Family Values

— Маркус, останься, пожалуйста. Маркус уже собирался уйти, уже шел по направлению к двери. Люпин попрощался с когтевранцами и подошел к своему столу. Маркус вздохнул, он собирался свалить побыстрее, чтобы еще успеть зайти в теплицы и сдать эссе. Он не любил занятия по защите от темных искусств, но с Люпином это было совсем невыносимо. Год назад Локонс просто нес разную чушь про свою жизнь, и можно было не напрягаться, а Люпин решил их чему-то обучить. Это раздражало. Флинт закрыл глаза, вдох-выдох. Стена кирпичей соткалась быстро. Надо было успокоиться, пообещать стараться, извиниться за неудачи и уйти. Все как обычно. Он открыл глаза. Люпин стоял, опершись на свой стол, и внимательно смотрел на него. — У тебя хорошо получаются невербальные, я заметил. Ты неплохо ставишь защиту. Маркус напрягся. Оставить после урока, чтобы похвалить, с учетом, что он провалил половину занятия, было странно. — Меня учил отец, — не глядя на Люпина ответил Маркус. Люпин покачал головой и внимательно, с каким-то сочувствием посмотрел на Маркуса. — Что тебе запрещает твой обет? — Маркус напрягся и невольно схватил запястье правой руки. Он со страхом и недоверием взглянул на Люпина. Про обет не знал никто, ни друзья, ни декан. Люпин поймал его взгляд и пояснил: — Когда я попросил наслать проклятие на твоего партнера, чтобы невербально отбить его, ты схватился за запястье. Это было почти незаметно. — Но вы заметили? — Но я заметил. Остальные не замечают, потому что никто не накладывает обеты на школьников, — Люпин печально усмехнулся. — Хотя, возможно, следовало бы внимательнее изучать вопросы воспитания в чистокровных семьях. Ты не можешь наслать проклятия, верно? — Я не могу причинять вред людям с помощью магии, — произнес Маркус заученную формулировку, не глядя на Люпина. Он старался держать стену, хотя кирпичи начали шататься и крениться. Никто не знал про обеты, это была семейная тайна. Хорошо хоть, ему не запрещено было о них говорить. Но о таком не рассказывали никому, даже друзьям. Это было унизительно, но врать Люпину сейчас он не мог. — Давно у тебя это? — профессор смотрел с беспокойством. — Отец наложил, когда мой брат… — тут он осекся. — Четыре года. Это со мной уже четыре года. — Септимус наложил это тебе и брату, верно? Марк кивнул. Его всегда удивляло, что отца никто не звал мистером Флинтом. Только Септимусом. И сразу было понятно, о ком речь. — Это до какого-то срока? — Люпин словно пытался прощупать проблему со всех сторон. — Думаю, до конца школы. Летом он почти пропал, — Марк задрал рукав и показал запястье. — Вы не видите, но я его чувствую. — Этот обет ограничивает тебя в магии. Это неправильно. Знаешь, эти ограничения могут вылиться во что-то нехорошее. Извини, но мне кажется, что накладывать такие ограничения на детей — это безнравственно. Тебе тогда сколько было? Четырнадцать? — Маркус задумался, а потом кивнул. Люпин продолжил: — Это мое мнение, и я не хочу оскорблять твоего отца. Это было странно, что Люпин говорил с ним так, как будто боялся за него, пытался показать, что он на стороне Марка. Это было неправильно. Поэтому Маркус не мог понять, как вести себя. Уйти в несознанку уже было поздно. Нахамить, получить выговор, как обычно? Но хотелось еще поговорить об обете с человеком, который почему-то беспокоится. Казалось, что это важно. — Интересные у Септимуса способы воспитания, — задумался Ремус. — Чего он боится? — Наверное, меня. — Маркус посмотрел в глаза Люпину и ухмыльнулся. Он почувствовал, черную кипящую злость, перехлестывающую через стену; как воздух стал гуще; он почувствовал страх, волной накатывающий на Люпина и заметил дернувшуюся в сторону палочки руку. Запястье пульсировало. Стена внутри начала крениться. Маркус ненавидел, когда про него думали как про жертву отца. Если бы Люпин знал все, он бы не сомневался в методах отца. В такие моменты ему хотелось отпустить все барьеры и запреты, расслабиться, дать магии течь свободно, наслать что-то ужасающее, разрушительное, хотелось разгромить весь кабинет, хотелось причинить вред, растолочь все, уничтожить, чтобы Люпин понял, зачем был наложен обет. Стена трещала, запястье уже начало жечь. — Ты не твой дед, — сказал Люпин тихим, но уверенным голосом. — Хотя признаюсь, воспоминания об Октавиусе до сих пор пугают меня, а по тебе видно, что ты его внук. Но ты не обязан быть таким, как он. Я не из древнего волшебного рода, но думаю, что не только вопросы крови все решают. А у тебя очень хорошая невербальная защита. Я зачту тебе это занятие. Маркус отвел взгляд, сила, жаждущая разрушения, успокаивалась. Иногда ему казалось, что он не выдержит и плевать на обет. Он мог контролировать оскорбления, но не мог контролировать жалость. Он ненавидел, если его жалели, и ему так хотелось доказать, что им не стоит его жалеть, что он не бедный добрый мальчик, попавший в такую ужасную семью. Он в полной мере соответствовал своей семье, он был не лучше их. — Я провалил спарринг, так что не стоит, — если Люпин хотел зачесть урок только из-за обета, то это было зря. — Ты не смог наслать заклятия, но защита у тебя хорошая. А я преподаю защиту, — Люпин улыбнулся, напряжение уходило. — Но мне хотелось бы обладать полной информацией о своих студентах, чтобы планировать свое занятие. Итак, ты не можешь накладывать любые причиняющие вред заклинания на других людей, верно? Маркус, чуть помедлив, кивнул головой. — Странно включать все заклинания, причиняющие вред, в обет. Непростительные, например, далеко не все могут накладывать. — Я могу, — сказал Маркус и снова посмотрел на Люпина с каким-то вызовом, ожидая реакции. — Так многие думают, — мягко сказал профессор. — Но когда начинают пробовать — у них не выходит. — Я знаю, — Маркус усмехнулся, глядя на то, как меняется лицо профессора Люпина. — Поэтому я и говорю — я могу наложить непростительное. Люпин посерьезнел. Маркус отвел взгляд и продолжил: — А вообще, можно причинить вред не только непростительными. Способов есть много, главное их знать. Я знаю, поэтому у меня есть это, — он поднял правую руку. — А если это шуточные розыгрыши? — Люпин явно хотел перевести тему. Обсуждать применение непростительных заклятий своими учениками явно не входило в его планы. — Любые, — Маркус покачал головой. — Нет разницы, шутка или нет. Не могу причинять вред с помощью магии, даже в шутку. — Но это только в отношении людей, верно? Марк ухмыльнувшись посмотрел на обеспокоенного Люпина. — Да, предметы зачаровывать я могу без проблем и направлять их в людей тоже. Тут обет не наложить, хотя заклинания мне даются не прям отлично. Двери открываю через раз, например. Хер знает почему. Можете спросить у профессора Флитвика. — Я думаю, этому есть причина, вся магия связана друг с другом. Нельзя отрезать от нее кусок и думать, что ничего не изменится, — Люпин задумался. — Подожди, ты сказал, что ты не можешь причинять вред людям с помощью магии. Но без магии можешь? — Могу, конечно, как бы я в квиддич играл? — Маркус даже слегка удивился. — Ах, ну да. Знаменитый слизеринский стиль игры, — Люпин снова улыбнулся. — Есть еще какие-то ограничения для тебя на моих уроках? — Марк задумался и слегка неуверенно отрицательно покачал головой. — Мы скоро будем учить заклинание патронуса, мне придется использовать настоящего дементора. Люди, имеющие много плохих воспоминаний, иногда тяжело переживают встречу с дементором. — Я учту, спасибо! — с дементорами встречаться не хотелось. — Ты владеешь окклюменцией? — вопрос от Люпина был неожиданным. Маркус кивнул головой, а потом спросил: — Почему вы считаете, что у меня много плохих воспоминаний? — Я так не считаю, просто предположил. Все-таки обеты на руках появляются не от хорошей жизни. Но, может я ошибаюсь, а если нет, окклюменция может помочь. Ох, я тебя и так очень задержал, прости. Буду ждать на следующем занятии. Все доброго, — Люпин снова улыбнулся. — До свидания, профессор, — Марк развернулся и пошел к двери. На пороге он обернулся, словно хотел что-то спросить, но Люпин опередил его. — Маркус, все, о чем мы с тобой говорили, останется между нами. Я уважаю чужие тайны. — Спасибо, — Маркус кивнул и вышел.