Through the eyes of the beholder

Было трудно хоть на секунду забыть, что она принцесса. Вейдер смотрел на нее, смотрел и смотрел, искоса, скрытый за маской. Даже в заимствованной имперской повседневной одежде было ясно, что она - королевская особа. А ещё она была очаровательна с Люком. Ее волосы спадали в самой непринужденной косе, которую он когда-либо видел у неё, одна прядь висела между ее глазами, когда она стояла на коленях на полу и улыбалась, рисуя с Люком. Это не было великим искусством, но у нее явно была практика. Наверное, часть ее обязанностей как принцессы. Деревья, которые она рисовала, были разной формы и разного размера, и он ожидал, что она знает названия каждого из них и почему они так расположены. Потом он подумал, что это, вероятно, Альдераан, и что-то сжалось внутри него. Он не хотел, чтобы такое произошло. Ощущение этого в Силе почти поставило его на колени. Оставило его настолько потрясенным, что даже когда он столкнулся с Оби-Ваном, он все еще оправлялся от последствий этого. Это было больше вопросом гордости, чем морали, когда он выступал против Звезды Смерти. Вейдер никогда не уничтожал целую планету за раз, никогда не видел в этом необходимости. Но если бы кто-нибудь спросил его, может ли он, бросил ему вызов, он бы попробовал. Вероятно, в конце концов, через несколько минут все получилось бы. Или часов. Это зависело бы от размеров планеты и ее внутреннего устройства, а также от того, сколько времени ему бы потребовалось, чтобы найти нужные точки, чтобы создать максимальное давление... Но он никогда этого не делал . И никогда бы не стал пробовать на Альдераане. Там жили люди, много молодых и невинных, даже если вся планета функционально была ячейкой мятежников. В этом не было необходимости. Их можно было переманить на сторону Империи. Можно было постараться решить это мирно... Альдераан знал мир. Альдераан всегда знал мир. И королева Альдераана и принц-консорт самостоятельно но уверенно пошли на войну против Империи. Потому что они считали, что это правильно. В тот разрушительный миг, когда синий, зеленый и белый стали черным пространством, на эту короткую секунду Вейдер согласился с ними. Он задавался вопросом, отпустил бы он ее, если бы принцесса была в отчаянии или в ярости, вместо того, чтобы онеметь и позволить ему проводить ее обратно в ее камеру. Он знал, что должен был хотя бы что-то сказать, ехидно, как представитель Империи, над которой она насмехается, с добротой, как человек, который тоже когда-то потерял всё (но никогда настолько много). Он предложил ей молчание. И клетку. "Этот," - сказал Люк, протягивая красный, и Лея взяла его, с чем-то почти злым в ее глазах. Прежде чем Люк догадался, что она что-то замышляет, принцесса набросилась, подтащив его к себе и заставив Люка завизжать. Вейдер заставил себя не вмешиваться, а затем не улыбнуться, когда принцесса начала рисовать на лице Люка. Поскольку большинство протестов Люка были прерваны хихиканьем, Вейдер позволил это, и даже был удивлен, когда принцесса передала маркер, когда закончила, и указала на свою щеку. "Вот," - сказала она, и Люк немедленно приступил к работе, рисовал звездные пятна и странный набор линий, который, как знал Вейдер, означали космический корабль. Она не жаловалась, когда наконечник скользил по ее глазу или даже попал в ноздрю. Она просто хихикнула и передвинула его, позволяя Люку оставлять бессмысленные отметины на своем лице. В конце концов прозвенел хронометр, и Вейдер встал. "Время вышло, ваше высочество". Лея. Он должен называть ее Лея. Это была бы игра во власть. Было бы вежливо. Это было бы... Слишком чертовски фамильярно. И прямо сейчас он не мог столкнуться с последствиями этого. (Это был его способ вспомнить ее дом и свое участие в том, что с ним сделали. Она была принцессой народа, а не планеты. И даже если бы люди погибли, а осталась она и только она, она все равно имела бы этот авторитет, обернутый вокруг нее, как мантия, который был в ее чертах, увенчал и обрамлял ее голову, как золото и...) На этот раз она не спорила, просто наклонилась и поцеловала Люка, взъерошила его волосы и крепко обняла. "Я люблю тебя," - сказала она ему. Всегда это говорила. Она повторяла снова и снова, как мантру, как будто это должно было что-то значить, должно было спасти его. По крайней мере, это было правдой. В каждом слове и повторении Вейдер чувствовал это. И он знал, что Люк тоже может. "Люблю тебя," - прошептал Люк, поцеловав Лею в щеку и размазав по ней следы. "Пока-пока." "До скорой встречи", - сказала она, возвращаясь в свою комнату, даже не глядя на Вейдера. Он не принимал это на свой счет. Он этого не делал. Не то чтобы он этого не заслужил. "Вадер," - Люк подбежал к нему, когда дверь была закрыта и заперта. "Можно посмотреть?" Он указал на свое лицо, и Вейдер вздохнул, пытаясь вспомнить, что у него было в комнате было достаточно отражающим. Найдя что-то, он поднял это, чтобы Люк мог посмотреть на то, что нацарапала Лея. И не мог решить, хочет ли он смеяться над ее наглостью или плакать от того, как она его преследует. Она написала «Я люблю тебя, Люк» на лице мальчика и подписала своими инициалами. После долгой внутренней борьбы Вейдер заставил себя зачитать именно то, что написано, слова на его языке казались кислыми. Он не был полностью уверен, но у него было ощущение, что Люк знал, что, хотя Вейдер сказал их, это были вовсе не его слова. Как бы он ни хотел, чтобы было наоборот. Это было слишком опасно. Для них обоих.