Лунная дорога

– Эта чёртова война превращает всё в дешёвое шапито, – Урса хмурился, внимательно следя за приближающимся патрульным судном. – Тебе не кажется опрометчивым говорить о «чёртовой войне», имея за спиной столько лет безукоризненной, радостной службы родине?       Норт на секунду поднял на него взгляд и тут же вернулся к изучению атласа, который держал в руках. Если дело пойдёт так и дальше, самую отвратительную часть маршрута им придется проходить зимой. И тогда шансы вообще пройти его становятся призрачными. – Радостной? – Алиот потёр подбородок и задумчиво посмотрел на грот-мачту и мечущийся на ней по ветру флажок, какими маркировались гражданские суда. – Много ли радости: убить без малого пятьдесят лет жизни на службу, с которой тебя вышвырнут за единственную ошибку? Моя служба была гордой, а не «радостной», знаешь ли. – А какая разница? – Норт свернул атлас и перевёл взгляд на помощника. – Не играй словами.       Он прищурился, видя, что тот собирается съязвить, но Алиот взял себя в руки и промолчал. Спасибо хотя бы на том.       Едва вернувшееся спокойствие вновь было нарушено. Хотя ожидать другого было бы глупо. «Мунпат» едва полз на полпути между землёй и гражданским эшелоном, с полностью отказавшим внешним и аварийным освещением.       В общем, избежать внимания военных, которого так опасался капитан, не удалось. Небольшое судно вынырнуло из-за облачной завесы немного позади «Мунпата», и через усилитель раздался приказ пустить патрульных на борт.       Не оставалось никаких вариантов, кроме как подчиниться, хотя из всех людей на Земле менее всего Полстару и его помощнику хотелось бы общаться с военным патрулём.       Норт неохотно спустился со шканцев только когда пожилой офицер в форме императорского флота ступил на палубу. Приподняв козырёк фуражки, патрульный приготовился зачитывать свои права и обязанности экипажа, но вдруг осёкся. – Вот уж не думал, что встречу вас при таких обстоятельствах, господин Полстар! Лейтенант Мейсер, патрульная служба французского неба, императорский военно-небесный флот Ойкумены. – Стоит признать, я тоже, господин Мейсер, – они обменялись рукопожатиями.       Лейтенант патрульной службы оказался одним из тех людей, вместе с которыми давным-давно Норт начинал свою службу. К тому же, они были по крайней мере в нейтральных отношениях, что само по себе уже неплохо. Сейчас не хватало только на врагов наткнуться. – Однако, уж не обессудьте, обязанности я вынужден исполнить, – Мейсер кивнул на двух крепких ребят за своей спиной и помахал бланком протокола, который держал в руках. – Работа у меня теперь такая.       Норт не стал спорить и широким жестом пригласил его досмотреть судно.       «Мунпат» был самым заурядным гражданским кораблём, оснащённым и нагруженным в строгом соответствии с императорской волей. Даже орудия с него сняли, следуя недавно вышедшему закону. Мейсер, казалось, разочаровывался всё сильнее и сильнее, когда усердно отмечал что-то в своих бумагах. Дойдя до технического отсека, он как-то совсем печально сделал пометку в протоколе и посочувствовал капитану и механикам, оглядывая сгоревшие приборы и повреждённый энергоузел. – Как скучно вы живёте! – посетовал лейтенант, вернувшись на палубу. – Даже специй контрабандных не везёте. Зачем Вам тогда корабль, герр Полстар? В наше время гражданские суда везут или товар, или пассажиров.       Ума годы лейтенанту не прибавили, но так даже лучше. По меньшей мере, сам Норт мог бы найти с десяток мест для того, чтобы спрятать контрабанду, и хорошо, что патруль до их проверки не додумался. – А я везу идею, мистер Мейсер. Мы ходим над Ойкуменой в поисках Лунной Дороги. Ну и иногда останавливаемся то там, то здесь; смотрим на мир.       Мейсер удивлённо покачал головой. – Вот как! Что ж, даже лучшие из нас начинают верить в сказки, да? Надеюсь, что селенистические проповедники ещё не гоняются за вами с Библией наперевес, – он натянуто рассмеялся. – Могу только пожелать удачи и рассчитывать, что вы ходите исключительно в границах Ойкумены. – Разумеется, мистер Мейсер. Не думаю, что нам есть смысл покидать пределы империи. – Это мудрое решение, господин Полстар. Времена сейчас – сами знаете. Война всё ближе, подозрительности всё больше. Поэтому, хоть я ничего и не нашёл, вам придётся следовать до порта в нашем сопровождении, а там заполнить пару бумаг. Всё-таки, без сигнальных огней и так низко... Таковы правила. – Полагаю, сопровождение для нашего корабля не будет лишним, – вежливо заметил Норт, и, попрощавшись, Мейсер со своими помощниками покинули корабль. – Возраст не пошёл ему на пользу. В молодости он был приятнее в общении, – заметил Алиот, когда военное судно пристроилось на небольшой дистанции в кильватере «Мунпата» и Норт дал команду двигаться. – Если бы нас с тобой понизили до береговой охраны, мы бы, может, тоже такими стали. – Возможно. Или нет. – Или нет.       По пути к Парижу им попадалось всё больше кораблей. В первую очередь – военных. Вообще, отсюда было рукой подать до Кёра, столицы, неудивительно, что к нему стянули столько сил, и всё же капитан чувствовал раздражение. С тех пор как его самого выставили с флота, он испытывал неприязнь к людям, носящим его форму. Они вызывали раздражение и нечто, похожее на… зависть, вероятно. У него на эту форму прав было больше. И тем не менее, Норт командовал маленькой гражданской яхтой.       В парижском порту «Мунпат» тяжело опустился в мутную воду швартовочного канала, упирающегося прямо в канцелярию. Похоже, лейтенант Мейсер как-то слишком уж сильно им не доверял. – Чёрт подери! Я герой войны, а меня пригоняют в штрафной канал как какого-то мелкого контрабандиста, – вполголоса возмутился Норт. – Ал, может, как в старые-добрые, побьёшь кого-нибудь, чтобы от нас отвязались? – Что? Ты в своём вообще уме, да как ты себе... – Урса осёкся, видя, что капитан сотрясается от беззвучного смеха. – Шутник... Надеюсь, тебя отчитают как распоследнего безусого курсанта.       У трапа уже ожидали знакомые крепкие парни, и Норт, усмехнувшись, неспешно направился к ним, оставляя Алиота разбираться с оценкой повреждений.       Близнецы с рея наблюдали за тем, как уводят капитана. Они успели узнать у команды, что гроза повредила не только мачту и стабилизационный узел, но и вообще значительную часть электрики, из-за чего последний сигнальный огонь погас, и военные заподозрили «Мунпат» в шпионаже.       Это звучало тревожно, и Поллукс предложил спуститься и спросить, чем это грозит, у Урсы, но тот был занят своими делами, демонстративно игнорируя их. Остальные же члены команды либо попросту не знали и сами боялись, либо были слишком заняты, чтобы отвлекаться на разговоры.       После шторма работы здесь было хоть отбавляй, поэтому неудивительно, что никому не было дела до детей с их расспросами, но переживания от этого никуда не девались.       Тревожнее становилось и оттого, что покидать корабль патрульный всем запретил, выставив для надёжности у трапа двух парнишек, едва ли на пять лет старше самих Пола и Альхи, с ружьями, но без погон. – Новобранцы, а то вообще курсанты. Что за цирк устроил этот патруль? – к фальшборту, у которого остановились близнецы, подошёл Ях.       Механики редко появлялись не верхней палубе, и его присутствие здесь изумляло, но он спокойно, будто ничего особенного не происходит, запрыгнул на кнехт и подпёр голову рукой. – Переживаете, что ли? Не бойтесь, ничего с капитаном не будет. Хотели бы что-то сделать, тут было бы форменное представление с нормальными военными и изъятием всех бортовых документов.       Ях ободряюще улыбался и активно жестикулировал, сверкая медным браслетом на левой руке. – Откуда вы знаете? – спросил Поллукс, ещё раз взглянув на охрану. – Я давно в небе, всякое бывало. Когда мою страну колонизировали, любой корабль с местной командой обыскивали как опасный. – Любой? – Ну да. Много недовольных было. Только начали привыкать к предыдущему порядку, как вдруг новый. И опять всё по-другому. Многие были против.       Он спокойно пожал плечами. – А, вы же ведь из Кемета? – Да, хотя уже давно гражданин Ойкумены. Но родину последние лет триста вечно трясёт: то османы захватят, то ойкуменцы. Люди недовольны, так что проверять их намерения – нелишнее, я считаю. Хотя военные придурки не отличат приветствие верующих от приветствия террористов.       Близнецы переглянулись. Они редко разговаривали с Хекой и даже не думали, кем он был до «Мунпата».       Хоть канал и числился штрафным, однако в обычное время не был ничем огорожен, и по причалам спокойно ходили люди, коих здесь было неисчислимое множество.       Порт шумел и жил своей жизнью. Пахло специями, мокрым деревом, откуда-то тянуло дымком и даже рыбой, где-то громко кричали и ругались. Местами в толпе кто-нибудь останавливался, и в людском потоке возникали заторы и водовороты. Вообще сверху это больше было похоже на рынок, чем на порт.       Поллукс с Альхеной разглядывали разношерстную толпу. В их родном Лондоне, конечно, тоже хватало разного народа, и иностранцев, и местных, но Париж гораздо ближе к столице, к тому же был её вспомогательным портом, а потому и разнообразия здесь было больше. Сдержанные платья ойкуменцев, пёстрые наряды индийцев, белоснежные арабские халаты и роскошные пятнистые меха на подданных Мешики… удивительно и красочно       Видя восторг на лицах детей, Ях хмыкнул и, прикурив новомодную сигарету, принялся громко комментировать происходящее внизу. – Вон там идут господа, одетые почти как ойкуменцы, но полностью в белом, видите? Это из Американской Конфедерации. Наверняка за армирием: его почти нет к западу от Великих равнин. А вон там, господа в красном и те, что в узорных фраках – русские и монголы. Эти скорее всего проездом в Кёр. Большая делегация, одеты богато: сопровождают дипломатов, думаю. В Кёре скоро большая конференция по поводу Сины, все заинтересованные стороны собираются обсудить свои действия, – он выпустил последнее колечко дыма и небрежно отщёлкнул сигарету в канал. – Господин Ях! – воскликнула удивлённая Альхена. – Не думала, что вы так много знаете. Вы отличаете даже тех, кто одет по ойкуменской моде! – Мода модой, она во всем цивильном мире считай одна, а вот детали разные. У нас по примеру императрицы сплошь траурная темнота или что-то скучное и неброское, конфедераты носят белое, потому что у них рабы чёрные, в северных американских странах любят яркие оттенки, а вот у скандинавов одежда почти всегда из плотной шерсти и с высоким воротником. Да и лица-то у всех разные, со временем учишься различать типажи. Например... – Хека не успел закончить, потому что его прервали два бородатых господина в широких штанах и длинных светлых рубахах, кричащие ему с причала: – Ашалам, брат! Брат, эй? – Да пошли вы. Я вам не брат! Мои предки – Хнум и Хекет, вашего Отца я не знаю. А вашу шайку и знать не хочу, – огрызнулся Ях.       Бородатые господа покраснели и перешли на крики на непонятном близнецам языке, но, судя по лицам, тону и жестикуляции, их явно задело сказанное. – В чём дело? – Урса наконец-то удостоил их своим вниманием, но явно не для приятной беседы. – Ях! У нас, по-вашему, проблем не хватает? Нужно обязательно затеять свору ещё до освобождения?! В ваши задачи входит работа с машинами, а не разжигание конфликтов! Что до вас, щенки, вы как-то плохо усваиваете уроки. – на этот раз старпом привычно кричал так, что закладывало уши. – Господин Урса, мы не причём, мы только смотрели на город... – тихо пискнул Поллукс, понимая, что это всё равно что стучаться в каменную стену. – Господин старший помощник капитана, господин старший механик поручил мне составить опись повреждений энергоузла, закончив с которой я вышел покурить. Здесь уже были молодые лорд и леди Гем, которым я посчитал возможным рассказать немного о происходящем в порту. А потом эмоциональные господа внизу приняли меня за своего, что не соответствует истине, о чём я им сообщил. А они, полагаю, огорчились. Но не то, чтобы я сочувствовал тем, кто использует шифры террористов.       Урса фыркнул: – Лорду и леди Гем, значит? Интересно, когда на «Мунпате» стали в ходу формальные обращения, и в какой момент я потерял титул. Что до ваших национальных скандалов – это никак не должно касаться нашего судна и его команды. Извольте запомнить и вернитесь к своим обязанностям. – Есть, лорд Урса! – отсалютовал Хека и, чеканя шаг, скрылся в люке. – Паяц.       Выйдя из кабинета начальника службы безопасности Парижского небесного порта, Норт с тоской посмотрел на ноющую после бесконечной писанины руку. Ему всё-таки удалось доказать крайне подозрительному и неприятному господину начальнику, что «Мунпат» шёл в военном эшелоне из-за повреждений. Доказать, чёрт возьми, на тридцати листах, мало этим бюрократам было потрёпанного вида корабля. Неужели он, Норт, на заре своей службы был таким же протокольным чудищем? Хорошо ещё, что недолго.       Двое парнишек в военной форме стерегли трап на «Мунпат», не выпуская никого с корабля. Однако после долгих сосредоточенных размышлений они решили, что приказа «Не впускать» не получали, и капитану пройти позволили.       Он устало поднялся на борт и вызвал Алиота в свою каюту, служившую заодно и кабинетом.       Старпом вошёл с пачкой бумаг, привычно пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку. – Чем порадуете, господин старший помощник? – У меня достаточно радостных известий, господин капитан. Наш младший механик устроил сцену со своими соплеменниками, да так, что их забирала служба безопасности, а меня отчитали за нарушение порядка нашей командой, обошлось без штрафа. Ещё у нас есть список повреждений. На фок-мачте сохранилась только сама мачта, стеньгу, почти все реи и паруса мы потеряли полностью или почти полностью, но вы уже знаете; также сильно повреждён гафель, тоже под замену. Полной замены стабилизационного узла можно избежать, но полный комплект стабития и семьдесят процентов альтидия придётся приобретать заново. Кстати, именно из-за альтидия мы и не могли набрать высоту после шторма. Также необходима замена части приборов и энергоячеек. И кое-что по мелочи. Полный отчёт – здесь, – Алиот положил бумаги на стол и садистски усмехнулся, глядя на замученного Норта. – Беседа вышла приятной? – Очень. Он меня раз восемь переспросил, почему именно мы не озаботились включением огней и набором высоты. Каждый раз я отвечал одно и то же. И так по кругу. А потом заставил писать объяснительную на тридцать листов с подробным маршрутом от самого Лондона, нашими целями, хронологией повреждений и так далее. Как будто на флот вернулся. Правда, за ремонт судна всё равно придётся платить из своего кармана. – Сколько раз братья пытались лишить тебя твоей доли? – поинтересовался Урса, глядя на капитана, задумчиво доставшего чековую книжку. – Дважды, ещё трижды – их дети. Они не могут смириться, что моя часть в семейном деле всё ещё бóльшая. Хорошо быть старшим сыном. – Ты ведь никак в этом деле не участвуешь. – Зато я отслужил родине много лет, это тоже считается. Так уж вышло, что благодаря этому я был не только старшим, но и любимым сыном. – Иными словами, они тебя ненавидят. – Недолюбливают. – После этого ремонта будут ненавидеть. – Очень может быть, – Норт пожал плечами. – Но с волей отца они поспорить не могут. Да и не может суд лишить меня титула оммата, а то ваша аристократия удавится, что в их любимой империи перворанговым коммодором ходил простолюдин. – Не драматизируй. Времена меняются, даже самые косные аристократы смирились, что не только они могут быть офицерами. – Не драматизирую. В Лондоне в мой последний приезд кто-то эмоционально рассказывал, что меня сняли, чтобы не позорить наш славный флот «грязной буржуазией». – А меня? – А ты жертва обстоятельств. – Вот как. В любом случае, это придирки англичан. Омматы заседают даже в имперском парламенте. – Не утешай меня, я слишком стар и слишком богат, чтобы беспокоиться из-за таких мелочей, – Норт махнул рукой. – Ты ведь тоже сегодня не скучал, каково быть отчитанным земными крысятами? – Он усмехнулся. – Лучше послушай вот что: я хочу в ближайшее время ещё раз оставить корабль на тебя. Надо, чтобы ты распорядился насчёт закупок и ремонтных работ. – Незабываемый жизненный опыт. Почему не ты? – Мне на глаза попалась газета с рекламой выставки, которая должна очень заинтересовать детей. Заодно и знания получат, какие-никакие, а то я в последнее время маловато занимаюсь их образованием. – Им надо не выставки, а учебники и палкой поперёк спины!       Норт многозначительно посмотрел на Алиота, и тот с досадой цыкнул, понимая, что капитана не переубедить. – Как скажешь. На меня, так на меня. Будешь брать кого-то ещё? – Нет, нет. Думаю, сводить детей на выставку я смогу.       Поллукс и Альхена, едва услышав о выставке, пришли в восторг. Поход был назначен на следующий день, и они не могли думать ни о чём другом. Их больше не интересовал ужин, они больше не приставали к команде ни с помощью, ни с вопросами. Все их мысли занимало одно: уже завтра они увидят Париж.       Город дворцов, художников и императорских приближённых. Город искусств и ярких красок. Практически центр мира, если не считать Кёр.       Утро знаменательного дня, впрочем, встретило их неожиданным жёстким условием: их внешний вид должен соответствовать нормам приличия. В Лондоне они привыкли оба одеваться в минимально пристойные юношеские костюмы. В их общем гардеробе было всего три платья, да и те не отличались ни изысканностью, ни сложностью. Тётушка Церера, воспитывающая их, действительно не заботилась об имидже, даже будучи аристократкой. В среде лондонского высшего класса она слыла городской сумасшедшей, и это клеймо прочно закрепилось и за её воспитанниками.       Дети и представить себе не могли, что сподвигло на такой ультиматум схожего с ней во взглядах господина Полстара, однако его решение было однозначным: либо приличия, либо никакого города. Пришлось мириться. Впрочем, ужасный неудобный женский наряд они всё-таки разыграли жребием, и короткая палочка выпала именно Альхене. Она была ужасно разочарована, пусть даже пристойный мужской костюм не был сильно удобнее. И тем не менее, она слишком привыкла к брюкам, пусть даже на женщине они – ужасная, неслыханная пошлость.       Поллукс, разумеется, сочувствовал сестре, хотя в глубине души был рад своему везению. Однако он всячески утешал её, затягивая на ней корсет и помогая уложить волосы.       Она же, заплетая ему простую косу, сдержалась, не высказывая всей обиды и недовольства от дурацких юбок и тесного жакета. В конце концов, это всё могло достаться и ему.       И пусть никто из них не был доволен таким положением вещей, их утешал лежащий за трапом Париж, на улицы которого они ступали впервые.