hey
29 декабря 2023 г. в 15:07
Над кружкой горячего какао тонкой струйкой вился едва заметный пар, пока ложка неспешно ворочалась по часовой стрелке. В воздухе пахло ароматной смесью для глинтвейна с нотками красного вина и цитруса. Где-то на фоне, негромко потрескивая, шумел ветхий патефон, скрашивая тишину приятными джазовыми мотивами. Всё это создавало непередаваемую атмосферу, которую и словами было толком не описать. В таких моментах Хёнджин всегда находил нечто особенное, что подразумевает под собой стиль жизни «здесь и сейчас». Мягко касаясь губами фарфора, парень делает небольшой глоток, рассматривая языки пламени, лижущие каминную решётку: они, будто бы танцуя друг с другом, качаются из стороны в сторону, заставляя сухие поленья щёлкать и хрустеть. Возможно, оно и на самом деле так, ведь в этом доме всё насквозь пропитано волшебным духом.
На календаре гордо красуется девятнадцатое декабря, а это значит, что уже через шесть дней наступит долгожданное Рождество, к которому пора начинать подготовку. Начиная от украшения дома и заканчивая подарками всем близким друзьям и родственникам, — всё это требует времени и красной надписью из больших букв держится в голове. Работу ведь тоже так рано прекращать нельзя: обычно в канун Рождества количество посетителей неприметной лавки «Небраска» увеличивается, ровно как увеличивается и количество заказов, которые нужно выполнить. Из года в год они не отличаются оригинальностью: кто-то просит заговорить новенький кошелёк для привлечения богатства в наступающем году, кому-то важно получить очередное приворотное зелье, а кто-то просит исцеления или хотя бы минимальной помощи в борьбе с болезнями.
Метель за стеной целый день ругается с природой, никак не уступая место штилю и спокойствию. Хёнджин окидывает окно задумчивым взглядом, чувствуя, как в груди разливается ощутимая тоска и тяжелая грусть, которую при особом желании можно нащупать руками. Его возлюбленный, чья улыбка могла бы согреть одним только видом, с самого утра ушёл к родным, желая помочь им с ремонтом, и всё ещё не вернулся. Часовая стрелка неумолимо приближается к десяти часам вечера, а ветер никак не утихает, всё сильнее раздувая хлопья снега. Ведьма обеспокоенно хмурится, меж её бровей залегает тонкая складка. Однако тревога вмиг прерывается неприятным казусом.
— Чёрт, — сахар в сотейнике вдруг угрожающе зашипел, начал пузыриться и пригорать. С языка запоздало срывается ругательство, а следом жидкая карамель с венчика капает на руку. Вероятно, это уже стало своеобразной традицией: ни одно преддверие Рождества не обходится у Хвана без ожогов. Он готов буквально выть от досады, но лишь рывком открывает кран с холодной водой и быстро остужает место ранения. Не сказать, что это совсем страшно, ведь заживляющая мазь в ведьминском арсенале всегда справлялась со своей задачей и использовалась часто, но даже так, приятного всё равно мало.
Хёнджин осматривает побаливающую рану, но быстро приходит к выводу, что она не настолько большая, чтобы тратить на неё драгоценное время. Буфет открывается с зычным стуком посуды, после чего оттуда показываются разноцветные формы в виде перьев. Красные, жёлтые, синие, зелёные — все они рельефные и выглядят аккуратно, обеспечивая после заливки идеальные сладости будто ювелирной работы. Вставив формы в подставки, юноша быстро разливает сахарную массу, а затем каждую окрашивает в цвет при помощи красителя и съедобных блесток. Останется только после застывания посыпать лимонной кислотой в смеси с сахарной пудрой, и можно наслаждаться.
Сахарные перья напоминают Хёну детство. Перемешивая белые кристаллики и видя, как те постепенно становятся густой тёмно-золотистой массой, он невольно переносится на родную кухню, чувствуя этот сладкий запах даже на кончике языка. Когда-то давно мама научила его этому рецепту, и с тех пор именно этот десерт стал ассоциироваться с наступлением Рождества. Но, в отличии от кисловатых своих, мамины перья всегда были пряные, обваленные в посыпке из корицы и пудры. Парень хорошо помнит то Рождество, когда он впервые изменил рецепт: руки Ёнбока на его локте, мягкие поцелуи в щёку во время готовки и обсуждение очередной серии аниме, — казалось, будто бы это было совсем недавно, а не осталось в далёких закоулках памяти из-за неутомимого хода времени. Младший не питал особой слабости к сладостям, поэтому старшему хотелось, чтобы он тоже почувствовал себя частью семьи. Пусть даже с помощью простого жжёного сахара.
О Феликсе хотелось заботиться. Сам он напоминал маленький клубок комфорта, пах ванилью, тёплым молоком и бергамотом. Всякий раз, когда он улыбался и смотрел прямо в глаза напротив, Хёнджин отчаянно боролся с желанием поцеловать его, но, к сожалению или к счастью, нередко проигрывал. Да и, признаться честно, не особо печалился. Ли был его фамильяром, одновременно самым близким человеком за всю жизнь, и даже этого было мало, чтобы описать всю его значимость. Должно быть, именно после встречи с ним Хван поверил в то, что существуют так называемые родственные души. Они с младшим были полнейшими противоположностями, но в то же время во многом оказывались до жути похожи, идеально дополняли друг друга, как частички пазла. И до сих пор, когда Хёнджин смотрел на Феликса, то его не покидала мысль о том, как же всё-таки правильно чувствуются его ладони на чужой талии. Чужой, но такой родной и любимой.
Младшего можно было по праву назвать самым домашним котом из всех домашних котов, которых только можно представить. Не только в переносном, но и прямом смысле. Он из тех фамильяров, что могут без особых усилий обращаться людьми, разве что им в обязательном порядке требуется баланс между животным и человеческим обликом. Если Хёна попросить выбрать, кого же он любит больше: Ёнбока-кота или Ёнбока-человека, то он однозначно не даст ответа. Ли для него сродни первому слову ребёнка или первому поцелую — нечто большее, чем просто событие, скорее даже целый спектр чувств. Никто кроме младшего не способен вызвать в Хване столько всего: любовь, нежность и забота переполняют его, а моментами возникает и щемящая грусть, если Ликс не может уделить внимание своему хёну.
тук-тук!
Парня вытаскивает из вороха собственных мыслей гулкий стук в дверь, за которым следует дребезжание дверного звонка. Хёнджин посмеивается: этот ребёнок никогда не отучится от этой привычки, сколько бы он ни пытался напоминать, что можно просто позвонить, а не стучать. Феликс обычно на это лишь пожимал плечами и смущённо улыбался, ведь в доме его родителей не было звонка, и приходилось только стучать. Но благодаря этому Хван всегда мог быть уверен, что это именно его котёнок, который наконец вернулся домой.
— Солнце! — он едва успевает открыть дверь, как из проёма показывается голова, припорошенная снегом, а затем и сам гость, скромно улыбаясь уголками губ.
— Негодник, я же говорил тебе надеть шапку, — не удерживается от замечания ведьма, озабоченно покачивая головой и глядя на алеющие от мороза щёки своего возлюбленного. Тот в свою очередь, конечно, виновато опускает глаза, но даже не думает раскаиваться, обхватывая шею своего парня и тут же оставляя чмок на губах. Укоризненный взгляд Хёнджина сменяется на милостивый, но сам он всё равно журит: — ты ведь можешь заболеть, почему ты меня не слушаешь?
— Прости, очень спешил с утра, — откликается фамильяр, а в словах ни капли сожаления. Хван ждёт чуть поодаль, пока младший снимет с себя новенькое кашемировое пальто в пол, оставит сапоги у порога, и только после этого обнимает замёрзшего парня.
Каждый момент их объятий можно считать особенным. Когда руки Хёна обвивают тонкую талию возлюбленного, а нос Ёнбока скрывается где-то на его груди, то время буквально замедляет свой ход. Раз за разом проживается каждое ощущение, каждый вдох и выдох, каждый стук обоих сердец. Они не думают ни о чём: все проблемы и мысли, которые терзали в последние дни, теряют всякое значение. Уголки губ Хёнджина сами по себе тянутся кверху, и он притягивает младшего ещё ближе к себе, целуя в лоб.
— Я скучал, — раздаётся тихим шёпотом.
— Я тоже, — мурчание в ответ.
Они и сами не знают, сколько минут проходит, пока оба оправляются от тоски и принимают присутствие один одного. Вслушиваясь в тихое звучание саксофона и такое же тихое дыхание Хвана, Феликс в полной мере осознаёт, что наконец дома. Дом пахнет чем-то родным и привычным, отчего самочувствие мгновенно улучшается. Здесь пахнет Хёнджином.
— Это что, сахарные перья? — заинтересованно сопит Ли, когда его взгляд натыкается на кухонный стол. Конечно же, этот аромат сладкой карамели ни с чем нельзя спутать, поэтому вопрос скорее риторический. — Мы ведь не съедим столько!
Юноша пожимает плечами, выпуская кота из объятий и позволяя ему пройти к кухонной раковине, чтобы помыть руки.
— Я просто решил, что было бы неплохо угостить постоянных клиентов, — ведьма потихоньку принимается за уборку беспорядка. — Согласись, кому не хочется получить какую-нибудь мелочь в подарок?
— Ладно, ты прав, — голос младшего звучит приглушённо из-за шума воды, но уже через пару секунд кран закрывается, а Ликс тянется за полотенцем.
— Если я ничего не путаю, то тебе скоро нужно обратиться? — Хёнджин точно помнит, что с момента последнего длительного обращения фамильяра прошло уже достаточно времени, поэтому необходимо наверстать упущенное. Обычно светлый клубок разгуливает по лавке разве что когда заглядывают дети, которых нужно отвлекать, дабы они не натворили чего. Также и с новыми людьми нужно быть начеку, из-за чего на хрупкие пушистые плечи возлагается важная миссия: проверять, с какими намерениями пришёл человек. И если кот начинает взволнованно мяукать и тереться мордочкой о щиколотки ведьмы, то это и есть тот самый предупреждающий знак.
— Да! Только я сначала поем, а то днём особо не было времени, — поджимает губы Феликс, зная, как сильно хён беспокоится о его питании.
— Айщ, вот ведь... — Хёнджин раздосадовано прищелкивает языком, хмуря брови. — Садись быстрее тогда, я тебе погрею.
Но Ёнбок противится, наоборот подходя к своему парню со спины и привычно цепляясь за его локоть. Ему всегда интересно, чем занят возлюбленный, будь то приготовление очередного зелья или обычного блюда, шептание заговоров или общение с клиентами. Сам Хван считал это ужасно скучным, но с присутствием парня любое дело, каким бы он ни занимался, приобретало новые краски и будто бы открывалось для него с другой стороны. Ни для кого не было секретом, что Феликс вдохновлял его. Если даже он будет просто держать ведьму за руку, то она согласна пойти за ним хоть на край света. В какой-то момент жизни младший стал синонимом слова «дом», а это означало, что дом Хёна был там, где был его Ликс. Это как та самая аксиома, которая не требовала доказательств. Нечто, заложенное самой природой.
Пока его старший возился со сливочной пастой из холодильника, светловолосый юноша не мог отвести внимательного взгляда, будто наблюдая за всем в первый раз. В этом совсем не было волшебства: всего-то поднести спичку к газовой конфорке, разогреть плиту, чтобы затем блюдо было съедобным, но то, что этим занимался именно Хван Хёнджин, уже делало всё особенным.
Они съехались в начале позапрошлого марта, когда прошёл ровно год с их первой встречи. Несмотря на то что это был первый раз в жизни, когда они увидели друг друга, это однозначно была любовь с первого взгляда. Точнее, с первого жалобного мяуканья и маленьких царапинок на деревянной двери магической лавки. Хёнджин ввиду отсутствия посетителей сразу же услышал чьи-то мольбы, открывая и замечая кота — тощего, с растрёпанной белой шерстью, от пыли и грязи напоминавшей скорее дымчато-серую, и с полными надежды глазами, в которых стояли непролитые слезы. Ведьма сразу ощутила, что животное на самом деле и не животное, а перевёртыш, и ему явно требовалась помощь. Её сердце сжималось, глядя на уязвлённое существо, чьи выразительные глаза, как две льдинки, внимательно рассматривали незнакомца. И с тех пор постукивание в области грудной клетки только ускорялось, стоило лишь младшему установить зрительный контакт.
Феликс быстро окреп и будто бы заново поверил в человеческую доброту и бескорыстное желание помочь. Хёнджин же был внимателен к каждой мелочи: понял, что парню очень нравятся поглаживания ушей и невесомые чмоки в макушку, но при этом он терпеть не мог запах острого перца и периодически предпочитал оставаться в одиночестве, чтобы его никто не донимал. Старший старался делать всё для того, чтобы его новоиспеченный сожитель чувствовал себя как дома. Как результат, старания оказались оправданными, ведь «Небраска» действительно стала домом для кота, где он отыскал того самого, кто сумел плотно засесть в кошачьей душе. Совсем скоро Ли уже не боялся обращаться и даже привык к восхищённому взгляду своего хёна всякий раз, когда перед ним оказывался невероятной красоты юноша.
Учесть фамильяра настигла почти случайно. В какой-то момент ведьма начала беспокоиться, что ей недоступен ряд практик, так как они возможны исключительно благодаря командной работе со своим хранителем. Хёнджин казался расстроенным: посетители лавки стали всё чаще спрашивать о зельях и заговорах, коих он не мог им дать из-за своей неопытности. Конечно, в его голове была мысль о том, чтобы попросить младшего о связи, но с этим всё было намного сложнее. Связь с фамильяром сродни двум половинам одного целого: её невозможно нарушить. Это даже больше, чем любовь. Эти чувства на совершенно ином уровне, когда чужая боль и счастье ощущаются как собственные. Предложить связать себя такими узами казалось чем-то до жути интимным. Впрочем, ровно до тех пор, пока в какой-то момент Хёнджин не узнал, что амортенция для Феликса пахнет им самим же.
— Хён? — парень опускает тон голоса чуть ли не до шёпота, кладя голову на плечо любимого. — Ты помнишь наш первый поцелуй?
— Конечно, чудо, — улыбается ведьма, помешивая блюдо при помощи лопатки и успевая клюнуть кота во всклокоченную макушку. — Не думаю, что когда-нибудь смогу забыть.
И Феликс не может не согласиться с этим.
В тот вечер воздух был насквозь пропитан атмосферой романтики. То ли это всё потому, что не так давно прошёл День всех влюблённых, то ли потому, что всё дело было в самих Хёнджине и Ёнбоке. Лавка по-прежнему оставалась тематически украшена: на стойке располагались разного рода сладости в виде сердец, с потолка свисали купидоновы стрелы, а основным товаром для продажи были приворотные снадобья. На полу хаотично лежали рассыпанные лепестки роз, будто бы вросшие в ламинат, а лёгкий аромат чего-то сладкого приятно щекотал ноздри. Хён с самого утра собирал достаточно большой заказ, оставив на крафтовой бумаге горку лимонно-мятных леденцов, пока сам разбирался с раскладами карт таро. Неясно: то ли сама судьба решила поиграть со скучающим Ликсом, то ли он сам решил поиграть с ней, но произошло то, что произошло. Когда Хвану понадобились ленточки для украшения заказа, взгляд зацепился за младшего, довольно смакующего освежающие конфеты. Очевидно, только сама ведьма знала, что конфеты на самом деле были не только мятные, но и слегка дурманящие.
Хёнджин за пару секунд испытал непередаваемый калейдоскоп эмоций, начиная от ужаса и заканчивая облегчением: вдруг у Феликса есть аллергия на какие-то продукты в составе конфет, или, быть может, его кошачья сущность слишком бурно отреагирует на мяту? Настоящим чудом стало то, что в итоге ни одно опасение не подтвердилось. После этого младший одобрительно улыбнулся, отмечая приятный вкус без приторной сладости, а старшему ничего не оставалось, кроме как неловко приподнять уголки губ в ответ.
— А я сразу понял, что что-то не так, — Ли демонстративно приподнимает подбородок и победно жмурится. Хёнджин в ответ на такое смелое заявление не сдерживает смешка, что заставляет его партнёра возмутиться: — это правда! Знаешь, всё вдруг стало таким.. очевидным? У меня было такое чувство, что если не признаюсь тебе, то сойду с ума.
— Глупый, — Хван бодает Феликса своим плечом. — Разве я тебе не говорил, что нельзя брать никакие сладости здесь, пока я не скажу, что они обычные?
— Мгхм, — фамильяр прячет лицо в чужом плече, чувствуя явное смущение.
Вспоминая тот день в деталях, Ёнбок отчётливо понимает, что все те ощущения, которые были с ним тогда, всё ещё не забыты. Он хорошо помнит, что сперва обострились запахи, затем постепенно учащалось сердцебиение. Его старший словно предстал перед ним в ином свете: он пах заботой и комфортом, в его карих глазах вдруг стало отражаться что-то совсем новое, то, что раньше было надёжно укрыто от посторонних. Держать зрительный контакт стало сложно из-за неожиданно накатившего смущения, причина которого была неизвестна. Не в силах сопротивляться, худые руки младшего обвили жилистую талию, замирая на несколько мгновений. Когда их глаза оказались буквально в паре сантиметров друг от друга, Ли чётко осознал: это любовь. На дне чужого океана цвета крепко заваренного чая, подёрнутого медовой плёнкой, трепетала любовь. И она больше не желала прятаться. В тот момент губы Феликса доверчиво прильнули к губам Хёнджина, заведомо зная, что получат ответ.
— Я люблю тебя, — как и тогда, напоминает первой ведьма, убирая сковороду с огня и взъерошивая мягкие прядки своего кота.
— И я люблю тебя, — словно наевшись сметаны, мурлычет юноша. И тут же вдохновенно добавляет: — сильно-сильно!
Хёнджин, влюблённо улыбаясь, чувствует.
Металлические палочки небрежно стукаются друг о друга, пока парень перемешивает сырную пасту домашнего приготовления. Теперь к запаху рождественских сладостей добавляется и сливочный аромат, создавая необычное сочетание сладкого и солоноватого. Феликс щёлкает кнопку на чайнике, вынужденно покидая старшего и отправляясь к полкам буфета на поиски своего любимого чая. Хён же привык заказывать бергамотовый в чайной лавке неподалёку, так как там работает одна знакомая эльфийка, которая всегда отвечает за качество своего товара. Должно быть, именно неповторимая терпкость вперемешку с приятной свежестью сумела пленить кошачье сердце.
Ли в предвкушении проводит языком по губам, доставая пакетик и кладя в волшебную кружку — один из подарков его хёна на день рождения. Ведьма заранее заговорила её, дабы температура содержимого никогда не опускалась ниже определенной нормы: во время трудовых будней оба грешили отсутствием времени для совместно организованного приёма пищи, а такая уловка частично помогала решить проблему. После заливки кипятком скукоженные листья разом расправляются, демонстрируя свою тусклую окраску и одновременно придавая воде сдержанный коричневый цвет. Юноша не удерживается от того, чтобы полной грудью не вдохнуть постепенно раскрывающийся аромат.
— Садись, кот, — Хван ставит на стол небольшую тарелку пасты, сверху украшенной веточкой базилика. Следом к одной присоединяется и вторая, идентичная первой, только вместо базилика на ней красуется мелко наструганный красный перец в сочетании с перьями зелёного лука. Окончив приготовления, он спокойно занимает свое место и приступает к трапезе.
— О нет, — в глазах Ёнбока ясно читается обвинение в предательстве как минимум целого мира, не иначе. — Это же святотатство.. ты не можешь так поступить со мной!
— Ты преувеличиваешь, — усмехается Хёнджин, с напускной чопорностью отправляя в рот частички лукового пера и перца. На его памяти не было ещё ни одного раза, Ли позволил бы своему парню без какого-либо замечания съесть острые специи. Сама ведьма же в ответ на это только миловидно улыбалась и продолжала доедать свою порцию, чуть прикрывая веки от удовольствия.
— Хён, это же очень остро... Как ты вообще это ешь?..
— Обычно? — и следом сочный хруст в качестве доказательства.
— Не приходи ко мне потом целоваться!
Феликс никогда не скрывал своего презрения по отношению к остроте, тем самым в какой-то степени подтверждая свою кошачью сущность. Зато он охотно ел мясо с любыми фруктами, да и в целом особо не привередничал в плане еды, за что Хван до сих пор остаётся ему безмерно благодарен. Старший совсем не смыслит в готовке, ему под силу состряпать разве что несложные блюда, на приготовление которых не уйдет неимоверное количество часов. Больше всего ему нравится то, что было заботливо сделано самим Ликсом, либо же то, что они приготовили вместе: складывается ощущение, будто у таких блюд и вкус сам по себе становится лучше, ведь в процессе используется секретный ингредиент, именуемый любовью.
— Договорились, — на лице Хёнджина красуется улыбка. Сам-то он прекрасно знает, что фамильяр придёт к нему первым, чтобы напомнить о своих чувствах и подарить необходимую дозу объятий и домашних поцелуев.
Ужин проходит за обсуждением ремонта у родителей Ли и ближайших планов на приближающееся Рождество. Ёнбок делится рассказами о своих сёстрах, старшей и младшей, а его хён отчаянно старается внимательно слушать, периодически засматриваясь на красоту своего возлюбленного. Хвану порой так сильно хочется, чтобы юноша взглянул на себя со стороны его глазами, чтобы понял, насколько притягательной внешностью обладает. Феликс часто беспокоится об этом, считает себя недостаточно привлекательным, и Хёну хочется просто выть от несправедливости. Он прикладывает все усилия, чтобы каждый день напоминать младшему о его прекрасных глазах, милом носе, очаровательных веснушках и соблазнительных скулах, да и вообще о любой частичке его тела. Такая красота просто не может не вдохновлять.
Как только посуда оказывается вымыта и аккуратно разложена по полкам буфета, Хван остается в комнате один. Плановое обращение требует полной гармонии с собой и абстрагирования от внешнего мира, поэтому в такие моменты Феликс сбегает в укромный уголок и учится концентрации. Со стороны это чем-то даже похоже на медитацию, только длится не слишком долго, максимум десять минут. Фамильяру важно иногда оставаться наедине с собой и слышать свои желания, а ведьма и рада, лишь бы только её возлюбленному было хорошо.
Постукивание ручкой по полу прерывается громким мяуканьем и следом возникшим скрежетом коготков по покрытию. Хёнджину хватило двух песен на фоне, чтобы закончить с составлением списка дел на следующую неделю, поэтому как только в поле зрения появляется пушистый белоснежный хвост, парень оказывается полностью обезоружен.
— Иди ко мне, — ласково шепчет ведьма, рассматривая два тёмных хрусталика перед собой. Её фамильяр влюблённо мяукает, после чего охотно идёт на руки, принимаясь вылизывать тёплую родную щеку. — Пора отдыхать.