Мнимая резиньяция

На море вокруг Острова поднялся шторм. Волны с силой бились о берег — купол не пропускал только живых существ через свои границы — а за его пределами творилось что-то невообразимое. Молнии то тут, то там, непрекращающийся шквал и дождь из туч, что непривычно заполонили не только пространство над островом-тюрьмой, но и над всей водной гладью. Гил, наблюдающий эту картину из окна забегаловки, не мог оторваться от завораживающего зрелища. Впрочем, он не забывал класть себе в рот кусочки картофеля с соусом при этом. Гарри же, сидящий рядом, сосредоточенно наблюдал за Умой, которой приходилось бегать за подносами с едой и до посетителей, как примерной официантке. От парней, что не отказались бы её заменить, она только отмахнулась, велев не попадаться под ноги. — Она скоро с ног будет падать, — презрительно фыркнув, Гарри отвёл взгляд от их предводительницы, решая прицепиться к Гилу. Подцепив крюком кусок запечёного мяса с его тарелки, парень с удовольствием ударил Гила, протянувшего возмущённое “Э!”, по протянутой за украденным руке. — Ты так не думаешь? Гил недовольно надул губы, но тоже окинул Уму взглядом. И, как ему показалось, особо уставшей дочь Урсулы не выглядела, так что Гил лишь неопределённо дёрнул плечами, вызывая у приятеля сплошное недовольство. — От тебя нет толка, — цокнул языком пират, дожевав. Гил же только мотнул головой, снова отвернувшись к окну, за которым разбушевалась стихия. Помимо Умы в забегаловке работало официально человека четыре — поломойка, повар и ещё две официантки, одну из которых никто никогда не видел. Учитывая вмещаемость помещения, людей было слишком мало, но Урсуле не хотелось набирать больше — платить тем более. Поэтому она не почуралась и дочь припахать, со злорадством вычитая из её зарплаты деньги за малейшую провинность. Да, отношения между родителями и детьми на Острове были своеобразными. Как, собственно, и в принципе любые отношения, будь то дружба, партнёрство или “любовь”. О последнем, правда, говорили (если говорили) всегда несерьёзно. Считалось, что любви у злодеев нет, никогда не было, и не может быть. Ума, улыбаясь сквозь сцепленные зубы, бросила очередной поднос перед дымящим трубкой стариком, и бросила что-то вроде “Приятно подавится”, заслуживая в ответ ухмылку. Она вернулась к окошку выдачи, попутно вывернув слишком наглому посетителю руку — нечего было распускать руки. Её это выматывало: изо дня в день бегать с подносами, убирать от себя чужие руки, дышать душным воздухом, пропитанным алкоголем, табачным дымом и потом, да даже грубить. При мысли о последнем девушка нахмурилась, а затем жестко себя одёрнула — да, даже грубить и это, может быть, даже в первую очередь. Она хмуро обвела взглядом разношёрстную компанию лениво переговаривающихся, наткнувшись на Гила и Гарри. Второй растянул губы в наглой ухмылке, как только это заметил. — Гадёныш, — ухмыльнулась в ответ Ума, прислоняясь поясницей к стойке, за которой давно устроились все заядлые пьянчуги Острова. Был поздний вечер, бар в их “ресторане” открывался примерно в это время. И в это же время все “младшие” ретировались, освобождая места тем, по вине кого они все здесь оказались. Ума стиснула в руках тряпку, которую швырнула ей Жези — средних лет дамочка, вторая официально трудоустроенная у Урсулы. Вместе со сменой посетителей, происходила и смена персонала. Ума протёрла опустевшие столы и поспешила скрыться из здания, через задний ход. Несмотря на дождь и ветер, двери переднего уже были открыты настежь. Одна девушка прошла лишь до конца переулка, выходящего на дорогу. Стоило ей выскочить из него, как по обеим сторонам возникли знакомые фигуры и Ума смогла расслабиться. Сквозь стену дождя не особо что-то можно было разобрать, но на своих ближайших соратников у девушки было особое чутьё. — Домой? — перекрикивая свист ветра, поинтересовался Крюк. На него взглянули как на сумасшедшего, но он это скорее почувствовал, чем увидел. А вот они услышали, как сумасшедше рассмеялся он в ответ на их взгляды.