от неё… этого? Все мужчины отвратительны. Вскочив с места, девочка принялась остервенело скидывать свои скудные пожитки в кучу. Что там могло быть? Такое же потрепанное платье, грубо сделанный деревянный гребешок (подарок от соседского мальчишки, сына плотника, за который он получил и от отца, и от матери), припасенный кусок засохшего хлеба и кожаный мешочек с сокровищем, который был тщательно запрятан под половицу. Это сокровище она получила на свой восьмой день рождения от местного священнослужителя. Он сознался, что мать, будучи беременной, оставила ему этот мешочек и попросила отдать ребенку в случае её смерти. В нём лежал золотой перстень, явно мужской, с драгоценными камнями и витиеватой гравировкой мастера-ювелира. Арианне нравилось мечтать о том, как однажды на пороге возникнет прекрасный рыцарь и достойный мужчина, который в голос заявит, что ищет свою дочь, а потом увидит её, маленького бастарда, и подойдет, крепко обнимет и скажет, что искал её. Что любил её мать, что безумно любит её саму, маленькую Арианну, его девочку, но этому не бывать, как бы сильно ей этого не хотелось. - Поторопись, девка! – раздался зычный крик кухарки. – Хозяин не любит ждать долго! О, Хилл это знала. Знала, что терпением Смитт не отличался, но не могла заставить себя двинуться к выходу. Не до конца понимая, что делает, девочка открыла окно. Не слишком высоко, но внизу есть огромные камни, по которым любили прыгать мальчишки. Быть может, если не погибнет, то хотя бы покалечится достаточно для того, чтобы избавиться от мужского внимания? Тело уже было готово перекинуться через открытую ставню, когда дверь за спиной рывком распахнулась. Девочка резко развернулась, испуганно вжавшись в единственный возможный путь к отступлению. Она не выбросилась на дорогу только потому, что удивление взяло верх, замораживая тело и распахивая глаза. На пороге её убогой комнатушки стоял лорд Ланнистер. Арианна бы не узнала его, если бы не видела тем же утром. Никакого золота на доспехах, простая одежда, как у межевого рыцаря, плащ с капюшоном и потрепанный в битвах меч. Мужчина окинул её внимательным взглядом, коротко обвел комнату и зацепился за тот самый кожаный мешочек, что лежал поверх нажитого богатства малышки. Он двинулся внутрь каморки и, поспешно развязав шнурок, уронил в ладонь драгоценный перстень. - Ты идешь со мной, - повелительно сообщает мужчина, так и не посмотрев в сторону Арианны. Она не посмела задать ни одного вопроса, только коротко кивнула. Неважно куда, зачем, почему, главное – это избавит её от необходимости лечь в постель с хозяином таверны. Лорда вполне устраивало её молчаливое повиновение, и широкими шагами он покинул затхлое заведение, точно зная, что девочка послушно семенит следом. Гораздо позже, Арианна вспомнит, что не встретила ни души на выходе из деревни и в самой таверне, могильная тишина сопровождала их долгий путь к окраине поселения, где к дереву был привязан тот самый конь, что чуть не затоптал её днём. Тайвин Ланнистер усадил девчонку на коня и, расположившись сзади, направил животное в сторону замка. К счастью, на Утёсе Кастерли сейчас не было его детей, если не учитывать новую дочь, которую он собирается привезти. При первом взгляде на эту девочку он всё понял, дополнительные доказательства были не нужны, ибо поразительное фамильное сходство не оставляло места вопросам, но, найдя в её вещах перстень, брошенный им когда-то на берегу поверх разбросанных юбок, лорд лишний раз получил подтверждение своей теории. Драгоценность стала единственной оплатой, оправданием гнусного поступка, который он совершил. На последствия своих деяний ему теперь любоваться всю оставшуюся жизнь. Он не мог оставить эту девочку. По неясной причине в ней было что-то такое, что напоминало ему о жене, прекрасной и добросердечной Джоанне. Тем же вечером лорд бросился за ней, предусмотрительно переодевшись, взяв с собой отряд преданных людей, которые, не задавая лишних вопросов, опустошили деревню. Тайвин Ланнистер никого не посвятил в это дело, не сказал, что заберет девчонку. Тщательно проверив, чтобы ни одна живая душа не узнала о существовании бастарда, он привез её в замок. Девочка не задавала вопросов, она вообще не издавала ни звука, только живым внимательным взглядом с любопытством оглядывала всё вокруг. Даже когда лорд Тайвин Ланнистер привёл её в просторные купальни, она не дрогнула, только вскинула вопросительно брови. Без лишних слов мужчина вынимает из ножен на поясе охотничий нож и делает шаг к ней навстречу, но девочка отшатывается, замирает в напряженной позе и пристально следит враз посерьезневшим взглядом за рукой. - Я отрежу твои волосы, - спокойно предупреждает мужчина, снова шагнув к ребенку, и она удерживает себя на месте. Снова ни одного вопроса, даже когда золотые пряди покрыли каменный пол. Что ж, лорд Западных земель тоже не любит лишних церемоний, а потому продолжает ровнять короткую прическу, а после прихватывает со скамьи заготовленную деревянную плошку с вязкой травянистой кашицей. Пока он вываливает терпко пахнущую басму на изрядно укороченные волосы, девочка только неопределенно ойкает. - Что это? – первый вопрос, который слетает с её губ. Голос мелодичный, девичий, но совсем не детский. - Басма. Хорошенько распредели по волосам и посиди так пару часов. - Вы – мой отец? – простой вопрос, который мог бы показаться наивным, не будь задан таким тоном. Сообразительная малышка, которая не выказывала признаков радости от подобного родства. - Я для тебя - лорд Тайвин Ланнистер, обращаться ко мне будешь "милорд" и никак иначе. С сегодняшнего дня станешь моей личной служанкой. Будешь заправлять постель, подносить мне еду и вино за столом и выполнять любой мой приказ. - Да, милорд, - послушно склоняет голову девочка. Ланнистеры не глупы, и уголки губ Тайвина отчего-то чуть дрогнули. - Твоё имя – Арианна Хилл? - Да, милорд. - Хорошо. Ты умеешь читать и писать? - Нет, милорд, - девочка заинтересованно вглядывается в лицо новоявленного отца. - Тебе необходимо научиться. Запомни крепко, я никогда не признаю тебя своей дочерью, не дам тебе своего имени, но я могу дать тебе возможность жить при мне, хорошо питаться, быть одетой и обутой взамен на твою преданность и помощь. Ты станешь моими глазами и ушами, будешь готова рисковать своей жизнью на благо Семи Королевств и Дома Ланнистеров. - Почту за честь, милорд, - склоняет голову девочка. Кто знает, как сильно изменится её жизнь? Но она всегда мечтала о том, чтобы быть полезной, чтобы быть важной кому-то. Разве это не прекрасный шанс оставаться с семьей? Особенно в такое нестабильное послевоенное время, когда Джейме и Серсея в Королевской Гавани, а отцу явно нужна помощь, чтобы укрепить положение знатного Дома? Её будни с отцом не были ужасными, нет. На деле ближайшие три года он не сказал ей и слова, которое можно бы было расценить, как какое-никакое личное обращение. Всё это время она слышала только приказы, которым безропотно подчинялась. С ней занимались тайно. Лорд Утёса учил её читать, писать и считать - на счастье обоих, у малышки Хилл был пытливый детский ум, способный к быстрому запоминанию. Помимо этого поздними вечерами и ранним утром с ней занимался мастер по оружию, оставляя на теле малышки десятки синяков и ссадин, которые приходилось прятать за длинными рукавами платья и юбками в пол. Отец не хвалил её. Никогда, но это не удивляло. Удивляли отношения милорда Тайвина Ланнистера с родными детьми. Джейме и Серсея уважали отца, и именно на этом уважении складывались их отношения, никакой ощутимой привязанности, только следование таинственной фамильной мантре: "Всё ради семьи". Неприязнь отца к Тириону так и вовсе была непонятна. За проведенные в замке года девочка успела выведать все местные сплетни и секреты, а потому уже была наслышана о подлости, которую совершил Тайвин, погубив первую любовь сына. За что он так ненавидел его? Говоря начистоту, Тирион - единственный родственник, к которому питала симпатию малышка. Джейме тоже ей нравился, несмотря на всё высокомерие, сквозившее в каждом его жесте. Гордый и прекрасный Золотой Лев не был жесток, не проявлял грубость, не бегал за каждой юбкой и не был падок на алкоголь, что в общем-то уже делало его неплохим мужчиной. А ещё он был единственным, кто проявлял искреннюю заботу о младшем брате - они вообще чудесно ладили. С Серсеей дела обстояли сложнее. Она была королевой, а потому Арианне так и не удалось увидеть её вблизи хоть разок, но молодая львица славилась в народе своей грацией и красотой. Кроме того, Хилл доводилось слышать, что отношения с королем у неё непростые. Роберт Баратеон - знатный пьяница и гуляка, плодил бастардов с невероятной скоростью и не скрывался во время своих измен. Уже один этот факт был отвратительным, и Арианна прекрасно понимала, как должно быть ужасно чувствует себя Серсея, униженная собственным мужем. Успокаивало, что рядом с ней всегда был Джейме, способный поддержать её в трудной ситуации и любивший её так открыто, что некоторые безумцы приписывали это чувство к греховности. Арианна в это не верила. - Не отвлекайся во время поединка! - прозвучал окрик мужчины, и руку немедленно обожгло болью от удара деревянным мечом. Собственное оружие выпало из ослабевшей руки. Черт. - Сколько можно витать в облаках, Хилл?! Будь этот меч настоящим, ты бы умерла в первую же минуту боя! - Прошу прощения, сир, - промямлила она, невольно огладив обещавшее посинеть запястье. - Я буду стараться лучше. Девочка снова подняла меч и встала в боевую позицию, сосредоточив внимание на противнике. Училась она быстро, потому что старалась изо всех сил, сжимая зубы от боли в мышцах. Каждая тренировка - вызов, который Арианна принимала с честью, бросаясь, очертя голову, на тренировочных кукол и спарринг-партнера (он был один, потому что прознать о том, что служанка учится искусству фехтования, не должен был никто). Первым её заданием стала слежка за младшим Ланнистером - ещё одна причина, по которой она питала симпатию к брату, которого успела хорошо узнать. Нет, девочка не одобряла его разгульный образ жизни, постоянные пьянки и прогулки от борделя к борделю, но могла понять причину его поведения. Арианна так же остро нуждалась в любви, как лорд Тирион. И вот спустя долгих три года размеренной жизни, полной учебы, тренировок, слежки и докладов, Тайвин Ланнистер вызвал её к себе в кабинет, чтобы поручить новое дело, которое решит её судьбу. Если она добьется успеха в этом мероприятии, отец станет доверять ей больше, позволит делать что-то действительно важное, и Арианна приложит все свои силы, чтобы добиться этого доверия. Именно такого проявления родительской любви ей будет достаточно.