In Your Sweetest Torment, I'm Lost

Фрэнк постоянно пропускал школу в детстве. В основном – потому что болел, но в старших классах – уже для того, чтобы покурить травку в подвале у кого-то из друзей. Но с тех пор, как умерли его родители, он не позволил себе пропустить ни одного учебного дня. Ну, кроме того случая, когда у него случилось расстройство желудка, и даже тогда это было скорее ради блага окружающих, а не его самого. Пошел на занятия он и тогда, когда вывихнул плечо – просидел весь день на болеутоляющих, пока не закончилась последняя пара. Тогда Фрэнк наконец сдался и позвонил Брайану с просьбой его забрать, потому что от одной только мысли о том, чтобы сесть в автобус, ему хотелось заплакать. Поэтому Фрэнка должен заботить тот факт, что он по-прежнему лежит в кровати Джерарда, с головой укрывшись одеялом. И он даже не особо понимает, что с ним происходит – просто знает, что все плохо и что в университет он сегодня точно не поедет. Он не уверен, сколько уже времени прошло с ухода Джерарда, особенно учитывая, что окна спальни завешены плотными ночными шторами. Крайне притягательной кажется мысль пролежать в кровати весь день, удобно укутавшись в мягкое потрепанное постельное и сладкий, слегка кисловатый аромат Джерарда, все еще теплящийся на его подушке. Фрэнк трется о нее щекой, вжимается лицом в наволочку, чтобы можно было поглубже вдохнуть аромат, и он очень благодарен, что один в квартире, и никто не увидит, как жалко он себя ведет. Это не та безысходность, которую он чувствовал после смерти родителей, не то тяжелое ощущение камня на груди, который будто бы постепенно выдавливает весь воздух из легких. Это нечто иное, но того же рода. Из-за него голова Фрэнка начинает гудеть под притупленный аккомпанемент повторяющегося «Что-то не так, что-то неправильно, неправильно». Глаза жжет, и Фрэнк не уверен, почему пытается сдержать слезы и с чего ему вообще захотелось плакать. Он не понимает, что с ним происходит, но определенно хочет, чтобы это скорее закончилось. А до тех пор, думает Фрэнк, он просто будет прятаться в постели Джерарда. В конце концов, однако, мочевой пузырь и ноющий живот заставляют его встать с кровати. Выйдя из ванной, он останавливается посреди комнаты Джерарда и размышляет. Джерарда нет дома, так что Фрэнку, вроде как, не обязательно ходить голышом. И это довольно забавно, что Фрэнк уже настолько привык ходить по квартире Джерарда без одежды, что перестал обращать на это внимание. Но сегодня все иначе. Может, дело в том, что Джерарда сейчас нет, или же, возможно, все связано с этим отвратительным ощущением, которое не проходит с самого утра, но сегодня Фрэнку очень нужна хоть какая-то защита. Одежда, в которой Фрэнк приехал, как и всегда сложена на комоде Джерарда. Это просто уморительно. Собственные вещи Джерард раскидывает по всей квартире – они то выглядывают из полураскрытых ящиков комода, то беспорядочно болтаются на вешалках в шкафу, но вот одежду Фрэнка он всегда складывает аккуратно. Словно о его вещах он заботится больше, чем о своих. Фрэнк проходит мимо своей одежды и раскрывает дверцы шкафа. У Джерарда столько футболок с музыкальными группами и мемами, что Фрэнк задается вопросом, сколько Джерарду на самом деле лет, потому что создается впечатление, что перед ним гардероб подростка, а не мужчины, которому слегка за тридцать. В итоге Фрэнк выбирает футболку с «Секретными материалами», потому что она напоминает ему, как они с родителями допоздна смотрели приключения Скалли и Малдера. А затем он замечает штаны, на которых изображен сладкий попкорн, и после недолгих сомнений хватает вдобавок еще и боксеры из шкафа. Фрэнку не доводилось заглядывать в холодильник или кладовку Джерарда, потому что тот всегда сам готовил завтрак, но видеть кучу расставленных в ряд упаковок Pop Tarts просто до уморительного смешно. Фрэнк возмущается, когда замечает, что у Джерарда все это время был припасен вкус песочного теста, но кормил он его лишь дикими ягодами. Вот засранец. Сидеть за кухонным столом без Джерарда очень странно, особенно когда воспоминания о прошлом вечере постоянно возвращаются к нему и окрашивают его щеки румянцем. Он еще никогда не опускался так глубоко во время подобной сцены. Одно дело – быть на пределе и принимать удары, но полностью отдать контроль, как вчера – совершенно иное. Чего, собственно, Джерард и добивался с тех пор, как стал его клиентом. Безоговорочного подчинения Фрэнка. И, возможно, Фрэнк просто никогда не задумывался, что именно это подразумевает. Он всегда считал себя хорошим сабом, ведь позволял домам делать с ним все что угодно. Что, видимо, по мнению Джерарда, хорошим сабом его вовсе не делает. Быть хорошим сабом – не значит быть пассивным. Эта роль настолько же активна, как и роль доминанта. По крайней мере, этому он и учится у Джерарда. Потому что, хоть он технически ничего вчера и не сделал, но все же был активным участником на протяжении всей сцены. Отказаться от своего зрения… своей независимости… блять, это серьезно. Фрэнк подпрыгивает на месте, когда готовые Pop Tarts выскакивают из тостера. Он кладет их на тарелку со Скуби-Ду и садится обратно за стол, потирая лицо ладонями. В какую это чертовщину он снова залез? Но ответить на свой вопрос он даже не успевает (да у него и малейшей идеи, если честно, нет), потому что слышит звонок подъехавшего лифта, а следом – голос Майки: – Уверен, ты просто оставил ее… ага, да, я тут, и… Фрэнк выпучивает глаза, когда Майки останавливается в дверях кухни и, изогнув бровь, смотрит на Фрэнка в ответ. Он хмурится и подходит к кухонному гарнитуру, на котором лежит небольшая визитка, которую до этого Фрэнк не замечал. – Нашел. Номер 1170, – говорит Майки, а затем поднимает взгляд на Фрэнка. Его глаза сужены, и Фрэнк даже немного смущается, потому что Майки очевидно его изучает и, видимо, замечает то, что приходится ему не по душе. – Ага, не за что. Позвони потом. Пока. Майки сует телефон в карман, опирается о гарнитур спиной и скрещивает руки на груди. – У тебя сабдроп. – Что? Майки пристально смотрит на него, а затем подходит к столу и выдвигает для себя стул. Он придвигается поближе к Фрэнку, и Фрэнк не совсем понимает, что с ним происходит, но это похоже на то, как он прилипает к Брайану после плохой сцены с клиентом. Ему просто хочется забраться на колени к Майки, несмотря на то что он едва знает этого парня. – Можно тебя обнять? – спрашивает Майки, хоть и протягивает ему руку, очевидно приглашая Фрэнка в свое личное пространство. Куда Фрэнк и направляется. Моментально, и это не похоже… определенно не похоже на объятия Джерарда, но какая-то часть того отвратительного ощущения, которое он почувствовал, проснувшись утром и застав Джерарда за сбором вещей, начинает потихоньку остывать. Майки поглаживает Фрэнка по спине своей худощавой рукой и задирает голову кверху, чтобы Фрэнк мог прижаться к нему поближе. Долгое время Майки ничего не говорит, и Фрэнк этому очень рад. Он благодарен, что Майки ничего не спрашивает, потому что у Фрэнка определенно нет никаких ответов. Вместо этого он просто жмется к Майки, пока тот не подталкивает Фрэнка, чтобы он на него посмотрел. – Мне пора на смену, – говорит Майки, и Фрэнк немного стыдится той волны кошмара, которая охватывает его при этих словах. Майки не может, черт возьми, оставить его здесь одного. Но затем Майки ухмыляется и спрашивает: – Хочешь пойти со мной? Фрэнк, должно быть, выглядит удивленным, потому что Майки прыскает и кивает в сторону Pop Tarts. – Доедай завтрак. Я не расскажу Джерарду, что ты залез в его тайник пачек со вкусом песочного теста. * – Сегодня что, день, когда можно приводить своих детей на работу, Майкиуэй? Фрэнк переводит взгляд на Майки, чье выражение не меняется. – Фрэнк, это Пит. К сожалению, он мой босс. Пит, это Фрэнк. У него сегодня отстойный день, так что… – Так что ты привел его сюда? – спрашивает Пит, в ужасе уставившись на Майки своими подведенными глазами. – Да какой из тебя тогда отец? – Достаточно шуток про папочку, – ворчит Майки. – Шуток про папочку достаточно не бывает, – горячо заявляет Пит, его глаза сияют; он тут же перевоплощается в серьезного босса. – У Патрика весь приемный покой переполнен, так что, наверное, тебе лучше поторопиться. Еще одно ОРВИ, и у него случится нервный срыв. – Что же за вторник без нервного срыва у Патрика, – рассеянно замечает Майки, забирая папки, которые ему передает Пит, а затем направляется по коридору. Фрэнк следует за ним, чувствуя себя потерянным щенком, и то отвратное утреннее ощущение снова начинает забираться к нему в душу. Сейчас ему очень жаль, что он вообще встал с кровати Джерарда. Майки протягивает свободную руку за спину и переплетает пальцы с Фрэнком, чуть сжимая его ладонь, прежде чем завести его в кабинет, в котором двое парней ведут серьезную борьбу в гляделки. Майки, кажется, не обращает на них никакого внимания и начинает рыться в прозрачной банке на столе, полной мини-шоколадок. – Какого черта, Сапорта? Где все Reese’s? – Серьезно? – спрашивает парень за столом, изгибая бровь. – Придется довольствоваться Твиксом, – бормочет Майки, доставая несколько шоколадок и передавая их Фрэнку. – Это Гейб, у него обычно припасены лучшие сладости, – Майки закидывает конфету себе в рот и обращается ко второму парню. – И о чем мы сегодня спорим? – спрашивает он, а затем наклоняется поближе к Фрэнку, чтобы добавить: – Это Трэви. – Лучший фильм Билла Мюррэя, – вздыхает Трэви. – Очевидно же, что это «Охотники за привидениями». Майки усмехается, Гейб пыхтит. – Ага, так любой ответит… – Ну потому что это правда! – восклицает Трэви. – Нет, потому что это гребаный мейнстрим. – Окей, хипстер. Скажешь Майки, какой фильм лучший по твоему мнению? – «День сурка» – истинное сокровище нации, – настаивает Гейб, ударяя кулаком по столу. – «А как же Боб»? – Фрэнк слышит собственный голос, и тут же принимается смущенно посасывать кольцо в губе, когда трое парней переводят взгляд на него. – А ты кто такой? – спрашивает Гейб, расплываясь в ухмылке. – Фрэнк, – говорит Майки, когда становится понятно, что Фрэнк так и намеревается молча пялиться на Гейба вместо того, чтобы ему ответить. – Он юрист. Взгляд Трэви загорается. – Юрист? Прекрасно, можешь кое-что посмотреть? У меня тут… – Я еще учусь, – уточняет Фрэнк, чувствуя, как горят его щеки. – Технически мне нельзя давать вам никаких юридических консультаций. Трэви смотрит на Фрэнка так, будто у него вторая голова выросла. Затем – прочищает горло. – Значит, нам поступают запугивающие письма от газовой службы, – говорит он (Гейб прыскает на этих словах). – Грозятся отключить отопление. Фрэнк хмурится и, протянув руку, берет письма у Трэви. – Вы не платите по счетам? – Пит – отличный босс, – говорит Гейб. – Просто привычка у него такая – упускать некоторые вещи из виду. – Например, оплату коммунальных услуг? – скептически уточняет Фрэнк. – Ну, зато он никогда не забывает про антибиотики, – добавляет Майки. Ну, да, уж на это Фрэнк надеется. Но он уже бывал в бесплатных клиниках и не раз видел, как подобные места разорялись из-за недостаточного финансирования. Конечно, есть гранты и все такое, но это просто какой-то маразм, под какое количество разных дудок государство заставляет такие учреждения плясать ради того, чтобы соответствовать всем требованиям. Ну и что, что они помогают тем слоям населения, которые все так любят игнорировать. Фрэнк проводит языком по пирсингу, чувствует, как прокол начинает пульсировать в ответ. – Ну, отключать отопление сейчас незаконно, – начинает он. – Сейчас в Нью-Йорке, эм, сезон отопления. По закону у вас тут не может быть температура ниже двадцати градусов, если за окном меньше двенадцати. – Можно он останется? – спрашивает Гейб, глядя на Майки. Фрэнк заливается румянцем, который становится только гуще, когда Майки обхватывает ладонью тыльную сторону его шеи, слегка ее сжимая, будто он им гордится или типа того. И блять, именно это Фрэнку и было нужно на протяжении всего утра. * Майки оставляет Фрэнка в распоряжении Трэви и Гейба, когда уходит на смену, но перед этим стреляет в обоих суровым взглядом и шепчет Фрэнку: – Буду заходить, когда получится, но не стесняйся попросить их меня вызвать, если тебе что-нибудь понадобится. И поначалу Фрэнк просто в ужасе, что теперь, когда Майки ушел, отвратное утреннее состояние может вернуться с новой силой, но оно по-прежнему лишь пузырится где-то внутри. Очень помогает то, как Гейб постоянно занимает его вопросами о том, что он может сделать для своих клиентов. Гейб – социальный работник этой клиники. Единственный. Клиника Пита получает критически мало финансирования. И когда Гейб начинает доставать открытые документы, он выглядит так, будто вот-вот выпрыгнет из своей шкуры. Фрэнк жует очередной мини-Твикс и садится за компьютер Гейба, чтобы открыть свой аккаунт на WestLaw (кстати, далеко не лучший сервис по его мнению – Фрэнк всегда предпочитал LexisNexis, но его можно использовать только на территории кампуса). Он знает, что ему нужно найти, просто не совсем помнит, как это провернуть. Нужно быть внимательнее на парах по юридическим исследованиям. Он пробегает взглядом пометки, которые Гейб оставил во время встречи со своей клиенткой, девушкой лет двадцати с чем-то, чья бабушка только что скончалась. По-видимому, хозяин квартиры говорит, что она не может продлить аренду, хоть она и жила там все это время вместе с бабушкой. – Хозяин квартиры у них – тот еще говнюк, – говорит Гейб. – Как долго она жила с бабушкой? – спрашивает Фрэнк, открывая следующую шоколадку. Потрясающе. Такими темпами он скоро станет сладкоежкой, как Джерард. – Сколько… – Гейб обращается к Трэви, чтобы тот помог найти ответ. – Анна жила с ней лет пять, наверное, да? Трэви кивает, не отрывая взгляда от своего монитора. Он, бедняга, консультант по вопросам персонала и по совместительству – псевдо-администратор. – Он просто один тут ответственный из нас всех, – объяснил Гейб, когда Фрэнк вопросительно изогнул бровь. – Хмм, – протягивает Фрэнк. – Значит, тогда у нас… черт, ага, вот он, – Фрэнк открывает Свод кодексов, законов и положений Нью-Йорка. – Что-то нашел? – спрашивает Гейб, оказываясь слишком близко к Фрэнку. Фрэнк никогда о личном пространстве раньше не заботился: вечно лазил по своим друзьям или о них опирался, пока они смотрели телевизор или типа того. Так что его слегка сбивает с толку, когда он чувствует, как ткань толстовки Гейба задевает его руку. Ему вдруг приходит в голову, что в его жизни уже давно не было случайных, бытовых прикосновений, что он слишком долго сторонился людей. Потому что дотрагиваются до него нынче лишь его домы, и вплоть до встречи с Джерардом их прикосновения были не такими уж и приятными. А Брайану он позволяет о себе позаботиться лишь после плохих сцен, и… – Черт, – выдыхает он. – Что? – спрашивает Гейб, вглядываясь в экран, словно сможет там найти то, из-за чего Фрэнк на взводе. – Ничего, – трясет головой Фрэнк, – просто… подумал о кое-чем другом. Прости, сегодня странный день, – бормочет он, затем прочищает горло, когда Гейб заинтересованно ему ухмыляется. – В любом случае Анна определенно имеет право перенять договор аренды своей бабушки. Если посмотришь на этот статут, вот здесь, – Фрэнк указывает на нужную секцию, – член семьи арендатора… бла-бла-бла… проживавший с арендатором в жилом помещении в качестве основного местожительства в течение периода времени не менее двух лет. Ухмылочка Гейба перевоплощается в полноценную улыбку. – Черт возьми, да, а мы можем фактически добиться его исполнения? – Любой адвокат сможет взяться за это дело, – говорит Фрэнк. – Тут все очевидно, если вдруг арендодатель действительно захочет с ней судиться. У нее есть доказательство того, что она действительно прожила там не меньше двух лет? – У нас в клинике есть записи о том, что это было ее постоянное место жительства, – включается Трэви. – Она проходила у нас медосмотр. – Отлично, – сияет улыбкой Фрэнк. Так и проходит остаток дня. Он разбирает разные юридические вопросы, возникшие по делам клиентов Гейба, и прочие злоключения, через которые проходит клиника. Фрэнк продолжает повторять, что он не юрист, словно это поможет ему убедить парней в том, что его мнению и знаниям не стоит верить, но в ответ они лишь ухмыляются и записывают все, что он говорит, как будто он по-настоящему ценный советник. И это такое чуднó‎е чувство. – Я слышал, ты защищаешь наше отопление, – говорит Пит, пугая Фрэнка, сидящего за компьютером. Он поворачивается и замечает Пита в дверях. – Типа того? – пожимает плечами Фрэнк. – Ага, – замечает Пит, а затем кивком головы подзывает его к себе. – Пойдем, накормлю вас с Майкиуэем обедом. – А почему нам обед не полагается? – протестует Гейб. – Потому что Майки вчера отработал двойную смену, а Фрэнк тут предоставляет бесплатные юридические… – Не юридические, – поправляет его Фрэнк, потому что, ну правда, ребят, он так и на неприятности нарваться может. – Полезные, – ухмыляется Пит, – услуги. А еще каждый раз, когда я веду на обед вас, ты тащишь нас в тот ужасный гриль бар. – Таша превосходно готовит, а ты просто бесишься, что Мишель не дает тебе перемешать салат, – возражает Гейб. Пит закатывает глаза, но ничего не отрицает. – Кому-то нужно присмотреть за Патриком. – Чур не я, – Трэви касается носа кончиком пальца. – Я принесу тебе кусочек чизкейка, – усмехается Пит очевидно расстроенной гримасе Гейба. Затем он подмигивает Трэви, который принимает это за знак того, что тоже получит десерт. Фрэнк еще никогда не видел, чтобы начальник общался со своими сотрудниками так же непринужденно, как Пит. Пока они идут по коридору, Пит обращается к каждому врачу или сестре, которых встречает, а иногда даже останавливается в палатах, чтобы поговорить с пациентами. Выходит он из них всегда с затвердевшим, суровым выражением, которое неизбежно становится вновь мягким, когда они встречают еще кого-то из его работников. Когда они оказываются в приемном покое, Фрэнку мерещится, что он вот-вот отключится от всего того хаоса, что разворачивается перед его глазами. Кажется, что все говорят одновременно, пока за стойкой регистрации названивает телефон. За ней стоит парень в кепке с нахмуренным, раскрасневшимся лицом, и Фрэнк полагает, что это Патрик. – Извините, сегодня на прививку от гриппа больше не осталось мест, но мы можем принять вас завтра, – отчеканивает Патрик, очевидно прилагая усилия, чтобы его голос звучал в том стандартном тоне сотрудника, обслуживающего клиента, несмотря на очевидное разочарование, нарисованное у него на лице. Мама перед ним удерживает на руках ребенка, выглядя так, словно вот-вот расплачется на месте. – Но мне дали выходной только на сегодня, и я слышала, что вы принимаете без записи… – Давайте приму вас прямо сейчас, – говорит Майки, оказываясь рядом с Фрэнком. Он кладет ладонь Фрэнку на плечо, успокаивающе поглаживая его большим пальцем, прежде чем указать кивком в сторону кабинета осмотра. Он косится на Пита. – Подождите меня на улице, это займет всего минуту. – Иногда этот парень – просто святой, – бормочет Пит, выводя Фрэнка из клиники. Фрэнк не может оторвать взгляда от входных дверей, будто так он сможет увидеть, как Майки заводит маму и ее ребенка в кабинет. – Упрямо настроен спасти свой маленький кусочек мира, – продолжает Пит, доставая телефон и морщась при взгляде на экран. – Кстати об этом, ты случайно не умеешь вязать? Фрэнк озадаченно на него смотрит. – Ага, так и думал. Но все равно решил спросить, – добавляет Пит. – Этой зимой нам не очень хватает одеял. А откуда ты знаешь Майки? – Я, эм, работаю на его брата, – решает сказать Фрэнк. – А, на Джерарда? – спрашивает Пит, отрываясь от телефона. – Я видел его только пару раз. Этакий затворник, да? Фрэнк пожимает плечами, потому что не очень-то и знает. – Ага, Майки говорил, что он теперь нечасто выходит в люди, – продолжает Пит, а затем ухмыляется, глядя за спину Фрэнку. – А вот и наш маленький герой. Куда пойдем? Мне захотелось пельменей. – Тебе всегда хочется пельменей, – замечает Майки, подходя к ним и останавливаясь рядом с Фрэнком. – Ну, да, а еще у них есть чизкейки, – говорит Пит. – Пойдем, не хочу оставлять Патрика одного надолго, иначе он мне потом все уши об этом прожужжит. – Джи уже летит обратно, – говорит Майки, когда они отправляются в ресторан. – Он заедет за тобой. Что-то странное происходит с сердцем Фрэнка, потому что при этих словах его как будто заключают в крепкие объятия, но потом оно начинает падать в пятки, когда Фрэнк осознает, что Джерард, скорее всего, захочет поговорить. Потому что Майки определенно рассказал ему, что случилось, раз Джерард даже заедет за ним сюда, в клинику. – Выше нос, цветочек, – говорит Пит, подталкивая Фрэнка бедром. – Моментально позабудешь, что тебя так расстроило, когда попробуешь пельмешки с имбирным тофу. – И с дополнительной порцией соуса, – добавляет Майки, ласково улыбаясь Питу. И хоть избавиться от ощущения неизбежно надвигающегося пиздеца они не помогают, все же пельмени действительно обалденно вкусные. И это, наверное, самый плотный обед для Фрэнка за последнее время, в основном потому, что Пит спорит с ним, что Фрэнк не сможет умять еще одну порцию. Пит оплачивает счет и заказывает столько чизкейков, что сможет накормить ими целую армию, и к этому моменту сегодняшний день кажется Фрэнку чуть менее ужасным. Остаток перелета Джерарда Фрэнк помогает Трэви разбирать платежные документы (сопоставляет счета с чеками, а потом сортирует их по финансовым годам), и он так увлечен этим делом, что даже не замечает ничего необычного, пока не слышит: – Хэй. Поднимая взгляд, Фрэнк замечает Джерарда – тот выглядит очень помятым после второго перелета за день, но его короткие пепельные волосы немного торчат в разные стороны, а на лице – сонная улыбка, из-за которой Фрэнк не может думать ни о чем больше, кроме того, что выглядит Джерард просто идеально. – Господи, держите себя в штанах, – бормочет Трэви. Джерард прыскает, но на его лице заметен румянец. – Я тоже рад тебя видеть, Трэви. Гейб, – приветствует он, а затем вздыхает. – Ну что, готов? Я жутко устал. Фрэнк сцепляет степлером счет, над которым работал, и передает его Трэви. – Спасибо, что разрешили у вас сегодня потусить. – Чувак, серьезно, заходи в любое время, – сияя улыбкой, отвечает Трэви. – Возьми на дорожку, – кричит Гейб, и Фрэнк еле успевает развернуться и поймать уже летящую по воздуху шоколадку. Еще одна Reese’s. – Как мило, – подтрунивает Фрэнк. – Не говори Майки, у него встает на арахисовое масло. – Я же все слышу, – вздыхает Джерард. – Как будто ты и так уже не был в курсе похотливых наклонностей своего брата, – усмехается Гейб. Джерард залетает в кабинет и хватает Фрэнка за руку. – Так, достаточно, мы уходим, пока вы не высосали из меня еще пару лет жизни. Фрэнк посмеивается над их шутливым тоном и следует за ведущим его по коридору Джерардом. Он заглядывает в комнату отдыха, которую Пит показал ему ранее, и видит внутри Майки – тот наливает себе кофе. – Мы уходим, – говорит Джерард, и в повисающей после его слов тишине Фрэнк чувствует гораздо больше потаенного смысла. Майки приподнимает чашку кофе. – Без проблем, – говорит он, а затем смеряет Фрэнка знающим взглядом, прежде чем пройти мимо них и направиться в сторону смотровых кабинетов. Когда они выходят на парковку, Джерард ведет его к совершенно скучному на вид седану (и Фрэнк не совсем понимает, почему вообще ожидал, что у Джерарда будет машина поинтереснее, но это его, вроде как, немного разочаровывает), открывает для него дверь и даже пристегивает его ремнем. Но он не смотрит Фрэнку в глаза, лишь захлопывает дверь, обходит машину и садится на водительское кресло. – Как прошла твоя встреча? – спрашивает Фрэнк, потому что не может справляться с разрастающимся между ними напряжением. Джерард заводит машину и выключает радио. – Могли бы и по почте все обсудить, – отвечает он, выезжая с парковки и встраиваясь в поток машин на дороге. – Но вообще я должен был остаться на всю неделю, так что, видимо, письмо мне все-таки придется написать. На Фрэнка снова накатывает то щемящее чувство, и он группируется, прижимая колени к груди, словно ему нужно сжаться в маленький комочек, чтобы Джерард его не увидел. Джерард поглядывает на него боковым зрением, и что-то в изгибе его челюсти твердеет, но он больше ничего не говорит. Он определенно излучает настрой «Я не злюсь, просто разочарован», и от этого весь дух Фрэнка раздирает на части. В детстве родителям даже не приходилось его сажать под домашний арест или типа того. Обычно маме было достаточно разочарованно на него посмотреть, и Фрэнк тут же брал себя в руки. Да, он, пожалуй, всегда был слишком чувствительным. Они так и не разговаривают, проходя по вестибюлю многоквартирного дома, где живет Джерард, и направляясь к вычурно украшенному лифту, и на короткое мгновенье Фрэнк задумывается, нужно ли ему раздеваться, как обычно. Но Джерард молчит и не смотрит на него выжидающе, так что Фрэнк лишь теребит футболку с «Секретными материалами». И если при этом он замечает крохотную улыбочку Джерарда, что ж, Фрэнк ничего об этом не скажет. – Ты поужинал? – спрашивает Джерард, когда они заходят в квартиру. – Не знаю, остались ли еще пельмени во всем Нью-Йорке, – немного смущенно отвечает Фрэнк, словно не уверен, в том ли он положении, чтобы шутить. Разобраться в настроении Джерарда не так-то просто. Ситуация похожа на инцидент с воском. Фрэнк понимает, что прилично напортачил, только вот не совсем уверен, что именно сделал не так. – Тогда пойдем присядем в кабинете, – предлагает Джерард, опуская свой чемодан у столика в прихожей, где теперь ему, видимо, придется куковать вечно, ведь все, что ставят у этого стола, остается там в качестве постоянной экспозиции. – Нет, сюда, пожалуйста, – указывает Джерард, хлопая по колену, когда Фрэнк собирается сесть на свой желтый стул. По правде говоря, от этого Фрэнку становится легче, потому что ему приходилось бороться с необходимостью приклеиться к Джерарду еще с того мгновенья, как он увидел его в кабинете Гейба и Трэви. Он проскальзывает на колени Джерарда, сцепляя руки за его шеей для опоры. Джерард нежно ему улыбается, обхватывая своими руками Фрэнка вокруг торса. – Милая футболка, – шепчет он, наклоняясь, чтобы оставить легкий поцелуй на ключице Фрэнка. – Извини, – застенчиво отзывается Фрэнк. Джерард усмехается и утыкается в него носом. – Уж что-что, а это точно не относится к списку вещей, за которые тебе стоит извиняться. Отвратительное щемящее чувство возвращается, а вместе с ним – еще что-то мерзкое, что так и пузырится у него внутри и заставляет Фрэнка поежиться на коленях Джерарда. Джерард крепче сжимает вокруг него свои руки и шикает. – Почему ты мне не позвонил? – Я… – Фрэнк не совсем уверен, как на это ответить. У него есть несколько вариантов, каждый из которых будет правдивым. Во-первых, он искренне не догадывался о том, что начал падать в сабдроп. Он, черт возьми, даже и не знал, что падать можно вот так. Просто, когда с клиентами все шло наперекосяк, у него всегда был Брайан, да и сам факт того, что после тех сцен он ужасно себя чувствовал, казался ему совершенно оправданным. Он мог объяснить свою необходимость в ухаживании, которым Брайан его поливал, когда тот заявлялся к нему на порог в такие дни. Так что Фрэнку казалось очень нелогичным то, что сегодня утром у него возникло такое же ощущение. И, честно говоря, даже хуже прежнего. Он не уверен, что когда-либо чувствовал себя так же плохо после сцены, и он абсолютно не понимает, почему это произошло, ведь ему правда казалось, что сцена вчера была хорошей. И, возможно, в этом заключается еще одна причина, почему он не позвонил Джерарду: посчитал, что, упав в сабдроп, он завалил сцену, даже несмотря на то, что она уже закончилась. Словно, позвони он Джерарду, он бы его подвел. Еще одна причина – в низкой самооценке вкупе с тем фактом, что Фрэнк уже привык не очень хорошо о себе заботиться. Тот номерок, который ему подкинул Брайан, начинает казаться все более заманчивым. – Фрэнк, я жду ответ, – напоминает Джерард чуть более строгим тоном, который не использовал со дня их первой встречи, когда щелкнул пальцами у него перед носом. – Я не знаю, – отвечает Фрэнк, чтобы сказать хоть что-то, пока пытается разобраться, как именно он хочет объяснить Джерарду все, что произошло. Но Джерарда это не устраивает. Он смеряет Фрэнка суровым взглядом и говорит: – Единственная причина, почему я не укладываю тебя сейчас к себе на колени лицом вниз за непослушание – потому что у тебя и так был тяжелый день. Непослушание… о чем он вообще говорит? Замешательство, должно быть, нарисовано у него на лице, потому что Джерард дотрагивается пальцами до виска Фрэнка и добавляет: – Помнишь, что я сказал сегодня утром? Позвонить мне, если тебе что-нибудь понадобится. Ну, знаешь, если оставил в квартире домашку и нужно впустить тебя обратно или, например, попросить помощи, потому что ты, черт возьми, падаешь в гребаный сабдроп. – Мне… – Пока что мне не нужны твои извинения, – прерывает его Джерард, заправляя выбившуюся прядку волос Фрэнку за ухо, – я хочу понять, что происходило у тебя в голове, чтобы мы могли над этим поработать. Потому что я не хочу, чтобы это повторилось снова. Фрэнк вздыхает и собирается в комочек, позволяя голове опуститься на плечо Джерарда. Джерард хмыкает и начинает поглаживать тыльную сторону шеи Фрэнка. – У меня случался дроп только после плохих сцен, и обычно я не… я никогда не считал это состояние дропом. Просто думал, что это логично, что после поганой сцены мне дерьмово, знаешь? Джерард угукает в ответ. – И сегодня утром я даже не понимал, что со мной происходит, пока Майки мне сам об этом не сказал. Потому что прошлым вечером… было хорошо, да? – А это ты мне расскажи, – Джерард целует его в щеку. – Мне… – голос Фрэнка застревает у него внутри, и его раздражает то, какими тяжелыми становятся слова, словно они так и норовят проскользнуть по горлу обратно, а затем – прямиком в сердце, чтобы там и остаться навсегда. – Было тяжело, – решает произнести он, – отдавать тебе столько контроля надо мной. Джерард кивает и устраивается поудобнее, чтобы крепче сжать руки вокруг Фрэнка. – Продолжай. – Но в то же время было хорошо, в смысле, когда я полностью погрузился в сцену, мне было хорошо, – говорит Фрэнк, вспоминая о приятном полусонном трансе, на который было похоже его вчерашнее состояние. – Иногда, – объясняет Джерард приглушенным нежным шепотом Фрэнку на ушко, словно читает ему сказку на ночь, – можно упасть в дроп от очень напряженной сцены независимо от того, насколько идеально все прошло. Так бывает, это нормально, и это вовсе не значит, что ты что-то сделал не так. Это правильные слова, но тяжесть в груди у Фрэнка все равно не проходит. Он не уверен, чувствует ли какой-то осадок после дропа вперемешку с тем, что разочаровал Джерарда, но это такое поганое ощущение, и ему очень хочется, чтобы оно уже наконец прошло. – Мне все еще отстойно, – бормочет Фрэнк в плечо Джерарду, немного смущаясь, когда его слова звучат слишком плаксиво. Джерард ведет плечом, побуждая Фрэнка посмотреть на него. Он печально улыбается и проводит подушечками больших пальцев у глаз Фрэнка, где выскользнуло несколько предательских слезинок, которые сам он даже не заметил. – Помнишь, я спросил, не нужно ли тебя наказать после случая с воском? Шмыгнув носом, Фрэнк кивает. – Это был не вопрос с подвохом, – объясняет он. – Я не раздаю наказания просто потому, что они мне так нравятся… Это, блять, я понимаю, что это сложно переварить, если у тебя был только дурной опыт, но наказание правда помогает разобраться с негативными эмоциями, которые ты сейчас испытываешь. – Ты что, пытаешься уговорить меня на наказание? – спрашивает Фрэнк, и в его словах лишь доля шутки. Джерард игриво щелкает его по кончику носа. – О нет, дорогуша, сегодня тебе в любом случае предстоит наказание. Просто пытаюсь настроить тебя на нужный лад. Фрэнк чувствует, как меняется выражение его лица, и его раздражает тот факт, что глаза вновь переполняют слезы. – Хэй, – шепчет Джерард, – ты мне веришь? Тяжелый вопрос в игре на двоих. Но Фрэнк помнит, как легко все прошло вчера вечером после того, как он отпустил контроль и позволил Джерарду за него отвечать. – Типа того, – бормочет Фрэнк. Джерард вздыхает. – Буду довольствоваться тем, что дают, – говорит он, а затем откидывается назад в кресле, чтобы посмотреть Фрэнку в глаза. – Вот что я хочу тебе поручить. Хочу, чтобы ты пошел в мой офис и написал сотню предложений. Чтобы каждое из них говорило: «Я попрошу о помощи, когда она мне понадобится». Фрэнк пристально на него смотрит в ожидании продолжения. Потому что не было в его жизни ни одного наказания от дома, которое не включало бы в себя боль. Джерард улыбается ему своей фирменной кривоватой улыбкой. – Какие-то вопросы? – Это все? – Ага, что, думаешь, справишься, крепкий орешек? Фрэнк прыскает и трясет головой. – Я тебя совсем не понимаю. Джерард наклоняется, чтобы оставить на его губах короткий поцелуй, за которым Фрэнк тянется дальше. – Еще поймешь. * У Фрэнка начинает сводить запястье, и теперь он понимает, почему написание предложений – тоже наказание. А еще это чертовски скучно. Джерард не разрешает ему даже включить на фоне музыку, чтобы разбавить тишину. Он оставил Фрэнка в офисе с блокнотом, объяснив: – Ты наказан не за дроп. Это не твоя вина, а я не должен был проводить такую напряженную сцену перед отъездом. Я виноват в том, что не уследил за своим графиком. А ты наказан за то, что попытался справиться с дропом своими силами. – Но Майки… – Если бы он не зашел в квартиру, чтобы найти ту визитку, стал бы ты кому-нибудь звонить? Фрэнк прикусил губу, чтобы не соврать, а выражение Джерарда сделалось таким, будто он одновременно пытался побороть желание улыбнуться и выдернуть волосы на голове. – Так я и думал. За работу. Так что теперь Фрэнк на предложении шестьдесят семь, и его уже серьезно начинает подбешивать. Он просто хочет пойти в постель, это был такой чертовски длинный день, а завтра ему еще предстоит нагонять все то, что он пропустил в универе сегодня. Он протяжно вздыхает, царапает «это так тупо», но тут же зачеркивает и возвращается к предложениям. Ему еще никогда не давали настоящего наказания. Ну, это не совсем так, потому что иначе это бы означало, что Фрэнк никогда не косячил. А косячил он еще как, причем иногда даже намеренно, когда клиент его особенно раздражал. И, конечно, были у него и такие клиенты, кто «наказывал» Фрэнка во время сцены, что… ладно, это тот еще ящик Пандоры. В любом случае никогда еще они не были такими. Никогда не казались… ну, настоящими, мать вашу, наказаниями. Это полный отстой, Фрэнку скучно, он устал, и его раздражает вся эта ситуация. Но с каждым новым предложением он все больше ощущает, что тяжесть в груди начинает рассасываться. Он задумывается о том, что, быть может, он все это время неверно понимал тему БДСМ. Возможно, этот мир, в который он понемногу заглядывал, на деле куда шире, чем он мог себе вообразить, потому что с тех самых пор, как он начал работать с Джерардом, что-то во Фрэнке надломилось. Как будто у него было свое понимание того, что такое БДСМ и что значит быть сабом, но теперь Джерард это понимание постепенно разрушает. И Фрэнк начинает переживать, что когда Джерард наконец прорвется сквозь всю его броню, глубоко внутри он увидит нечто изувеченное и гнилое и поймет, что Фрэнк вовсе не стоит всех этих стараний. Что Джерард сможет легко нанять другого саба – такого, который будет с легкостью ему подчиняться и не притащит никаких скелетов в шкафу. Фрэнк даже не уверен, что ему самому понравится то, что он увидит, когда Джерард с ним закончит, но сейчас это не так уж и важно. Подумать об этом он сможет позже. Все, на чем ему нужно концентрироваться сейчас – это «Я попрошу о помощи, когда она мне понадобится». Что, кстати, кажется, теперь, на восемьдесят второй строке, наконец начинает укладываться у него в голове. Почему он вообще не обратился сегодня утром к Брайану? Ну да, все, что он наговорил Джерарду – чистая правда. Он не знал, что начал падать в дроп, не понимал, что дроп вообще может наступить после хорошей сцены. И все такое. Но суть в том, что, как только ему стало не по себе, нужно было сразу же попросить Брайана о помощи. Быть может, в какой-то мере Фрэнк просто не хотел снова беспокоить Брайана и был сыт по горло тем, что постоянно к нему обращался, когда ему было погано. Ведь даже вся их гребаная дружба с этого и началась. Это был один из немногих раз, когда Фрэнк попытался встретиться с друзьями после убийства родителей, и, мягко говоря, получился из этого полный пиздец. Он погрузился в такое ужасное состояние, когда ты вроде как не совсем в своем теле: он слышал разговоры друзей, но все не мог понять, что конкретно они говорили. Поэтому-то он и обратился к тактике «притворяйся, пока не получится» и принялся заказывать напиток за напитком, чтобы занять руки хоть чем-то. И чем больше он пил, тем легче ему становилось дышать в реальном мире. Только вот с каждым новым напитком он становился все глупее. И когда друзья были готовы отправиться в другой бар или, возможно, на какой-то концерт (Фрэнк совсем не помнит подробности), он решил, что никуда с ними не пойдет. Он даже не помнит, как познакомился с Брайаном. Не помнит, как оказался с ним за одним столиком, задвинутым куда-то в дальний угол бара. Но помнит, как Брайан начал подсовывать ему стаканы со Спрайтом, уверяя, что в них намешана водка. И помнит, как на следующее утро проснулся в постели Брайана полностью одетый. Он знает, что Брайан не стал бы его осуждать, если бы Фрэнк позвонил ему сегодня утром, ровно как и не осудил все те ночи назад. И это надежно оседает у Фрэнка в голове, когда он заканчивает предложение номер сто. Он сидит молча, изучая взглядом свой неаккуратный почерк и задумываясь, должен ли он оставаться тут, пока за ним не придет Джерард, или же нужно самому к нему выйти. Сама мысль о том, чтобы вручить Джерарду эти исписанные страницы звучит как особый сорт унижения, которого Фрэнк бы предпочел избежать. Поэтому-то это и наказание, болван. Фрэнк хмурится, но решает, что чем быстрее он с этим покончит, тем раньше они с Джерардом перейдут к вещам поприятнее. Желательно – к тем, которые включают в себя кровать и сон. Он находит Джерарда в спальне, пока тот разбирает чемодан, в который беспорядочно накидал вещей сегодня утром. Он напевает себе под нос и закидывает несколько смятых футболок в угол комнаты, который играет роль корзины для белья. Фрэнку очень нравится видеть Джерарда таким, это странным образом по-домашнему и – Фрэнк не думал, что когда-то в этом признается – мило. И даже утешительно – видеть доминанта, когда его барьеры опущены. Видеть его за пределами сцены и понимать, что ведет себя он, собственно, так же, как и когда раздавал ему наказание. Кстати о птичках. – Я все, – говорит Фрэнк, поднимая блокнот и немного взмахивая им в воздухе. Джерард поднимает на него взгляд и улыбается. – А ты быстро. Я смогу прочитать, что там написано? – Да иди ты, у меня прекрасный почерк, – отзывается Фрэнк. Джерард изгибает бровь так, словно готовится отчитать Фрэнка, но вместо этого кивает в сторону двери. – Ну хорошо, давай пойдем в кабинет, – говорит он, и когда Фрэнк пялится на него, вконец запутавшись, Джерард слегка застенчиво ему улыбается. – Не люблю проводить наказания в спальне. Это безопасное место. От чего-то в этой фразе сердце Фрэнка сжимается в груди, почти как если бы Джерард назвал комнату «наша спальня». Потому что он учитывает чувства Фрэнка – настолько, что следит за тем, чтобы для Фрэнка спальня не ассоциировалась ни с чем, что может вызвать негативные эмоции. – Да, хорошо, – соглашается он, следуя за Джерардом из спальни в кабинет. Он медлит, задумываясь, куда Джерард хотел бы его посадить, и тот, наверное, замечает его сомнения. – Можешь сесть на свой стул, Фрэнк. Фрэнк не уверен в том, насколько успешно ему удается скрыть свое разочарование, потому что Джерард ухмыляется и добавляет: – Или со мной. Или встать на колени. Как тебе будет комфортно. Фрэнк окидывает взглядом желтый стул с другой стороны сундука, замечает, как далеко он расположен от Джерарда, и опускается на пол возле его ног. Что, как Фрэнк начинает осознавать, невероятно покорно с его стороны – чувствовать себя комфортно в таком положении. Что он выбрал встать на колени, его не просили, и… блять, Джерард действительно наводит у него в голове полнейший бардак. – Спокойно, а то заработаешь себе аневризму мозга, – подшучивает Джерард, устраиваясь в кресле, и поднимает блокнот, который ему передал Фрэнк. Сидеть в тишине, пока Джерард изучает выполненное задание, именно так неловко, как он себе это и представлял. Когда Джерард усмехается, Фрэнк понимает, что он, должно быть, дошел до того момента, когда Фрэнк разозлился. – А тут что произошло? – Я немного разозлился, – честно отвечает Фрэнк. Джерард протягивает руку, чтобы растрепать ему волосы, практически так, будто им гордится или типа того. Джерард не очень-то справляется с тем, чтобы обещание, что Фрэнк скоро научится его понимать, стало реальностью. – Могу я тебя кое о чем спросить? – произносит Джерард, подаваясь вперед, чтобы опустить блокнот на сундук. Фрэнк прикусывает губу, чтобы не сказануть «уже спросил», и просто кивает. Джерард немного изучает его взглядом, а затем говорит: – Почему ты занимаешься подчинением? – и когда Фрэнк открывает рот, тут же добавляет: – Не говори, что тебе платят хорошие деньги, за деньги можно делать все что угодно. Это не то, почему ты… я понимаю необходимость мириться с хреновыми клиентами, чтобы свести концы с концами, но, думаю, я даже не представлял масштабы того, через что тебе приходится проходить. Фрэнку всерьез не нравится то, к чему ведет этот разговор, и теперь, пожалуй, ему очень хотелось бы пойти пересесть на свой стул. Джерард протягивает руку и приподнимает лицо Фрэнка за подбородок, чтобы он мог посмотреть Джерарду в глаза. – Возвращаться после того, как тебя… – Джерард хмурится, а затем встряхивает головой. – Ты что-то ищешь. Что? Ничего Фрэнк не ищет. По крайней мере, ничего из того, что может ему предложить подчинение. Он молча моргает, глядя на Джерарда, и задумывается, что же Джерард в нем увидел. Потому что не так уж он глубок. А вся эта ситуация не настолько мудрена, какой Джерард ее пытается выставить. Фрэнк – всего-навсего студент-нищеброд, пытающийся дотянуть до выпуска. – Ничего я не ищу, – говорит он. Выражение Джерарда становится чуть более напряженным, будто он пытается скрыть какие-то эмоции… и это вызывает беспокойство. – Знаю, уже поздно, и у нас обоих был длинный день, – начинает Джерард, зарываясь пальцами в волосы Фрэнка, – но я после всего немного взвинчен… Фрэнк стонет и роняет голову на колено Джерарда. – Да, пожалуйста, – потому что, блять, на мгновение он было подумал, что Джерард просто отправит их спать со всей этой херней, повисшей между ними. – Ты даже не знаешь, что я задумал, – усмехается Джерард. – Не важно, – приглушенно бормочет он, утыкаясь в джинсы Джерарда. – Мне просто… Сегодня был очень отстойный день. Джерард угукает и еще какое-то время продолжает поглаживать волосы Фрэнка. – У тебя есть какие-то определенные пожелания? – Хочу, чтобы было больно, – долго не раздумывая отвечает Фрэнк. Джерард потягивает Фрэнка за волосы, пока тот не поднимает голову, чтобы взглянуть на Джерарда. – Сегодня никакой порки, – спокойно произносит он, словно говорит ребенку, что тому не полагается десерт. – Точно не после наказания. Я не хочу, чтобы ты погрузился в неправильное состояние. Фрэнк по-прежнему чувствует какое-то томление, возможно, разочарование за то, что подвел Джерарда. Но оно совершенно точно не такое яркое, каким было прежде, и остатки сабдропа начинают рассеиваться, когда появляется вероятность того, что новая сцена вернет все в прежнее русло. – Все хорошо, сэр, – говорит Фрэнк. – Я в порядке. – Я сказал нет, – Джерард сильнее тянет Фрэнка за волосы. А затем, когда Фрэнк драматично дуется в ответ, он снова успокаивающе зарывается пальцами в его волосы. – Уж поверь, думаю, тебе понравится. * Фрэнк, нахрен, в восторге от того, что они наконец используют деревянные балки и систему шкивов, которую Джерард оборудовал в кабинете. Джерард прыскает, замечая нарисовавшийся на лице у Фрэнка энтузиазм, когда он закрепляет веревку так, как ему нужно, прежде чем повязать руки Фрэнка у него над головой. Он тянет веревку, не сводя глаз со ступней Фрэнка, и натягивает ее все сильнее и сильнее до тех пор, пока Фрэнк не выдыхает и ему не приходится подняться на носочки. – Ты когда-нибудь практиковал патовый бондаж? – спрашивает Джерард, играясь с концом веревки у себя в руках. Фрэнк трясет головой, чувствуя, что напряжение в икрах будет становиться все сильнее, чем дольше он будет оставаться в таком положении. – Хочу, чтобы ты сохранял эту позицию, пока я не разрешу тебе из нее выйти, – говорит Джерард. – Или пока ты не используешь стоп-слово. – Только и всего? – спрашивает Фрэнк, потому что это не очень-то похоже на полноценную сцену. Джерард усмехается. – Пора бы тебе перестать меня недооценивать. То, что Джерард не сводит с Фрэнка глаз, пока тот продолжает держать позицию, заставляет понервничать, и Фрэнк едва не жалеет, что у него не завязаны глаза, чтобы можно было не чувствовать на себе взгляд Джерарда. Не так уж это и пугает, он не ощущает того провоцирующего взгляда, которым его окидывали другие доминанты (казалось, они едва ли не хотели, чтобы Фрэнк не справился). Нет, понервничать заставляет то, что он ощущает, как Джерард буквально источает гордость волна за волной. Будто он уже сделал достаточно, чтобы порадовать Джерарда, хотя все, что Фрэнк сделал – встал на носочки. Почти так же, как со стоянием на коленях, Фрэнк погружается в умиротворенное состояние, в котором он концентрируется лишь на дыхании и на положении своего тела. Он ощущает, как комната сужается до них двоих, чувствует, как она становится все меньше, пока не сжимается до размеров одного Джерарда. Но потом он ощущает, как боль начинает усиливаться. Причем не только в икрах, о которых он подумал в первую очередь. Напряжение в пояснице тоже требует внимания, а руки налились тяжестью и болью. – Как ты себя чувствуешь? – сладко спрашивает Джерард. – Нормально, – скрипит зубами Фрэнк, не желая признавать, что ему куда тяжелее, чем он думал. Он чувствует, как начинают просыпаться мышцы пресса, подрагивая от напряжения, удерживая его в равновесии. Он резко выдыхает и чувствует, как над верхней губой начинает скапливаться пот. – Ну-ну, – замечает Джерард, покручивая в руках конец веревки. – Раз я получил твое полное внимание, думаю, нам стоит вернуться к нашему разговору. – К какому? – спрашивает Фрэнк, пытаясь вспомнить, о чем они говорили. Но все, на чем он сейчас может фокусироваться – это то, до какого предела напряжено его тело и как сильно оно молит, чтобы Фрэнк сдался. Что бы там Джерарду ни было нужно, просто, блять, сдайся. – Почему ты занимаешься подчинением? – Ради денег, – отвечает Фрэнк, пытаясь сместить вес в надежде, что это поможет, но от этого свод его стоп накрывает судорогой, и он скулит от боли. – Назови настоящую причину, и я тебя отпущу, – говорит Джерард, тихонько хмыкая так, будто доволен собой. – Ну или можешь использовать стоп-слово, – напоминает он. Да блять. Он пытается вникнуть в то, что говорил Джерард. Как он возвращался снова и снова после каждой неудачной сцены. Как он, наверное, и к Сиду вернется потом, когда закончится контракт с Джерардом, потому что Сид – постоянный клиент и всегда хорошо платит. И да, это вроде как ненормально. Но он никогда особо не считал это чем-то иным, кроме как возможностью платить за квартиру. Но Джерард прав. Ведь есть и другие работы, которыми он мог бы заняться и которые стоили бы тех же денег, но не причиняли бы… ну, то, из-за чего Джерард казался до этого таким обеспокоенным. Это, должно быть, что-то действительно плохое, Фрэнк не настолько тугодум. Он правда понимает, что то, чем он занимается – не самый здоровый вариант. Знает, что не заботится о себе – не так, как должен бы. Боль в спине становится все ярче, будто говорит Фрэнку поторапливаться к чертовой матери и скорее уже во всем разобраться. И Фрэнк пытается, но он просто… ему нравится подчинение. Когда все проходит успешно, это самое лучшее чувство в мире. Витать в сабспейсе – достаточно веская причина, чтобы продолжать заниматься подчинением, пока он еще в состоянии это делать. Но это не совсем то, почему он продолжает брать клиентов. Фрэнк чувствует, как руки поднимаются выше, и вот он уже в полном напряжении на самых кончиках пальцев, все тело так и надрывается в агонии из-за усугубившегося положения. – Фрэнк, – срывается Джерард. – Отвечай. Сейчас же. Фрэнк чувствует солоноватый вкус прежде, чем успевает сообразить, что плачет. Хотя он не удивится, если это все же окажется пот. Им, кажется, пропитано все тело. Футболка с «Секретными материалами», к счастью, лежит на полу возле кресла Джерарда с остальной одеждой Фрэнка. – Мне нужна минута, – скрипит он. – Нет, – возражает Джерард. – Не хочу, чтобы ты снова придумал какую-нибудь ложь, я хочу услышать первое, что придет тебе в голову. Почему ты занимаешься подчинением? А это чертовски сложно сделать. Не думать и ответить первое, что придет на ум. Потому что Фрэнк всегда все тщательно обдумывал. А когда как следует не переваривал мысли в голове… это приносило ему куда больше проблем, чем он готов вспоминать. Но когда Джерард натягивает веревку еще и боль вновь прожигает тело, Фрэнка посещает мысль о том, что после всей этой сцены он сможет прилечь рядом с Джерардом с шоколадным батончиком в руках, и Джерард будет шептать ему что-то на ухо. Его обернут в одеяло мягче, чем любое постельное, которое у него когда-либо было. И еще, быть может, если Фрэнку повезет, он сможет заснуть под аккомпанемент очередного диснеевского мультфильма. – Фрэнк. – Безопасность! – выпаливает Фрэнк. – Хочу чувствовать себя в безопасности. Натяжение веревки мгновенно ослабевает, и Фрэнк опускается на пятки. Джерард тут как тут, обхватывает его талию и принимает на себя большую часть его веса. Фрэнк поворачивается и утыкается в футболку Джерарда лицом, не заботясь о том, что размазывает по ткани свои сопли. – Ты и есть в безопасности, Фрэнк, – шепчет Джерард, крепко его обнимая. – Я с тобой. Здесь ты в безопасности. Фрэнк пытается восстановить свое дыхание, успокоиться до такой степени, чтобы можно было сосредоточиться на том, как Джерард держит его в своих объятиях, как ноги Джерарда прижаты по бокам к его собственным, а тело согнулось над Фрэнком, словно укрывая его от всего остального мира. Он чувствует под своей ладонью сердцебиение Джерарда, такое сильное и мерное, будто готовое ко всему, что сейчас может учудить Фрэнк. Чувствует, как Джерард утыкается носом в его волосы, шепча какие-то слова, которым Фрэнк особо и не уделяет внимания, но которые звучат тепло и убаюкивающе. Именно это ощущение Фрэнк и преследовал – ощущение того, что тобой дорожат, о тебе заботятся. Понимание, что, поработав над тяжелой сценой, будешь вознагражден. Вознагражден во всех смыслах, пусть даже Фрэнк еще не каждый из них осознал.