Бойся своих желаний

Моргнув и мгновенно разочаровавшись в увиденном — грустно в очередной раз осознавать, что в будущем ты не гордая львица, проживающая в одиночестве, а чья-то как минимум девушка, — Такемичи глубоко вздохнула и дёрнула от разочарования рукой, разлив кофе. Он большим светло-коричневым пятном разбежался по стеклянному столу, пропитывая собой документы, а после потёк дальше, стремясь дотянуться до клавиатуры и телефона. — Чёрт, — ругнулся знакомый голос рядом с ней и легко забрал чашку из ослабевших рук. — Мичи, блин, ты это чего? Лицо Такемичи мгновенно стало каменным от осознания. Она немигающим взглядом наблюдала, как руки с длинными и ухоженными ногтями подхватили телефон и отодвинули клавиатуру. Кинули белые листики на лужу. Не может быть. Ханагаки медленно повернула голову. — Семпай? — упавшим голосом спросила Такемичи, ощущая, что внутри неё всё сжимается. За двенадцать лет Коконой Хаджиме не изменил свои привычки. Любимой прической так и остался «ястреб» с бритым виском. Но в этот раз чёлка имела пару светлых прядей. Хищные черты лица несколько смягчились, став поистине завораживающей деталью внешности семпая. И глаза… Умные, пронзительные, что так внимательно смотрят в её. А Мичи только сейчас понимает, что пусть и удобно, но весьма специфически сидит. На чужих коленях. — Давно ты меня так не называла. Лицо Хаджиме почти сразу изменилось: скулы словно обострились и во взгляде появилась некая жуть. У Ханагаки от такого волосы встали дыбом. — Да? — Последний раз перед тем, как я предложил тебе встречаться, — говорит он, а хватка на талии становится крепче, словно оковы. Такемичи невольно открывает глаза шире и не может сдержать удивлённый вздох. Асексуальный Хаджиме и она? Каким образом?! Коко же усмехается, глядя на неё, и слегка щурит глаза. — А женаты мы с тобой уже шесть лет. Ками-сама… Она и его испортила! — Очень… Увлекательно, — говорит Мичи и нервно облизывает губы. Мысли заметались в пустой голове судорожным хорьком. Надо придумать причину, чтобы встать с колен. — М, мне надо в туалет. И пытается встать. — Ты недавно там была, — а после настойчиво давит на поясницу, не позволяя встать. — Милая моя Такемичи. А что последнее ты помнишь? — Что? — Ханагаки немного потерянно смотрит на него, ощущая себя загнанной в угол мышкой. — О чём ты? — Ты только из прошлого? Один вопрос, а Такемичи понимает, что она вся дрожит. Откуда… Как? И что теперь?! Судорожный вздох. Взгляд тёмных глаз моментально изменился. Пропала жуть и некий хищный огонёк. — Ох, Мичи, — голос Коконоя заметно смягчается. Его руки поднимаются по спине и ощутимо давят на какие-то точки, чтобы она смогла расслабиться и свободно вдохнуть. Такемичи не сразу, но ощущает, как истерика и дрожь отходят в сторону. Пальцы бережно проходятся по спине, гладят. — Что же ты сразу в панику? Такемичи с трудом проглотила ком. Хоть истерика магическим образом и отступила, она всё равно ощущала иррациональный ужас. — Откуда? Хаджиме хмыкнул и покачал головой. — Все боги и демоны… Так это всё-таки правда! — и отпустил её, чем Такемичи воспользовалась, чтобы сбежать. Но тут же была поймана за руку. Коко встал — он был сильно выше неё, из-за чего Мичи пришлось задрать голову, — а после мягко обхватил лицо жены ладонями, внимательно рассматривая, словно видел в первый раз. — Касательно того «откуда» — у меня попросту были твои записи… И с днём угадал. Но не верил до последнего. Провёл пальцем по скуле и прижался своим лбом к её. Такемичи немного потерянно накрыла своими руками его. — Ты… По ним понял, да? — уточнила Ханагаки, ощущая себя максимально… Глупо. Надо было сделать приписку «После прочтения — съесть». — И по ним тоже, — согласился Хаджиме, пока его взгляд блуждал по её лицу, словно искал отличия. И не находил. — Ты сама себя выдала. Пусть у тебя серого вещества побольше, чем у подавляющего большинства человечества, но знать о том, что случится, тебе было неоткуда. Один раз — случайность. Два раза — совпадение… — Третий случай — закономерность, — закончила вместо семпая Мичи, закрывая один глаз, когда он провёл пальцем по нижнему веку. — Я дура. — На фоне меня — определённо, — самодовольно улыбнулся он… И Такемичи расслабилась. Что-то никогда не меняется, как например язвительность этого человека. И это по-своему прекрасно. — Но не прибедняйся. Я более чем уверен, что какой-то лопух и не подумал бы вести записи. — Ты это, конечно, загнул. — Более чем уверен. К тому же ты смогла воспользоваться этими знаниями… Стук в дверь оборвал его речь. Оба синхронно повернулись в сторону входа. — Бо-о-осс, — протянул девчачий голос, и в дверной проём показалась женская голова. — Ах! Так и знала, снова он до вас домогается и работать мешает! Такемичи осторожно глянула на Коко. У того нервно дёрнулось веко, а во взгляде появилось желание убивать. — Рыбка Дори, я её муж. — Да? А я и забыла, что мой прекрасный босс так попала, — смиренно прикрыла глаза незнакомка, и Такемичи улыбнулась, окончательно расслабляясь. Она не знает, кто это, но уже в восторге. Миниатюрная женщина лёгкой походкой зашла в комнату. Розовая причёска пикси, голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц. В её взгляде черти танцуют канкан, а на губах играет лукавая улыбка. Одета она в костюм наподобие фрака — белые шорты и пиджак без рукавов с теми характерными фалдами сзади. И ярко-розовые кеды, которые смотрелись весьма оригинально. — Если ты такая забывчивая, может, тебя уволить? — растянул губы в неприятную усмешку Хаджиме. — А то мы не богомольня, чтобы принимать всяких умалишённых. — А вы не имеете права меня увольнять, это-то я точно помню! — и совсем по-детски показала язык. Подмигнула улыбнувшейся Такемичи и одёрнула спереди свой пиджак. — Босс, скоро обеденный перерыв. Сходим за раменом или вызовем доставку? — Хаджиме аж зубами скрипнул. — Ты до сих пор ешь эту дешёвую гадость? — прищурил нехорошо свои глаза Коко, смотря на Такемичи. — Я? — растерянно тянет Ханагаки, но после смотрит так же возмущённо на этого… Она в этом времени не больше получаса! — Нет! — Босс, нельзя такое терпеть! Даёшь бунт! — у рыбки Дори, как её обозвал Коко, с восторгом загорелись глаза, и она сжала руки в кулак, словно увидела что-то милое или безумно интересное. — В самом деле, сколько можно это терпеть?! Свободу женщинам, долой кухни, пелёнки на флаги! Такемичи невольно выпучила глаза. Хаджиме вздохнул. — Я никогда не привыкну к вашей семейной придури… — Но-но! Я намного лучше своих братьев! Я симпатичней, — и указательными пальцами приподняла уголки губ. — Кавай! Ханагаки вопросительно посмотрела на мужа. На её взгляд он пожал плечами, словно и сам не при делах, а после усмехнулся, гордо объявив: — Это твой заместитель, — выделил это слово Коко. Со вздохом он убрал руки с лица Такемичи, чтобы уже через секунду переплести их пальцы. Мичи ойкнула от неожиданности. — Ладно, рыбка Дори, мы едем домой. Но передай, что от фронта мы ждём к шести традиционный отчёт. И скажи финансовому отделу, чтобы скинули мне баланс на почту. Остальное тоже перекинь на почту. Такемичи уходит в отпуск. Женщина с умным видом покивала, сделав губки бантиком, и вопросительно глянула на Ханагаки. Та с некоторым запозданием кивнула, мол, да-да, срочно в отпуск. — О, отпуск — это хорошо! Съездите на море или лучше в Европу! И сами! — жизнерадостным тоном произнесла Дори, похлопав в ладоши. — А я найду, на кого скинуть работу, и к вам приеду! Такемичи лишь нервно засмеялась и заёрзала, намекая, чтобы её отпустили, но Хаджиме невозмутимо проигнорировал просьбу жены, лишь ближе придвинувшись. Ханагаки вздохнула: что-то раньше она не замечала за ним столь сильную тягу к тактильному контакту. — Пора домой, — сказал Коко, а после — наконец-то! — отпустил, чтобы уже через секунду галантно подставить свою руку в качестве опоры. Мичи без колебаний помощь приняла и, ухватившись за протянутый локоть, бодро поцокала шпильками — о ужас! — по паркету. Напоследок Такемичи покрутила головой. Была у неё ужасная привычка оценивать интерьер помещений по прибытии в будущее. Весь кабинет был сделан в приятных тёплых цветах — молочный, карамельный и бежевый. Весьма уютно. Такемичи позволила себе оглянуться — гигантское окно наполовину закрывала римская штора карамельного цвета. А с самого окна открывался шикарный вид на императорский дворец. Ого. Повернувшись, она увидела Дори. — Если он вас держит в плену, только свистните, — одними губами сказала та. Такемичи сразу развеселилась. А не воспользоваться ли ей случаем и избежать сложного разговора? Ханагаки невольно глянула на Хаджиме… И словила строгий взгляд. Ах, точно! Вспомнила! Она не умеет свистеть! За дверьми, откуда прибежала рыбка Дори, находился не офис, как думала Мичи, а овальный холл. Такемичи быстро осмотрелась. Ещё две двери, как у неё, стол секретаря, стоящий боком, и множество диванов, откуда встали мужчины в костюмах и поклонились. Стеклянная стена и дверь перед лифтом… И гигантский чёрный дракон, что рисунком извивался среди белого мрамора пола, притягивая своей красотой взгляд. У неё появилось нехорошее подозрение… Мичи посмотрела в сторону третьей двери, где, по памяти здешней Мичи, работал Инуи. Она ожидала, что оттуда вот-вот выглянет его светлая макушка. Но он не спешил. Ханагаки невольно прижалась к Коко сильнее. «Нет, — отогнала страшную мысль она, — он работает. Или не в офисе. Что ты сразу о всяком плохом думаешь, дурная?» Костюмчики в виде восьми лбов взяли их в коробочку. Мощно, но они больше мешают друг другу. — Господин и Госпожа Коконой, — обратился один из шкафов. — Нам приказать подготовить машину? — Да, мы направляемся домой, — холодно кивнул Хаджиме, даже не посмотрев в сторону охранника. Такемичи немного натянуто улыбнулась. Она не знает, кто все эти люди, но так плохо относиться к тем, кто тебя охраняет? Телохранитель даже ухом не повёл на грубость босса — или она босс? — зато ей улыбнулся, как хорошей знакомой, и поклонился. О, так они знакомы! Вот чёрт. Как ей себя вести? Оглянулась на Хаджиме, а после расправила плечи. Подняла подбородок повыше и растянула губы в доброжелательную улыбку. Что-что, а держать хорошую мину при плохой игре Мичи научилась давно. Двери перед ними открыли. И лифт вызвали. Зашло, правда, с ними туда всего двое. Такемичи оценила вид со стеклянного лифта и оглянулась на зеркальные двери. Волосы здешней Мичи были собраны в косичку «драконий хвост» и тянулись чёрной змеёй прямо до поясницы. Одета была «Госпожа Коконой» — отчего-то Ханагаки стало даже смешно — в чёрный мешковатый комбинезон: V-вида вырез, пояс на талии и свободные брюки, на штанине которых уточённым узором расположились белые пионы. Из украшений серёжки-висюльки в виде прямоугольника из чёрного агата, широкое обручальное кольцо с россыпью мелких камней и часы без особых излишеств вроде страз и прочего, только со скромной надписью «Cartier». Ого. ОГО. Нет, часы от этой фирмы у неё уже как-то были — Кисаки подарил ещё в нулевой временной ветке на годовщину. Вот только она сама была не особым фанатом этого аксессуара. Часы это статус, — у Кисаки было три пары, — способ показать богатство. Часы больше подходят начальникам, юристам, банкирам — всем тем, кто работает одновременно и с большими деньгами, и с людьми. Без понтов в таких профессиях никуда. — Чёрные Драконы… — не выдержала Мичи, бросая взгляд на запястья… Мужа, мда. И видит там золотые часы, парные с её. Но у него весь наряд — образ из красного и золотого. Любит он сочетания этих цветов. — Ты — глава одиннадцатого поколения, — сквозь опушенные веки смотрит на неё Хаджиме, и Такемичи удивлённо приподнимает брови. — А… — но Ханагаки ничего не успевает спросить, ведь Коко несильно сжимает её руку, что лежит на его локте, и качает головой, коротко отвечая: — Дома. Она понимающе закрывает рот. Лифт офиса их вывел в торговый центр, полный народа. И только оказавшись на улице, Такемичи узнаёт район Гинза. Оглядывается и понимает, что на этом месте в разных временных линиях здания отличаются. Нет, там тоже строили торговый центр, но то здание точно выглядело по-другому. И не имело экран, как на перекрёстке Шибуя, с видео полёта чёрного дракона, что в какой-то момент замирает в облаках, и на этих облаках появляется надпись «ТЦ Обитель Чёрного Дракона». Мичи даже не знает, от чего больше офигевает. От наглости — они буквально написали, где их офис, и повесили ещё и яркую вывеску, чтобы мимо не прошли; или же от осознания, в какую авантюру влезло здешнее «я». В машину с Хаджиме она уселась молча. И не особо возражала, когда тот положил ей руку на плечо и мягко придвинул к себе. Такемичи лишь задумчиво крутила кончик косы в руках. И пыталась осознать, каким образом извернулась судьба, чтоб главой мафиозной группировки стала она?! Как к этому относиться — Такемичи не знает. Но может сказать наверняка, что не в восторге. Со стороны здорово слышать: «Я босс, я решаю вопрос». Но, на самом деле, это куча, море, горы ответственности. Тем более в этом бизнесе, где ошибка взаправду может стоить жизни и подчинённых, и гражданских, и её собственной! Как она в это во всё влезла?! Такемичи не сразу заметила, как они остановились у многоэтажного дома. Если бы умела, присвистнула бы. Скоростной лифт поднял их с Коко на последний этаж, где было только две двери. С запозданием Мичи оглядывается на соседнюю: её вновь посещает странное ощущение, что по соседству должен жить Инуи… Сама квартира имела множество окон, отчего сейчас была буквально пронизана светом. Коко щёлкнул по выключателю. Тёмный паркет и белые стены радовали глаз. Мебель в цветах чёрного, пепельного и белого. Снова всё в любимом стиле Мичи. Сняв шпильки, Такемичи с удовольствием прикрыла глаза. Какой же это, мать его, кайф. Она прямо ощущает, как стопы расслабляются и словно распрямляются. — Сделаем кофе и предлагаю пойти наверх к бассейну, — бросил прошедший мимо Хаджиме. — Бассейн? Серьёзно? — уточнила она, идя следом. — Я люблю плавать, но общественные места меня бесят. А, ну да. Как она могла забыть о мизантропии семпая? Мичи пошла за ним и облокотилась на барную стойку. Понаблюдала, как семпай поставил чашку и включил кофемашину. Подпёрла голову рукой. — У меня много вопросов. — Аналогично. — Может, тогда позовём Инуи-сана? Такемичи не верит, что Коконой не поделился открытием со своим закадычным другом. Слишком они связаны между собой. Но… Твёрдая рука мужчины дрогнула. И вся его спина напрягалась. Он расправил плечи и словно ссутулился весь, сжался. Ох. — Блять, — только и выдохнула она. Обойдя барную стойку, Такемичи мягко обхватила чужой локоть. Что-то говорить или обнимать показалось ей неуместным. — Как это случилось? — Авария, — сухо ответил Хаджиме и, глянув на свой локоть, прикрыл глаза. Но не скинул. — Я не хочу об этом говорить, так что… Расскажи-ка мне лучше, как работает это твоё перемещение. Ты рассказывала это весьма размыто, как и та женщина. Последние слова царапнули слух. — Я всё ещё общаюсь с Хинатой? Она не знала, как реагировать на это. С одной стороны, Мичи не хотела терять подругу, с которой всё это время противостояла кошмару. Но, с другой стороны, — это нарушение их плана по спасению придурка Наото… — Тачибана Хината? Нет, вы с ней не общаетесь со средней школы, — ответил он, но скривил губы в раздражении. Хаджиме не любил, когда на его вопросы не отвечают сразу. Отвык он от этого. — Так что с перемещением? Женщина зажевала губу, формулируя мысль. Она это никогда вслух не говорила. Да и не записывала. Всегда обходилась двумя-тремя словами, а Хината никогда не уточняла. Работает и чёрт бы с ним. — Не знаю, откуда оно взялось. И не знаю, как работает. Знаю только то, что мне всегда нужна помощь со стороны, — медленно начала Мичи и, получив свою чашку, рефлекторно открыла холодильник, чтобы взять молоко. — Или мне нужно умереть. — Что? Такемичи закрыла дверцу холодильника и увидела недовольно-обеспокоенное лицо Хаджиме. — Мои два первых перемещения в прошлое случились из-за моего убийства, — это признание далось легко, пусть и внутри что-то испуганно всё равно сжалось. Слишком это в памяти свежо, хоть и не вызывает животный ужас, как накануне. Она привыкает — пиздец. — А ты разве не знал? — Откуда? — резко спрашивает Коко и нервным движением берёт у неё молоко. — Всё, что я смог узнать, это то, что ты прыгаешь туда-сюда лишь на двенадцать лет и катализатором для этого служит та девчонка. Такемичи пожимает плечами и отпивает кофе, слегка морщится. Излишне горький. — Я сама знаю мало. Как оно работает? На каких принципах? Почему именно двенадцать лет? — Я ощущаю странное чувство дежавю. У всех так? — У Хинаты — да, для остальных — не имею понятия. Я оправилась в это будущее после нашего первого поцелуя, — невольно улыбается она. — Знаю, — не разделил он её веселье и от нервов бухнул слишком много молока. Морщится, но пьёт. — И называй вещи своими именами — не «наш первый поцелуй», а твоё наглое посягательство на меня с последующим воровством первого поцелуя. И ты всё ещё должна мне шоколадку. Она аж прыснула. — Какой ты мелочный. Это, вообще-то, был и мой первый поцелуй — кто ещё кому должен? — возмущается Мичи для приличия, а Коко щурит весело глаза. — И ничего уже не переиграть? — Я не могу попасть в прошлое, если в нём была, — качает головой Мичи. — О, это хорошо, — расслабляется и довольно ухмыляется. Но пальцем на неё указывает. — Но шоколадку всё же купи. Она иронично поднимает брови. — Могу сейчас в интернет-магазине заказать. Вечером будет. — Сейчас шоколад для меня — это не столь важно. А вот моя прошлая версия аж дёргалась из-за того, что ты ему не отдала долг. Бить из-за шоколада некрасиво, но нервировало ужасно. Такемичи молча опускает глаза на кружку. Отпивает и только потом поднимает на него взгляд. — Ты меня отпустишь в прошлое? Важный вопрос. В самом деле важный. Такемичи ощущала себя в безопасности в будущем, в какой бы ситуации ни оказалась. Ибо она всегда знала, что у неё есть способ уйти. Главное, чтобы Наото склеил ласты, как бы цинично это ни звучало. Сейчас же, жив Тачибана или мёртв, её могли не отпустить. Впервые за все перемещения она могла застрять. И это пугает. А надо ли ей возвращаться? Эта мысль так её поразила, что Мичи нахмурилась и застыла с поднятой чашкой возле лица. Нет, то, что она глава мафии, её морально вымораживает. Как и смерть Инуи. Она подозревает, что этот список будет привычно большой и пугающий. И там будет множество уже близких ей людей. Просто Такемичи так привыкла, что смотрит на настоящее, видит чью-то смерть и спешит назад, но… Но чего хочет именно она? Вот прямо сейчас? Хороший вопрос — какая у неё цель? Ясен пень — выжить. И устроить свою жизнь хорошо. Без всяких психопатов-Кисаки и криминала, в который её беспощадно затягивают все кому не лень. Эгоистично? Мичи понимает, что да, вот только куда в жизни без эгоизма. В конце концов, она всего лишь человек… И ей всех очень жалко. Почти до слёз. И если услышит заветные имена своих бывших пассий, как дура, полезет в пасть дракона. Она что, себя не знает? Такемичи понимает, что это дурость. Что она сама дура. Но ничего поделать с собой не может. Любит ли их? И да, и нет. Или не совсем… Это сложно. Со вздохом Ханагаки отпивает кофе. — Я долго над этим думал, — после долгой паузы говорит Хаджиме. Он отвернулся от Такемичи и задумчиво посмотрел в окно на дневной Токио. — Я счастлив. На самом деле. Спустя продолжительное время. И если бы ты не предложила мне попытаться спасти Инупи, когда его труп ещё не остыл… Не сказала, что у меня есть шанс его спасти, сделать так, что мой лучший друг будет жить… Я бы точно не дал тебе уйти. Героиня чёртова. Закрыл где-то, увёз… Не дал бы. Такемичи смотрит на чужой затылок и невольно сжимает чашку до побелевших костяшек. Она верит. Верит только по одной глухой и безэмоциональной интонации. Верит в то, что Коконой лично бы посадил её на цепь. Может, буквально. Или убил Хинату, вычислив катализатор. Может, переломал ей ноги… Не отпустил бы. Ни за что на свете. Эта истина настолько жуткая, что перехватывает дыхание. Чтобы снова не пролить кофе, Такемичи ставит чашку. — Но? — нарушает она тишину. — Я не могу отказаться от этого, — оглянулся Коконой через плечо. Глаза его имели странный оттенок — чёрные, бархатные, кажущиеся жуткими из-за освещения в комнате. Почему-то в голове сам возник образ древнего свитка с нарисованным драконом. Она его видела в музее, тогда ещё, в далёком прошлом, когда в младшей школе их водили по таким местам. Жёлтая, по краям потрескавшаяся бумага и извивающийся змеёй дракон. Нереалистичный, со временем потерявший свою яркость рисунок. Но два нарисованных глаза… Что-то в них было нечеловеческое, в то же время что-то более возвышенное и порочное. То, что маленькой девочкой она не поняла и испугалась. И сейчас Такемичи видит это вживую. От этой некой нереалистичной жути волосы зашевелились на голове. — Не можешь отказаться от чего? — глупо переспрашивает она у этого ожившего дракона. Мичи моргает. И страшный образ тает, оставляя простого человека в алом чаншань с вышитым золотым драконом. Хаджиме прикрыл глаза и улыбнулся. — От всего и сразу, конечно же. Бывшая Ханагаки с трудом сглатывает ком. Вот это была жуть… — Уверен? Может, ты меня не полюбишь. «Или я свалю туда, спрячусь там, где ты меня никогда не найдёшь», — думает Такемичи. — А, не волнуйся, — добрая улыбка. — К девятнадцати до меня прошлого дойдёт, что я люблю тебя. И, поверь мне, найти я смогу тебя везде. У Такемичи вырвался нервный смешок. Она, наоборот, что-то резко заволновалась! И появилось желание свалить в Экваторию прямо сейчас. — Тогда, может, уже свяжемся с Хинатой? Она вела записи, — Мичи забрасывает камешек на то, чтобы свалить из этого странного будущего уже сейчас. — В этом твоём плане вышла осечка, — поманил её пальчиком Коконой и сам пошёл вглубь квартиры. Поколебавшись всего секунду, Такемичи пошла следом. — Когда вы перестали общаться, записи она забросила спустя полгода. В конце концов, начала тебя считать немного чокнутой и многое позабывала. Хорошо хоть не выбросила тот блокнот. Такемичи слегка спотыкается. Как нет… То есть записей с важными событиями нет? Со смертями… И как это получилось?! — И что мне делать? Такемичи привыкла, что важные сведения получает сразу. Едва ли не со слов очевидца — Хината в прошлом всегда была верным партнёром и напарником. А сейчас что? — Радоваться, что у тебя есть я, — насмешливо фыркает Хаджиме. Поднявшись на пару ступеней по лестнице, развернулся и продолжил: — Мы ведём свои записи, хоть ты и несильно хотела и уверяла, что всё вспомнишь. Такемичи вздыхает. Чёрт, это похоже на неё. Несильно копаться в том, что её расстраивает. — Чем дольше я в будущем, тем больше вспоминаю, — говорит и невольно задумывается. А когда она это писала для себя будущей? И говорила ли об этом Хинате? Хаджиме медленно кивнул, слегка опуская плечи. Уголок губ приподнялся в лёгкую улыбку. — Мы собрали достаточно информации и подготовили несколько планов. В конце концов, если что-то делаешь, то делай сразу и хорошо, — с этими словами он развернулся и пошёл по лестнице. — Думаю, в восемь дней мы уложимся. — Что? — видимо, сегодняшний день и это перемещение решили поставить рекорд по количеству сомнительных открытий и странной информации… Или Коко говорит странные вещи с одной целью — чтобы она так сильно удивилась и убилась, когда всё же упадёт. Идеальное преступление. — Подожди-подожди! Мне нельзя так долго быть в будущем! Вдруг случится что-то важное! — Важное случится через восемь дней, — ответил он, не оборачиваясь. Чертыхнувшись, Такемичи, переступая сразу две ступеньки, поспешила его догнать. — И за это время ты должна всё выучить, пройти хоть какую-то подготовку и вспомнить как можно больше. Это будет полезно и нужно. Твои опыт и знания — универсальная вещь. Такемичи слегка хмурится, догоняя его. Это звучит странно. — Но зачем так всё усложнять? В прошлом… То есть в то время всё было хорошо. — В прошлом жив Кисаки Тетта, — сказал как отрезал Хаджиме, и её передёрнуло. Против такого аргумента не попрёшь. — Ты можешь нарваться на неприятности похуже похищения для разборок банд. Ты можешь сама, дурная, куда-то полезть. В прошлом у тебя нет ни имени, ни телохранителей, а психопат, что влюблён в тебя, очень резво бегает. Я не могу тебя так просто отпустить! — Но в прошлый раз всё было хорошо. — И синяк на пол-лица? — ехидно тянет Хаджиме, подходя к стеклянной двери, за которой находилась терраса с бассейном. Такемичи дует губы. Что они все к этому синяку так прицепились? Не умерла же она из-за него! — Ты ходячий эффект бабочки. Тебе достаточно повернуться в другую сторону во сне там, и всё — будущее другое. Надо перестраховаться. Такемими неохотно кивнула — в этих словах есть логика… Но, исходя из этого контекста, она дура, которая вечно лезла во всякие сомнительные дела. Ханагаки замирает на пороге и поднимает глаза к голубому небу. Надо спросить, но это всегда так страшно… — Много погибло? — Проще перечислить тех, кто жив. Она только поджимает губы. Что же, есть над чем работать. Снова… Первый день, как это бывает, выдался суматошным. Загруженным. Пронизанным этой мерзкой ноткой горя, отчего поднимается ком в горле. Даже бассейн расслабиться не помог. А о другом поговорить они и не успели. Это было по общему согласию перенесено на завтра. Спать Такемичи легла в гостевую комнату. — Думаю, спать с тем, кого не знаешь, не самое приятное занятие, — насмешливо щурит свои драконьи глаза Хаджиме. И Такемичи ему благодарна. Нет, она привыкла и смирилась с тем, что в будущем играет роль чьей-то подушки и мягкой игрушки. Как и с тем, что обычно для кого-то в порядке вещей нарушить её личное пространство… Хотя Хайтани во всех временах такие, в прошлом они просто недостаточно обнаглели. Сон сморил её удивительно быстро.

…запах бензина въелся в нос. Мичи открыла глаза и с трудом подняла голову. В ушах шумит. В глазах всё плывёт, и она не может сфокусировать взгляд. — Такемичи, ты как? — раздаётся голос рядом, и, повернув голову, она видит взрослого Инуи. У того всё лицо в крови. Он сильно морщится, держась за голову, и второй рукой дёргает застёжку ремня безопасности. Женщина с каким-то отупением осматривает друга и кидает взгляд вперёд, на переднее сиденье. Место водителя и пассажира смялось в отвратительную кашу из железа и крови. Осознание происходящего резкое, как удар. — Ханма?! Сасагава?! — зовёт она, пусть и понимает, что это глупо. Но молчать и не попробовать?.. — Блять, не смотри туда, — чужая рука хватает за плечи и сдавливает, привлекая внимание. Она посмотрела на окровавленное лицо друга и содрогнулась. — Не впадай в панику, нам надо выбраться… Чёрт, у меня ремень заело! Такемичи, помоги. «Помоги» оказалось волшебным словом, что заставило женщину соображать и двигаться. Она легко расстегнула свой и подалась к другу, что дёргал ремень с такой силой, словно он решил его вырвать из сиденья. — Не дёргай так, — шикает на него Такемичи и сама пытается нажать кнопку и вынуть эту застёжку. — Блять, дай нож… Откинув голову назад и болезненно сомкнув веки, Сейшу достал из внутреннего кармана требуемый предмет. Снял задвижку и одним движением кисти раскрыл нож-бабочку. Мичи почти смешно в такой ситуации, что Инупи о ней заботится: сколько бы он ни показывал и ни тренировал её, Такемичи всегда режется об нож. — Я что-то не подумал… — тянет он, протягивая ей рукоять ножа. Стоит её пальцам сомкнуться на рукояти, как дверь за спиной Сейшу… Бах! На лицо заставшей Такемичи попадает что-то тёплое. Её друг поломанной игрушкой повис на заевшем ремне безопасности. Скрежет за спиной приводит Такемичи в чувства. Она поспешным, резким движением заставляет нож упасть в рукав куртки, надеясь, что его не успели увидеть. Острое лезвие любимого ножа Сейшу безжалостно вспарывает кожу. Вздох боли совпадает с моментом, когда её за капюшон куртки выдёргивают из машины. Из-за натянутой одежды лезвие сильнее впивается в руку. Рукав начинает мокнуть. — Привет, босс, — растягивает губы в ухмылку-оскал Кисаки. — Давно не виделись. Такемичи смотрит на него. В голове пусто-пусто. — Коко был прав. Слова звучат страшным признанием на фоне разбитой машины с трупами её друзей. — Не стоит о нём волноваться, мой милый босс, — улыбается это чудовище, подняв руку, снимает перчатку и проводит костяшками по её лицу. — О нём я не забыл. Она одёргивает голову и судорожно сжимает челюсть. На глазах выступают предательские слёзы. Почему… Ну почему, случись какая-то жопа, она сразу в слёзы?! — Не огорчайся… — и что-то заворковал, но Такемичи не слышала. Эти слова из уст предателя и убийцы её натурально выбесили! Слёзы высохли, и она с холодной головой осмотрелась. Трое с Кисаки перед ней, один её держит. Один её держит. Она знает этот район и эти улочки. Хорошо. Надо только вырваться. Ножик выпадает из рукава легко, попутно царапая кожу ладони. И так же легко оказывается в шее мужчины, что всё это время держал её за шиворот. Её недооценили. Ай-ай-ай… С неожиданной для самой себя силой она толкает его на Кисаки. И бежит. Кажется, вообще не касается земли. Бах! Бах! Её что-то толкает в сторону. Споткнувшись, Мичи почти падает, но отталкивается руками и ногами от земли и с трудом удерживает равновесие, не падая на асфальт. — Нет! Не смейте! — орёт Тетта. — Не попадите в неё! Она не оборачивается…

Удар об пол — самый ужасный способ пробуждения. Тяжело дыша, словно она бежала вместе со своей версией из сна, Такемичи села, морщась от боли в отбитой спине. Не включая света, она провела по правой руке в поисках доказательств. И да, пальцы легко нашли ниточки шрамов. Поднялась выше и усмехнулась — кратеры от пуль подушечками ощущались ужасно отвратительно. Обычно Мичи находила подобное на чужом теле, но не на собственном… Прикрыв глаза сгибом локтя, она позволила себе полежать в покое. Пару минут в тишине, чтобы собраться с мыслями. — Авария, да? — спрашивает Ханагаки у потолка, ожидая услышать откровение. Со вздохом она перебирается на кровать и пытается уснуть. Вот только понимает, что сегодня ей поспать уже не суждено. — Ебучий Кисаки! С таким вот боевым кличем и просто статусом по жизни Мичи спускается на кухню, чтобы попить чай. Чуть не упав с лестницы, она добралась до кухоньки и с третьего раза нашла выключатель. Подслеповато сощурившись, Ханагаки включила чайник и, положившись на свою привычку, с первого раза нашла место для хранения заварки и чашки. Удача. — Чего не спишь? Ы! Подскочив на месте, Такемичи схватилась за сердце и безумными глазами посмотрела на Хаджиме. — Ты… Ты чего так крадёшься? Коконой задумчиво вздыхает. — Это мой дом, а я не имею привычку громко топать, — устало морщится Хаджиме и смачно зевает, до слёз в глазах. Чешет голый живот и лениво смотрит на неё одним глазом. — Что тебе приснилось, раз ты решила не ложиться? Она оглядывается на чашки, понимает, что вопрос о дедукции отпадает сам собой. — Это не совсем сон… — Ты что-то вспомнила? — бодрится Коконой и открывает второй глаза. — Что? Такемичи опускает глаза. Говорить о том, что она видела… Не после того, как он не захотел говорить сам о том, что его лучшего друга убили. Вот только она забыла, с кем имеет дело. — Инупи, значит, — вздох Хаджиме полон усталости и горечи. Поднимать глаза на мужа не хочется. Не оглядываясь на него, она лезет за чашками. — Нет бы вспомнить что-то хорошее… — Я всегда вспоминаю плохое, к сожалению, — глухо отвечает, доставая две чашки. — Особенно с Кисаки… Почему он в нашей банде был? Я думала, он умрёт в подворотне от удара по голове намного раньше. — Мне белый чай, — не сдерживая очередной вздох, просит он и облокачивается на барную стойку. — А попал он к Драконам из-за того, что кто-то на свой блокнот вылил химическую дрянь и у многих страниц текст растворился. Такемичи смущённо кашляет. Это да, это она может. — Я не специально… — Знаю я… И хватит смотреть себе под ноги. Подними глаза наконец. Такемичи несчастно смотрит на Хаджиме. Подперев голову рукой, он слегка щурит глаза и улыбается. Незнакомо, мягко, нежно… Так по-доброму и по-человечески. Так красиво. Мичи невольно залипла, пару раз моргнув. Писк чайника вывел её из созерцательного состояния. — Точно чай, — спохватилась она, поспешно отворачиваясь от Хаджиме. — Что? — с каким-то мальчишеским задором спрашивает он. Это звучит так живо и так ему несвойственно, что Мичи оглядывается и видит искрящиеся тёмные глаза. — Понравился? Она поспешно отворачивается. — Да ну тебя! — бубнит Мичи, пока Коко тихо смеётся своим бархатным голосом. Ночные посиделки прошли со странным уютом и негромкими рассказами об их троице. Точнее о том, как Такемичи лажала, как только она умеет, поначалу. И как на её эти промахи мистическим образом тянулись люди. — У тебя есть то, что нет у мелкого депресника и смуглой истерички, — насмешливо кривит губы Коко, пока они как-то буднично сидят на диване рядом, соприкасаясь ногами. Мичи не знает, о ком говорит Хаджиме — хотя прозвища у них что надо, — поэтому спрашивает куда более интересующий вопрос: — И чего же? — Ты умеешь нравиться людям. Как показывает итог, это лучше харизмы. Под рассвет они разбежались спать. И она смогла заснуть без страшных снов-воспоминаний.

***

Полежать ещё лишние полчаса у Мичи не получилось. Да и в целом понежиться в лучах утреннего солнышка. — Бо-о-осс! — именно с таким боевым кличем к ней на кровать запрыгнула рыбка Дори. Такемичи медленно открыла один глаз и с отсутствующим сознанием глянула на… Сенджу. Кавараги Сенджу. Она вспомнила её имя. — Вставай, у нас тренировка! — Чё? — совсем не культурно тянет Мичи, пытаясь понять, на каком она свете. — Этот Скрудж мне рассказал, что мой самый крутой босс вдруг всё забыл! И что тебя надо погонять немного! — бодро ответила женщина и начала прыгать на коленях на кровати. — Вставай-вставай! Со стоном Такемичи зарылась в одеяло с головой. — Я умерла. Так ему и передай. — Лучше отработай удар и сама его убей, — и не подумала сдаваться Сенджу, начав стягивать с сопротивляющейся Такемичи одеяло. — С каких это пор муж выгоняет из спальни жену и босса? Надо было треснуть его оружием свободы и вообще переселить на диван! Оружием свободы оказалась банальная сковородка. Сенджу имела талант поднимать и мёртвого. И легко загоралась любыми идеями — она планировала целую кампанию, чтобы отвоевать хозяйскую спальню Такемичи в личное пользование. Сама Мичи просто хотела спать. И не хотела быть сначала сброшенной в бассейн для пробудки и разогрева, а после пару раз получить по голове. Рефлексы работали через раз и имели своё мнение, когда появляться. Смотря на делового Хаджиме, который сидел за столом и работал с компьютером, у неё возникло странное желание… Воспользоваться советом Сенджу и взять в свои руки оружие свободы. — Выглядишь побито, — с милой улыбкой объявил Коко, наклоняя голову, чтобы глянуть на неё поверх очков. Такемичи перекосило. — Почему мы с тобой общаемся? — с какой-то обречённостью уточняет она. — Я обаятельный, красивый и умный, — перечислил Коконой, оттопырив пальцы, снова смотря на экран компьютера. — А ещё очень скромный. — Оче-е-ень, — тянет он и отодвигает ноутбук. Манит её пальчиком. — Твоя порция завтрака в холодильнике. Бери её и иди сюда. У нас куча дел. Такемичи вздохнула. Ну а что она ожидала услышать? — Что у тебя там? — кидает мимолётный взгляд на экран, а после идёт к холодильнику. Её там ждали несколько посудин, собранных в небольшую башенку. Доставка. Удобно, что тут скажешь? Зная себя, Мичи не стала нести всё сразу. А начала раскладывать тарелки на столе рядом с Хаджиме поочерёдно. — Думаю о плане. Скажи мне, моя самоотверженная начальница, ты сможешь убить Кисаки? Мичи замирает с плошкой мисо-супа и медленно поворачивает голову к нему. Синие глаза встречаются с чёрными. Она опускает взгляд. — Я могу попробовать… Он столько ей зла причинил. И столько боли. Она его ненавидит. И боится. До дрожи в ногах… Одна только мысль встретиться с ним вживую вызывает мерзкую дрожь в груди. Как будто у неё там желе, что напоминает о себе только из-за ненавистного человека. — Ясно, отменяем этот план, — не даёт ей договорить Коконой и, положив руку на мышку, что-то делает в ноутбуке. — Я не сказала, что не могу, — хмурится Такемичи и с громким стуком ставит тарелку на стол. Звук вышел даже слишком громким и резким, отчего рука сама двигает эту тарелку. Неловко. — В таком деле сомнения недопустимы, — говорит Коконой и разворачивает ноутбук, чтобы они оба видели экран. — Сомнения губят. Дрогнула рука, перенервничал и оставил много улик. Не заметил свидетеля. Или наоборот — человеческий фактор сыграл слишком неудачно и при случайном свидетеле впал в панику. Это повышает шанс самому получить нож в печень. Или оставить достаточное количество улик полицейским. Такемичи сжимает в руках контейнер с жареной рыбой, чтобы сдержать непрошеную дрожь. Звучит это всё… Жутко. — А разве идеального преступления не бывает? — спрашивает она, лишь бы не молчать. Промолчать в такой ситуации кажется жутким. Сразу в голову лезут страшные и неприятные мысли. — Разумеется — нет, — и смотрит с каким-то покровительством, как на дитё малое, что спросило очевидное. — Если в твоём понимании идеальное убийство — отсутствие улик, то огорчу: их отсутствие — уже самая подозрительная вещь. Хорошее убийство — это когда оно становится висячим. Как убийство при ограблении, но тут надо быть аккуратным. Даже крысы в подворотне по типу воров несильно любят так пачкаться. Порезать — да. Убить — редко. И то, большинство — это несчастный случай, когда жертва или сам грабитель неудачно падает или напарывается на нож. О, сделай мне кофе тоже. Такемичи странным взглядом смотрит на мужчину. Тот поправляет очки. — А часто… Ну, мы обсуждаем, как кого-то правильно убить? — осторожно уточняет она, нервно ведя пальцами по шраму на запястье. Мичи почти неосознанно постоянно тянется потрогать это место. Есть ещё странное желание поскрести ногтем. — Я бы это, скорее, назвал грамотным убийством, — педантично поправляет Коконой, беря чашку. — Возьми молоко, пока не села. И нет, мы этим не занимаемся лично. У нас есть свои специалисты. Хоть мы редко прибегаем к их помощи. — А я? Такемичи сама не ожидала, что спросит это. Но она как бы босс мафии, у неё рыльце должно быть в пушку… Или правильней сказать руки в крови? Ох, это не так важно. Её больше волнует и смущает, что во сне нож в чужую шею вогнала без колебания. Но там ситуация особенная… Коконой откинулся на спинку кресла и серьёзно посмотрел ей в глаза. — Маньячка, — полюбовавшись, как у жены вытягивается лицо, он не выдержал и расхохотался. — Да ты… — лишилась дара речи женщина. — Да я… Да ты! От возмущения она аж топнула ногой. Вот как так можно?! — Молоко, — напомнил об этом Хаджиме, отсмеявшись. — Вот сам и возьми! — фыркнула она, но всё же полезла за ним в холодильник. — И это не смешно! — Очень смешно, — не согласился с ней он и, сняв очки, потёр глаза. — А насчёт твоего вопроса, милая моя, мы брали не силой — это метод депрессника и истерички, — мы брали мозгами. Налив в обе чашки молоко, она оглянулась на него. — А поподробней? — протягивает чашку. — А разве не очевидно? — Коко сделал один глоток и поморщился. — Передай сахар. Спасибо. Так вот, у тебя достаточно мозгов, чтобы многое понимать и делать без необходимости прибегать к чернухе, я так вообще скромный гений. Мы с тобой и так мощный дуэт, а со знанием будущего… И ухмыльнулся. Да уж, она понимает. Этот человек и без такого читкода, как знания будущего, мог очень многое. И всегда добивался своего. Пусть делал всё без огонька. — Оу… Вошли мы в список Форбс? — насмешливо спрашивает Такемичи, наконец садясь за стол. — Если бы я был настолько безумен, чтобы показывать наши доходы, вошли бы, — фыркает он и надевает очки обратно. — Ладно, шутки шутками, но у нас слишком мало времени, чтобы тратить его на болтовню. Смотри… И под завтрак начался серьёзный разговор о планах на прошлое. Коконой нервничал — он не любил терять контроль над ситуацией, а прошлое в его понимании — полнейший хаос. Слишком много допущений, слишком всё ненадёжно, и прошлая Такемичи даже половины не умеет того, что бы ей могло пригодиться. — Двадцать процентов? — задумчиво тянет Такемичи. — Не знала, что в тебе есть авантюристская жилка. Коконой — осторожный человек. Это выражается везде — и в работе, и в жизни. Что говорить, если он не переходит дорогу, когда остаётся пять секунд зелёного? Так что для него такой процент удачи — это катастрофа. — Человеческий фактор непредсказуем, — с отвращением скривился Хаджиме. — Слишком много идиотов. Слишком большой промежуток времени. Слишком много не известных мне переменных. Даже с моими аналитическими способностями шанс успеха удалось поднять лишь до двадцати процентов. Будь ты одна — не было бы и десяти. Такемичи фыркнула, пока Хаджиме бесился от этой неопределённости. Именно поэтому он пытался впихнуть в неё как можно больше за эти жалкие восемь дней. — Хм… — только и смогла протянуть Такемичи, двумя пальцами держа нож-бабочку. Который она видела во сне. — Я останусь без пальцев. — Не останешься. После той аварии ты заразилась любовью Инупи ко всяким ножам, — флегматично замечает Коконой, что-то читая в телефоне. Оторвавшись от смартфона, спокойно обронил: — Попробуй, — Такемичи неохотно делает движение рукой, и нож сам раскрывается. Не раня её и не выпадая из рук. — Ух ты… Взмах — закрыла. Взмах — открыла. Взмах… — Ай! Всё не так радужно, как ей бы хотелось... Восемь дней. Чёртовы восемь дней. Её гоняли физически и попутно насиловали мозги, впихивая туда как можно больше информации. Такемичи не могла отделаться от странного чувства, что она студент, которому объявили, что скоро сессия, а она ничего не знает. В день икс она проснулась сама. Это уже было так непривычно, что в первую очередь появилось желание проверить время. Убедившись, что сейчас одиннадцать часов и она не проснулась раньше, чем приходит Сенджу, с беспокойством той позвонила и спросила, всё ли с ней хорошо. — Всё чики-пуки, босс! — бодро ответила Кавараги с той линии провода. — Жду вас завтра в офисе. И сбросила звонок. Спускаясь вниз, Такемичи не могла избавиться от ощущения, что её где-то обманывают. Нагло так разводят, как лоха. — Всегда поражался твоей привычке спать до обеда, — прошёл мимо неё Хаджиме, когда она спустилась на казнь. — Доброе утро. — Я нормально сплю, в отличие от некоторых, — ворчливо отозвалась Мичи, чем вызвала улыбку на лице Хаджиме. — Привет. Заметив эту улыбку, отвернулась, поджимая губы. Восемь дней… Это самый долгий период, что она провела в изменённом будущем. Вспомнила она пугающе много. И хорошего, и плохого. Как она хохотала со старыми знакомыми и новыми людьми. Как рыдала на похоронах друзей и семьи. Как неловко в первый раз заняла кресло во время «Совещания Трёх» — Тосва, Чёрные Драконы и Поднебесной — в то время они обсуждали, как бы им половчее нагнуть Триаду, чтобы отвоевать рынок Южно-Китайского моря. В других воспоминаниях она же просто гуляет по улицам Токио и с улыбкой подсказывает туристам, куда им пройти, — ничего общего с мафиозным боссом. Обсуждение с Коконой дел и планов… С ним же множество нежных, странных и кружащих голову от эмоции прикосновений, поцелуев, ночей… Простых разговоров, от которых сердце замирает на миг и на лицо сама наползает нежная улыбка. Она поняла его хитрый план уже на первой сценке, от которой захватило дух. В конце концов, Коконой Хаджиме слишком практичный, чтобы не пытаться извлечь из ситуации максимум пользы. И что плохого в том, что, помимо подготовки и планирования, она вспомнит, как им хорошо вместе? Что плохого в том, что все планы ведут к нему, как те злосчастные дороги — к Риму? Это же не плохо. Сама Такемичи… Злилась. И сейчас немного злится. Помимо воспоминаний, она приняла некоторые черты этой версии. И её нервировала эта попытка сыграть с ней в тёмную. Коконой и Инуи хорошо постарались, воспитывая босса для Чёрных Драконов. — Сегодня занятий не будет? — всё же смотрит на него женщина, пряча руки в карманы пижамных штанов. — Нет, — качнул тот головой и отпил сок прямо из упаковки, на что Такемичи поморщилась. Нельзя себе, что ли, стакан налить? После этого сок скисает. — У нас сегодня отдых. Одевайся. Такемичи удивлённо поднимает брови. — Ничего себе. Неужели я отсидела свой срок? — губы сами растягиваются в улыбку. Всё же эти восемь дней она просидела изолированной от мира. Её это начало нервировать — не иметь возможности даже выйти в парк погулять — уже на третий день. Из круга общения только Хаджиме и Сенджу, что оказалось для экстраверта Такемичи недостаточно. Дошло до того, что Мичи полезла в анонимные чаты… Где все возмущались из-за её ника Доктор Кто. А что? Она тоже крутит на причинном месте понятие времени — имеет право себя так назвать! — Засорять желудок и садить печень, — иронично отвечает Коконой. — Кино и рамен? — сразу оживает Такемичи. Хоть живут под одной крышей они не первый год, их предпочтения всё же отличаются. Мичи ближе уличные кафешки, обычные кинотеатры и места, где много народу. Хаджиме же любил дорогие рестораны с красивым видом, питал слабость к западному театру и предпочитал тихие живописные места. Разные они, но от этого им только интересней. — Да-да, — машет рукой Хаджиме и делает скучающее лицо. — Тебе же надо быть в форме при возврате в прошлое. Вышел этот новый мультфильм с говорящими животными. Там ещё белка эта придурочная. Такемичи невольно улыбается. Хаджиме несильно любит мультики. Особенно он ворчит на говорящих животных. Коко в принципе отказывается воспринимать идею того, что хищник дружит с травоядным. И пусть понимает, что это сказка, но перестать ворчать не может. Обычно на все такие мультики Такемичи ходила с подругами, а её муж предпочитал отмазываться от этого всего. То, что он идёт с ней, говорит о том, что он хочет провести как можно больше времени вместе перед её отправкой назад. Кино. Затем прогулка по перекрестку Шибуя. А после они потерялись в переулках, пока сам Коконой не вывел её к обычной лапшичной. — Ты его больше всего любишь, — буркнул он, смотря на открытую кухню с настоящим сомнением. Но всё же уселся с ней рядом и заказал три порции. — Если я помру от отравления, ты меня спасёшь всё равно. Может, хоть так тебя отучу от того, чтобы тянуть в рот всякую гадость. Такемичи только посмеялась с его комментариев и с интересом принялась наблюдать за тем, как в высокого, но щуплого Хаджиме влазит три тарелки рамена. — Может, ты джинчурики? — насмешливо щурит она глаза и подцепляет палочками нарутомаки. — Разве что Однохвостый, — хмыкает Коко, беря чашу в руки, чтобы отпить бульон прямо так. — Быть тем оранжевым ужасом я отказываюсь. А после они пошли гулять. Точнее Хаджиме сжимал её руку и вёл только в одно известное ему место. Такемичи наслаждалась. Она ощущала себя девочкой, а не взрослой женщиной, которая за небольшой промежуток времени видела столько боли и грязи… Есть дневной Токио, она и Хаджиме. Словно они оба стали подростками и спешат погулять, пока не стемнело и родители не хватились своих самоуверенных чад. Немного глупо. Немного наивно. Но ей нравится. — Мы пойдём на башню? — спрашивает Такемичи, когда они проходят к телевизионной башне. Она слегка щурит глаза, задирая голову, и смотрит на достопримечательность Токио. — Нет, — немного резко отвечает Хаджиме. Женщина опускает глаза и вопросительно смотрит на него… Он же пристально, не мигая, смотрит в одну точку. Проследив за его взглядом, Такемичи невольно вздрагивает. Узнать Хинату в толпе для неё не составляет труда. Только… Она какая-то не такая. Сутулит плечи. Платье хоть и ухоженное, но какое-то серое, совсем не в стиле жизнерадостной подруги. Волосы подстрижены до ужаса коротко. Вроде всё равно Тачибана, но в ней что-то цепляет. Что-то не соответствует тому, что Такемичи запомнила. Что было в других временных линиях. Здешняя Хината выглядит служанкой при деспотичном хозяине и смотрит на мир потускневшими глазами. — Пора? — с трудом оторвав взгляд от неправильной Хинаты, спрашивает Такемичи. Хаджиме молчит. Но сжимает челюсть с такой силой, что играют желваки на скулах. Такемичи без лишних слов подаётся вперёд, становится на цыпочки и целует его в щёку. Он вздрагивает и поворачивает к ней голову. — Всё будет хорошо. Веришь? — с улыбкой спрашивает она, ощущая странное умиротворение и уверенность в своих силах. Хаджиме болезненно морщится. — Я не хочу тебя отпускать, — говорит тихо он и прислоняется своим лбом ко лбу. — Может, ну это всё в жопу? Такемичи поднимает руку и мягко проводит пальцами по острой скуле. Коко перехватил её руку и поцеловал ладонь, прежде чем прижаться к ней щекой, закрывая глаза. — Мы должны помочь Инупи, — напоминает о главной мотивации для Хаджиме она. — И побольше веры в меня. Будь я полной дурой, то не удержалась бы на своём посту, как бы вы ни старались. — Я люблю тебя. И смотрит так болезненно, что сердце само замирает в груди. Ждёт её ответ. Такемичи только лукаво улыбается, щуря глаза. И снова поднимается на цыпочки, мягко касаясь своими губами его. Тот подаётся навстречу, сминает её губы в грубом, жадном поцелуе. Жмурится, словно ему больно. Такемичи не закрывает глаза. Ей почти стыдно и тоже немного больно. Она лишь повторила то, что делала её версия из этого времени. Грязный ход, но действенный, чтобы Коко её точно отпустил. Любит ли она? Не может точно сказать… Но скорее нет, чем да. Всё же восьми дней недостаточно, как бы ни надеялся Хаджиме. Такемичи закрывает глаза. И не открывает их, даже когда Коконой останавливается. Только слегка улыбается. И, так и не открыв глаза, делает шаг назад. Он просто опускает руку, что прижимал к своему лицу. Но ту, за которую держал целый день… Сжимает крепче. Такемичи открывает глаза, смотря на него с нежностью, без капли жалости или грусти. Коко кажется, что он прямо сейчас заплачет как ребёнок. Ведь кто знает, что происходит с той временной веткой, из которой возвращается Такемичи? Продолжает ли существовать это будущее, или вселенная попросту исчезает, оставаясь размытым воспоминанием в памяти самой путешественницы? Коко не знает. И от этого ему хочется плакать, но Такемичи не понимает его немого страха. — Мне пора, — с улыбкой напоминает она и делает ещё один шаг назад, отчего рука, которую всё ещё не отпустили, поднимается, натягиваясь как трос между ними. Хаджиме смотрит. Долго. Так, словно она не уходит в прошлое, а бросает его… Может, что-то понял, не зря Коконой самый умный из знакомых путешественницы во времени. Может, в нём взыграла почти драконья жадность, что и привела его сегодня на это место… Предполагать можно всякое. Но… У него пугающие ощущения, что если он сейчас отпустит эту руку, то Такемичи растворится, как утренняя роса. Исчезнет, как когда-то исчезла Акане. Смотрит в синие омуты, что вскружили много лет назад ему голову. Ищет там ответ… Отпускает. И по тому, как загорелись внутренним светом её глаза, а улыбка стала не такой большой, но более искренней, понимает, что поступил правильно. Кривит губы в болезненную ухмылку. Лишь бы не заметила, как ему больно. Люблю — для Коконой Хаджиме не просто слово и желание обладать. Для него это всегда жертва и подвиг. — До встречи! — легко слетает с губ Такемичи, которая развернулась на пятках. Взлетела белая накидка с рисунком дракона на спине. Спасибо — не скажет вслух. Но впервые за это время Такемичи ощущает теплоту и некую нежность к этому мужчине. Вблизи Хината выглядит ещё более… Несчастной. При приближении бывшей подруги женщина вздрогнула и опустила свои карамельные глаза. — Госпожа Коконой, — и глубокий поклон, как слуга своему хозяину. Эта картина словно кривым гвоздём проводит по сердцу Такемичи. Смотреть на такую подругу, что в прошлых ветках не без её — Такемичи — помощи становилась врачом… Больно. — Не надо, пожалуйста, — говорит Ханагаки и, положив руки на её плечи — пугающе худые, отчего кости упираются в ладони, — поднимает её. Тачибана не смеет поднять глаза. — Как умер Наото? Смерть катализатора они с Коконой так и не затронули. Не до того было. К тому же давным-давно отвергнутый мальчик, брат её бывшей подруги, по мнению Хаджиме, не стоит её внимания. — Мой недостойный брат набрал много долгов, госпожа Коконой, — тихо отвечает женщина, слегка сжимаясь. Продолжать не нужно. Этот сюжет давно не нов. Тачибана Наото закончил жизнь самоубийством из-за долгов. По наследству передав их своей сестре. И Такемичи не верит, кривя губы. Слишком тот мелкий пацан был рассудительным. Да, не слышал слова «нет». Но влезть в долги? Без причины? Не верит. Глаза сами находят Хаджиме. Он всё стоит на месте и не мигая смотрит на неё. Мог бы?.. Да. Даже не мог. А точно он. У Такемичи перехватывает горло. Она жмурится и обнимает подругу, которая в этой параллели снова пострадала по её вине.