When Apologies Aren't Enough (And Maybe Not Needed)

— Нет, нет, скажи мне. Просто скажи это, просто скажи, какого хрена ты хочешь от меня, — Рэйчел тлеет на месте, плавится, закипает и вспыхивает, подобно пламени. Что-то в воздухе между нами начинает нарастать — жар, влажность, предвестники грозового шторма — и впервые затравку для ссоры задала не я. Нет никакого извержения, никакого мгновенного разрыва. Это не она. Нет, она медленная и размеренная, постепенный уклон, а не резкая отвесная скала. Она — прогрессия, но это не значит, что она покидает комнату, чтобы ты могла уйти. Это лишь отдалённо знакомо, но наблюдение за этим увлекает. И стоять, оценивать её уникальную ярость вместо того, чтобы злиться в ответ… что это обо мне говорит? Об этом, прямо здесь и сейчас, о нас? — Рэйчел, просто… — я смотрю на неё, и удерживать этот взгляд сложно. Никогда не видела, чтобы её глаза были настолько серыми. — я имею в виду, блять, ты со мной даже больше не разговариваешь, ты просто… Она фыркает, закатывает глаза, передёргивает плечами, отклоняется взад и вперёд одним движением, отчего я съёживаюсь. — Я больше с тобой не разговариваю? Нам что, по двенадцать лет? Мне теперь постоянно быть к тебе привязанной? — Я не это имела в виду, — мы обе слышим это, отсутствие раздражения в моём голосе, избыток усталости и терпения, выдающий меня с потрохами. Я опускаю взгляд на свои руки, скрещенные на груди, но улавливаю блик в том, как это её спускает с цепи. Она — ураган, опасность, которая, мы обе осознаём, мне больше не угроза. Но от этого она лишь бушует и злится сильнее. — Грёбаная ты… это просто: незачем этого делать, вести себя так, будто ты всемогущая, сейчас, из всех случаев, — её слова кусаются, её слова — свежее плавленое железо, но её голос становится визгливым и хрупким. Я облокачиваюсь на стену. — не притворяйся, будто ты выше всего этого… — Я и не притворяюсь. — Будто ты та-а-ак абстрагировалась, будто ты можешь так, блять, просто взять и отделиться от всего этого, — продолжает она, размахивая руками и придавая веса своим словам. — даже не смей сейчас притворяться, будто ты вся из себя такая праведная… — Это ни разу не так. — Потому что ты не можешь этого делать, ты не можешь отступать, не сейчас, не тогда, когда я… это просто пиздец как несправедливо, ясно?! Это неправильно. Я вижу, как она зажимается, и практически тянусь к ней. — Рэйчел. Она подрывается, жаркий огонь ярко разгорается в её глазах, глазах, похожих на два уголька. — Нет, прекрати, иди нахуй! Я знаю, как это звучит, ясно? Но я не маленький ребёнок! Не обращайся так со мной, не веди себя так, будто ты… б-будто я для тебя та, которую нужно терпеть, не… — теперь она отводит взгляд, зажимаясь, кулаки трясутся по бокам. Я опускаю руки, склоняясь ближе и пытаясь уловить её взгляд. — Слушай, Рэйч, если тебе от меня что-то нужно — я не знаю, чего ты от меня ожидаешь, когда ты попросту не можешь сказать, в чём дело. Я мысли не читаю, — она резко вскидывает взгляд, и я продолжаю до того, как следующее «иди нахер» донесётся до адресата. — вот об этом я и пыталась сказать раньше. Ты не разговариваешь, ты не открываешься мне. Будто ты не можешь мне доверять или ещё что. Я не изменилась, Рэйч, я всё та же. Я всё ещё та же. Но ты… слушай, просто такое чувство, будто для меня в тебе места больше нет. А если это так — тогда просто скажи это. Потому что может это тебе — нам и нужно, — я жду, ожидая слов как кулаков, или слёз и стиснутых зубов. Но она падает как камень, усаживается на пол с поджатыми коленями, будто они могут защитить её грудь от абстрактных угроз. Если она думает, что я, из всех людей, куплюсь на это, тогда… ей бы получше меня знать. — Рэйч, ты не отрицаешь. — Заткнись. — Видишь, вот о чём я говорю. Ты закрываешься, а я остаюсь, пытаясь понять, о чём, чёрт возьми, ты думаешь. Я имею в виду, это большее, что ты сказала мне за последние пару недель, а теперь ты замолкаешь? — Тебе нужно перестать говорить. — Ну, а ты заговоришь, если я перестану? Она не отвечает, даже не отводит взгляда от своих коленей. — Рэйчел, мы не можем продолжать… — звуки спешных шагов заставляют меня поднять взгляд на секунду, и я пересекаюсь со взором своей соседки-задротки. Она тут же вжимает голову в плечи и отворачивается, поднимаясь по лестнице и направляясь к своей квартире. Рэйчел, кажется, даже не замечает. — мы не можем продолжать ходить кругами, ладно? Мне кажется, нам нужно вообще уйти от этого, — ответа не слышно. Моя соседка, кажется, не может найти свои ключи. — Рэйчел, я думаю, тебе нужно уйти. Наконец, я достойна её внимания, и когда она поднимает взгляд, её глаза стеклянные и суровые, а её плечи приподняты, как загривок на загнанном в угол звере. Она тяжело смотрит на меня, но меня это не удивляет, и мне не больно. — Или что? Я смотрю ей в глаза, то открывая, то закрывая рот, смотря на неё с руками по швам. В пизду, верно? В пизду всё. Прежде чем я успеваю себя отговорить, я разворачиваюсь и подхожу к своей соседке, моя рука ложится ей на щёку, я закрываю глаза, подталкивая её к себе, пока мои губы не касаются её, умоляя. Я едва не подскакиваю, когда она немедленно отвечает на поцелуй. — Какого хуя, это ещё, блять… — сапоги Рэйчел стучат по полу, пока она встаёт, и я чувствую, как она тлеет и вновь вспыхивает позади меня. Признаюсь, на минутку я задумываюсь о том, чтобы показать ей средний палец, но вместо этого моя ладонь сползает с щеки соседки, а рука обвивается вокруг её плеча, до боли непринуждённо, лёжа на её спине, будто я собираюсь склонить её назад. Дело сделано. — и я ещё… блять, это ты хренов ребёнок, Хлоя Прайс, — отсутствие какой-либо эмоции, кроме раздражения в её голосе, подтверждает это, подтверждает, что она лишь держалась за нас — держалась за меня на ниточке. Она будет в норме, не волнуйся. Ей это нужно. Как и тебе. Вот только, когда я слышу, как хлопает дверь внизу, моя соседка всё ещё целует меня. Я медленно отстраняюсь от неё. — Ээ, спасибо, твоя, эм, работа здесь окончена. Спасибо, что не влепила мне пощёчину. — О-оу, ты… всегда пожалуйста, эм. Прости, — она делает шаг назад, и я удивлена тем, что она не отводит взгляда. Её щёки горят, отчего каждая веснушка как на ладони, но она без колебаний смотрит мне в глаза. Они у неё яркие и открытые, и её рука тянется, чтобы потереть нос, будто это инстинктивная предосторожность. Я слабо улыбаюсь, отклоняясь на пятках. — Нет, это мне следует извиняться за то, что втянула тебя в это. — Я ответила на поцелуй, так? — она пожимает плечами, и мне приходится говорить себе не смеяться над моим рыцарем в сияющей футболке с рисунком. — я просто помочь хотела. — Много услышала? И тут её улыбка гаснет. — Эм, ну, наверное, больше, чем следовало бы… — Ты считаешь, что я хреновый человек? — она вскидывает взгляд, будто это тест. — из-за того, что я поцеловала тебя перед своей девушкой — перед Рэйчел? — Ты меня об этом спрашиваешь? — Просто это был единственный способ заставить её сдаться и уйти, поверь мне. Я знаю её, я не первый раз с подобным сталкиваюсь, — я скрещиваю руки на груди, и мне приходится убедить себя, что мне не нужно избегать её взгляда, её склонённой набок головы и всецелого внимания. — она цепляется за всё знакомое или комфортное, как за спасательный круг, неважно, насколько то сломано или побито. И это не лояльность, это чистой воды мазохизм. Это был единственный способ заставить её отпустить. — Тебе не нужно передо мной оправдываться, — как удобно, что её ключи всё это время были в кармане, и она отпирает дверь с небольшим усилием. — это не моё дело, я знаю. Если я помогла, тогда я рада. В любом случае, мне жаль насчёт расставания. Я запихиваю руки в карманы, чувствуя себя глупо. — Не жалей, это, наверное, к лучшему. Но, эм, я надеюсь, что это был подарок на новоселье, которого ты не ожидала. Все любят сюрпризы, верно? Меня, кстати, Хлоя зовут. — Макс. Было приятно поцеловаться с тобой. — Имеешь в виду «познакомиться с тобой»? — И то, и другое.