Лунная дорога

      Они были похожи настолько, что различить друг друга могли только они сами. И без того почти неразличимые близнецы делали всё, чтобы быть абсолютно одинаковыми: одежда, длина волос, голос. Дети-пересмешники, две капли воды.       Даже Норт, знавший их уже не первый год, не мог сказать кто есть кто, если они сами того не хотели. Даже свою разнополость Поллукс и Альхена умело скрывали, благо возраст ещё позволял им это. И сейчас, пока они носились по палубе с сообщениями для членов экипажа, капитану Норту Полстару было невозможно понять, кто помогает закреплять брюканец, а кто спорит о чём-то со старшим матросом.       Насколько капитан знал, экипаж даже заключал пари: кто угадает где брат, а где сестра. Выигрывала примерно половина.       Не участвовал в этих соревнованиях помимо него самого лишь один человек. Алиот Урса, его помощник, однозначно не позволял себе подобного. На всём корабле он был самым дисциплинированным, строгим и непреклонным человеком. Иногда на грани занудства, о чём Норт никогда не упускал возможности напомнить. Со стороны казалось неправильным, что не Урса капитан «Мунпата». Впрочем, Алиот уже много лет вполне комфортно чувствовал себя в роли помощника.       Несколькими минутами позже, с неподдельным интересом глядя на то, как старпом вылавливает на палубе одного из близнецов и самозабвенно отчитывает в совершенно грязной портовой манере, Норт не впервые подумал, что Алиоту просто нравится плавать мелко, чтобы лично со всем разбираться.       Есть просто такой тип людей: мелочных, склонных к контролю и бесконечно, невыносимо правильных. Сам Норт при этом не был в строгом смысле правильным, даже приблизительно. В некотором смысле принципы Алиота были ему чужды. Впрочем, такая тяга Урсы к контролю вполне его устраивала и избавляла от многих обязанностей.       Например, ему не приходилось самому ругать близнецов, когда они в очередной раз шкодили. Одно дело командовать на флоте, но кричать на детей — совсем другое. — Черти полоумные! Кто вам позволил это делать, а?! Вы можете хоть что-то сделать без фокусов, обезьяньи дети?! — Раскатисто орал Алиот, стаскивая второго близнеца с выставленных на баке ящиков.       Норт проследил, как каждый из его воспитанников получил по оплеухе и хорошему тычку в сторону ведер и швабр. Похоже, в ближайшее время палуба будет сиять. — Если я вышвырну их за борт, ты так же будешь смотреть? — Урса почти бесшумно поднялся на шканцы. — Сам же прыгнешь их ловить, — Норт спокойно обернулся, не показывая мгновенного испуга от неожиданного появления помощника. — Будь это кто-то из матросов, а не Поллукс, ты бы и бровью не повёл. — Понятия не имею, кто из них это был. Ты их разбаловал, капитан. А я пытаюсь сохранить дисциплину: это моя обязанность. — Какой же ты зануда, — фыркнул Норт, сосредоточенно рассматривая горизонт впереди.       Несмотря на внешнее спокойствие и отвлечённые размышления, он был очень встревожен тем, что представлялось его глазам. Внутри поднималось нехорошее предчувствие. — Иисус, Мария, Иосиф! Сколько тебе лет! — Я старше тебя почти на полгода, — невозмутимо откликнулся Норт и сцепил руки за спиной. — Хочешь, вот, загадку? Я заметил зорким взором что-то на букву… — «П», — также бесстрастно перебил Алиот. — Что в нашем случае означает «проблемы». Угадал? — Я всё равно не люблю шарады. Почти угадал, хотя я хотел сказать «ш», что означало бы «шторм». В который мы попадём в течение нескольких часов, и я бы даже помолился, чтобы это оказалась просто запоздавшая получасовая гроза. Потому что иначе наши дела плохи. До ближайшей суши несколько часов, а до порта — ещё больше.       Чёрта с два им так повезёт, конечно же. Приближение непогоды ощущалось уже почти физически, ветер нёс со стороны далёкого пока облачного фронта едва ощутимый запах атмосферного электричества, сырости и неуловимое ощущение бури, знакомое тем, кто не первый год в небе.       С учётом ветра и запасов топлива для генератора пытаться обойти неизвестно насколько протяжённую грозу слишком рискованно. Им нечего делать, кроме как уповать на милость небес. — Мне нравится твой оптимизм, капитан, но что мы будем делать, если это — поспешивший осенний шторм? Просто напомню, что наша посудина — не военный броненосец, её разметает в щепки. Или ещё хуже: повредит подъёмную тягу и сбросит в воду, — Урса зябко повёл плечами, будто представляя, как их лёгкий небесный кораблик разрывают гигантские морские твари. — Поставь вперёдсмотрящего и предупреди экипаж, что нам, возможно придётся опуститься под облака и идти так до самого… что там ближе всего? Париж, полагаю. Уточни ближайший порт, в любом случае. До него видимо пойдём на минимальной высоте. Пусть проверят готовность сигнальных маяков и доложат, что у нас с системами. Особенно с устойчивостью и защитой. Мне вдруг начинает казаться, что я очень глупо сэкономил на стабитии. Если это действительно ослабило «Мунпат», пусть придумают, что можно сделать. О любом изменении погоды докладывать мне — я буду у себя. Ах да, загони детей куда-нибудь, где безопасно. И убедись, что они оттуда не выйдут. — Есть. — коротко кивнул Алиот и погромыхал сапогами вниз по ступенькам.       Два планера легко ловили потоки воздуха рядом с кораблём. Близнецы, честно, хоть и наскоро, управившись со своей работой по надраиванию палубы, вернулись к развлечениям.       Вообще-то, летать им дозволялось только и исключительно под присмотром, но на корабле вдруг поднялась такая суматоха, что даже спросить разрешения было не у кого. Посовещавшись, они решили, что если они улетят совсем ненадолго, никто и не заметит.       Да и погода была замечательная: синее небо, чистый, разреженный и даже не очень-то морозный воздух, спокойствие и идиллия. Самое то для небольшого полёта.       Поллукс, заложив вираж, чтобы уклониться от облачка, сквозь ощущение эйфории от полёта тревожно подумал, что всё-таки на корабле что-то случилось, да и пускаться в самоволку сразу после наказания неразумно. Поймав взгляд сестры, летевшей чуть ниже, он понял, что она это мнение полностью разделяет. И всё же ни один из них не развернулся.       Это был один из глупых, неоправданных моментов неразумного своеволия, которые они не могли в себе перебороть.       Они ещё были юны и беспечны, как и полагается детям. Им, конечно, не хотелось доставлять неудобств капитану Полстару, великодушно взявшему их на борт, но, привыкшие к свободе и вседозволенности у воспитывавшей их ранее тётушки, близнецы не могли отказать себе в некоторых удовольствиях. Всю жизнь они мечтали о небесных путешествиях и, дорвавшись наконец до корабля, использовали эту возможность на полную.       Им полагалось бы уже вести себя по-взрослому, но они до сих пор были всего лишь детьми, знающими, что за мелкие шалости их в худшем случае запрут в каюте.       Альхена поднырнула под кораблём, бесстрашно складывая и раскрывая крылья планера, и взмыла на уровне ватерлинии с другого борта. Брат повторил этот манёвр за ней. Они вновь тревожно переглянулись, не говоря ни слова, поднялись выше, перескочили фальшборт и всё-таки спрыгнули на палубу в тени юта: под натиском совести полёт не приносил такого удовольствия.       На палубе царила такая суматоха, что на них никто и не смотрел. Только один из матросов на ходу порекомендовал им не злить Урсу, кошмарящего команду из-за надвигающейся непогоды.       Близнецы осмотрелись. В небе лениво дрейфовали несколько облачков — не более — ветер дул ровно, и не похоже было, что приближается буря, но приготовления на корабле шли, и правда, как перед мощным штормом. Они поняли это только сейчас.       Решив больше не испытывать судьбу, дети убрали планеры и осторожно обогнули грот-мачту, высунувшись на центр палубы. Там старпом отдавал последние указания Видимо, Альхена и Поллукс пришли не в добрый час и сразу попали под горячую руку: Урса, заметив их, раздражённо цыкнул и грозно воззрился с высоты своего внушительного роста. — Стоять. Я прекрасно знаю, чем вы занимались. И, видит бог, в других обстоятельствах позаботился бы о том, чтобы вы до ближайшего порта свет белый видели только из иллюминатора, — старпом не кричал, но его тихий низкий рык пугал даже больше. — Однако мне некогда. Поэтому вы сию же секунду разворачиваетесь, спускаетесь к механикам и не показываетесь до тех пор, пока я вам не позволю. В противном случае лучше сразу собирайте вещи и готовьтесь возвращаться в Лондон. Я смогу убедить капитана, что вы не готовы здесь находиться. Понятно изъясняюсь?       Вдруг стало немного понятнее, что чувствуют мыши в кошачьих лапах. — Да, господин Урса… — придушенно пискнула Альхена и, подхватив брата, бросилась вниз по лестнице.       Двигал ими в первую очередь безотчётный и, на самом деле, иррационый страх. Настоящей опасности не было, но никогда ещё Пол и Альхи не получали таких нагоняев. Лишь у двери, ведущей в машинный отсек, они отдышались и испуганно переглянулись. — Так это он так злится? — Поллукс привалился к стенке и прижал руку к груди. — Я думала, он нас за борт выкинет. Откуда он узнал-то? — Альхена зеркально отобразила позу брата. — Ну хватит тебе, не слепой ведь. Мы сделали совершеннейшую глупость… — … которую нельзя повторять, — закончила Альхи и кивнула. — Да уж: мы не дома… нельзя забывать об этом.       Пол задумчиво дёрнул себя за кончик длинной тёмной косы, переброшенной через плечо, и неопределённо пожал плечами. Что он мог сказать? Глупость была первостатейная, наказание было бы заслуженным, но даже его удалось избежать. Как бы то ни было, сейчас им нужно быть у механиков.       В этом отсеке они бывали лишь однажды, когда только поднялись на борт «Мунпата», и им рассказывали об устройстве судна.       Это место было железным сердцем корабля, которое беспрерывно грохотало, шумело и низко гудело, распространяя вибрацию, ощутимую даже на палубе.       В маленьком отсеке напряжённо что-то писали в толстых тетрадях, постоянно сверяясь с бесчисленными приборами, главный механик и его помощник.       Эти двое представляли собой ещё один изумительный пример контрастного дуэта. Абсолютно противоположные друг другу. Флегматичный бледный главмех Канопус Карина с почерневшей рукой всегда был краток, сух и невозмутим. Он почти терялся на фоне своего помощника: смуглого черноглазого Хеки Яха — болтливого, активного сверх меры зубоскала, с сильным акцентом, громким голосом и неиссякаемым запасом шуток.       Хека же и заметил их первыми и удивлённо спросил, что это капитанские детишки забыли в их скромном подвале. — Мы… нас прислал господин Урса. Сказал сидеть здесь и не показываться. Мы можем быть чем-то полезны? — Поллуксу пришлось напрягаться изо всех сил, чтобы перекрикивать гул отсека и при этом сохранять их с Альхеной общий голос. Карина раздражённо обернулся: — Не было бед, так нам их прислали. — Да ладно, начальник. Детишки смышлёные, если уж не помогут, то не помешают. А ну-ка, Пол, проверь цифру на голубом счётчике и скажи её мне, — Хека говорил скороговоркой, не меняя интонацию, зато с лёгкостью перекрикивал шум.       Альхена, откликнувшись на имя брата, окинула взглядом ряды лампочек и переключателей и, заметив нужный счётчик, метнулась к нему. Под стеклом покачивались чёрные на голубом фоне цифры. Альхи зачитала показания Яху, почти срывая голос. Механик показал большой палец, а после махнул рукой в угол каморки, где к стене была прикручена узкая доска. Дети послушно уселись туда и взялись за руки.       Механики переговаривались между собой и с мостиком так, что разобрать слова было невозможно. Близнецы скучали. Стрелки дергались, лампочки моргали. Время текло невообразимо медленно.       Где-то наверху менялась погода, корабль наверняка входил в густой облачный туман, погружаясь во мрак, а здесь мрак царил постоянно, разгоняемый лишь слабым электрическим светом. Посмотреть было не на что, разве только на счётчики, приборы, схемы, развешанные по стенам. Схемы выглядели интересно, но совершенно непонятно. Приколотые рядом листки со списками и пометками неразборчивым почерком пополам с вязью, больше похожей на узор, чем на текст, ясности не добавляли.       Поговорить, и то было трудно. Только иногда дети по-особенному сжимали друг другу руки в безмолвном разговоре, но этот код были слишком ограничен, чтобы по-настоящему общаться.       Альхена даже не сразу заметила, что к уже привычному гулу машин прибавился другой, исходящий снаружи. Велик был соблазн выбежать наружу и посмотреть, что такое происходит, но Пол, уловив эту мысль, сжал её руку крепче и качнул головой. Она, впрочем, и сама понимала, чем это грозит. Слишком свежи были воспоминания о разговоре. Как прекрасно понимала и то, что сюда их отправили вообще потому, что это самое безопасное место на судне (если, конечно, не случится пожар, или взрыв, или что-то ещё не пойдёт не так в железном нутре).       Пришлось остаться и терпеливо ждать, изнывая от любопытства и тревоги. Поллукс рядом тоже беспокойно ёрзал, всё время глядя на приборы, будто там что-то можно было разобрать.       А потом в какой-то момент неожиданно громко и резко щёлкнул очередной переключатель. Корабль тут же ощутимо закачало, по корпусу пошла дрожь, и близнецы недоумённо переглянулись: раньше такого никогда не случалось. — Мы теперь идём без половины стабилизации, — весело крикнул в качестве пояснения Хека, не отрываясь от работы. — Приказ капитана. Будем надеяться, что это сработает! Карина молчал, напряжённо следя за приборами. Качка же не только не прекращалась, наоборот, усиливалась с каждой бесконечно долгой минутой. Сквозь шум механизмов кроме гула ветра снаружи стали пробиваться всё более близкие раскаты грома. Теперь они точно вошли в бурю, и буря эта была страшной.       Теперь всё вокруг тряслось как пуговицы в тётушкиной коробке, катящейся по лестнице. Наверное, так качало и трясло древние корабли во времена, когда люди ходили по морям на таких же парусниках. Ветер осязаемо бился в борта, и практически слышно было, как под его натиском трещит на палубе рангоут. И всё это в непроницаемости машинного отсека, где даже нельзя проследить за тем, что происходит.       Чудовищный грохот неожиданно прозвучал внутри внезапно содрогнувшегося корабля, и часть приборов ослепительно вспыхнула, осыпав помещение снопом искр. Дети зажмурились, сжавшись в углу, а когда открыли глаза, перепугались чуть ли не сильнее прежнего. Карина, стряхивая с себя пепел и мелкий мусор, сквернословил, не меняя выражения лица. Ях лихо засвистел, туша загоревшийся рукав, словно ему не привыкать к такому. — Это была половина нашего стабития, — сообщил он. — Начальник, включать живую? А то ж перевернёмся, — Старший механик кивнул, и он защёлкал оставшимися тумблерами, хищно усмехаясь. — Глядишь, доживём до порта, ребятки!       Уцелевшие лампы заморгали, генератор за переборками натужно загудел.       Корабль дрожал и раскачивался всё сильнее, как на огромных волнах. Он ведь и до этого шёл на половине стабития, но сейчас качкачка стала ещё ощутимее. Наверное, вторая часть всё-таки тоже повредилась. Они вообще дойдут, или рухнут в море? — Почему так вышло? — крикнула Альхена. — Молния попала в энергоузел, а стабитий у нас, знаете, отвратный. Капитан сэкономил, вот, теперь все радуемся. Хвала всему, ещё топливо не рвануло, — радостно откликнулся Хека. Происходящее его, похоже, и впрямь совсем не тревожило.       Как не тревожило и главного механика, ни на секунду не потерявшего привычного раздражённо-сосредоточенного вида. Он с абсолютным спокойствием иногда щёлкал переключателями, крутил ручки и отдавал приказы Яху, которому несколько раз пришлось выходить в отсек для проведения загадочных манипуляций с машинами, после которых тряска то утихала, то снова усиливалась. Дети поначалу хотели последовать за ним, но Хека, заметив это, качнул головой и похлопал Поллукса по плечу, призывая сидеть на месте.       Наконец, качка стала стихать, и бешеный вой ветра за толстым бортом вскоре снова перекрылся гулом отсека.       Скука подкралась тут же. Будоражащая штормовая опасность, пусть и невидимая, миновала, и сидеть просто так в углу отсека стало надоедать. К тому же в духоте от непривычной тряски неприятно укачивало. Если бы не убийственная серьёзность старпома, близнецы бы уже давным-давно сбежали, чтобы посмотреть, что такого случилось с кораблём и как выглядит уходящая гроза вблизи.       Но, когда они уже почувствовали, что готовы сойти с ума или на свой страх и риск высунуться наружу, в приоткрывшуюся дверь заглянул потрёпанный матрос, сообщивший, что им позволено выйти.       На ходу попрощавшись с механиками, даже не огшядываясь, дети стрелой вылетели наружу, преодолев весь подъём меньше, чем за минуту. В лицо им ударил поток ледяного, пахнущего озоном, гарью и мокрым деревом, ветра.       Верхняя палуба вся была залита водой, на ней валялись обломки, оказавшиеся при беглом осмотре кусками фор-стеньги и реев. Сиротливо обвисшие, неубранные паруса хлопали как крылья больной гигантской птицы. Вокруг корабля всё ещё проносились облака, но гроза чёрной стеной осталась позади, и они редели. В разрывах наверху виднелось красноватое предзакатное небо, а далеко внизу — пустынная и неуютная прибрежная земля с остовами покинутых поселений.       На уцелевшей грот-стеньге тускло и дёргано мерцал сигнальный огонёк.       Капитан с помощником со шканцев оглядывали судно, негромко переговариваясь и качая головами. — Мы встанем на ремонт на несколько недель. Весь стабилизационный узел вместе со стабитием придётся менять к чертям собачьим подчистую. Ещё чинить мачту, паруса… и один бог знает, что ещё. Отличная была идея выходить осенью, — мрачно констатировал Алиот, обводя взглядом разрушения.       Норт пропустил эту тираду мимо ушей, он переживал в первую очередь даже не из-за корабля, поскольку тот ещё держался в воздухе, хоть и не очень уверенно. Беда была в том, что не получалось набрать высоту. Они ползли в эшелоне, запрещённом для гражданских судов, а маяк на гроте моргал так истерично, что было ясно: скоро ему конец.       А где корабль, идущий в чужом эшелоне без спецсигналов, там и армия. А где армия – там проблемы. И величину этих проблем можно будет оценить только при личной встрече, если только не произойдёт чудо, и патруль их не заметит.       И всё же… — Это первая по-настоящему серьёзная буря для «Мунпата». На нём нет ни армирия, ни даже обычной брони; я прогадал с закупкой стабития — и всё же мы целы, корабль дойдёт до порта и его не придётся собирать по доскам, — Норт нежно похлопал фальшборт. — Мы ещё поживём, друг мой. И обязательно достигнем цели.