Чистая вода и горная пещера

Тихонько скрипнула дверь, прошуршали по полу одежды. Цинсюань, как всегда, входил без стука, не опасаясь застать брата за чем-то запретным. Они всю жизнь вместе, секретов друг от друга не таили. — Гэгэ? — раздался нежный голос. Комнату заливал свет, от которого Цинсюань сощурил глаза, поправил верхнюю ханьфу. Ткань теперь плотно облегала, юноша уже успел отвыкнуть от женского облика. Ши Уду оторвал взгляд от книги да так и замер. Ну опять, что ли? — Ты чего-то хотел, братец? — нарочно он указал на пол. — Да, — Цинсюань тут же подсел к нему, прижался мягким бедром и будто случайно положил руку на коленку. — Пэй-сюн зовёт нас с тобой сегодня вечером в свой дворец, от него только что пришло приглашение. Обычно генерал Пэй попросту заходил сам, однако теперь или побоялся беспокоить ещё не до конца пришедшего в себя друга, или был очень уж занят. — Как думаешь, эта одежда подойдёт? — кинув быстрый взгляд Цинсюань расправил юбку на коленях. Это была абсолютно откровенная провокация. Цинсюань отлично помнил, как раньше, в прошлой жизни, отчитывал его Ши Уду за каждый момент, когда маленький брат мог попасться на глаза Пэй Мину в своём девичьем облике. Видно, не доверял контролю друга, что был падок на женские прелести. Вот бы Уду стал прежним... Цинсюань бы сносил все его крики и наказания, только бы улыбался и целовал братика в щёку, или лучше сразу в губы, после с хохотом убегая. Внутри уже что-то поднималось. Закипала кровь. Ши Уду отбросил книгу и требовательно взглянул на младшего. — Для начала встань, — он почти кусал взглядом. Цинсюань вскочил и остановился, став прямо. Сердце знакомо ёкнуло, а потом зашлось от волнения. — Да, дорогой? — невинно сказал, глянув в лицо Уду ясными глазами. В женском облике он был заметно ниже, так что приходилось задирать голову. — Ты не пойдёшь к генералу Пэю в таком виде — вообще из дома не выйдешь, мелкий позорник! — прирыкнул мужчина и ткнул пальцем в грудь. — Опять за старое?! Хочешь быть наказан?! Сколько раз он просил, увещевал, убеждал и объяснял? Безмерное количество, но Цинсюань не желает его слышать и слушать. — Столько пережил, а всё бы в игры играть! Приведи себя в порядок, немедленно! Цинсюань застыл, часто дыша от волнения, пока слушал наставления брата, а после бросился тому на шею, мгновенно разрушая всю свою игру. — Уду! — мужчина склонился к нему, как множество раз до этого, а Цинсюань обнимал его и жался всем телом, едва не плача. Веер выпал из-за пояса от резкого движения, совершенно забытый в радости. — Гэгэ, милый, я так люблю тебя, так люблю!.. Других слов, чтобы выразить охватившее его волнение, юноша подобрать не смог. Уду вёл себя... Как Уду. Обычно живо и натурально. Выздоровел! Повелитель вод опешил от такого. — Цинсюань... что ты вытворяешь? Он отстранил брата, ещё держа за плечи, не желал, чтобы женская упругость упиралась в его грудь. В мягких чертах ещё узнавался Ветер, а в волосах был привычный аромат. Цинсюань изменил облик, почти кожей, чувствуя, чего желает сейчас брат. Засмеялся облегчённо и схватился за грудь. Одежда тут же начала жать, и юноша поспешно сорвал пояс и распустил халат, оставшись полуобнажённым. Как тогда, в Призрачном городе с Се Лянем. — Гэгэ, — простонал он, — гэгэ, а ты остался таким же!.. Улыбка играла теперь на пухлых губах юноши, голос стал пониже, а ростом они сравнялись с братом. Бельё тоже сжимало его внизу. Девушкой, конечно, быть было приятнее. — Теперь, наверное, точно нужно переодеваться, — притворно огорчённо оглядел он свои одежды, находящиеся в совершенном беспорядке. Ши Уду сглотнул, и не было рядом веера, чтобы прикрыть лицо, смущённое и растерянное. Он взял его за тонкое запястье, не желая отпускать. — Ты должен прекратить вести себя так, дорогой брат. Это не игрушки, бесконечно менять облики. Тебя удостоили красоты и статности, уважай этот подарок, уважай себя и меня. Их спор будет длиться вечно. — Разве женский облик это не красота? — улыбнулся Цинсюань. Он повернул ладонь, взявшись за руку брата и переплетя его пальцы со своими. — А ещё это помогает мне как заклинателю. Разве этот облик настолько лучше? Ну не будь таким жестоким, гэгэ. Он привычно заканючил и поджал губки, а после приник к мужчине, выпрашивая ласку и похвалу. — Я не желаю тратить слов, юноша. Слушайся старшего или будешь наказан, — Ши Уду обнял его и мазнул губами по щеке. — Почему ты такой непоседа? — Потому что могу таким быть, — хихикнул Цинсюань, — ты ведь меня защищаешь. Юноша повернул голову, помялся немного и вдруг поцеловал Ши Уду прямо в губы, с наслаждением застонав. — Можно? — спросил, оторвавшись, и сам себе засмеялся. Он привычно сначала взял и только потом спросил. Брат ведь не отказывал ему никогда. По струнам души пробежались ловкие пальчики. — Я позволю, если ты останешься таким. Не смей перекинуться в самый неподходящий момент. — Конечно, милый гэгэ, — Цинсюань слегка поклонился, отстранившись и насмешливо сверкнув глазами. — Я останусь точно таким, как ты пожелаешь. Желание брата наверняка было ещё хрупким, и сам Цинсюань не был заинтересован, чтобы оно прекратилось слишком рано. Юноша сбросил верхние одежды, а следом полетели и нижние — он и так уже был наполовину раздет и тянуть не видел смысла. На теле осталось только едва прикрывающее его мужское достоинство бельё. Они делали это и раньше, делили братское тепло и укрепляли узы страстью, ведь это правильно — любить и отдавать. Ши Уди взял юношу за талию, целуя. Он был настойчив, желая, чтобы тонкая бледность забагровела и припухла, чтобы ласкать стало ещё приятней. Он раздвигал губы языком и заскальзывал глубже, касался кончиком сначала пугливо, а потом настойчиво, посасывал. Руки бегали вверх-вниз по рёбрам, перебирая их, словно струны. Ласки брата отдавались в теле приятным теплом, что текло сверху вниз и заставляло посапывать. — Гэгэ, — простонал Цинсюань, оторвавшись от него и потянув собственное бельё вниз, а потом и взявшись за пояс Ши Уду. Развязал и запустил руки в тепло под верхними одеждами. — О, я так скучал, так скучал... Видеть Уду так близко и не иметь возможности прикоснуться, поцеловать и приласкать. Руки шарили по телу, оглаживая худую грудь через ткань, и Цинсюань посмел только потянуться за вторым поцелуем, ожидая, что дальнейшее возьмёт на себя брат. Повелитель вод повелевал. Владел. Он подтолкнул брата к широкой постели, укладывая под себя и укрывая полами халата. — Цветущая юность, — пальцы побежали вниз от талии к нежному мальчишескому бедру. — Зачем тебе девичьи черты, ты же и так бледен и нежен, как лепестки лотоса, — рука сжалась, оставляя след. Юноша вздрогнул, ощутив такую смелую ласку. Член, ещё даже не обласканный, наполнялся от тепла и желания. — Разве тебе, гэгэ, самому не хотелось попробовать мягкость? — хитро улыбнулся Цинсюань. Он вовсе не был таким простачком, как всем казалось, и умел и поддразнить, и поиграть. — Подумай, у женского тела там всё так влажно и нежно... Создано только для того, чтобы принимать твой орган, дорогой. Разве ты не скучаешь по своей сестричке? Припоминать годы, когда маленького Цинсюаня одевали как девочку, было сейчас не болезненно, а забавно. Все их горести закончились. — Мне хватает твоей влаги и мягкости, — Уду потянул с себя одежду, оголяясь перед братом. Он уже был возбуждён. Цинсюань протянул руку, обхватив ствол и вздрагивая уже от нетерпения. Твёрдый и влажный, пальцы заскользили, размазывая любовную жидкость. — Но всё же тебе не нужно было бы стараться так надо мной каждый раз, — юноша говорил, глядя в глаза брата и водя рукой по его члену. Уду, хоть и был жесток на словах, больно ни разу ему не сделал, ни в наказание, ни от злости. Так же, как и ласки его были долгими и нежными, подготавливая Цинсюаня к их любви. — Ничего, я лучше постараюсь, — Уду перехватил тонкие руки, заводя их за голову и навалился, откровенно потираясь. Принялся целовать худую шею и выступающую мужскую косточку. Цинсюань заёрзал под ним и громко застонал. — Ааа! Ах, гэгэ, так хорошо! Мне так хорошо! — юноша ещё раз вскрикнул и прогнулся, чтобы животом коснуться влажной головки члена Ши Уду. — А тебе нравится? Он откровенно напрашивался на ласку и комплименты. Повелитель вод несильно кусанул его за плечо. — Да, братик, нравится, моё золотце. Тело выгибалось под ним и откровенно таяло, горело и вздрагивало, желая принимать, но он ещё потянет удовольствие, поиграет. — Ты тоже скучал по мне, гэгэ? — спросил Цинсюань, попытавшись сначала освободить руки, а потом просто потянувшись за своим поцелуем. Он сам настолько истосковался по тёплому и живому брату, что теперь готов был болтать без умолку, навёрстывая годы, что они провели порознь. Что на это мог сказать Уду? Он был в плену, его пытали и мучили, показывали ложные образы, чтобы сделать больней, а потом вновь выбрасывали во тьму несуществования. — Я скучал по тому, что всё не будет как раньше, по прошлому, которое, как мне казалось, уже не вернуть. Мужчина перехватил его иначе и развернул к себе спиной, припал губами к самому выдающемуся позвонку. Прижал к себе бёдра, укладывая член в ложбинку меж ягодиц. — Я люблю тебя, милый. — И я тебя люблю, — Цинсюань едва не разрыдался, хоть всё ещё чувствовал возбуждение. Прикусил своё запястье и отставил бёдра, сам потираясь о влажного мужчину. И, словно одного раза показалось недостаточно, с придыханием добавил: — Я люблю тебя, гэгэ, — долго переживать юноша теперь попросту не мог, поэтому лицо вновь осветилось невидимой сейчас улыбкой. Мужчина шлёпнул его не сильно и ухватился за порозовевшую мягкость. Провёл пальцем по маленькому цветочку, его мальчик хочет получить своё. Поскорее принять внутрь. Ши Уду громко вкусно облизал пальцы, со стоном, и проскользнул внутрь. — О, маленький мой диди. Ши Цинсюань вновь вскрикнул, задышал громко и повёл бёдрами, позволяя пальцам скользнуть по расслабленному проходу. Уду был очень нежен с ним. — Гэгэ, ты так сильно хочешь меня? — спросил, проникновенно заглядывая в глаза из-за плеча. — Хочешь, я что-нибудь сделаю? Активный Цинсюань часто сам старался для брата, однако сейчас Уду перехватил инициативу совершенно безжалостно. — Ты за всё это время ни с кем не был? — Уду проигнорировал вопрос. Он не спеша двигал пальцами, растягивая соскучившуюся по нему попку. Цинсюань неожиданно залился краской, тёмные глаза блеснули. — Нет, дорогой, — сказал совершенно серьёзно, приоткрыв влажные губки. — Я ждал тебя. Низ живота вновь обожгло желанием. Уду... Собственник ещё тот, особенно в любви. Каждый раз, приходя со свидания, где они с кем-то просто приятно проводили время безо всяких обязательств, он боялся нарваться на скандал. Но ничего, ласка лечила все раны, что сам того не желая наносил Цинсюань старшему. — Даже генерал Пэй не покушался на моё достоинство, — добавил проказливо и тихонько затрясся, посмеиваясь в руку. — Ещё бы он покусился, я бы ему голову оторвал, — пробурчал Владыка Вод. Настал черёд действовать ещё более соблазнительно. Уду навис над юношей и, придерживая себя, принялся водить влажной головкой. Дырочка соблазнительно сжималась, требуя быстрей удостоить её присутствием. Маленький братик так мило реагировал, его тело открыто сообщало о желаниях. Цинсюань заскулил, едва не плача. — Ой, гэгэ, как горячо, — засмеялся тонко, — Так хорошо, хорошо... Ох... Его весёлое бормотание заполнило комнату. С ног уже стекал пот, а спина ныла от однообразной позы, поэтому юноша приподнялся и выгнулся, толкнувшись на головку чуть ближе. Ягодицами Цинсюань чувствовал худые пальцы брата, и это заводило его едва ли не больше влажной плоти у его растянутой дырочки. — Так хочешь меня, диди? Но почему я должен дать? Ты заслуживаешь наказания за свои выходки, — Ши Уду совсем убрал руки и отстранился, на самом деле он просто отошёл за смазкой, но решил подразнить, чтобы мальчик не расслаблялся. — Гэгэ! — Цинсюань всхлипнул, застонал и тут же вскочил с постели, поспешив за братом. — Гэгэ, стой, куда ты? Босые ноги протопали по полу, и Цинсюань обхватил брата со спины поперёк талии, носом ткнувшись в плечо и весь прильнув. Уду искал что-то на столике. — Гэгэ, не уходи от меня, — заканючил жалобно, потираясь лицом о спину, а бёдрами о ногу Уду, которую обхватил своими. — О, как мило, — Повелитель Вод дёрнул его, меняя позиции, теперь он был сзади и, крепко обняв, чуть приноровился и проскользнул меж ног брата. — Маленькая каприза и плакса. Чего ты хнычешь? — Ты оставил меня совсем одного, — надул губки Цинсюань и, взяв его руку, прикоснулся губами к тонким пальцам. — Мне холодно. Он перевернул ладонь брата, которая безвольно повисла в его руках, и начал один за одним облизывать пальцы. Посасывал кончики и целовал с внутренней стороны, чувствуя, как с каждым движением расползается тепло внутри. — Я не хотел, — скорее этот разговор был не о теперешней ситуации, а о прошлом, когда они исчезли на года. Потеряли друг друга. — Теперь я здесь, не надо больше слёз. Он взял брата за бёдра и вновь подтолкнул к кровати. Цинсюань чуть извернулся, ухитрившись схватиться за его руки, но всё же послушно упал и выгнулся соблазнительно. — Ну, теперь ты достаточно наказал меня, гэгэ? — слезы действительно высохли, будто их и не было, и Цинсюань вернулся к своим привычным полушутливым словам. Мужчина ухватил его за худые щиколотки и дёрнул на себя, разводя ноги. — Нет, мой милый, тебе придётся ещё немного покричать, — хитро ухмыльнулся, роняя Цинсюаня. Тот и так вскрикнул, ткнувшись лбом в кровать, и тут же засмеялся. — Тогда постарайся для меня, — юноша обернулся, закусив губу, и хитро сверкнул глазами. Вновь провоцировал, брат едва ли согласится терпеть такую наглость. — Командовать будешь в другом месте, мальчик, — он ткнул брата лицом в постель и пристроился. Плеснул смазки на копчик, и влага, холодя, побежала вниз. Головка упёрлась в проход, пока просто подразнить, посмотреть, какой будет реакция. — Ох... — Цинсюань откровенно заскулил и заёрзал, сводя ножки и кусая запястье. Ласка вновь заставила почувствовать напряжение внизу, тело требовало. — Ой-ой, гэгэ, что ты такое делаешь? Он старался, чтобы вскрики звучали натурально, но в нежном голосе всё равно пробивались смешки. — Не бойся, милый, я не наврежу, тебе понравится. Эта игра была приятной. Внизу все горело. Уду взял в руку яички, чуть помяв, и скользнул пальцами вверх, по промежности и меж разведённых ягодиц. — Ох, что это ты придумал, гэгэ? — промурлыкал Цинсюань, весь изгибаясь, чтобы любовнику было удобнее, и сладко простонал. — Я так волнуюсь... Мужчина обильно размазал по члену оставшуюся жидкость и удобнее ухватился за бедра. — Не волнуйся, милый, расслабься, мы просто поиграем. Тебе понравится, обещаю. Головка надавила на вход и мягко проскользнула. Ши Уду выдохнул и улыбнулся. Как всегда хорошо. Сколько бы они ни делали это, всё, как в первый раз, чарующе и приятно. Так это у них и началось. «Мы просто поиграем» — а потом Ши Уду погружал изнывающего от желаний, которые юный бог так и не научился сдерживать, Цинсюаня в глубины наслаждения. Наполнял любовью, мягко и терпеливо ласкал, обещая быть рядом, и ещё, что Цинсюаню будет хорошо. И ему было каждый раз, как и сейчас. Тело почти успело забыть, как приятно принимать, и движение Уду заставило юношу всхлипнуть и застонать, цепляясь влажными пальцами за простыни. — О, гэгэ, мне уже нравится, — Цинсюань закатил глаза от наслаждения, ощущая, как горячая плоть растягивает его колечко, и взялся рукой за собственный член. Живот вздрогнул от вмиг усилившихся ощущений. Член медленно вошёл и Уду удовлетворённо выдохнул. — О, милый братец, ты молодец, — чужие стоны лишь делали все лучше. Напряжение, давление на члене было просто потрясающим, заставляющим ласкаться активнее, вталкиваться с влажными звуком и заканчивать со шлепком. — О, о! О, милый гэгэ! — вскрикнул Цинсюань и зажал рукой рот, сдерживая стоны. — Я люблю тебя... Он покачивал бёдрами, помогая мужчина насаживаться, кусал ладонь и стонал, чтобы тому было приятно. Голое тело приятно холодил сквозняк, рука ходила по члену, заставляя раскручиваться тугой узел в животе. — Ты тоже замечательный, дорогой, — всхлипнул Уду бессильно. Повелитель вод держал юношу за бедра во всю отрабатывая, чтобы у того потом ещё долго дрожали ноги. Купался в мягком и теплом удовольствии, оголившаяся головка потиралась о нежные стеночки. — Да, дорогой, да. Цинсюань заныл и заскулил, не в силах вымолвить более и слова, только ласкал себя и тёрся о кровать, весь истекая потом и капая смазкой с головки на постель. К удовольствию примешивалась капелька боли, делая его ещё острее. Цинсюань привык, Уду часто забывался в страсти или намеренно становился жёстким, но это не мешало их любви. — Мой диди, — шептал и выстанывал, стараясь над братом. Это было более чем потрясающе, такая связь только для них двоих. Внизу всё пылало от страсти и напряжения, он готов был наполнить юношу своим семенем до краёв. Ни один не достоин принимать Повелителя Вод, как достоин маленький братик, что скулит и выгибается под ним. — Ты такой горячий внутри, моё золото, я бы хотел ощущать это целую вечность. — Уду... — прошептал Цинсюань, словно перекатывая имя на языке, — О, мой Уду... Он подумал о ласковом голосе брата, что ещё звучал в ушах, о его тёплых руках и члене, наполненном желанием, что удовлетворяется вместе с ним, Цинсюанем, и в ту же секунду кончил. Глаза закатились, а внизу стало так невыносимо хорошо, что юноша выгнулся, прижавшись животом к кровати, и заёрзал на члене, стремясь продлить яркий оргазм. — Вот так милый, вот так, принимай меня, — зашептал мужчина и вздрогнул, вцепился в мягкие, сочные, словно персики, бедра, сильней. Втолкнулся ещё, под вскрики Ветра, и наполнил его, кончая сам. По телу прошёл разряд и повторяющаяся приятная пульсация. Ши Уду засопел и навалился, заканчивая и прижимаясь к милому братцу. Так хорошо может быть только между родными. Цинсюань заохал, утирая совершенно мокрое лицо о постель, потянулся к руке Уду и погладил, а после заставил обхватить себя поперёк груди. — Ох, гэгэ, дорогой, как я скучал по тебе, — простонал он. — Ни с кем никогда не будет так, как с тобой... Он лепетал все нежные глупости совершенно искренне, продолжался вздрагивать от сладких волн, что расходились от паха при каждом движении. Тело было радо. Ши Уду так и не покинул его тела, не оставил, продолжать наслаждаться теплом. — Да милый, — мужчина толкнулся мягко ещё, хотя ощущал уже просто распирающую натёртость, и запустил руку в волосы, прихватив не до боли, просто из желания сплестись сильней. Объединиться телами как можно сильней. Цинсюань вздохнул глубоко и осторожно опустился на постель, увлекая за собой брата. Чуть повернул голову, чтобы коснуться лицом влажной шеи, поцеловал и тихонько фыркнул. Никто из его любовников не оставался в нём так долго, и юноша наслаждался заполняющим ощущением, которое уже не причиняло боли. — Может, хочешь до вечера попробовать со вторым обликом? — хихикнул, не удержавшись. Нежное расслабление проходило, и к юноше возвращалась обычная весёлость. — Не смей, — Уду дёрнул его, прижимая к себе. — Я буду нежничать только с тобой, не с какой-то девчонкой в моей постели. Они и правда ещё поласкаются, чтобы восполнить всё. — Ой, гэгэ так верен мне, — заворковал Цинсюань, изгибаясь и с удовольствием потираясь о него спиной. — Мне будет так совестно целоваться с генералом Мингуаном, когда гэгэ не видит... Он хотел бы прекратить поддразнивать, но это было в его натуре. Ши Уду укусил его за плечи. — Угомонись, мальчик, или я точно накажу тебя, — мужчина вновь приставил к дырочке уже выскользнувший член, хоть тот и был вялым, оставался ещё набухшим и толстеньким. Цинсюань хихикнул. — Ты ведь меня любишь, — протянул он долго последнее слово. — Как ты можешь быть таким жестоким к своему младшему братику? Он осторожно отнял руки мужчины и постарался, не разжимая объятий до конца, повернуться к нему лицом. Они потёрлись, касаясь членами и плоскими животами. — Люблю, но хочу, чтобы ты был послушным. Поверь, иногда я знаю лучше. Цинсюань невольно горестно вздохнул, вспомнив все ужасные обстоятельства смерти брата. Если бы он доверился с самого начала ему, если бы был послушным, умерив свой ужас... — Нет-нет-нет, дорогой гэгэ, — юноша вцепился в него, обвивая шею и прижимаясь, будто в последний раз. Будто брат снова растает, обернётся мёртвым телом без дыхания. — Я буду послушным, я теперь всегда буду делать то, что ты скажешь, гэгэ!.. Ши Уду улыбнулся. Он понял, что вызвало такую реакцию, и не хотел делать слишком больно. — Я не желаю сажать тебя на цепь или ограничивать, быть насильником, я просто хочу, чтобы ты иногда вслушивался в то, что я тебе говорю. И меньше проказничал. Я хочу добра, только и всего. Он припал к нежным губам. — Ты мой чистый лотос, моё солнце, я не могу вновь тебя потерять. — Я тоже, гэгэ, — Цинсюань жарко поцеловал его, чувствуя, как вновь часто забилось в груди сердце. Ласковые слова брата грели душу, лаская самолюбие юноши, — Мой прекрасный цветок. От волнения он где-то растерял своё красноречие. Всё это было так хорошо, возвращение к жизни брата, воскрешение из руин их прошлых отношений... — Не бойся, теперь я тебя не оставлю. Мы всегда будем вместе, всегда будем любить друг друга.