Family Values

Кассиус сидел за столиком на улице и читал трактат о ядах древнего Вьетнама. Было довольно тихо, слышались трели птицы откуда-то издалека. Недавно прошел дождь и в воздухе чувствовалась сырость, хотя земля почти просохла. Он перелистнул страницу, потер запястье и вздохнул. Послышался какой-то шорох рядом. Он обернулся и его с силой впечатало в мраморную столешницу. Послышался хруст костей. Потом так же резко его выдернуло вверх. Перед ним стоял отец с палочкой в руке. Кассиус хотел вытащить палочку, но не мог пошевелиться: он чувствовал, как невидимые веревки вдавливают его в стул. Кровь начала заливать правый глаз, но он не мог ее вытереть. Отец подошел, запихнул Кассиусу в рот какой-то флакон и влил зелье. Затем поставил стул напротив него и сел: — Ну что, паршивец? Ты думал, я не узнаю, кто за этим стоит. Кассиус отвернулся от отца. Значит, план провалился. — На меня смотри, — голову Кассиуса с силой повернуло. — Он жив, если тебе интересно. — Я в курсе, — прохрипел Кассиус. — Какого хера ты творишь? Какого. Хера. Ты. Творишь?! — Септимус нагнулся к его уху и проорал: — ОН ТВОЙ БРАТ! Зачем? Кассиус захрипел: — Обеты, я хотел снять обеты. — Что, блядь? Какие обеты? — Септимус нагнулся, чтобы понять, о чем хрипит Кассиус. — Мои обеты. — Причем здесь Маркус? Их я накладывал. Надо было травить меня — или зассал? Кассиуса снова впечатало в столик. Он понял, что не может двигать глазом и справа все плыло как в тумане: «Он снова сломал мне кости глазницы, блядь». Парень попытался отдышаться, но с каждым вдохом веревки все сильнее стягивались, и Кассиус прошептал: — Развяжи меня. Ослабь хотя бы. Я сейчас задохнусь. — И поделом. Может, тогда кровь прильет к мозгу, и ты начнешь думать. При чем здесь обеты? Я их накладывал, а не Маркус. — Они парные. Октавиус говорил, что у Марко тоже такие же, — Кассиус тяжело дышал и быстро шептал: — Я читал, что парные можно снять. Если один умрет, у второго они снимаются сами. Не обязательно, чтобы тот, кто накладывал... Я реально сейчас задохнусь. Хотел меня убить, нахрена тратил сыворотку правды? Септимус молча продолжал смотреть Кассиусу в глаза, но веревки чуть ослабли. Кассиус, отдышавшись, сказал: — Тебя мне не убить, это слишком сложно, я бы не справился. Я читал про обеты, изучал, как их можно снять без тебя, если ты сам не снимешь. У деда много книг про это. Там была информация, что парные обеты могут быть сняты, если один из пары умрет. Тогда у второго они пропадут. Я не знал, что у нас такие, узнал только перед помолвкой Октавиуса. Запрет на трансгрессию связан с обетами, я изучил. Ты связал их, чтобы я не мог никуда деться. Когда обет бы пропал, я бы успел трансгрессировать, и ты бы меня не нашел. Вы бы не успели найти конфеты, а без них не определить, что это я. — И ты решил отравить Маркуса и съебаться? — картинка начала складываться. Септимус нахмурился. — Вообще да, именно так я и хотел сделать. А как мне еще убить его? — с издевкой спросил у отца Кассиус. — Сам я этого сделать не мог, нанимать кого-то здесь я не могу. Думал послать что-то проклятое, но дементоры бы почуяли. Яд — самый лучший вариант. Марко на ужине сказал, что он не носит безоар с собой, а слюдянка действует быстро; если безоара нет под рукой, то шансов ноль. Кольцо хорошо только для жидкости. Я знал, что он не проверяет посылки от матери, вот и подсунул в ее посылку наши конфеты из детства. Их бы он точно попробовал. — Мать запечатывает посылки заклинаниями, — паранойю Беатриче знали все. — Я научился их вскрывать еще лет в четырнадцать. У нее несложные запирающие, — заклинания давались Кассиусу очень легко. Ему вообще легко давалась магия. — Но у меня не получаются такие же крепкие, как у нее. — Охеренный план! — Септимус выглядел потрясенным. — Тебя не волнует, что он твой брат? — Волнует, — под сывороткой врать было невозможно. — Я не сразу на это решился, но жить с обетами я больше не могу. Я не ненавижу Марко, если ты об этом. Хотя общаться я с ним не собираюсь. Мы очень разные. — Это да, вы охерительно разные, — Септимус иногда смотрел на них двоих и не понимал, как они могут быть братьями. — Сними с меня обеты, — умоляюще попросил Кассиус. — Почему ты меня тут держишь? — Ты опасен для людей. Сынок, ты творил жуткую херню. По тебе Азкабан плачет. — Тебе не похер, ну, посадили бы меня? — это псевдозабота всегда бесила Кассиуса. — О! Мне тут вообще не похер, — медленно проговорил Септимус и зловеще ухмыльнулся. — Если бы тебя закрыли за что-то, за что угодно, все мракоборцы и вся королевская рать прискакали бы к моему порогу так быстро, что за тобой еще решетка захлопнуться бы не успела. И мы бы все стройным гуськом пошли в соседние камеры. Мне не похер на семью, и мне не похер на тебя. Ты мой сын, хотя и мудак редкостный. — Я не сделал ничего ужасного. — Кассиус непонимающе посмотрел на отца — Ты убил трех человек. — Трех маглов, — Кассиус сплюнул. — Давно ли маглы людьми-то стали? — Маглы людьми может и не стали, но в Азкабан за их убийство сажают, — Септимус закатил глаза и как ребенку стал объяснять: — Кассиус, блядь, вот скажи мне, ты вроде умный парень, ты совсем не врубаешься, как себя вести в обществе? Нельзя убивать маглов, нельзя накладывать непростительные, нельзя в открытую применять темную магию и поддерживать Темного лорда. За это посадят. — А я думал, ты скажешь, что это аморально, — Кассиуса иногда поражало, как его отец воспринимает мир. — Ну, это не точно, — вопросы морали Септимус не любил. — А посадят точно, так еще навлечешь неприятности на семью. Если ты собрался что-то из этого делать, то делать нужно так, чтобы комар носа не мог подточить. Но не так же, как ты! Ты бы, блядь, еще в холле Министерства Магии маглам горло бы начал вскрывать! Где у тебя мозг-то? Вспомни, как дед делал или твой дядя. Ведь не подкопаться же было, а они сотни маглов убили. Сотни! И у мракоборцев ни одной улики не было, только слухи. Можно же, если захотеть. — Почему я должен скрывать убийство маглов? Я же их не для удовольствия своего убиваю, а для науки и для всего магического сообщества. Как наложить хорошее проклятие без убийства, расскажи мне? Почему можно убивать кошек, а маглов нельзя? У нас дерьмовое правительство и дерьмовые законы. Если бы Темный лорд пришел к власти… — Вот не начинай, — Септимус наложил «Силенцио» на сына и продолжил. — Если бы Темный лорд пришел к власти, то мы бы все были его шестерками. Мы бы срали, когда он скажет, и дышали, когда он скажет. Ты думаешь, он дал бы тебе что-то? Хер там. Он никому бы ничего не дал. И что ты нашел в этом Темном лорде? Он же нищий полукровка. Да, волшебник он охеренный, но он хочет получить власть, а у тебя она уже есть. У нас у всех. Мы управляем этим миром, даже если это и незаметно. Ты так переживаешь за «Священные двадцать восемь», что вот их никто ни во что не ставит, что эти поганые грязнокровки скоро все захватят. Все важные посты занимают чистокровные или их люди, у нас у всех есть места в Визенгамоте, которые наследуются нашими сыновьями, и если ты думаешь, что Темный лорд оставит нам это все, то ты очень тупой. И даже если кто-то из этих грязнокровок станет министром, то и похеру. Будет марионеткой, чтобы все мировое сообщество видело, какие мы прогрессивные. Вон, твоя какая-то там прабабка была министром магии — и что? Мы баб стали слушать? Если сейчас политическое поветрие, что мы считаем грязнокровок людьми, то пусть так. Это пройдет. А твой Лорд, что он? Да, он уничтожит всех этих сраных грязнокровок, что приятно, но нам-то он не поможет, — Септимус щелкнул пальцами и Кассиус, пытавшийся что-то сказать, возмущенно выпалил: — Ты же не ходишь в Визенгамот! Ты занимаешься квиддичем. Квиддич — игра для дебилов! — В Визенгамот я иногда хожу, когда там обсуждают действительно важные вопросы, это, во-первых, — Кассиус замолчал сам и старался не перебивать, он не любил, когда на него накладывали "Силенцио". — А во-вторых, насчет квиддича. Ты его не понимаешь — и очень зря. Это охеренная игра, и она очень важна для всего магического сообщества. Ты не поверишь, сколько влиятельных волшебников выстраиваются ко мне пососать хер, чтобы я пристроил их деточек куда-то. Даже Люциус Малфой, которого ты так любишь, просил меня, чтобы я повлиял на Маркуса, чтобы его деточка попала в команду факультета. Это кажется, что это все просто услуги, но нет, я ж тоже не дурак. Магический контракт не перестает быть таковым, даже если он заключен ради устройства кого-то в команду. — Ты смог повлиять на Марко? — Кассиус удивился, он помнил, что на решения Маркуса повлиять было невозможно. — Не напрямую, — Септимус слегка улыбнулся. — Маркус тогда хотел себе новую метлу, и метла ему объективно была нужна, старая барахлила. От меня он ни метлы, ни денег не получил, потому что нехуй покупать хорошие метлы малолеткам. А вот Люциусу я намекнул, что деточка его как ловец — посредственный, но вот если к деточке что посущественнее приложить, чтобы всей команде на пользу пошло, то Маркус задумается. Только всей команде, а не одному Маркусу. Капитан он хороший, о команде думает. Люциус и купил им метлы последней модели. Сейчас вот тоже хочет встретиться, думаю, ему нужны билеты на открытие и финал, — Септимус поморщился. Люциуса он не любил. Посмотрев на среднего сына, он раздраженно спросил: — Когда ты подстрижешься? Если я тебя не контролирую, ты все время обрастаешь. И, блядь, с кошками тоже поаккуратнее. Народ пугается, если кошек прилюдно резать. Кассиус промолчал. Септимус тоже молчал и смотрел на сына: — Блядь, Кассиус, вот что мне с тобой делать? — Сними обеты или убей меня, — сыворотка все еще действовала. — Других вариантов я не вижу. Я не могу так жить, я умираю здесь, я хочу быть свободным. Отпусти меня! — Нет и нет. Маркусу я, кстати, его обеты снял, чтобы противоядие лучше действовало, так что не пытайся его снова убить. На тебя это не повлияет, потому что обеты я снял добровольно. Твои, кстати, ослабли, это правда. Свободным? Ты никогда не будешь свободным, ты что, до сих пор не понял, кто ты? Ты не какой-то поганый грязнокровный мудак. У тебя есть фамилия и семья, и ты всегда будешь ей принадлежать, и судить тебя будут по ней. Можешь посидеть, поубиваться, порыдать на эту тему. Мы с Октавиусом это уже проходили, так что не думай, что ты такой уникальный. Когда закончишь, начинай заниматься тем, чем должен, как мы все. Желательно молча и с чувством благодарности перед своей тысячелетней историей... Значит так, я подумаю о тебе и решу. Твой посыл я, в общем, понял, но мне нужно время. Я не буду тебя убивать и сдавать никому не буду, и, может быть, я даже сниму обеты, но ты будешь тут сидеть тише воды, ниже травы, и не отсвечивать. Я доступно объясняю? — Веревки затянулись вокруг шеи. — Да, сэр, — прохрипел Кассиус; хватка вокруг шеи ослабла. — Подумай пока на досуге о том, что я тебе сказал про Темного лорда и все остальное. Мир не так очевиден, как кажется. Я хорошо играл в квиддич, потому что был охеренным стратегом. В квиддич я сейчас не играю, но вот здесь, — Септимус показал на свою голову, — все осталось. Я не очень хороший волшебник. Заклинания, особенно невербалка — это мой конек, но остальное мимо. У меня в аттестате одни «У» стоят, может парочка «В». Папенька мой очень переживал из-за этого, мне-то всегда похеру было. Сам он был гением, как и твой дядя, мой брат. Тот тоже был очень сильным волшебником. Ты в них явно пошел. Ты самый способный в плане магии из моих сыновей. Отец и брат и колдовали, и зелья варили, и предметы заклинали. Я не могу и четверти того, что могли они. Но проблема в том, что они все видели мир однобоко, как бы с близкого ракурса, а я видел шире. Не знаю, может из-за того, что любил летать и смотреть вниз. И где они сейчас?.. Ты скажешь, что они погибли, как герои. На самом деле нет. Короче, подумай. От стула не отвяжу, Козимо придет и отвяжет.