Вэй Усянь, конечно, замечает, что в Гусу Лань происходят какие-то перемены. И он удивлен этим безмерно… а ещё самую чуточку оскорблен, потому что обычно единственным источником перемен является он сам, а тут что-то такое непонятное за его спиной происходит.
Сначала Сычжуй, хлопая глазами, рассказывает, что учитель Лань поинтересовался лекарскими рецептами клана Вэнь. И это притом, что А-Юань из своего детства не помнит практически ничего! Что толку у него спрашивать? Он и знает-то один-единственный рецепт, но... не мог же учитель Лань узнать про этот успокоительный чай, верно? Он же тогда по-другому бы разговаривал, да?..
— А что за чай? — спрашивает Вэй Усянь, вообще-то в край возмущенный тем, что он до сих пор не в курсе. И получает потрясающий рассказ, включащий, как всегда, излишне доброго Вэнь Нина, странно невнимательного и ещё более подозрительно снисходительного Лань Циженя и рискового, но тоже слишком доброго Сычжуя.
Вэй Усянь, может, и придурок, но точно не дурак. Все, что не касается чужой к нему любви, до него доходит сразу.
— Так вопрос, А-Юань, был адресован не совсем и тебе, — хмыкает он недоверчиво (понять — это одно, а поверить, что Лань Цижень на такие хитрости способен — совсем другое, да). — Просто учитель Лань напрямую с Вэнь Нином разговаривать не будет, ему вроде как… не положено.
— Так он, выходит, таки узнал? — с ужасом говорит Сычжуй.
Вэй Усянь пожимает плечами:
— А какая разница? Сычжуй, вот тебе правило
выживания в клане Лань: если тебе сразу не досталось, то что-то тут неспроста. А пока пойдем, поищем Вэнь Нина, мне и самому интересно, что он помнит.
Вэнь Нина они находят, рецептами тот вполне охотно делится, но конец этой истории Вэй Усянь не отслеживает, потому что начинается совет Глав, а с ним приходят новые заботы: как скрыться с глаз Цзян Чэна, как испортить жизнь главе Яо и как избежать необходимости сидеть на скучных обсуждениях, хотя и муж, и его брат, и его дядя в три голоса твердят, как это важно.
— Да с чего бы важно? — припереть к стенке из них Усянь может только мужа, что и делает. Лань Чжань предсказуемо отводит взгляд и «раскалывается»:
— Мой дядя с Цзян Ваньинем что-то планируют, и для этого им нужен ты.
И вот на этом месте СТОП, говорит себе Вэй Усянь. Потому что тут очень много важной и
странной информации.
— Лань Цижень и Цзян Чэн что-то планируют? А откуда ты знаешь? — начинает он с главного.
— А я их сегодня видел вместе, — выдает Лань Чжань. — На кроличьей поляне.
— Да что ты говоришь, — усмехается Усянь не без удивления. — Прямо-таки обоих и вместе. А что они там делали?
— Обсуждали какие-то политические решения, — говорит Лань Чжань, но как-то так, будто и сам в этом не уверен. — Вроде дядя попросил помощи, а Цзян Ваньинь ее оказал.
Что-то пояснения ничего не объясняют, думается Вэй Ину, а только больше запутывают. Но допустим! Допустим, Усянь может поверить в то, что их родственники обсуждали политику. Но на кроличьей поляне? И это притом, что…
— Лань Цижень же кроликов терпеть не мог, — вспоминает Усянь. — Что он там делал?
— А вот кролики его терпеть могут. Даже любят, — выдает ещё более непонятный факт Лань Чжань. — Он у меня забрал крольчонка… которого Цзян Ваньинь мне отдал… и отнес к норе. К нужной норе. И тот совсем не боялся. Кажется, дядя там не впервые. И Цзян Ваньинь тоже.
На этом моменте Вэй Ин осознает: если он не услышит объяснения из первых рук, то точно свихнется от любопытства.
Проблема только в том, что даже от кроликов проще добиться ответа, чем у Лань Циженя и Цзян Чэна. Но Вэй Усянь не просто так Старейшина Илин, он тоже в интригах кое-что смыслит. Поэтому первым делом он решает поступить ровно так, как его просят. Ну. Разок. Единственный. В качестве исключения. Чтобы не расслаблялись.
Только вот когда Вэй Усянь с гордым видом является-таки на собрание, оказывается, что он на нем совсем даже не центральная фигура. Мнения его никто не спрашивает, спорных вопросов о культивации никто не задает, тишина да благодать… была бы, если бы некоторые главы некрупных кланов опять не пытались втянуть в мелкие дрязги всех, кто с готовностью на это купится.
Покупаться никто не спешит, впрочем, и продавец из главы Яо закономерно никчёмный. Как и глава. Как и человек вообще.
А потом Вэй Усянь внезапно просыпается от ленивой полудрёмы с открытыми глазами, осознавая, что наступил момент трапезы. И вот тут следует вторая серия сюрпризов. Потому что Вэй Усяню не иначе как мерещится такой знакомый запах перца. Причем какого перца! Неужто юньменьского? Да быть того не может! Чтобы клан Лань, и вдруг выставил приправы? Они же даже вдохнуть такую остроту без слёз не смогут…
— В дар от Юньмена моему брату и всему клану Гусу Лань я преподношу этот скромный сувенир, — звучит вдруг голос Цзян Чэна, вынуждая Вэй Усяня окончательно понять: он не проснулся, он заснул. Это все ему снится: и приправа на столах в клане Лань, и то, что Цзян Чэн с чего-то вдруг называет его братом.
— Какой хороший сон, — бормочет он себе под нос. Негромко, чтобы не спугнуть. Цзян Чэн даже во сне не изменяет своим привычкам — закатывает глаза. Тем временем учитель Лань дает отмашку выставить богатый подарок на общий стол.
И вот тут у Вэй Усяня появляется сразу много вопросов. Общеизвестно, что Юньмен выпускает самые лучшие приправы; но люди за пределами Пристани редко в курсе, что на продажу они всегда разбавляются. А тут, судя по ярко-алому цвету, чистый перец. И из здесь присутствующих, пожалуй, его способны есть разве что Вэй Усянь, Цзян Чэн… И, возможно, выросший отчасти в Юньмене Цзинь Лин. Который, разумеется, тоже сидит за общим столом на правах Главы Ланьлина, и на всё происходящее взирает с заметным удивлением.
А потом учитель Лань откалывает
потрясающий даже по меркам Вэй Усяня номер.
— Глава Яо, уважаемый, — и Вэй Ин, честно,
восхищен тем фактом, что в голосе Лань Циженя не слышно ни грана сарказма, — не изволите ли разделить с нами трапезу? Вы так горячо участвовали в обсуждении, что, наверное, хотите восстановить силы.
— Ну как же я могу пробовать подарок вперёд того, кому он адресован, — фальшиво улыбается глава Яо (чтоб этого старого пе…речника всего перекосило).
А ведь шансы есть, вдруг понимает Вэй Усянь. Его, возможно, даже осеняет в этот момент, зачем он, такой умный и красивый, вообще был им тут сегодня нужен — только ради этого момента!
— Благодарю главу Цзян за щедрость! — зубасто улыбается он. Учитель Лань немножко морщится — точно уловил подвох за улыбкой. Да, стоит ещё поработать над ней, похоже.
Под эти все чудесные размышления Вэй Усянь радостно выливает себе в бульон едва ли не полбанки соуса. У Цзинь Лина легонько дёргается бровь — такое блюдо он бы точно не стал есть. И другим бы не посоветовал. Но Цзинь Лин парень умный, так что он молчит. Цзян Чэн хмурится, но тут ничего нового. Взгляд, по крайней мере, не отводит, следит за происходящим.
А Вэй Усянь — он тренированный, да. И заглатывает ужасно острый суп, даже не морщась. А потом радушно предлагает:
— Отличный соус, глава Яо, угощайтесь!
И глава Яо, благослови небо его жадность, угощается. Причем, посмотрев на Вэй Усяня, явно перебарщивает с количеством. Но никто, ни единый человек за столом не издает ни звука, чтобы об этом ему сообщить.
А дальше следует некоторый хаос, сопровождаемый криками, невнятной пантомимой и бегающим по залу главой Яо, который выглядит пугающе красным.
— Кажется, наши специи произвели на него неизгладимое впечатление, — ровно замечает глава Цзян.
— Да, благодарю за дар, — отвечает учитель Лань.
И пять десятков прочих лиц, с суеверным ужасом наблюдающих этот диалог, кажется, понимают, что
никогда не будут пытаться перетянуть кланы Лань или Цзян на свою сторону в личных интересах.
Минимум усилий, максимум эффективности. Вэй Усянь почти завидует, что не додумался сам, но ещё он приятно потрясен, четко намерен выяснить, что вообще происходит… и рад полученной приправе, которой хватит, он уже подсчитал, минимум на полгода.
И ещё, конечно, интересно, неужто в Гусу в самом деле какие-то волшебные кролики, уж если они сподвигли Лань Циженя на такие-то действия? Вроде он обычных дарил…
***
В целом, совершенно не удивительно, что после несколько скомканного окончания совещаний в этот день (глава Яо,
какая досада, отсутствует, а остальные спорщики по некой причине теряют желание с боем отстаивать свои интересы,
удивительно) Вэй Усянь первым делом отправляется на поляну с кроликами. А то вдруг он что-то упустил? Надо же изучить загадочный кроличий феномен.
Феномен ему действительно встречается, да не тот. Подкрадываясь к поляне — когда он шумит, кролики разбегаются, это Усянь с горем пополам усвоил — он слышит голоса.
***
Лань Цижень давно не помнит, чтобы он был так доволен жизнью. И если честно, даже немножко подозревает, что подобный уровень счастья противоречит правилам. Но ведь он ничего такого не сделал, верно? Он ведь просто принял подарок. Всё остальное произошло само собой! Так ведь?
Тем не менее, результаты следует обсудить, сообщн…
коллегу по несчастью — поблагодарить, а дальнейшие действия — согласовать, так что Лань Цижень отправляет Цзян Ваньиню записку, в которой просит прибыть на
прежнее место (в интересах конспирации).
А затем, едва отвязавшись от глав младших кланов, приходит и сам.
Только чтобы понять, что он тут не то что не первый — даже не второй.
Для начала Цижень натыкается взглядом на спину схоронившегося за кустом Вэй Усяня.
(Знал бы он, что прячется под тем же жасмином, что и Лань Цижень несколькими днями ранее! Но к счастью, только кролики, молчаливые мудрые кролики знают об этом. Лань Цижень буквально ценит их как союзников с каждым днём всё больше!)
Затем слышит голос Цзян Ваньиня на поляне. И наконец, отвечающие ему голоса мелких поганцев. А эти-то что тут забыли?
Ответ находится быстро: Цзинь Лин (у которого все ещё проблемы с контролем громкости голоса, впрочем, для Главы клана это, возможно, даже преимущество) пытается добиться у дяди объяснения по поводу того,
что это было на совете. Дядя совершенно не горит желанием никакие объяснения давать. И Лань Цижень поспорил бы, что юный глава Цзинь имеет все шансы нарваться, но он все ещё видит спину в черном ханьфу, которая по жизни не отличается терпением.
А значит, нарвется, вероятно, кое-кто другой.
И точно: видимо, поняв, что мелочь пытает Цзян Чэна ровно теми же вопросами, что волнуют и его самого, Вэй Усянь покидает свое зелёное убежище, чтобы с триумфальным «Ах вот вы где!» вывалиться на поляну. Подчёркнуто неловко, будто и не подслушивал последние десять минут, а только сейчас с тропы вышел. Ну-ну, как будто Цзян Ваньинь на это купится.
— Не могу поверить, что ты уговорил Лань Циженя на эту авантюру! — восклицает Вэй Усянь даже громче Цзинь Лина.
— Никого я не уговаривал! — тут же скалится в ответ Цзян Чэн.
Это, надо сказать, чистая правда, но Вэй Усянь воспринимает ответ иначе.
— Ну уж не вешай мне лапшу на уши! — весело заявляет он. — Я-то всё сразу понял!
Цзян Чэн щурится недобро.
Вэй Усянь лыбится как… индивидуум с проблемами умственного развития, нет, Лань Цижень не будет опускаться до брани!
— Мне Лань Чжань все рассказал про ваши кроличьи свидания! — продолжает рыть себе могилу Вэй Усянь, а у Цзян Чэна, всё ещё молчащего, Цзыдянь опасно искрит на пальце.
Лань Цижень уже задумывается, не вмешаться ли ему… и не будет ли от этого только хуже, как вдруг обстоятельства принимают неожиданный оборот.
В смысле, крик резко стихает, и Цижень начинает уже было бояться, что произошло нечто непоправимое. А он, конечно, не раз говорил (в отсутствие Чжаня, не совсем же он… индивидуум с проблемами умственного развития), что Усяня только могила может заставить замолчать (доказано)… Но это не значит, что он готов наблюдать за тем, как вредного зятя в эту могилу провожают. Как-никак, на нем молодежь тренировать удобно. В терпении и смирении с неизбежным, например.
Не поленившись применить руну тишины, Цижень ползет под ставший почти уже родным жасмин, чтобы увидеть невероятное.
Сычжуй и Цзиньи, видимо, сговорившись, синхронно пихнули каждому спорщику по кролику в руки.
...И вот вопрос: как вы будете орать на собеседника, если у вас в руках милый, мягкий, перепуганный кроль?
Усянь захлопывает рот с лязгом (бедные его зубы).
Цзян Чэн замирает и хлопает глазами, как в юности. Давно забытое зрелище, надо же, Цижень не думал его ещё раз увидеть.
Цзян Чэн, однако, быстро собой овладевает. Эх, отличный всё же Глава из него вышел. Почему они так мало общаются с Сиченем, думает Цижень. Ведь какая была бы польза! Для клановой политики. Да.
— Вы их напугали, — шипит громким шепотом из дальнего угла поляны (поляна у скалы, да, у нее есть угол) Цзинь Лин, — вы и успокаивайте!
— Но я тогда так и не выясню, что это было сегодня! — таким же шепотом возмущается Усянь.
— А как будто я тебе сказал бы! — огрызается чуть рыча Цзян Чэн. С шепотом у кого-то нелады, похоже…
Кролик в его руках вздрагивает. Цзян Чэн виновато гладит его по ушам.
— Но ты же сказал, что принес подарок мне, своему любимому брату… Разве это не значит, что мы снова друзья? — у Вэй Усяня даже шепотом ныть получается, вот же талант…
— Да ни хрена подобного! — шипит Цзян Чэн.
Вэй Усянь возмущённо закрывает своему кролику уши:
— Ты чему ребенка учишь?!
— Хрен это садовое растение! — закипает Цзян Чэн… и, видимо, в порыве чувств прищемляет кролю хвост. Тот в отместку цапает его за палец.
— Ай, за что! — Цзян Чэн кажется искренне обиженным таким предательством. — Пушок, я тебя столько морковкой кормил, а ты вот так вот, значит?
А потом он осознает,
что произнес, и его лицо выражает множество разнообразных, неожиданных и сильных эмоций...
Вэй Усянь начинает смеяться, да так, что садится задом на траву.
Цзян Чэн выпрямляет плечи и поднимает подбородок. Видимо, хочет даже с кроликом в руках выглядеть респектабельно.
— Перед кем ты хмуришься, интересно? На этой поляне ты явно никому не внушаешь ужаса. Даже кроликам, — смеётся ещё пуще Вэй Усянь. Бессмертный он, что ли? Или надеется, что его ещё кто-нибудь решит возродить, в случае чего?
— Правильно, зато
тебя даже твои же кролики боятся! — находится с ответом Цзян Чэн, показывая на напрягшегося пушистого зверька в ладонях Вэй Ина.
— Он просто хочет в туалет, — возражает Вэй Ин. — Айа, погоди, я посажу тебя!
Увы, кролик явно не разделяет чужого мнения, и на этот раз зубами по пальцам получает уже Вэй Усянь.
— Ауч! Не бери плохой пример с Пушка, Черныш! — возмущается Усянь.
— Это не Черныш, это Лохматые ушки! — возражает Цзян Чэн.
— Не зря я твоему умению подбирать имена с детства не доверяю! — заливается снова хохотом Вэй Ин, тут же забыв про раненый палец.
— Не понял?! — возмущается Цзинь Лин. — Фея, ты это слышала?!
— Я ТАК И ЗНАЛ, ЧТО ЭТО ТЫ ДАЛ ЕЙ ИМЯ, — почти визжит в восторге Вэй Усянь, но в ответ получает только слаженное, в три голоса:
— ТИШЕ, ТЫ НАПУГАЕШЬ ЛОХМАТЫЕ УШКИ!..
…В общем, в этот день у Лань Циженя ничего не получается с Цзян Чэном обсудить, но если честно, он этим даже как-то совсем и не расстроен.
И если бы кто-то сказал Лань Циженю даже с год тому назад, что его ненавистные кролики могут стать шагом к примирению для неразрешимой, казалось бы, вражды, он бы не поверил.
Но, если честно, некоторым вещам удивляться очень приятно.
