Before you go / Перед тем, как ты уйдешь

      Чонгук окинул тяжелым взглядом визитера.       — Я тебя помню… — он прищурился. — Ты — бармен!       — Я тебя тоже помню, — Чимин презрительно фыркнул. — Ты — мудак.       Невысокого роста, смазливый, одет в приталенные черные джинсы, модную вишневую футболку хенли и укороченную кожаную куртку от Pierre Cardin. На ногах черные боты на массивной подошве. Глаза щедро подкрашены черным, серьги в ушах и татуировки на запястьях. На губах — саркастическая ухмылка. Ничто не выдавало того, что Чимин прорыдал всю ночь напролет.       Тэхен и Юнги незаметно переглянулись. Предугадать то, что будет дальше, не мог никто. Чимин был словно маленькое шебушное торнадо — разрушительное и непредсказуемое.       — Чем обязаны? Кто вообще вас пропустил внутрь? — Чонгук продолжал с подозрением разглядывать Чимина. — Пришли сознаться, кто в вашем заведении продает наркотики?       — Пфф. Так как это не мое заведение…       — Да неужели? — Гук демонстративно удивленно поднял бровь. — Как для владельца бара, странноватое заявление.       Чимин внутренне слегка подофигел, потому что изначально у них была совершенно другая легенда. Но, кажется, его забыли предупредить, что бар, который они взяли в аренду, неожиданно стал его «собственностью». Чим даже знал, кого за это благодарить — одного шепелявого коротышку, который сейчас крайне тихо (но не настолько, чтобы острый слух Оракула это не уловил), прятал сладости обратно в стол.       — Учитесь дослушивать, детектив, — хмыкнул Чимин. Он знал, что Тэхен сейчас поймал панику, и сверлит его спину тяжелым взглядом. Это было даже забавно. — Бар не только мой — это еще и заведение каждого работника, так как все мы — одна большая семья. И от имени каждого работника заявляю, что наркотики у нас не продаются.              — Тогда чем обязаны? — холодно поинтересовался Чон. Наглый бармен ему не понравился с первого взгляда при их знакомстве неделю назад.       — Ну, причина у меня есть. В ваше отстойное заведение просто так я бы никогда не пришел, — фыркнул он. — Помочь вам решил. От самого-самого чистого сердца. Знаю, что вы здесь крайне неудачно пытаетесь поймать маньяка.       — У нас всё под контролем, — голос Гука был жестким. Он поднялся на ноги и подошел ближе к Чимину, злясь на себя, что не прищучил наглого бармена раньше. Ведь чуял же, что тот нечист. Точно там наркотики крутятся!       — Контроль? — Чимин хмыкнул, внутренне негодуя от того, что если бы у них действительно всё было под контролем, их Малыш был бы жив. — Я принес кое-какую информацию, которая поможет вам в расследовании.       Он достал из внутреннего кармана куртки карту памяти и бросил ее в Чонгука. Тот тут же ее поймал, а затем недоверчиво повертел карту в руках.       — Там вирус?       Чимин пожал плечами и бросив на прощание «По ходу разберетесь», вышел из кабинета так же стремительно, как и вошел.       На минуту в комнате воцарилась полнейшая тишина, что бывало не часто. Феликс и Хёнджин которые так и не успели снять свою верхнюю одежду, беззвучно хихикая, переглядывались. Юнги пробормотал какое-то ругательство, а Кёныль выглянул в окно, желая увидеть, как выйдет непонятный визитер, пока Чонгук задумчиво вертел в руках карту памяти.       — Такое странное утро… — негромко проговорил Тэхен, накидывая свою куртку. — Я за кофе. Кто-то еще будет?       И, не дожидаясь ответа, быстро вышел из комнаты.       Оракула он нагнал в коридоре, уже практически при выходе из участка.       — Ты наплевал на протокол, — укоризненно сказал Тэ, хватая его за руку.       — Это ты первый наплевал, когда отключил свой телефон. Я всю ночь пытался до тебя дозвониться.       Тэхен вспомнил, что действительно отключил телефон, когда был в той кладовой. Это было вчера, а Тэ кажется, что с тех пор прошли уже годы.       — Не думал, что ты позвонишь.       Возмущенный Чимин начал что-то говорить, но Тэ его уже не слушал, так как из-за поворота вышел Чон Хосок. Он увидел сначала Кима, а затем — с огромным удивлением и воодушевлением — Оракула.       У Чон Хосока была нереальная слабость к этому парню.       Поэтому он тут же двинул в их сторону. Но Тэхен, заметив приближающегося с восторженной улыбкой Чона, мгновенно встал перед Чимином, который пока еще не заметил Хосока, и прижал голову Оракула к своему плечу.       Жесткий секундный поединок взглядов с проверяющим выиграл Тэхен, и Хосок, напоследок хмыкнув, свернул в один из коридоров, а возмущенный Чимин выпутался из объятий Кима.       — Ты чего? — проворчал он. — Настолько соскучился?       — Настолько, — Тэ вздохнул. — Выйдем?       Они сидели на заброшенных качелях в небольшом палисаднике, немного дальше от участка. Чимин пил малиновый чай, который они взяли в кондитерской, Тэхен — как всегда — крепкий черный кофе.       Они молчали уже добрых двадцать минут.       Но молчание — тоже разговор. Когда слов нет. И когда слова и так не нужны.       — Эта рубашка тебе не идет, — первым заговорил Чимин, задумчиво рисуя ботинком замысловатый узор на земле. — Ты слишком ярок для такого обыденного белого цвета. Да… — он бросил взгляд на друга. — Белый бывает разным, и этот белый — явно не твой белый.       Тэхен хмурился. Он знал Оракула достаточно давно и достаточно хорошо, чтобы понимать, что нарушить их давно созданный протокол тот мог только по серьезной причине.       — Чимин, почему ты пришел? Почему не передал информацию через Юнги?       Оракул отхлебнул еще напиток, и приятная сладость осела на губах. Самые сложные разговоры происходят всегда не вовремя.       — Увидеть тебя, Вишенка, хотел. Знал, что сам не придешь, утешения не попросишь, будешь страдать в одиночку. И обвинять себя будешь.       — Но ты ведь и сам меня винишь, — немного жестко парировал Тэ. — Ты не хотел, чтобы мы брались за это дело. Ты убеждал меня отказаться от него. Ты эти свои долбанные таро раскладывал, и они смерть пророчили… Я тебя не послушал. Поэтому, да. Ты это знаешь. Я знаю. Гибель Малыша — всецело и полностью на моей совести. И то, что ты сейчас молчишь и не перебиваешь меня, только доказывает это.       Чимин всё же слизал с губ эту сладость, чтобы хотя бы немного подсластить этот ужасный день и ужасный разговор.       — Тэхен… Я не виню тебя. Но я знаю, что ты мне не веришь. И не поверишь.       Ким поставил стаканчик с кофе на землю, и устало потер глаза руками.       — Он не страдал, — только и сказал.       Черты лица Оракула исказились. Вот сейчас опять потекут слезы. Он снова будет спрашивать себя: «Почему?..»... И не находить ответ.       — А ты? — негромко спросил Чимин, всё же справившись с подступающими слезами, и пряча свой взгляд в стаканчике с чаем.       — Что на карте памяти? — вместо ответа задал вопрос Тэ.       Чимин вяло отмахнулся.       — Твой Чонгук с этим разберется.       — Он не мой, — по привычке возразил Тэхен.       И снова воцарилась тишина.       Тэхен молчал, наблюдая за свинцовыми осенними облаками. Хорошей погоды до весны уже не будет. Теплая осень уходит, а он так и не попробовал дыни. И Чонгук смотрит на него тяжелым презрительным взглядом. И Малыша больше нет. И Оракул ходит кругами, пытаясь начать разговор, который они откладывали уже который месяц. Вернее, сам Тэхен избегал Оракула, чтобы не слышать того, что тот упорно пытался ему сообщить.       Первым снова заговорил Чимин.       — Помню, как-то Бомгю меня спросил. «Хен, Тэхен-хен так редко улыбается… Скажи, когда вы с ним познакомились, он улыбался чаще?», — Оракул помолчал. — Мне пришлось сказать ему, что нет, я не застал тот период, когда ты улыбался чаще… И тогда Малыш мне сказал: «Давай сделаем так, чтобы он снова научился улыбаться»… — Чимин невесело хмыкнул, опять борясь с внутренней истерикой, и глубже закутался в свою куртку. День был холодным. — И теперь из-за этого светлого ребенка… ты вообще забудешь как это — просто улыбнуться.       Тэхен только утомленно повел плечами, а Чимин продолжил.       — Я наблюдал за тобой через камеры в участке… И я никогда, за все эти почти десять лет нашего знакомства, не видел у тебя столько улыбок и нежных взглядов, как те, что ты подарил этому нервному копу всего за семь дней. Тогда я понял: как бы ты ни хотел, как бы не горел желанием, но если ты не тот, кто способен нарисовать улыбку на чьем-то лице, ты в любом случае будешь бессилен. Как были бессильны мы с Малышом.                    — К чему ты это? — устало спросил Тэ.       — Я наблюдаю за Чонгуком почти год. И я никогда не видел в нем столько эмоций, как за эти семь дней, когда ты был с ним рядом. С этой медсестрой… Вместе они — ни рыба, ни мясо… Так и хочется спросить: «Какого хера вы делаете рядом друг с другом, если возле вас цветы вянут от вашей коллективной тоски??». А рядом с тобой Чон Чонгук просто кладезь чувств, страсти и эмоций. Я прям залюбовался.       — И я снова спрошу: к чему ты это?       — Вы друг в друге пробуждаете эмоции. Не всегда так получается. Чтобы взаимно. А у вас это есть. И, возможно, сейчас самое время.       — Для чего?       — Рассказать ему всю правду. Ты достоин того, чтобы он не смотрел на тебя настолько высокомерно. А он… хоть он мне и не особо нравится, но он должен узнать, что тогда произошло на самом деле. Кто знает, может всё складывается так, как складывается по какой-то причине? — Чимин стиснул руки в кулаки и глубоко выдохнул. — И, думаю, пришло время закончить тот разговор, который ты упрямо отказываешься продолжить.       — Нет, — Тэхен поморщился. Он знал, к чему ведет Оракул, и не хотел этого слушать. — Мы в ссоре.       Ким резко поднялся со своего места и отвернулся, с намерением уйти, но ему в спину всё же ударило.       — Я ухожу, Вишенка. Это мое последнее дело.       — Ничего не слышу, — упрямо уже в который раз сказал Тэ. — У меня временная потеря абстрактного мышления. И памяти. И мозжечок не работает.       — Да, я в курсе, мне Малыш это уже передавал… — Чимин помолчал, изучая напряженную спину своего друга, который так и не повернулся к нему лицом. — И из-за Малыша тоже… Теперь я точно не передумаю. Я хочу уйти.       Тэхен не двигался и не поворачивался. Но слушал. И Чимин, тоже поднявшись на ноги, продолжил.       — Я устал, Тэхен. Устал от нашей напряженной жизни, устал латать ваши раны. Устал от бесконечного страха, что кто-нибудь из вас не вернется… И я больше не могу смотреть на то, как ты ежедневно себя убиваешь. И как не ценишь свою жизнь.       — Моя жизнь стоит копейку. Там нечего ценить, — ответил Тэ, даже не глядя на Оракула. Он снова наблюдал за проплывающими по небу тяжелыми облаками. Наверное, скоро придут дожди. Чонгук любит дождь.       Чимин расстроенно покачал головой.       — Мне жаль, что за столько лет, я так и не сумел тебя в этом переубедить. Жаль, что его слова для тебя важнее того, что тебе постоянно говорю я, — Оракул снова засунул руки в карманы. — Я думал, что оставлю тебя с Малышом, что он будет приглядывать за тобой вместо меня. Но получилось так, что оставляю я тебя одного. Прости, Вишенка… Но я устал от этой жизни. И ты устал. Только ты еще этого не понимаешь… Не только мне — но и тебе пришло время уходить.       — Мне некуда идти, — негромко сказал Тэхен, развернулся и направился обратно к участку.       Ким нашел Чон Хосока в приемной, где он пытал какого-то несчастного копа своим сарказмом.       — Проверяющий Чон. Можно вас на минутку? — вежливо попросил он. И добавил. — Хочу взять у вас комментарий для статьи.       Тот если и удивился, то виду не подал. Тут же поднялся со своего места и вышел вместе с Тэхеном.       Когда они оказались в каком-то закутке, Ким толкнул проверяющего к стене и крепко ухватил его за яйца.       — Проверяющий Чон, — на ухо прошептал он ему, пока Хосок всячески балансировал на носочках, молясь, чтобы хватка нанесла как можно меньший урон его богатству. — Мне кажется, мы с вами это уже не раз обсуждали. А вы как-то и забыли об этом… Так что я напомню, — Тэхен крепче сжал яйца проверяющего, так, что тот едва фальцетом не запел. — Еще раз подойдете к Чимину, и останетесь не только без зубов и пальцев. Но еще и без яиц. Вам это понятно?       Тэ дождался раздраженного кивка, и только затем ослабил хватку. Не прощаясь он ушел, не слушая проклятий в свой адрес, которые тут же полетели ему в спину.       В кабинете были только Хёнджин и Феликс, и на удивленный вопрос Кима те ответили, что все остальные на допросах. Так что Тэ пошел искать членов своей команды.       Кёныля Тэхен нашел в комнате за зеркалом одной из допросных комнат. Патрульный Юн с интересом наблюдал за беседой, которую проводил Чонгук.       — Кто там? — спросил его Тэ.       — Чо Янсон. Детектив Чон начал его повторный допрос.       — И что?       Кёныль брезгливо скривился.       — Этот тип настолько жалок, что детектив тупо теряет с ним время. Я жду не дождусь допроса этих двоих — Пак Бёнчхоля и Чан Сушима, — с воодушевлением добавил патрульный. — Представляю их очную ставку! Как думаете, кто из них расколется первым?       Как Тэхен и думал, версия о причастности этих двоих к убийствам сейчас была приоритетной.       — На который час назначены беседы с ними?       — Я лично вчера обзвонил каждого из пятерых подозреваемых, они все будут здесь с минуты на минуту. Детектив Чон хочет их немного потомить ожиданием, чтобы допрашивать их, когда они уже будут нервными и раздраженными. Чан Сушим живет не в нашем городе, но он тоже пообещал приехать. Хотя, если он — убийца, он может находиться в городе, и прятаться в доме своего любовника Пак Бёнчхоля. Знаете, — патрульный с легкой улыбкой повернулся к Киму, — возможно, это моя судьба — палить вас, но сегодня я снова увидел то, что, видимо, не следовало.       Тэ только поднял бровь, продолжая наблюдать за Чонгуком, который находился по ту сторону зеркала. Собранный, жесткий, опасный — он, на самом деле, ничем не напоминал того мальчишку, которого Ким оставил десять лет назад. Но это ничего не меняло — его сердце так же, как и раньше, беспорядочно стучало, стоило ему только взглянуть на Гука.       — И что же ты увидел такого?       — Как вы выходили из участка вместе с тем неизвестным, который принес детективу Чону карту памяти.       — Кстати, — вспомнил Тэ. — А что записано на карте?       — Пока не знаем. Детектив отдал ее техникам на проверку. Когда будет безопасно, они нам ее вернут.       Тэхен раздраженно нахмурился — игры Оракула тормозили им всё расследование! Почему он не мог просто отдать эту карту ему?       Гук, между тем, нависал над почти дрожащим любителем косплеить Дамблдора.       — Почему у вас нет алиби ни на одну из запрашиваемых дат? — грозно спрашивал, а у того паника тоннами буквально выливалась из глаз.       — Я не знаю… — почти рыдал Янсон, с которым Чон вел жесткий разговор уже почти час. — Но разве если бы это был я… разве я бы не обеспечил себе алиби?..       — Резонно, — пробормотал Кёныль.       Тэ пожал плечами.       — Или хитро.       — У вас было непростое детство, правда ведь? — продолжил давить Чонгук. — Отец издевался над вами. Сестру вашу он не трогал, а вот с вами был очень суров. Говорил, что мальчики не должны плакать, ведь так? За любую провинность оставлял вас ночевать в подвале. Голодом морил. Наказывал ремнем. Было?       Чо Янсон уже почти плакал, вспоминая все ужасы своего детства.       — Зачем… вы… так?.. — всхлипывал он.       — Соседи нам так много всего о вас рассказали… И работу нормальную вы найти не в состоянии, и хобби достойного нет… С родителями живете, личной жизни, друзей нет…              — Если так посмотреть, — Кёныль снова поморщился, — то каждый второй может быть маньяком.       — Так что же у вас, Чо Янсон, есть? — Чонгук стоял, широко расставив ноги и сцепив за спиной руки, и без капли сожаления рассматривал их первого подозреваемого. — Я скажу, что у вас, Чо Янсон, есть, — он наклонился ближе, почти к самому уху подозреваемого, и прошептал. — У вас есть возможность, — Гук выставил вперед указательный палец. — У вас есть мотив, — он выставил средний палец. — И у вас нет алиби, — безымянный палец. — Полный комплект.       Чего еще не было — так это доказательств. Но об этом Чонгук умолчал.       Оставив Янсона плакать, Гук прошел в комнату за зеркалом.       — Что думаете? — спросил он.       — Он не зря с самого начала был нашим подозреваемым, — ответил Кёныль, жутко довольный, что глава их опергруппы интересуется его мнением. — Но для такого дела он… слабоват, что ли. Не потянет на такого жестокого и умного маньяка.       Чонгук повернулся в сторону Тэ.       — Он может быть психом, — медленно проговорил Ким, бросив взгляд на подрагивающие плечи подозреваемого. — Слезы? Могут быть наигранными. А если следовать портрету, который нам предоставил доктор Ли, Чо Янсон в него более чем вписывается. А ты что думаешь?       — Не знаю, — Чонгук покачал головой. — Мне кажется, как и сказал Кёныль, — он слабоват для такого. Хотя, да, в портрет он вписывается идеально — как по учебнику. Давайте посмотрим на других подозреваемых.       К ним присоединился Юнги, который параллельно беседовал с супругами И, вернувшимися, в конце концов, со своего африканского сафари.       — Вы не поверите, что я вам расскажу! — воодушевленно начал он. — Давайте вернемся в кабинет.       Когда все расселись по своим местам и готовы были его внимательно слушать, Мин продолжил.       — Супруги И опознали голову.       — Не может быть!! — выдохнул Кёныль, и все тут же укоризненно посмотрели в его сторону. — Извините…       — Кто это? — Чонгук так крепко сжал губы, что они превратились в одну полоску. Опознать жертвы — значит, подойти на шаг ближе к убийце.       — Сезонный рабочий, который последние несколько лет помогал им с их огородом. А знаете, что самое интересное?       — Что? — задал вопрос Тэ, так как Юнги ждал от своих собеседников активности.       — Он называл себя… барабанная дробь..... Джек!       — Больной ублюдок, — пробормотал Чонгук. — Этот псих у меня уже в печенках сидит!       — Кстати, что за историю поведали веселые близнецы? — спросил Тэхен. Те тут же на фоне захихикали, довольные, что о них говорят.       Чонгук кивнул Кёнылю, чтобы тот рассказал, а сам приготовился слушать во второй раз, надеясь, что это натолкнет его на какие-то мысли.       — Конечно, — начал рассказывать патрульный, — для нашей страны праздник Хэллоуина — заграничный и совсем еще новый. Но, как оказалось, в этой местности 31 октября был свой праздник — праздник урожая. Вы же знаете о шаманстве? — Тэ кивнул. — В Корее шаманизм даже сейчас пользуется большой популярностью. А в древние времена так вообще без шамана не обходилось практически ничего. Наш город — один из самых старинных на всем полуострове. Я родился здесь, поэтому точно это знаю. Рассказ Хёнджина напомнил мне о том, что я и так когда-то знал, но забыл. Местный шаманизм развился из языческих верований племен древнего Чосона, в которых жертвоприношения были не последним делом. И даже во времена Корё, когда он был запрещен и преследовался под страхом смертной казни, всё равно не терял своей популярности.       — И он до сих пор здесь практикуется? — с долей сомнения полюбопытствовал Тэ.       Патрульный Юн покачал головой.       — Нет, здесь это давно осталось на уровне истории и легенд. Но, видимо, псих решил вытащить их наружу. И переделать на свой лад.       — Кёныль, давай по существу, — Мин махнул рукой и принялся искать по карманам карамельки. — Там уже все наши подозреваемые по допросным упакованы, хочется поскорее с ними пообщаться.       — Ничего, злее будут, — заметил Чонгук. — А, значит, есть бо́льший шанс, что они проколятся. Продолжай.       — Вы знаете, кто такие пансу? — Тэхен покопался в своей памяти — слово слышал, а что оно значит — не помнил. — Это древние шаманы — слепые колдуны. Часто слепые от рождения. Вот как раз они и были популярны в нашей местности. Настолько популярны, что некоторые родители в детстве выкалывали глаза своим деткам, отправляли их на обучение к колдунам, ну и потом детки нехило так зарабатывали.       — Прелестно, — пробормотал Тэ.              — Но суть, конечно, не в этом, — с воодушевлением продолжил Кёныль, который за последние дни для расследования прочел огромную кипу статей в интернете. Он, конечно, не нашел ту легенду, что и брат Хёнджина (это Кёныль записал себе в минус). Но он смог три предложения, которые выдал им Хёнджин, разбавить своими знаниями, и теперь всё внимание следственной группы было на нём одном. И это, конечно же, грело. Как и то, что Тэхен сказал, что в будущем он станет отличным полицейским. — Основа корейского шаманизма — это почитание духа неба Сандже. От него исходят все земные блага: произрастание злаков, сохранение и поспевание жатвы, избавление от болезней и т. д…       — Давай уже про человеческие жертвоприношения, — перебил его Гук.       — Да… Так вот, чтобы умилостивить Сандже, раньше (а это очень и очень давно), жители деревень обращались к шаманам, а именно — к пансу, чтобы те провели соответствующие ритуалы. Основа этих ритуалов — человеческие части тел, которые будут взывать к божеству и передадут ему послание, чтобы он смиловался над деревней, избавил от злых духов, засухи и принес хороший урожай. И в этот набор входит… — Кёныль нашел соответствующую бумажку, куда выписал всё нужное. — Глаза, потому что пансу были слепыми, голова, которая бы освещала путь, по которому придет Сандже, пальцы, которыми Сандже возьмет подношение, и сердце, стук которого привлечет божество.       — Сердце?.. — Тэхен помрачнел. Это значит, что скоро из какого-то человека вырежут сердце. Если еще не вырезали…       — Ага, сердце… На стол по четырем углам ставили отрезанную голову, сердце, глаза и пальцы. Посредине — бокал или чашу с кровью 13 (или 31) жертв, которую пансу во время ритуала выпивал. Также там было подношение для Сандже — всякие злаки, фрукты, овощи… В общем, всё, что росло в этой деревне. После того, как шаманов во времена Корё стали гонять, этот ритуал немного изменился, и все части тела отрезались от недавно умерших людей. Но это не наш случай — псих убивает сам, как и было во времена эпохи Чосон. Действия нашего маньяка схожи с ритуалом «тодан кут» — для защиты от темных сил, изгнания зла и хорошего урожая. Он проводился ежегодно или раз в несколько лет во время празднования Нового Года, осенью (когда собирался урожай) или весной, когда начинались полевые работы.       — Я только не понимаю, — задумчиво заметил Мин, — зачем он выставил всё на Хэллоуин? Ведь «стол» для божества еще не был готов.       — Мне кажется, это было что-то пробное, — предположил Чон. — В подвале мы нашли органы и части тел множества жертв, и там были сердца. Но он их почему-то не использовал.       — Если бы он их использовал — тогда бы ритуал был бы закончен, — высказал свою мысль Тэ. — А мне кажется, псих еще не готов к проведению полноценного ритуала. Всё это было неким тизером, пробой пера с его стороны. Когда он будет делать настоящий ритуал, там будут уже другие жертвы.       — Вполне возможно, — согласился Чонгук, который считал так же, как и Тэ. — Почти все жертвы — это сезонные рабочие. Поэтому их никто не хватился, и он совершал свои жуткие ритуалы годами. Вероятно, начинал он с домашних животных, потом перешел на приезжих работников, исчезновение которых никто не замечал. Из жертв, которые были жителями этого города — только детектив Ан и Кан Со У, которого мы, к счастью, сумели спасти.       — Он тщательно скрывал то, что делал. Но когда взялся за жителей района, почему-то решил выставить это на всеобщее обозрение, — заметил Мин. — Почему он стал убивать своих соседей? Людей, которых знал, и которых стали бы искать?       — Был какой-то триггер, — задумчиво проговорил Тэхен. — Что-то поменяло вектор его развлечений.       — Та история с Кан Со У? — предположил Кёныль.       — Скорее всего, — кивнул Чонгук. — Поэтому мы должны обратить внимание на тех, кто был в нее вовлечен — Пак Бёнчхоля, его друга Чан Сушима и отца Со У — Кан Раима.       Чтобы подольше промариновать эту троицу, следующим, кого опросил Чонгук, был художник Квон Джей, который жил в доме №6. И которого вся следственная группа, включая попугаев-неразлучников, тут же вычеркнула из списка подозреваемых.       — Это не он, — покачал головой Гук, когда офигевший от посыпавшихся на него обвинений художник ушел. — Ну что ж, — он почти предвкушающе потер свои руки. — Приступим к главному блюду. Начнем с отца Со У — Кан Раима. Плохой коп, хороший коп?       Они сыграли в камень, ножницы, бумагу, и Юнги выпала роль быть плохим полицейским.       Кан Раим был высоким и мощным, а еще очень закрытым. Он постоянно бросал на Гука и Юнги агрессивные взгляды, но предпочитал отмалчиваться.       — Ну, что ж, — Мин подошел ближе к столу, за которым сидел подозреваемый, и заглянул в папку. — Кан Раим, — выплюнул он его имя. — Ваш сын в больнице, в тяжелом состоянии. Но, тем не менее, вы здесь.       — Вы сами сказали мне прийти! — возмутился тот.       — Да, но наш сотрудник нашел вас в баре. Хотя было раннее утро.       — У вас лежит сын в реанимации? — мгновенно вскинул на Юнги недовольный взгляд Кан Раим. — Вы знаете, как бы вы себя повели? Мне вот нужно переключиться от этого! А с сыном сейчас находится моя жена, — проворчал он.       Юнги ждал подачу от напарника, но Чонгук стоял, уткнувшись в телефон, быстро просматривая какую-то информацию.       — Как интересно, — пробормотал Гук. — Такое занимательное чтиво мне прислали. Хм. Расскажите-ка нам, Кан Раим, как вы насиловали собственного сына.       — Что?.. — Юн Кёныль, который вместе с Тэ находился за зеркалом, повернулся к Киму. — Они решили играть в плохого и плохого полицейского?       — Да как ты смеешь?! — заорал подозреваемый и бросился на Чона.       Он вцепился в рубашку Гука, и успел даже кулаком врезать ему по плечу. Когда Тэхен и Кёныль влетели в допросную, Чонгук и Юнги уже скрутили его.       Кан Раим орал, как резанный, пока полицейские выводили его из помещения.       — Не удивлюсь, если у него не все в порядке с головой… — негромко сказал патрульный, с беспокойством глядя на потрепанного Гука. — Тогда он еще больше вписывается в портрет доктора Ли.       Чонгук, как смог, поправил рубашку — подозреваемый ее безнадежно разорвал — и потер ноющее плечо.       — Новая информация? — поинтересовался Мин, адреналин в котором потихоньку утихомиривался. — Или просто ход? Мы же договорились в хорошего/плохого, а не в плохого/плохого, — с неудовольствием проворчал он. — Мне так редко выпадает играть плохого, а ты всё испортил!       — Техники прислали информацию с карты памяти, которую принес бармен, — задумчиво сообщил Гук. — Там данные о беседах учеников со школьным психологом. Нам не предоставили их, потому что эта информация засекречена. Но бармену кто-то всё слил.       — Со У рассказывал, что его насиловал отец? — Юнги поморщился. Сексуальное насилие над детьми — худшее, что только существует в этом мире. А уж если это делают родители...       — Не совсем. Один из одноклассников в раздевалке, пока они переодевались на физкультуру, увидел соответствующие синяки на теле Со У, а еще следы ремня на его спине. Он постеснялся поговорить с ним об этом, так как они с Со У были не особо близки. Но он пошел к школьному психологу и обо всем ей рассказал. Психолог вызвала к себе мальчика и поговорила с ним. Но тот всё отрицал. На этом история закончилась. Но спустя какое-то время всплыла другая — о том, что будто бы учитель Со У — Пак Бёнчхель, оказывал ему недвусмысленные знаки внимания. Делал сомнительные комплименты, мог как бы невзначай коснуться Со У, положить руку ему на ширинку или хлопнуть по заду. Об этом в полиции сообщила мать Со У — Кан Ли Мин. А ей в приватной беседе рассказал сам Со У. Дело вел детектив Хван, ему помогал детектив Ан, и об этой истории мы в курсе. Но не о той, со школьным психологом. Когда детектив Хван брал показания у Со У, тот всё отрицал и сказал, что наврал матери, чтобы не идти в школу.       — Тогда, возможно, приставания Пак Бёнчхоля зашли дальше, чем рассказывал Со У? И длились дольше, чем он говорил? — заметил Тэ.       — Всё дело в том… — Чонгук помолчал, продолжая размышлять над делом, — что когда одноклассник Со У увидел следы сексуального насилия на его теле, Пак Бёнчхоль еще не работал в их школе. Он пришел туда совсем недавно.       — Значит, ты выстрелил наобум? — Юнги задумчиво пожевал свою нижнюю губу. — Либо Кан Раим виновен, либо ты его оскорбил своим предположением, что и вызвало такую бурную реакцию.       Чон кивнул.       — Пусть посидит пока. Во-первых, теперь мы сможем его допросить в любое время. А во-вторых, если он — убийца, пока он сидит, убивать он не будет. А сейчас давайте пообщаемся с Чан Сушимом.       Чан Сушим был невысокого роста, с мелким лицом и постоянно бегающими глазами. Он был безработным, жил в соседнем городе, а с районом №31 его связывал дядя, который был владельцем дома №8.       Кроме того, что в свое время его подозревали в интимной связи с Пак Бёнчхелем, он частенько приезжал и жил в доме своего дяди, даже не ставя того в известность.       — Какие отношения вас связывают с Кан Со У?       Тот беспечно пожал плечами.       — Я не знаю, кто это. Я вообще не знаком с местными детьми. И в последний раз был здесь в прошлом году.       Он уверенно разбросал все вопросы детективов, пряча свой лукавый взгляд. В отношениях с Пак Бёнчхелем он тоже не признался, указав, что раньше они дружили, так как когда-то вместе пытались покорить Сеул.       Результаты разговора с Чан Сушимом были нулевыми, и его пришлось отпустить.       — Он вполне мог быть знакомым с Со У. Он мог быть тем, кто оставил следы ремня на спине мальчика.       Чонгук чувствовал бессилие и от того, что беседа оказалась бесполезной. Но еще и потому, что Чан Сушим, сверкая наглой ухмылкой ушел, и контролировать его дальнейшие действия Гук не мог.       Пак Бёнчхоль повторил всё то, что ранее сказал Чан Сушим, поэтому сомневаться в том, что они согласовали свои версии, не приходилось.       Кроме этого, он сделал парочку пошлых комплиментов Гуку, что заставило Кима, который стоял за зеркалом, едва не стереть свои зубы в пыль — настолько сильно он их сжимал.       — Пока что все наши достижения — это один подозреваемый за решеткой. А значит, меньше шансов на следующее убийство. Патрульный Юн, — обратился к Кёнылю Чонгук. — Езжайте в больницу к Кан Со У. Он — ключевая фигура, теперь я в этом не сомневаюсь. И его безопасность может быть под угрозой.       Пока остальная часть команды разгребала и обрабатывала результаты пяти допросов, Тэхен подошел к Гуку.       — Твоя рубашка разорвана. Тебе нужно переодеться.       — Кто-то забрал обе мои запасные рубашки, — проворчал Чонгук, даже не глядя на Тэ.       — Отель, в котором я живу в десяти минутах езды. Давай съездим и там что-нибудь подберем, — предложил Тэхен. — Заодно перекусим по дороге.       Чонгук еще немного поупрямился, но всё же согласился. Как ни странно — он внутренне сам себе усмехнулся этому факту — его убедило то, что Ким поест. Он знал, что тот не ел минимум сутки.       «Я безнадёжен», — с грустью подумал Гук.       — Что предпочитаешь? — спросил Тэ, заглядывая в платяной шкаф в своем номере.       — Что-нибудь минимально выпендрежное.       Тэхен хмыкнул, но затем его улыбка испарилась, когда он увидел на нижней полке стопку своей настоящей одежды. Оракул был здесь.       На мгновение прикрыв глаза, Тэ достал темную рубашку, которая по комплекции больше всего подходила Гуку.       Чонгук отвернулся и снял разорванную отцом Кан Со У рубашку. Тэхен ощутил, как гулко забилось его сердце, едва он увидел голую спину и крепкие бицепсы Чона. Жутко захотелось подойти сзади и прикоснуться к Гуку. Крепко прижаться к нему. Поцеловать голубую трепещущую венку на его шее. Положить свою голову на его плечо.       Чонгук, уже застегивая пуговицы на рубашке Тэхена, повернулся к нему лицом.       — Как неожиданно мы обменялись рубашками, — негромко сказал Тэ, очень надеясь, что бешенный стук его сердца не слышен Чонгуку. Но тишина в комнате была такая, что было слышно даже их дыхание.       — Моя рубашка сидит на тебе лучше, чем на мне, — так же тихо ответил Гук, глядя ему прямо в глаза. И что-то такое было в этом взгляде, какая-то немая просьба, что Киму захотелось послать всё к чертям собачим, последовать совету Оракула и рассказать Чонгуку правду.       И, видимо, это проскользнуло на лице Тэхена, потому что в следующее мгновение Чонгук медленно наклонился к Тэ и очень нежно прикоснулся своими губами к его. Глаза Тэ потрясенно распахнулись, настолько он этого не ожидал.       — Пошли, — негромко сказал Гук, внутренне кляня себя за то, что снова не сдержался, когда неожиданно увидел огромную бездну тоски и печали в глазах Тэхена. — Нас ждут.       Тэхен кивнул, пытаясь отогнать от себя это минутное наваждение.       Они купили себе по бургеру, и молча съели их по дороге назад.       Когда до участка оставалось всего несколько километров, Чонгук принял от патрульного Юна звонок.       — Приезжайте… Убийца был здесь… Но я не смог его поймать…       Кёныль прижимал к голове бинты, которые впитали в себя прилично крови. Выглядел он неважно, но это было мелочью по сравнению с глазами побитого щенка, которыми он смотрел на детектива и репортера.       — Простите меня…       Чонгук вздохнул.       — Рассказывай.       — Едва я вошел в палату, на меня напали… Я с кем-то дрался, но не видел с кем… Потом мне дали по голове. Преступник сбежал. Простите... — снова в отчаянии повторил патрульный.       — А где полицейские, которые должны были дежурить возле палаты Со У?       — Когда я пришел, здесь никого не было.       Тэхен приблизился к кровати, на которой лежал всё еще не приходящий в сознание Со У.       — Он не успел ничего с ним сделать… Я его спугнул.       Чонгук тоже осмотрел Со У, затем обратился к Кёнылю.       — Патрульный Юн, подойдите к кому-нибудь из медперсонала, пусть обработают вашу рану. После этого возвращайтесь в участок и напишите подробный рапорт.       — Будет сделано… — грустно ответил тот. Но когда Кёныль уже был у двери и взялся за ручку, он обернулся. — У преступника это выпало из кармана.       Патрульный раскрыл ладонь, на которой лежал металлический медвежонок с нацарапанным на животике числом «28».       — Отдай мне этого медвежонка, — отстраненно попросил Тэхен, когда они возвращались в участок.       Им пришлось подождать криминалистическую службу, которая тщательно обследовала палату, вычитать полицейских, бросивший свой пост и ушедших на обед, договориться о том, что Со У переведут в закрытое крыло больницы. Медвежонка тоже передали на обследование в лабораторию.       — Это улика.       — У тебя потом будет предостаточно улик. А это… это последнее, что связывало меня с Малышом. Отдай мне медвежонка.       — Нет, Тэхен, — твердо ответил Чонгук. — Это не обсуждается.       Он припарковал машину возле участка и быстро выбрался наружу. Тэ обессиленно прикрыл глаза.       Как только они вошли в участок, их тут же окликнул дежурный офицер.       — Детектив Чон, вас и репортера Кима срочно вызывает к себе суперинтендант.       Чонгук удивленно нахмурился.       — Что-то случилось?       — Знать не могу, — безразлично бросил дежурный. — Но к нам приехал генеральный комиссар… Возможно, это связано с ним.       Чонгук нахмурился еще больше.       — Генеральный комиссар здесь? Он же должен был приехать только через два месяца! — с явным неудовольствием заметил он. Но дежурный уже отвернулся, и Чон задумчиво взглянул на Кима. — А ты ему зачем?       Тэхен был таким же мрачным, как и Гук, и предпочел не отвечать.       Они зашли в пустую приемную шефа полиции — замену Чхве Бомгю еще не нашли. Его стол был завален горой почты, папок и коробок. Тэ шумно выдохнул. Еще недавно здесь сидел Малыш, у которого всегда был образцовый порядок.       В кабинете суперинтенданта, кроме него самого, находился главный полицейский страны и, неожиданно, — проверяющий Чон Хосок.       — Тэхен, а вот и ты, — с улыбкой обратился генеральный комиссар к Киму, едва тот переступил порог. Тэ застыл.       — Вы знакомы с репортером Кимом? — поразился суперинтендант.       — Ага, — кивнул тот. — Только он не репортер.       Вся краска сползла с лица начальника полиции.       — Что вы имеете в виду?.. Как не репортер?.. О, боги! Я понял… Он — тайный проверяющий! Как же я сразу не догадался! — суперинтендант в отчаянии вцепился в свои волосы.       — Что вы, совсем нет, — возразил генеральный комиссар с легкой полуулыбкой. — Тэхен не работает в госструктурах. Он работает на себя. Ким Тэхен — телохранитель моего сына.       — Сына? — суперинтендант растеряно глядел на генерального комиссара. — А кто?.. Кто ваш сын?       Главный полицейский страны усмехнулся.       — Вообще-то, уважаемый суперинтендант, в этой комнате находятся два моих сына. Старший — Чон Хосок, и младший — Чон Чонгук.       Шеф полиции, раскрыв рот, сначала шокировано посмотрел на ухмыляющегося проверяющего, затем на Чонгука, взгляд у которого был совершенно отсутствующий.       — Тэхен, — продолжил генеральный комиссар, — еще в академии присматривал за Чонгук-и, охранял его и тренировал. И сейчас я снова попросил его об услуге.       В ушах у Чонгука шумело.       — Тэхен, — генеральный комиссар указал на дверь, — мы поговорим с тобой позже. А пока, оставь нас.       У Кима под острыми скулами желваки ходили, настолько крепко он сжал свои зубы. За весь этот разговор Тэхен ни разу не взглянул ни на кого из присутствующих. Он смотрел только в стену, прожигая ее своей яростью.       После слов генерального комиссара Тэ развернулся и быстрым шагом направился к двери.       Хосок проводил его насмешливым взглядом.       Чонгук бросился вслед за Кимом, несмотря на то, что отец требовательно его окликнул.       Чон нагнал Тэхена в приемной Малыша. Он схватил его за плечи и со всей силы приложил к шкафу с папками. Так, что некоторые дверцы открылись, а бумаги высыпались на пол. Но никто из них двоих не обратил на это внимания.       — Ты… Ты… — Чон смотрел в огромные глаза напротив, стиснув зубы. — Я никогда не думал, что смогу тебя ненавидеть больше, чем ненавидел. Я думал… — он легонько сжал рукой шею Кима. — Я думал, ты был со мной, потому что удобно было. Чтобы трахать было кого! — он повысил голос. — Но ты был со мной из-за денег… Потому что тебе платили за это!       — Чонгук… — Тэхен постарался выдохнуть, а затем облизал свою нижнюю губу. — Ты не так на всё смотришь.       — Не так?.. Это как?! Всё ложь… Постоянно одна ложь… Всегда была только ложь! — он кричал, и ему было похрен, что в кабинете суперинтенданта все присутствующие оказались невольными свидетелями этой сцены и всё слышали. Суперинтендант паниковал, генеральный комиссар был мрачным, а Хосок не переставал задумчиво ухмыляться.       Чонгук еще раз приложил Тэхена к шкафу, и сверху слетело еще несколько папок. Тэхен подумал, что Малыш бы расстроился, что в его вотчине так безобразно всё рушат.       В ушах у Гука продолжало шуметь. Он сжал плечи Тэхена так сильно, что от пальцев точно останутся уродливые синяки. Но это потом. А сейчас он, еле сдерживаясь, чтобы не сделать что-нибудь похуже, обессиленно прислонился своим лбом ко лбу Кима.       — Уходи, Тэхен. Чтобы я больше никогда тебя не видел. Потому что я клянусь, в следующий раз, когда увижу тебя, я тебя пристрелю.       Он прикрыл глаза, а Тэ медленно отцепил от себя руки Чонгука и отошел от него на шаг.       — Уверен… Уверен, что плакать не будешь, когда я уйду? — по привычке спросил он.       Чонгук открыл глаза, в которые будто песок насыпали, и повернулся к Киму лицом.       — Уверен.       Тэ кивнул.       — В таком случае, твое желание, наконец, исполнилось. Больше ты меня не увидишь.       Тэхен встретился взглядом с отцом Чонгука, который стоял в приоткрытой двери и всё так же хмуро наблюдал за ними. Тэ усмехнулся, развернулся и ушел.