Кайри и Господин Боль

— Ка́йри, Кайри, проснись, — толкал меня в бок Буни́р. — Отвали, Бунир, дай поспать, — отмахнулся я от надоедливого раба. — Я целый день разгружал рыбу и хочу спать. — Вставай. Господин зовёт. — А-а-а! Да чтоб его! — пробурчал я, пытаясь оторвать от лежанки своё натруженное тело. — Какого чёрта этому алкашу надо? — Господин зовёт, — повторил он с мольбой в голосе, проигнорировав мой вопрос. Личный раб посеменил в другие комнаты барака, будить остальных работников. «Каков хозяин, таков и раб» вспомнилось мне, глядя на костлявого и плешивого Бунира. Так издавна говорят у нас в Каргароне. Проклиная последними словами господина Нари́ссу, стал натягивать на себя провонявшую рыбой рубаху и видавшие виды башмаки. Собственно, моё нынешнее положение мало чем отличалось от положения Бунира. Разве что у меня не было марки простого или, упаси небо, личного раба. Я был свободным гражданином Каргарона, верным подданным Императора Света, Великого Господина Незаходящего Солнца и Повелителя Пяти Морей Элони́ра VIII… Чтоб он жил вечно… Нарисса — владелец прокля́того рыбного цеха, в котором я и ещё множество таких же горемык батрачат с утра и до поздней ночи. «Благодетель и кормилец, без которого мы, сучьи выблядки, давно бы подохли с голоду», как при любом удобном случае напоминает он нам. Только этот «благодетель» кормил нас отбросами и заставлял работать из последних сил, не делая поблажек ни из-за пола, ни из-за возраста… Поскорее бы мне исполнилось семнадцать лет… Сделаю марку полновластного гражданина и подамся в корсары: бороздить моря во славу Императора Света всяко лучше, чем гнить в рыбьей требухе. Да и в заморских колониях, говорят, можно легко сколотить состояние. Давным-давно, ещё когда была жива мать, было чуточку полегче: мать зарабатывала на жизнь рукоделием. Она слыла лучшей в Каргароне золотошвейкой. К ней за нарядами обращались даже высокородные, не скупясь на серебро и золото. Это позволяло ей одной — отца я не знал, да и она особо не рассказывала, говорила лишь, что он из благородных; других родственников тоже не было — содержать наш небольшой особняк в престижном районе, у подножья Серебряного Холма, и даже обзавестись парочкой рабов из заморских жителей. Но всё в одночасье изменилось — пожар, начавшийся в Пристенном дистрикте, перекинулся через городскую стену и уничтожил большинство домов нижнего яруса. Наш дом тоже сгорел… Дотла… Мы потеряли абсолютно всё… Через какое-то время матушка попыталась начать заново, но на пожаре она получила сильные ожоги рук и уже не могла держать иголку… Пару лет назад её не стало… Она не вынесла лишений, оставив меня одного в этом мире… Наверное, это и к лучшему, ведь матушка не видит, во что превратился её «дорогой Кайри» — дурнопахнущий оборванец, вечно грязный скелет с заскорузлыми руками… — Кайри, чего это нас подняли ни свет ни заря? — зевая так, что челюсть хрустнула, спросил у меня Юнри́р. — Надеюсь, не из-за того, что Нарисса в очередной раз перебрал кислого вина и ему привиделись черти, — ответил я и тоже зевнул. — С него станется, — загоготал идущий позади Ти́мат. Он был всклокочен спросонья. — А ну тихо вы! — прикрикнул на нас Фо́рнан, который был у нас тут за главного. — Господин идёт. Нарисса, как обычно, мучился утренним похмельем, отчего был злее обычного. Он накинул на грузное тело свой просаленный капитанский китель, который давно уже был ему мал, из-за чего не сходился на пузе. Да и в море-то он не выходил последние лет десять, а то и больше. Мужчину покачивало, поэтому для надёжности он опёрся о Бунира. Только вот тонкая соломинка-раб грозился в любой момент переломиться пополам под весом раздувшегося словно рыба-пузырь от беспробудного пьянства и обжорства владельца цеха. — Ну что, сучьи выродки, — он обвёл присутствующих в столовой работников пренебрежительным взглядом, — признавайтесь: кто украл мои деньги? Тон его не предвещал ничего хорошего. Все тридцать с лишним человек разом замерли, боясь даже дышать. Зная нрав господина, нас всех ждёт суровое наказание. Он не будет разбираться, а просто всех выпорет, а то и чего похуже. — Я вас спрашиваю, — продолжил он сипеть своим пропитым голосом, — у кого из вас хватило наглости украсть? И у кого? У меня! У того, кто вас поит, кормит, одевает, — вдруг стал наигранно жалиться он. — Молчите?! — взревел Нарисса, не дождавшись ответа. — Ну я вам покажу!!! Он сделал пару шагов вперёд и схватил оказавшегося рядом с ним Дамлита — совсем ещё ребёнка — и так встряхнул мальца, что было слышно, как щёлкнули его зубы. — Признавайся, ты, рыбий потрох, украл?! — зашипел ему в лицо Нарисса. — В глаза мне смотри, рыбий потрох! — Нет, нет, господин, не я, не я! — От испуга завопил Дамлит и зарыдал. Десятилетний полотёр до сих пор не мог привыкнуть к крутому нраву господина. Он, как и я, вырос в зажиточной семье и воспитывался в любви и тепле. Семья Дамлита, как и многих других, разорилась из-за наплыва товаров и рабов из колоний. Теперь бывшие ткачи вынуждены были влачить жалкое существование, перебиваясь с хлеба на воду. — У-у, мерзость, мель те под киль! — выругался бывший капитан, отшвырнув щуплого пацана прочь. — Форнан! — Нарисса вперил тяжёлый взгляд в старшего подмастерья. — Да, господин, — тут же залебезил тот. — Кто из этих выродков покидал ночью барак? — Уверяю вас, господин, никто. Все были на месте. — Врёшь, мурену те в глотку!!! — рявкнул Нарисса. — Никто кроме этих сопляков не знал, что мне принесли оплату за крупный улов. Шестьсот золотых о́нса, морская пучина тя поглоти! От услышанной суммы по толпе прошёл шум. У меня так и вовсе глаза на лоб полезли: шестьсот золотых онса! Вот те на. Да на них я бы смог прожить безбедно не один год! Многие из здесь присутствующих видели, что к Нариссе приходил кто-то из благородных, и знали, что посетитель выкупил разом десять судов с рыбой сейчас и десять в следующем месяце, но о таких суммах вряд ли кто-то мог даже помыслить. Да за эти барыши Нарисса самолично каждого из нас протянет под килем, а затем освежует и скормит акулам! Пока я размышлял о деньгах и способе избежать незаслуженной кары, Форнан растянулся на полу, сваленный смачной оплеухой бывшего морского волка. Сейчас, конечно, в этом борове трудно распознать умелого корсара и лучшего капитана Рейдерского Императорского флота, о подвигах которого слагали легенды. Во время службы, на которой был чуть ли не с пелёнок, бравый вояка сколотил немалый капитал, позволивший купить несколько рыболовецких судов с командами и организовать целый рыбный цех, но вредные привычки, приобретённые в дальних походах, и непривычная жизнь «сухопутной крысы» сделали своё дело. — Значит, так, макрелевы моло́ки, либо вор признается сам, либо я прикажу каждого из вас высечь, да так, чтоб живого места на вас не осталось! Форнан, тебя это тоже касается! Поняли, сучьи выродки?! — Пощади, господин. Я ничего не брал, — подал голос хнычущий в сторонке Дамлит. По его чумазому лицу были размазаны слёзы. Парнишка бросился в ноги Нариссе и стал его умолять. Владелец цеха лишь скривился и хотел было ударить Дамлита своим пудовым кулачищем по лицу, но Форнан успел оттянуть паренька на себя. — Господин, я обещаю, если вор среди нас, он понесёт суровую кару. Прошу вас, прошу, не гневайтесь, — старший подмастерье вновь залебезил перед господином. Он даже поцеловал ему разукрашенные послужными марками руки. — Рыбий потрох, — сплюнул под ноги Нарисса. — Даю тебе час. Бунир, кальмара те под рыбий хвост, тащи киртецкого, неужто не видишь, что у хозяина в горле пересохло. — Да, господин. Уже несу, господин, — и тщедушный раб бросился со всех ног в сторону господских покоев. — У тебя час, — уже более спокойно повторил Нарисса, сильно ткнув стоящему на коленях Форнану в грудь толстым пальцем. Едва за владельцем нашего цеха закрылась дверь, Форнан преобразился: из кроткого замухрышки, каким он по обыкновению представал перед Нариссой, старший подмастерье превратился в злобного коршуна. — Надеюсь, вам, ублюдкам, не надо объяснять, что я не собираюсь подставлять свою спину, чтобы выгородить кого-то из вас? — зашипел он. — Форнан, не много ли ты на себя берёшь? — вдруг подал голос Ги́рит. — Откуда нам знать, что это не ты украл деньги Нариссы? Ты же вчера целый день крутился возле него. О том, что Гирит и старший подмастерье, мягко говоря, недолюбливали друг друга, не знал разве, что глухой и слепой. Разумеется, причиной было то, что владелец назначил своей правой рукой лизоблюда Форнана, а не угрюмого, но очень работящего и умелого Гирита. — Да как ты смеешь обвинять меня?! — От возмущения старший подмастерье дал петуха. Он прокашлялся и продолжил: — Я верой и правдой служу нашему господину почти десять лет… — Не гунди, Форни. Нам всем хорошо известно, как ты украдкой таскаешь на базар лучшую рыбу, да и устрицы частенько «выпрыгивают» из садков… прям тебе в карман… — Нарываешься, Гирит? — Форнан злобно раздувал ноздри, готовясь устроить потасовку с более крупным подмастерьем. — Эй, хорош, парни. Подождите час, и вам обоим начистят рыла, да так, что мало не покажется. — И вот какая медуза ужалила и заставила меня вмешаться? Естественно, теперь не сулящий ничего хорошего взгляд Форнана вперился в меня. — Кайри дело говорит, — встал на мою защиту Юнрир. — Пока вы тут собачитесь, время уходит. — И то верно, — поддержал его Тимат. — Нарисса свою угрозу обязательно выполнит. Наверное, все наши знали, что этих двоих мужчин связывает не только дружба, но в Каргароне на это мало кто обращал внимание. Конечно, был древний закон, запрещающий такие отношения, но его игнорировали не только высокородные, но и простые граждане. — А мы всё-таки уверены, что среди нас крыса? — спросил Гирит, демонстративно не смотря на Форнана. Воцарилось молчание. Слышалось, как народ неуверенно переминается с ноги на ногу. Никому не хотелось узнать, что его товарищ стал вором. Деньги Нариссы — это деньги всей цеховой братии, пусть нам перепадают крошки с господского стола, но без них мы бы давно сдохли с голоду. Народ невольно вглядывался друг в друга, выжидая и выискивая в окружающих злой умысел. — Уверен, это Захри́ своровал, — произнёс вдруг Мия́га и сплюнул через прогал вместо потерянного в пьяной драке зуба жевательный табак. — Какого рожна это я, Мияга? Давно зубов не лишался? — набычился Захри. — А не ты ли намедни жаловался, что проиграл в карты крупную сумму? — продолжил гнуть свою линию долговязый. В толпе загудели. — Не твоего это ума дело: как проигрался, так и отыграюсь. А ты сам-то, Мияга, — перешёл в наступление коренастый Захри, — чуть ли не каждую пьянку божишься, что будь у тебя столько денег, сколько у Нариссы, давно бы отчалил в колонии… На волне, поднятой Миягой, со всех сторон стали раздавать обвинения: каждый припоминал любые обиды на друга, каждый старался сохранить в целости свою и так потасканную шкуру. Мне стало противно, и я хотел было уйти к себе — может, хотя бы перед поркой удастся выспаться. Но путь к отступлению был перекрыт сцепившимися Захри и Миягой. Лавируя между орущими и хватающими друг друга за грудки цеховыми, я добрался к противоположной стене, возле которой самой невозмутимостью стоял Гирит. — А ты, Кайри, что думаешь? — вдруг спросил меня здоровяк. Мне нечего было ответить — лишь пожал плечами. — То-то и оно, — многозначительно произнёс Гирит и почесал щетину. Я зевнул и прикрыл глаза, но не прошло и пары секунд, как зал огласил визг Форнана: — А ну заткнулись все! Я сказал: «Молчать»!!! — Он так завопил, аж уши заложило. Потихонечку волнение среди цеховых сошло на нет. — Я… — старший подмастерье снова дал петуха. — Я так понимаю, никто из вас не собирается признаваться. Так? — А чё признаваться-то, коли мы ничего не брали, — подал голос Мияга. — А кто тогда? — ехидно спросил Форнан. — Да хоть бы и какой-нибудь пришлый. Нарисса, чай, налакался как обычно в таверне и давай байки рассказывать… Вот и растрезвонил, что ему большой куш светит… А лихой народ до золота ещё как охоч… — Ну да, тебе ли не знать, Мияга, — заржал Захри. — Сам, поди, промышлял разбоем. — Умолкните! Оба! — повысив голос, прекратил Форнан очередной виток противостояния Мияги и Захри. — Господин, может, и позволяет себе лишнего… — По залу прокатился смех, который под взглядом старшего подмастерья быстро сошёл на нет. — Так вот, несмотря на тягу господина к возлияниям… — Да пьяница он, — загоготал Мияга. — Даже похлеще тебя, — подначил Захри, чем снова вызвал взрывы хохота в толпе. — В последний раз предупреждаю: ещё одно лишнее слово и произнёсший его пойдёт на экзекуцию первым. Угроза Форнана возымела действие — в мгновение ока воцарилась мертвенная тишина. — Так, о чём это я? Да. Господин никогда бы не рассказал о нашем прибытке посторонним. Я знаю, о чём говорю. До меня донеслось еле разборчивое: «…сам с ним пьёт…». — И вообще, хватит обсуждать господина. У нас осталось совсем немного времени. Скоро он вернётся и его праведный гнев обратится против каждого из нас. Понимаете, каждого! Народ снова стоял, потупив взор. — Ну что, есть кому что сказать? — спустя какое-то время спросил Форнан и медленно обвёл взглядом всех присутствующих. Вдруг его взгляд сделался блуждающим. Старший подмастерье даже стал вертеть головой. — Постойте-ка, а где Уа́рти? Вопрос вывел меня из оцепенения. Я тоже стал вглядываться в толпу. До меня вдруг дошло, что не видел в толпе своего лучшего друга. — Где Уарти? — повторил свой вопрос Форнан. — Да нет его здесь, — ответил Тимат. — Как это нет? Куда же он девался? — недоумённо уставившись в толпу, спросил Форнан. — Да кто ж его знает, — отозвался Юнрир. — Кто с ним живёт в одной комнате? — осведомился Форнан. — Я, господин, — пропищал Дамлит. Оказывается, всё это время мальчишка прятался под столом, рядом со мной. — Ты знаешь, где сейчас Уарти? — спросил Форнан тем же надменным тоном. Малец сглотнул и замотал головой. — А когда он ушёл? — навис над ним подошедший главный подмастерье. Пацан вновь стал шмыгать носом. Я подошёл и опустился перед ним на одно колено, бесцеремонно отодвинув Форнана. Сразу же почувствовал, как жжёт спину. — Дамли, ты же знаешь, что мы с Уарти друзья? — я старался говорить как можно доброжелательнее. — Помоги мне найти моего друга. Мальчишка заколебался — он явно что-то скрывал. — Скажи, не бойся. Уверен, мой друг сильно обрадуется, когда я найду его. — Уарти… Он ушёл ночью, — наконец, собравшись с силами, пропищал Дамлит. Вокруг нас образовалось полукольцо. Все с интересом слушали наш разговор. — Ночью? А куда? Он не сказал? — «Разрази тебя гром, Уарти! Куда тебя понесло в такое время?» — Сказал, что ему надо встретиться с приятелем. — Приятелем? — «Что ещё за приятель?» — Он сказал, как его зовут? — Не-ет, — мальчишка виновато потупил глаза. — Кайри, — со всхлипом вдруг произнёс он, — Уарти просил никому не говорить. Я поклялся… Я не знал… Правда… Дальше слова растворились в бульканье и всхлипах. Уарти?.. Как?.. — Всё ясно, — вынес вердикт Форнан. — Он не мог, — попытался оправдать я друга. Мне совершенно не хотелось в это верить… Верить в то, что Уарти не только украл деньги, но и предал нашу дружбу. Мы же поклялись, что уйдём в корсары… Вместе… Ещё каких-то полгода, и я бы получил право на гражданскую марку… Почему он не дождался?.. Он же обещал… Я был полностью разбит… Погруженный в свои мысли, даже не заметил, что в столовую вновь явился Нарисса. Известие о бегстве Уарти и возможной его причастности к краже денег привело господина в неимоверное бешенство. Он рвал и метал. Досталось многим: Форнан и Гирит получили от него по физиономии за то, что «пустили в садок с креветками мурену»; цеховым, что стояли в первых рядах, он раздал оплеух. Наконец, выпустив пар, Нарисса удалился, пригрозив напоследок, что напичкает наши туши гнилой рыбьей требухой и выбросит их в море на корм чайкам. А ещё он оставил нас без обеда и приказал немедленно приниматься за работу. Можно сказать, отделались лёгким испугом. Во мне до последнего не угасала надежда, что Уарти вот-вот вернётся. Ну, мог же он просто ночью отправиться на свидание к какой-нибудь девице, или же метать кости в таверне, или же… Да много куда он мог пойти!.. А вдруг девица оказалась замужней, и муж заколол незадачливого любовника клинком. Или вдруг Уарти убили за краплёные карты или «счастливые кости». Признаю, мой друг тот ещё проныра, но вот чтобы он отважился на откровенное воровство?.. Нет, не верю! Я разделывал огромного тунца утреннего улова, когда в цех явился Нарисса. Разумеется, к нам вниз он никогда не спускался, а наблюдал за работой со своего своеобразного «капитанского мостика». По обыкновению, бывший капитан коптил трубкой, чтобы хоть как-то приглушить рыбную вонь. Сейчас ничего, но, когда нанялся сюда, меня самого просто выворачивало от нестерпимого смрада гниющей под палящим солнцем требухи. Думал устроиться на рыболовецкое судно юнгой, но пришлось взять в руку тесак и разделывать рыбу для засолки. Матушка, после пожара, часто повторяла, что человек, ежели захочет, может приспособиться к любой ситуации, главное упорно трудиться и не опускать рук. Вот я и приспособился. Господин был мрачнее тучи, поэтому постоянно придирался, сыпля ругательствами по любому поводу. У него и так-то в последнее время всегда плохое настроение было, а тут ещё деньги умыкнули из-под самого носа. Поневоле озвереешь… Краем глаза заметил, что к Нариссе подбежал Бунир и что-то, активно жестикулируя, зашептал. Глава цеха выругался, пнул своего несчастного личного раба и с несвойственной для свиной туши прытью понёсся на улицу. — Видал? — спросил Юнрир. — Интересно, куда это старая каракатица так припустил? — Поменьше по сторонам смотрите, — не дал мне даже рта раскрыть возникший словно из-под земли Форнан. — Да, господин старший подмастерье, — скороговоркой проговорил я и потащил густо натёртого солью и заморскими специями тунца в ледовую. Не хотелось получать ещё и от Форнана. Старший подмастерье брал пример со своего обожаемого господина и лютовал не на шутку. Если бы не благоразумие и невообразимая выдержка Гирита, то сегодня быть бы плюгавой рыбе-прилипале битым дважды. По возвращении из ледовой стал наблюдать странную картину: цеховые, один за одним, потихонечку оставляли свою работу и направлялись к выходу. — Эй, что случилось? Куда это все? — Бунир говорит, что Нарисса зовёт всех в столовую, — на ходу сообщил мне Во́лнис — самый юный из раздельщиков рыбы. — А ещё зачем-то заставляет перед этим нас хорошенько искупаться, — дополнил его Захри. — А ты, поди, ни разу и не купался, — подначил его Мияга. — Я недели две назад в термах был, так что, Мияга, не мели чушь. От тебя самого несёт, аж глаза режет. — Я мужик, и от меня должно так пахнуть. Да и девицам нравится. Даже я не удержался от смеха. Сомневаюсь, что кому-то, кроме портовых шлюх, мог прийтись по нраву рыбий дух, который буквально въедался в кожу. Перешучиваясь и подначивая друг друга, народ добрёл до большого чана с водой, из которого в конце рабочего дня мы смывали с себя чешую и рыбьи внутренности. «Щедрый» Нарисса раз в неделю позволял нам устроить банный день и, растопив костёр, намыться как следует. Конечно же, за свою «заботу» господин вычитал из нашего и так скудного жалования парочку лиардов. Бунир зорко следил, чтобы каждый из нас хорошенько соскоблил с себя грязь и окатился из большого ведра водой. Я по полной воспользовался моментом. Когда ещё Нарисса позволит средь бела дня вот так вот ополоснуться прохладной водицей! А это было как никогда кстати — солнце уже вовсю палило, и в цеху было не продохнуть от миазмов. Поскидывал с себя вонючее рубище, служащее рабочей одеждой, хорошенько натёр себя щёлоком, одолженным у Тимата, и опрокинул на себя полный жбан. Ух, хорошо! Многие цеховые мужчины были менее щепетильны в плане чистоты своего тела, поэтому просто поливали друг друга из ведра, причём даже не раздеваясь, что вызывало просто неимоверную трагедию у Бунира. Он начинал увещевать нерадивых цеховых привести себя в порядок, но личного раба господина Нариссы откровенно игнорировали, а то и вовсе пихали, чтобы не мешался под ногами. На помощь рабу пришёл Форнан. Старший подмастерье не стал церемониться и просто пригрозил лишением ужина всем тем, кто ослушается указания Нариссы. Спорить с правой рукой владельца цеха нашлось уже не так много охотников. До последнего не сдавался только Захри. Он старательно изображал, что моется, не переставая бурчать, что от частого принятия ванны могут развиться всякие болезни. А ему эту тайну за небольшую плату открыл один заморский врачеватель, который лечил самого Императора Света. Врачеватель поведал, что наш повелитель никогда не моется, так как от болезней его оберегает золотая императорская марка. Захри, наверное, ещё бы долго канючил, только вдруг на горизонте показался Нарисса. Господин всыпал всем по первое число и чуть ли не пинками погнал полураздетых цеховых в столовую. Хорошо, что я уже успел натянуть свою единственную рубаху. Нет, у меня была и ещё одна рубаха, которую мне сшила матушка, но её я надевал только в День моря. Только в ней мне удавалось пройти мимо стражников в Верхний город и посмотреть на Великое морское шествие. В День моря чествовали лучших корсаров. Они при полном параде шествовали через весь Верхний город в Потаённую рощу, расположенную на вершине Золотого Холма. Сам Повелитель Пяти Морей выезжал из Янтарного дворца и собственноручно награждал достойнейших. Как же я хочу стать одним из тех, кто проявил отвагу, кто захватил больше всех судов Восточной Империи. А ещё лучше открыть новые земли и стать там наместником. Наверное, о том же самом мечтает любой мальчишка, ведь вся жизнь Стодневной Империи, как наш Каргарон называют заморские купцы за то, что от одной крайней точки империи, острова Шаркорук, до другой, Земли Лорг, самые быстроходные суда плывут ровно сто дней, связана с морем. На Лунном острове, где располагается наша столица, не так уж и много шансов выбиться в люди для подобных мне. Уверен, любой столичный простолюдин, будь у него такая возможность, с радостью бы отправился в заморские колонии осваивать покорённые земли. Но это всё глупые детские мечты… В столовой неожиданно обнаружился глава портовой стражи, которого сопровождало несколько дозорных, облачённых в кирасы. Они стояли рядом со своим начальником с алебардами наперевес и выглядели крайне сурово. Капитан Фирку́ла восседал во главе стола, развалившись в кресле Нариссы, которое неведомым образом оказалось здесь, а не в его личных покоях. Рядом с капитаном сидел мужчина, который безучастно смотрел на окружающих. Выглядел он как торговец или ремесленник. Интересно, кто он? Но кроме того, что у него марка простолюдина, нечего было сказать. Когда-то Нарисса и Фиркула служили на одном рейдерском судне. В редкие моменты благодушия владелец цеха частенько предавался воспоминаниям и травил байки, так что о господине главе портовой стражи у меня сложилось наилучшее впечатление. Кажется, старые морские волки до сих пор сохраняли приятельские отношения. Наш продолжил охотиться за торговыми судами Восточной империи, а второй, дослужившись до капитана, перешёл в Боевой флот, о чём свидетельствовали его послужные марки. Видимо, там-то ныне однорукий и одноногий Фиркула проявил себя очень хорошо, поэтому теперь вместе с чёрной маркой простолюдина на его морщинистом лице красовалась и зелёная марка представителя благородного сословия. Так-то в Каргароне любой мог за свои заслуги получить от Великого Господина Незаходящего Солнца достоинство благородного сословия, но, по факту, немногим это удавалось. Горхан Фиркула был из немногих счастливцев. Да, может, он и лишился некоторых частей тела на службе, зато этим самым обеспечил себе безбедную старость, а своим отпрыскам — наследное право считать себя благородными. Моя матушка тоже мечтала, что я стану благородным, наверстаю своё — причитающееся мне по праву рождения. Изредка она заговаривала о моём отце и о том, что я незаконнорождённый потомок, пусть и обедневшего, но всё же древнего рода благородных. Возможно, мой отец и был из благородных, но вряд ли из числа Первых. Скорее, всего лишь любвеобильный пройдоха, сынок какого-нибудь новоявленного благородного, вскруживший голову очередной молодой девице перед тем, как отправиться в дальний рейд. В свою мечту она верила так сильно, что даже, влезая в долги, наняла для меня учителей словесности и каллиграфии. По задумке её «дорогой Кайри» должен был выучиться и, повзрослев, стать чиновником в Имперской магистратуре. Но её чаяниям не суждено было сбыться, потому что я вместо того, чтобы слушать многомудрых старцев, на уроках чаще ловил мух и считал ворон, а то и вовсе при любом удобном случае сбегал в порт любоваться величавыми судами Императорского флота. Из-за этого я научился только худо-бедно читать, чем не может похвастаться большинство из цеховых, а вот наука начертания идеальных букв мне вовсе не далась. Без этого навыка о месте в магистратуре можно даже не мечтать. Хотя, можно подумать, у меня, у простого потрошителя рыбы, может появиться хоть малюсенький шанс сдать квесторский экзамен. Да уж скорее наш владетельный пропойца откажется от лишней бутылки вина из Киртеции, чем это произойдёт… — Па́ркеш, тут присутствуют все твои люди? — обратился начальник портовой стражи к Нариссе. — Да, мой друг, — с немного заискивающей интонацией ответил тот. — Остальные со вчерашнего дня в море. Сам понимаешь, большой заказ… Мне пришлось… Неожиданно непримечательный и безучастный мужчина встал со своего места и сделал знак рукой всем замолчать. — Этот знак, — начал громко он, оголяя свою грудь. Расстегнув несколько пуговиц добротной рубахи, мужчина продемонстрировал Золотое Око — марку члена Невидимой Гильдии, служащей глазами и ушами самого Императора Света, состоящей из воинов, тайно охраняющих покой всего Каргарона и жизнь самого Повелителя Пяти Морей. — …расскажет обо мне больше, чем моё имя, — продолжил Невидимый, когда убедился, что цеховые хорошенько рассмотрели его марку. — Я здесь по приглашению главы портовой службы. Золотое Око всегда направлено туда, где таится порок… Незнакомец стал самозабвенно вещать о миссии Невидимой Гильдии. Цеховые, как и я, впали в ступор. Любому, кто узрит Золотое Око, ведомо: перед ним человек, чья власть над любым подданным Стодневной Империи, в том числе и над высокородным не из числа императорской фамилии, ограничена только волей Великого Господина Незаходящего Солнца. Я не сводил глаз с незнакомца. Мало кому удавалось пересечься с Невидимым и узнать об этом, ведь они словно призраки бредут никем не замеченными в толпе простолюдинов, растворяются среди благородных и корсаров, незримо следят за контрабандистами и другими, не желающими жить честно, людьми. Появились где-то и точно также исчезли. Их цель — вызнать обо всём, что хоть как-то может навредить Каргарону и лично Императору Света. Если увидят хотя бы тень от надвигающейся угрозы или почуют в ком-то крамолу, Невидимые могут казнить любого, кто не состоит в императорском доме. Но чаще обладатели Золотого Ока на груди лишь выявляют тёмные делишки и направляют против преступников карающую длань Имперской магистратуры. Об этом мне рассказывали мои учителя. Только вот в детстве я думал, что это всё сказки выживших из ума стариков, а теперь же воочию вижу перед собой одного из членов Невидимой Гильдии. — Нарисса, — обратился Невидимый к смотрящему на него с благоговейным трепетом владельцу верфи, — я вижу тут только одних мужчин. Кто же готовит на кухне? — Кухарки, господин, — встрепенулся Нарисса. — Из жён и дочерей моих людей… Мы тут все — одна большая семья… Он говорил так убедительно, что, кажется, сейчас и сам в это верил. — И воровство… — продолжил старый плут, картинно жестикулируя руками. — Я просто не могу поверить в то, что кто-то из моих подчинённых… моих любимых чад… оказался способен на подобное… Любой незнающий его человек, услышав эту речь, подумал бы, что господин и вправду заботится, любит и переживает за своих работяг. — Сколько у тебя рабов трудится в цеху? — Ни одного, господин. Я верноподданнически исполняю повеление Его Императорского Величества. Мои работники — вольные граждане. Ага, конечно, волю императора он исполняет… Просто раба надо сначала купить, а потом ещё и заплатить немалую пошлину за оформление купчей в Имперской магистратуре. Этому скряге проще нанять свободных и обращаться с нами хуже, чем с рабами… — А этот? — Невидимый указал на сбледнувшего Бунира — вылитого ходячего мертвеца. Поняв, что на него обратил внимание Златоокий, как ещё в народе называли Невидимых, раб задрожал как осиновый лист и бухнулся о землю. — Это Бунир, господин. Мой личный раб. Бесполезное создание, — невинно улыбаясь, сообщил Нарисса. — Помогает по хозяйству. В цех я его не пускаю… Слишком туп, господин. — Довольно, — недовольно махнув рукой, остановил словесный поток ограбленного владельца верфи Невидимый. — Я и так вижу, что это твой личный раб… Нарисса так резко закрыл рот, что, наверное, едва не прикусил себе язык. — Мне нужно место, где я мог бы переговорить с глазу на глаз с твоими людьми, — властно сообщил Златооокий. Озвученная просьба явно привела Нариссу в замешательство. — Мой кабинет… Он идеально подойдёт для этого, господин, — залебезил хозяин и учтивым жестом попросил проследовать за ним. По возвращении Нарисса, играя желваками, сообщил нам, что Невидимый желает поговорить с каждым из цеховых. Первым идёт Форнан. Услышав своё имя, старший подмастерье побледнел так, что стал цветом похож на рыбу-луну. — Ну что, дружище, — подал голос глава портовой стражи, — может, пропустим по кружечке? — Завсегда рад, Горхан. — По Нариссе было видно, что выпить бы ему не помешало. — Бунир, морской дьявол тя поглоти, тащи лучшего вина господину главе портовой стражи, да и про бравых дозорных не забудь… Живее, акулий выблядок! — Для ускорения по-прежнему распластанного на полу лицом вниз раба Нарисса отвесил ему смачный пендель. Это помогло, и личный раб стремглав бросился прочь из цеховой столовой исполнять поручение. Старые приятели пустились в плавание по волнам памяти. Цеховые потихонечку тоже стали делиться своими впечатлениями о пережитом только что. — Кайри, — окликнул меня Волнис, — тебе раньше доводилось видеть Златооких? — Нет. С чего бы? — Ну ты же с Серебряного Холма. Там, говорят, их много ходит. — Волнис, во-первых, я жил не на Серебряном Холме, а у его подножия, в Ткацком дистрикте, а во-вторых, сам же знаешь, что Невидимые на то и невидимые, чтоб пройти мимо него и в жизнь не догадаться. — Ну не знай, говорят, учёным грамоте рассказывают про Невидимую Гильдию. — Кто говорит? — Ну, многие, — не унимался Волнис. — Вот у них и спрашивай, а я знаю о Златооких не более твоего. От дальнейших расспросов меня спасло появление старшего подмастерья. Он до сих пор был сам на себя не похож. Слабым голосом Форнан сообщил, что следующим к Невидимому иду я. Какого чёрта Златоокому от меня понадобилось? И чего такого про меня наговорил Форнан? На негнущихся ногах я вошёл в покои Нариссы — в любой другой день за такую дерзость меня бы прилюдно высекли. — Тебя зовут Кайри? — спросил Невидимый, буквально буравя меня взглядом. — Да… — я сглотнул, — господин. — Не бойся, проходи и садись, — мужчина указал на резное кресло напротив себя. Обычно на нём сидели гости Нариссы. — Но… Нарисса… — Его здесь нет. Садись, — твёрдо произнёс Златоокий. Я аккуратно присел на краешек — Нарисса меня точно убьёт. — Итак, сколько тебе лет, Кайри? — Шестнадцать… Шестнадцать с половиной, господин. — От пристального взгляда карих глаз мне было не по себе. — Из какого ты рода, Кайри? — задал следующий вопрос Невидимый. — Из рода Насури́тто, господин. — Насуритто… Насуритто… — Мужчина на пару секунд задумался. — Точно. «Златошвейка Насуритто». Зуна́йлла Насуритто. А ты, выходит, её сын? — Да, господин, — внутри меня сковал страх: «Откуда он знает мою мать?» — Расскажи мне про Уарти Дониле́сси. — Он — мой лучший друг, — ответил я с трудом. — Лучший друг? — безэмоционально уточнил Златоокий. — Да, господин. Он с самого моего прихода в рыбный цех господина Нариссы стал помогать мне. На тот момент я был самым младшим из раздельщиков рыбы. Он, хоть и сам был не сильно старше меня, но Гирит… Это один из подмастерьев… Поставил Уарти обучить меня. — Под конец рассказа я немного расслабился, поэтому слова дались легче. — А ты знаешь, где сейчас твой друг? — Ума не приложу. Вчера ночью он ещё был, а с утра не явился в столовую. — Мне известно, что вы вместе с ним собирались пойти служить в Императорский флот. Мог Уарти записаться корсаром без тебя? Ведь Донилесси уже получил свою гражданскую марку и стал полноправным подданным Великого Господина Незаходящего Солнца. Я был крайне удивлён, что Невидимому так много обо мне известно, не иначе трепло Форнан, едва переступил порог кабинета Нариссы, со страху напустил в штаны и всё выложил, указав на меня с Уарти. — Ну так мог или нет? — спросил он, теряя терпение. — Я не знаю, — в конце концов признался я, опустив голову. Мне и самому хотелось бы это знать. Теперь у меня вовсе не осталось надежды, что Уарти вернётся. Ну, почему он так поступил со мной?.. — Хорошо, ты свободен. Позови следующего. И да, запомни, если ты сделаешь хотя бы намёк на содержание нашего разговора, Золотое Око узнает об этом и покарает тебя. — Произнесено это было таким тоном, что у меня не возникло ни единого сомнения, что именно так и будет. — Я понял, господин. Вернулся в столовую и сказал, что Невидимый ждёт следующего. Видя колебания в толпе, на беседу вызвался Гирит. Я же сел в углу, обхватив голову руками. — Ка-айри, —обратился ко мне испуганный Дамлит, — а Златоокий спрашивал обо мне? Я открыл глаза. Пацан стоял напротив меня и неуверенно переминался с ноги на ногу. — Не боись, Дамлит, Невидимой Гильдии нет дела до таких чумазиков, как ты. — Я постарался изобразить улыбку и взъерошил волосы пацанёнка. — Правда? — спросил он уже более уверенно. — Конечно, — заверил я. Повеселевший мальчишка снова нырнул под стол, лавируя между ногами цеховых. — Ну чё там? — На этот раз с расспросами подошли Юнрир и Тимат. — То, о чём вещает Золотое Око, не предназначено для чужих ушей, — подражая манере Невидимого, ответил я и устало прикрыл глаза. Парни ушли и больше меня никто не тревожил. Я погрузился в полудрёму. Очнулся, когда с Невидимым поговорило уже больше половины цеховых. Таких сразу было видно: они сидели молча, затаясь, опасаясь сболтнуть лишнего. Остальные тоже нервничали, переговаривались шёпотом, косясь на вернувшихся от Златоокого. Лишь Нарисса с Фиркулой опустошали бутылки одну за одной — пятки Бунира так и сверкали, когда он нёсся в хозяйские погреба за выпивкой. Со стороны их стола слышался гогот, залихватские спичи и стук соударяющихся кубков. Видя, что отдыхающий в компании друга командир не обращает на них никакого внимания, дозорные расслабились, поскидывали свои кирасы, отложили алебарды и принялись резаться в карты, расположившись в дальнем углу. Среди них сразу же нарисовался Захри, который при любом удобном случае спускал в карты свой небольшой заработок. Уверен, шулеры — завсегдатаи «Капитанского шлюпа» или «Трёх заморских королей» не раз обдирали здоровяка до нитки. Конечно, бывало, ему приваливал хороший выигрыш, но чаще он ходил без единого гроша, то и дело клянча деньги у братии. Наверное, в цехе уже никого не осталось, кому бы не был должен заядлый картёжник. Даже я как-то раз поддался на его уговоры и одолжил пятьдесят лиардов, которые откладывал на новые башмаки. С тех пор ни денег, ни башмаков я не видел, и, по ходу, никогда и не увижу. Наконец все цеховые были опрошены. Уставший Невидимый объявил, что Золотому Оку всё ясно, опустошил бокал с остатками киртецкого и растворился в ночи. Вслед за ним засобирался и глава портовой стражи. Два дозорных, поддерживая сильно захмелевшего начальника, повели его домой. Кажется, с самого начала в этом и состояла их миссия — уж больно они мастерски подхватили своего капитана под руки и понесли. — Завтра… Ик… Завтра, акульи выблядки… Ик… Вы мне ещё… отработаете!.. — еле ворочая языком, пригрозил нам Нарисса и рухнул на пол. Бунир ещё долго бы пытался поднять тушу своего господина, если бы ему на помощь не пришёл Гирит. Они вдвоём, под бдительным руководством Форнана, который, естественно, тут же стал корчить из себя главного, потащили в стельку пьяного владельца цеха в его покои. — Ну, кажется, обошло-ось, — философски протянул Тар — самый старый из цеховых. — Хвала Владыке Морей. Старик стал нашёптывать молитву. Многие последовали его примеру. Как ни странно, утро следующего дня началось как обычно: ранний подъём, совершение ритуала восхваления Владыки Морей, каша из переваренной полбы и гора свежевыловленной рыбы, доставленной челноком с дальних судов. Чтобы не гонять в порт большие неповоротливые посудины, улов переваливали в небольшие быстроходные судёнышки, снующие туда-сюда по волнам. На обратном пути из порта они доставляли морякам провиант и пресную воду. В хороший сезон моряки могли месяцами не сходить с траулеров на землю. Вот уже прошла неделя с того рокового дня. Кажется, всё вернулось на круги своя: Нарисса днём орал на нас, обзывая то рыбьими потрохами, то макрелевыми молоками, или грозился скормить нас морскому чёрту, а вечером опустошал свои запасы вина. Интересно, что обещал Нариссе Невидимый, раз тот перестал вспоминать о своих ненаглядных золотых онсах? Оказалось, что это было всего лишь затишье перед бурей. Как-то посыльный принёс Нариссе два письма. Вскрыв первое, Нарисса долго ругался на прибывшего с докладом Форнана. Это было сообщение от главы портовой стражи. Старый друг сообщал, что Уарти Донилесси покинул столицу в ночь ограбления на судне купца из Лотирна, заплатив за извоз целых двадцать золотых онса, чему был свидетелем портовый надсмотрщик. Стандартная депеша о поимке вора и передаче его под стражу отправлена почтовым судном во все подвластные Повелителю Пяти Морей земли. На этом всё. В присутствии старшего подмастерья Нарисса побоялся возвести хулу на Фиркулу или Невидимую Гильдию — себе дороже, — поэтому весь гнев пал на присутствующих. Что было во втором письме, познавший на своей хребтине тяжёлую руку господина Форнан не знал, поспешив ретироваться. Так значит, Уарти и в самом деле отправился в колонии. Понял, что второй раз такого шанса может и не подвернуться (обычно, полученные от покупателей деньги Нарисса сразу же отправлял на хранение в Императорское золотое хранилище, а тут на радостях так нализался, что позабыл обо всём на свете), залез в кабинет владельца цеха, украл золото и сбежал с Лунного острова на первом попавшемся судне. В Лотирне он легко сможет пересесть на другое судно… Как же так, Уарти?! Как же так?.. А как же наша мечта бороздить вместе морские просторы, сражаться рука об руку с неприятелем?.. Надеюсь, теперь ты будешь счастлив… И Госпожа Удача не отвернётся от тебя… Я лишь попрошу Владыку Морей позволить тебе добраться до Лотирна. Ну, или куда ты там собрался? В общем, удачи тебе, мой бывший лучший друг…