«После красно-жёлтых дней Начнётся и кончится зима. Горе ты моё от ума, Не печалься, гляди веселей»
Света начинала сомневаться в собственной адекватности: контролировать себя и свои эмоции с каждым днем становилось все труднее. С раннего детства она держала чувства в узде и не позволяла себе делать необдуманные поступки, прежде всего руководствуясь голосом разума, а не сердца. Но теперь пошатнувшаяся психика творила со Светой странные вещи. За всю жизнь она не плакала столько, сколько в этой квартире за последние несколько недель. Нестабильность душевного состояния её пугала, было стыдно за свои выходки и сцены перед Сетевым, но иначе не получалось. В воспалённом мозгу малейшие внешние раздражители отзывались ураганом разнообразных чувств. И уже во второй раз плачась в плечо бандита, Света понимала — она снова не справляется. Глупые детские слёзы, внезапно взявшиеся из ниоткуда, бесконечным потоком лились по щекам, а она ничего не могла с этим поделать. Внутри бушевала обида и злость на саму себя — и как только до такого докатилась!.. Ведь всегда была холодной, собранной, рассудительной, стоически выдерживала любую боль, обиду, провокацию. А теперь рыдает, словно капризный ребёнок, не получивший желаемую игрушку. Сразу вспомнилась когда-то вечно хныкающая по пустякам младшая сестра и то, как эти приступы истерии выводили Свету из себя. «А я сейчас разве лучше?», — с горечью думалось ей. Дина закатывала ей истерики на правах кровной сестры, а она Сетевому — кто? Чужая девчонка, невольная сожительница, пленница, от которой он скоро избавится и забудет. Сердце болезненно сжималось раз за разом. Переживания, неподъёмными камнями отяжелявшие душу, подступали к горлу. Теперь она плакала не только из сострадания к Сетевому, и он сам это тоже осознавал. Она оплакивала ту сильную, выносливую, смелую девчонку, каковой была всего какой-то месяц назад. Света привыкла справляться со всем сама, не прося помощи у посторонних. Да и положиться было не на кого. Мама? У неё была совсем другая жизнь и другие заботы в лице мужа-красавца и умницы-дочки. Бабушка? Зачем беспокоить бедную больную женщину по пустякам? Света обычно отделывалась банальным «ба, да нормально всё», даже если всё было ненормально и любимая бабушка об этом догадывалась. Да и не нуждалась Света в сочувствующих взглядах и навязчивой заботе — уж увольте. А сейчас чужие руки успокаивающе бродили по спине, и как же приятны были эти прикосновения!.. Но Свету одолевала тупая досада от эффекта, которые они вызывали. Нежные ладони, с большой осторожностью поглаживающие её тело, будто бы говорили: «поплачь, милая, не стесняйся, плачь». А она не хотела плакать, не хотела доверяться касаниям чужого человека, не хотела чувствовать себя слабой и уязвимой. Но она плакала, доверяла и чувствовала. И не в силах была сопротивляться этому неизведанному приятному чувству чьей-то поддержки и сострадания, как бы это ни было ей несвойственно. В голове давно установка — никто не поможет, кроме себя самой. Ни на кого нельзя положиться, и все в этой жизни преследуют собственные цели и готовы переступить через тебя, когда понадобится. Но в этот раз ей так хотелось верить, что она всю жизнь ошибалась, и вот он — тот самый человек, который нарушит правила и докажет ей обратное, который сломает все её убеждения и принципы. От последней мысли Света стало до жути страшно. Будто бы что-то щёлкнуло в воспаленном мозгу, мгновенно прогнав сказочный морок. Это чувство было похоже на ведро ледяной воды, вылитой на голову и моментально отрезвившей разыгравшееся воображение, создающее нелепые, до тошноты романтические и мечтательные образы. Она готова отказаться от себя самой, от работы, которую она долгие годы над собой проделывала, выстраивая всё по кирпичикам, головы лишиться ради своего похитителя, который взамен на эти жертвы ничего не обещал? Нет, никогда!.. Что-то зашевелилось в груди. Света закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Она почувствовала, как сердце чётко отбивает свой ритм, как лёгкие расширяются при вдохе и приходят в обычное состояние на выдохе; как сила возвращается к дрожащим рукам и слабым ногам, как налитая свинцом голова освобождается от докучавших мыслей, а душа, избавившись от тяжести каменных глыб, становится легче. Неожиданная мысль, пришедшая на смену омерзительной жалости к себе, осветила внутренний мрак: «Не сдамся. Вытерплю. Смогу». Она выкинет, вырвет его из своей головы, вырежет из груди вместе с плотью, но не допустит таких жертв. Света выпрямилась, отпрянув от сжимавшего её в объятиях мужчины, но не позволила себе взглянуть в его глаза. Знала — она еще не так твёрдо стоит на ногах, внезапно обретших силу, чтобы столкнуться со своей, пожалуй, главной слабостью. — Мне нужно умыться, — придушенным голосом нарушила молчание Света и, сама не помня как, удалилась из комнаты. Илья, растерянный и удивлённый, еще долго оставался сидеть на месте, уставившись в пустую стену напротив. Перемена, произошедшая со Светой за считанные минуты, была налицо. Он снова узнал в ней ту храбрую непоколебимую девчонку, которая, сидя в милицейской машине, твёрдой рукой направляла дуло автомата прямо в цель, которая до последнего боролась со взрослыми мужчинами маленьким кусочком железной трубы, защищая себя и сестру, которая колюче и зло глядела ему в глаза в той маленькой каморке в первый вечер после поимки. Ей было к лицу, и это ему определенно нравилось.***
После того злополучного случая Света сделалась совсем молчаливой и будто бы чересчур серьёзной. Она избегала общества хозяина квартиры, безумно стыдясь и конфузясь при одной только мысли о произошедшем, но всё же выглянула из тесной комнаты, чтобы осведомиться о том, не нужна ли ему помощь с перевязкой и осмотром раны, — терзала совесть. Собственно, помощь была нужна, хоть Илья и отнекивался. Пришлось, несмотря ни на что, переборов страх встречи и объяснений, всё взять в свои руки. Ранение оказалось действительно не таким серьёзным, каковым выглядело на первый взгляд: повреждены были только мягкие ткани, отчего и было много крови и ужасный вид. Илья не соврал, сказав, что лезвие ножа не зашло глубоко в плоть, поэтому особой угрозы для жизни бандита рана не представляла, и чувствовал он себя вполне сносно. Света старалась фокусироваться на одной только задаче, не позволяя никаким лишним мыслям наполнять голову. Немалых усилий ей стоила борьба с собой. Расслабься только, и — она знала — задрожат руки, побагровеют щёки, ослабеет голос. Выверенными, точными движениями, без заминок, Света делала перевязку, сохраняя полное молчание. Сетевой тоже молчал, с любопытством наблюдая то за руками девчонки, ловко справляющимися с бинтами, то за сосредоточенным и насупленным выражением лица, и ему было абсолютно ясно, что она в данный момент испытывает: конечно же, ей стыдно, она корит себя за проявление слабости и теперь напускает на себя вид полного равнодушия и безразличия ко всему; пытается замкнуться, чтобы не позволить искренним чувствам и эмоциям вырваться наружу снова. Он был в этом уверен. Он, словно в зеркале, видел в ней себя. В следующий раз Илья позвал её сам с просьбой принести ему воды. Конечно же, в помощи он не нуждался и сам мог бы дойти до кухни. Но уж больно любопытно ему было посмотреть — неужели девчонка действительно решила отдалиться? — Света, — позвал Сетевой. Он поднялся с дивана на локтях и, невзирая на слабость, принял сидячее положение, — поговорить нужно. Света заволновалась — Илья заметил, как она сжала и разжала кулаки, как искорки беспокойства заплясали в глазах, — но тут же взяла себя в руки, приняв непринужденный вид, и спокойно отозвалась: — Хорошо. О чем? — Сядь, — Илья взглядом указал на кресло, на которое девчонка без пререканий опустилась, — по поводу этой ночи… — он проницательно вгляделся в лицо девчонки — та держалась молодцом, — ты прости за моё поведение, я… — …Вёл себя как капризный ребёнок в возрасте «я сам»? — перебила Света, колючим взглядом врезавшись в глаза мужчины. Илья даже немного растерялся, затем усмехнулся, уловив — это её защитная реакция. — Вообще я не это хотел сказать, но ладно, пусть будет так, — бандит поднял руки, как бы сдаваясь, — так что, простишь? — Прощу, — просто ответила Света, — я могу идти? — Нет, это ещё не всё, подожди. Света чуть заметно напряглась, закинула ногу на ногу и всем видом показала, что внимательно слушает. — Что же насчёт твоего детского поведения? Илья с интересом окинул взглядом изменившуюся в лице девчонку: кожа едва заметно побледнела, плотно сжались челюсти, немного задралась голова. Света сцепила руки на коленке и наконец подняла глаза на собеседника. — Да, и ты меня прости. Я правда как ребёнок разнылась, знаю, — весьма принуждённо и сухо призналась она. — Да нет же, я не о том. — А о чём тогда? — Света нахмурилась. — Я про твоё поведение сейчас. — А что с ним не так? — Выпускаешь иголки. — Спокойно констатировал мужчина. — Какие ещё иголки? Я не понимаю, о чём ты, — Света криво усмехнулась, а в глазах пронеслось — «понимаю». — Ты очень сильная и храбрая девушка, Света. Я это знаю и не нуждаюсь в дополнительных доказательствах, — тихо, но твёрдо произнёс мужчина, — и никто в них не нуждается. Спокойствие начало испаряться. Света задёргалась — поняла, к чему вёл бандит и боялась продолжения этого разговора. Но Илья, вопреки ожиданиям, не без проблем поднялся и, чуть прихрамывая, вышел из комнаты, оставив Свету в полном недоумении. Мысль маячила в голове Светы всю ночь — «не нуждаюсь в доказательствах»… Комплимент это или издёвка? Неужели подумал, что она ради него храбрится; ради того, чтобы в его глазах возвыситься и продемонстрировать свой характер? Неужели ему дело есть до того, как она к нему относится? Его эта перемена задела? Последние вопросы Свету волновали куда сильнее, порождая непонятную дрожь и безумную улыбку. Выздоровел бандит быстро и безо всяких осложнений. Дела сами собой решиться не могли, и Сетевой вернулся к прежнему образу жизни в самые краткие сроки. Снова днём в квартире стояла гулкая тишина, от которой в ушах стоял звон, и лишь иногда ночами веяло прохладой из открытой форточки и сигаретным дымом. Снова Света бродила бледной тенью по осточертевшим комнатам, в миллионный раз перебирая всевозможные варианты побега, среди которых не было ни одного подходящего. Заветная дверь в хозяйскую спальню, где наверняка находилось оружие, никак не поддавалась ухищрениям Светы. Безнадёжность. Одного этого слова, конечно, было бы недостаточно, чтобы описать состояние Светы, но именно оно являлось главным. Это чувство досаждало больше остальных, удушало липкими лапами, съедало изнутри. Вера в то, что в один прекрасный день в злополучную квартиру заявится любимый отчим с автоматом наперевес и героически спасёт любимую падчерицу, умирала долго и мучительно. От полной изоляции и незнания происходящего за пределами стен хотелось выброситься в окно. Конечно же, Света бы так не сделала, но порой это виделось ей чуть ли не единственным выходом. Однако она упорно сжимала кулаки до боли и делала единственное, что могла в сложившейся ситуации — ждала. И это бесконечное ожидание было величайшим испытанием в её еще такой короткой жизни. Не так страшно было прятаться от бандитов, защищать себя и сестру в неравной схватке, пытаться бежать, быть пойманной, — нет, это страх временный, порождающий адреналин, который отключает мозг и делает тебя в разы сильнее, чем ты есть на самом деле. В таком случае всегда есть цель, для достижения которой нужно было действовать быстро и чётко. С этим Света справлялась настолько хорошо, насколько позволяла ситуация. Но безнадёжность, бездействие и тупое ожидание выводили из себя, раздражали, сводили с ума. Мысли о побеге мельтешили в голове всё чаще и чаще, но Света себя одёргивала — это неразумно. Да и вариантов особо не было. Света резко распахнула глаза, когда кто-то громко хлопнул входной дверью. Одним рывком поднявшись на постели, она оглянулась: комната была освещена лишь уличным фонарём, искусственные лучи которого пробирались через большое окно. Кто-то негромко выругался. Света узнала голос сразу — это Сетевой вернулся домой. Она успокоенно выдохнула и снова легла на подушку, пытаясь усмирить часто забившееся от резкого пробуждения сердце и заново уснуть. Наконец сознание стала поглощать приятная темнота, когда опять послышался шум, на этот раз напоминающий грохот посуды. — Сука… — прошипел вслед раздражённый голос. Света поднялась, села на постели, уткнувшись взглядом в стену напротив. Пришлось напрячь слух, чтобы следом услышать короткий стук толстого стекла о поверхность столешницы и звук наливаемой жидкости. Девчонка снова откинулась назад, устроившись на подушке с намерением продолжить сон, однако этому не было суждено сбыться — громко зазвонил мобильный телефон хозяина квартиры. Раздражённо взбивая подушку, Света мысленно проклинала весь мир, который будто бы намеренно не давал ей спокойно поспать. — Да, алло, — послышался приглушенный голос мужчины. Он постепенно становился всё тише и неразборчивее — Илья зашёл в свою спальню, больше ничего разобрать не удалось. Света бесцельно пялилась в потолок, понимая, что уже вряд ли уснёт. Наконец сдавшись, она поднялась и села на подоконник. За окном шёл мелкий снег, подсвеченный оранжевым светом фонаря, тут же тая и лишь усугубляя противную питерскую слякоть. Ни души во дворе, только машины дожидались хозяев, вероятно, спокойно спавших в столь поздний час. Света обречённо вздохнула — ладно уж, без сна так без сна, отоспится днём. И без того нестабильное спокойствие ночи нарушил звон разбившегося стекла. — Да твою мать! — Обречённо протянул мужчина. Никогда Илья не наводил столько шума посреди ночи, как бы поздно не возвращался домой. «Да что там такое?!» — с раздражением подумала Света, прежде чем решительно выйти из комнаты. На кухне она застала такую картину: Сетевой, склонившись над осколками стакана, разбросанных на полу, пытался убрать самый крупный из них. Но, поранившись, он лишь пнул носком ботинка заострённый со всех сторон кусок стекла, стряхивая капли крови с руки прямо на пол. Света удивлённо застыла в проходе. — Что, разбудил? — Да, разбудил. Тут попробуй не проснуться, когда посреди ночи бьют посуду. — Недовольно отозвалась Света и, на цыпочках, минуя осколки, прошла на кухню. — Ну извини, солнце, не привык жить с маленькими девочками в одной квартире. Забываю, что у них хрупкий сон, который так легко нарушить, — неприятным саркастичным тоном ответил Сетевой. — Да я тоже, знаешь ли, никогда наедине со взрослыми дядями под одной крышей не жила, — таким же тоном ответила обиженная девчонка, исподлобья наблюдая за тем, как Сетевой достаёт другой аналогичный бокал из навесного ящика. — Тебе, как раз-таки, может пригодиться такой опыт. Света вспыхнула от злости и возмущения и даже чуть не наступила на острое стекло, ничего не замечая за пеленой перед глазами. Но ей удалось справиться с наплывом эмоций, когда осознание очевидного наконец охладило разбушевавшийся огонь внутри. — Ты что, пьяный? — Что, правильная, снова будешь воспитывать? — Илья залил в себя, по всей видимости, очередной бокал алкоголя, не отрывая взгляда от девчонки. — Еще чего, нужно мне это больно. Света опустилась на корточки, чтобы собрать останки стакана с пола. Те разлетелись по всей площади небольшой кухни, поблескивая то здесь, то там. Когда крупные кусочки были собраны, Света убрала остальные веником, с лязгом отправив всё в мусорное ведро. Илья спокойно сидел на излюбленном барном стуле, скучающе наблюдая за движениями девчонки. — Смотри, еще вон там, — Сетевой пальцем указал на место, где затаился неубранный осколок, — под тумбой. Девчонка снова опустилась на корточки, но рука не достала до стекла. Тогда она встала на колени и наклонилась, чтобы увидеть заветный кусочек, а затем, выгнувшись, наощупь достала его. Илья, наблюдавший за этой сценой, тяжело сглотнул. Он жадно припал к стакану, осушив его одним глотком и отгоняя непрошенные мысли. Пальцы нервно сжались и разжались — «вздор». Девчонка, ничего не подозревая, победно выбросила последний фрагмент бокала в мусорку. Затем оглянулась на Сетевого, но заметив его затуманенный от алкоголя взгляд на себе, замялась, не зная, куда себя деть. Она отошла к окну и ловко запрыгнула на подоконник, начала рассматривать руки, не найдя, что сказать. Повисшую тишину вовсе нельзя было назвать комфортной; в ней будто бы таились недосказанные слова и незаданные вопросы, но нарушить её никто не торопился. Сетевой поднялся с места и неторопливо направился прямо к окну. В целом, визуально нельзя было бы с точностью сказать, что он пьян: он лишь едва заметно покачивался, и выражение лица немного отличалось от обычного. Но голос и манера речи его выдавали с потрохами. Света внимательно наблюдала за его медлительными движениями, мысленно проклиная себя за то, что решила выйти из комнаты. Пьяные люди всегда её настораживали, а причиной тому были бывшие ухажёры матери, не всегда адекватные дружки Алика и пьянь, которой кишели петербуржские улицы. Пьяные люди были непредсказуемыми, а порой и очень опасными — в этом Свете пришлось убедиться не единожды. Илья остановился прямо перед девчонкой, которая продолжала опасливо, немного сжавшись, наблюдать за ним; склонившись, упёр руки в подоконник по бокам от её тела и с усмешкой глянул прямо в глаза. Света тихо охнула от неожиданности, уже готовясь дать отпор, если понадобится. Правая рука мужчины потянулась куда-то за неё, но он не отрывал взгляда от карих глаз девчонки. Неожиданно Сетевой немного отпрянул, а в руке появилась пачка сигарет. Света вспыхнула от мыслей, в которых еще мгновение назад она придумала себе невесть что. Зелёные глаза бандита, наблюдавшие за быстрой сменой эмоций на лице девчонки, открыто смеялись над ней. «Играется со мной!» — мысленно возмутилась Света, зло глянув на противно весёлого мужчину. Она порывисто спрыгнула с подоконника, намереваясь вернуться в комнату, но мягким движением чужие руки толкнули её обратно. — Что? — недовольно бросила Света, скрестив руки на груди. — Ладно, Свет, не обижайся, — откровенно веселясь, попросил Сетевой, доставая из красной пачки сигарету. Девчонка демонстративно отвернулась. — Дай пройти, я хочу спать. Ты время вообще видел? — Зачем тогда пришла? — Выдыхая сигаретный дым спросил Илья, уже забыв об игривом настроении и став абсолютно спокойным. — Проверить, всё ли нормально. — И что, проверила? Всё нормально? — Да, теперь хочу уйти. Отпусти, пожалуйста. — Так же спокойно отвечала Света. — Уверена, что это единственная причина? Только проверить? — Илья, прижав девчонку спиной к подоконнику, потянулся к форточке, чтобы открыть её. Затем отпрянул, самодовольно приподняв бровь в вопросе. Света была смущена, но самообладания не теряла. — Да. В голове же отрывками роились беспорядочные мысли. Ответ был однозначным — нет, вовсе нет, это не единственная причина, по которой она покинула темную комнату. Ей скучно, одиноко… нет, не то. Она хотела увидеть именно его, обмолвиться хотя бы парой слов, показаться на глаза, напомнить о себе. Неосознанно, неспециально, ненарочно, сама об этом не догадываясь. Сетевой сделал последнюю затяжку, затушил сигарету о пепельницу, стоящую по левую сторону от девчонки, наклонился прямо к ней и медленно выдохнул дым в лицо. Заглянул в глаза. — Врёшь. Точка невозврата была достигнута. Неожиданно для обоих, Сетевой поймал своими губами губы девчонки. Спустя несколько мгновений осторожной ласки отстранился, глянув в затуманенные глаза напротив, прикоснулся снова. Не давая привыкнуть к новым ощущениям, углубил поцелуй, отдающий терпким алкоголем, сигаретами и чем-то мятным. Света в растерянности не могла пошевелиться, не отвечая мужчине, но и не отстраняясь. Сердце бешено колотилось в груди, лицо пылало, руки дрожали. Это был её первый поцелуй, такой внезапный, сногсшибательный и будоражащий до дрожи во всём теле. Илья был нетерпелив и порой резок, он не учил её — только показывал, требовал того же в ответ, не считался с её потребностью дышать. Наконец Света отключила голову — отдалась происходящему, позволила телу расслабиться и наконец ответила на поцелуй, обвила руками шею мужчины. И тогда голову снесло обоим. Руки Сетевого опустились на талию, приподняли и посадили девчонку обратно на подоконник. Стало удобнее — не пришлось нагинаться к её лицу так сильно. Мужские руки блуждали повсюду — по шее, спине, талии, бедрам. Света же судорожно сжимала в руках то волосы на затылке, то ткань чёрной футболки, то гладила спину мужчины. Когда губы Сетевого опустились ниже — к области под ухом и дальше к шее, Света не смогла сдержать тихого стона. Илья заглушил его, снова накрыв губы девчонки своими, продолжая жадный поцелуй. Когда присутствие одежды начало раздражать, мужчина резко отстранился. Опьянение сняло как рукой, стоило ему увидеть растрёпанную девчонку с распухшими губами и алыми щеками напротив. Внутри всё будто бы упало. — Твою мать! — Прорычал мужчина, со всей силы ударив кулаком по подоконнику совсем рядом со Светой. Та подпрыгнула на месте, напугано хлопая глазами. Илья быстрым шагом покинул комнату, а затем громко хлопнула входная дверь. По лицу девчонки заструились слёзы. Ночь обещала быть бессонной. Чёрный «мерседес» мчался по уже до боли знакомому адресу. Он докажет и себе, и этой несносной девчонке, что на ней свет клином не сошёлся; что достаточно у него любовниц для развлечений и всё, что ему нужно прямо сейчас — хорошенько потрахаться.