Фрик-шоу

Джефф смотрит на Существо перед ним. Сейчас оно имеет другую внешность, чем до этого, намного более обычную - коротко стриженные пегие волосы, нормальное, правильное лицо, стандартное телосложение подростка. Оно смотрит на него с любовью - как смотрят дети на свои самые любимые игрушки. Оловянный солдатик уже в камине, сгорает в пламени любви к балерине. Существо кивает - и под новый крик Джеффа ломаются напополам его ноги. Нежные поглаживания заставляют закричать снова, срывая голос, а когда оно ударяет кулаком, сил на вой уже не хватает. -Ты уже все? Нет, давай заново. С его конечностями все впорядке, и Джефф не двигается, чтобы удостовериться в этом - и так понятно, уже в четвертый раз, и Ему все не надоедает. -Мне надоело, скучно. Мальчик рыдает - не от боли, в этом он уже выплакал все слезы - от отчаяния. Созданию скучно с ним, и оно придумает что-то новое, чтобы развлечь себя. -Кстати, ты еще не сдался? -Нет! Он не знает, зачем говорит это, потому что тогда есть шанс на то, что это кончится. Но это и страшно - это кончится. Он появится в обычном мире или останется здесь - и боль уйдет. Он появится один. В этом нет смысла, смысл остался для него в одном - в бесконечной боли, если он покинет это место - он не будет нужен никому, если он покинет это место - останется один, как всегда, а здесь рядом с ним тот, кому он важен. Наверное, он сходит с ума. Его рвет кровью, когда он остается один, не ясно, почему, но это тоже больно, горло как будто разрывает, прожигает изнутри чистой желчью. Тут же она исчезает. Он наедине с трупом собственного пса сейчас. Никто не узнает, что он плакал, поедая полусгнивший воняющий труп и личинок в нем. Плоть сладкая от гнили, Джефф зажимает себе рот, потому что рвота пропадет, и он не поест. Он хочет есть, он сходит с ума от голода и грызет кости, в которых отвратительный, но съедобный мозг. Он выжирает глаза из собачьего черепа и выскребает ногтем плоть с собачьего неба. Он вытаскивает рывком язык - и его ест тоже. От Смайли остается только скелет через некоторое время. Сколько времени? Кто знает. Час - или три года. Джефф просто съедает труп Смайла, с которого до этого заживо сняли кожу. Клок недоверчиво смотрит на происходящее - там, где сейчас душа Джеффа, что-то происходит. Залечились уже в седьмой раз переломы конечностей, подряд - ломались и мгновенно залечивались. Мальчика рвет кровью прямо на дубовые доски пола, но на это плевать прямо сейчас - видно, как его рот пачкается гнилым мясом, видно, как впалый живот вспучивает от какой-то пищи. Тоби стучит в дверь ее комнаты, их маленький условный знак - одиночный стук и после этого целая череда частых из двенадцати. Она выходит за дверь и видит, как напуган мальчик. Все равно ждет, пока она спросит, чтобы сказать, что произошло. Дисциплина - залог хорошего прокси. -Что случилось? -Труп Смайли сгнил за пару секунд, а потом от него начали исчезать куски! Клок, что происходит?! Девушка замирает, удивленно глядя в пустоту. Часы в глазнице тихо отсчитывают время. Что у него там творится, черт побери?! Джефф смотрит на Существо перед ним и встает из упрямства. Он все еще жив, его ноги на месте и здоровы - значит, он не встанет на колени. Он не знает, зачем - он просто делает то, что в старой жизни заставляло его чувствовать себя собой, может быть, уже по привычке, может быть - чтобы не потерять остатки себя, на глазах растворяющиеся во тьме. -Привет, малыш. Съел пса? -Заткнись нахуй. Существо качает головой, цокая языком. -Ну что за манеры. Не так говорят с хозяевами, Джеффри. -Ты мне не хозяин! Он не знает, зачем так очевидно врет, и существо тоже понимает, что это ложь, и смеется, как над хорошей шуткой. Щелкает пальцами - и появляется темный силуэт. Один, два, три, четыре темных силуэта. Два женских и два мужских. Как всегда, Существо поднимается в воздух и там садится в свое любимое кресло викторианской эпохи Британии. Силуэты оживают, постепенно проступают черты, и Джеффу страшно от того, как эти черты знакомы ему. У матери и отца искусаны ранами грудные клетки, разрезанные лица сочатся гнилью. Лью как будто живой, настоящий - нет ран, только швы-улыбка и шрам наискось лица. Джейн такая, какой ее помнит Джефф - черное пышное платье, черный парик - но вместо маски ее обгорелое лицо. В голове только одно - простите, простите, простите, простите... Они не простили, он точно знает это. Матери и отцу он не интересен, одежда падает с них, языки вылизывают раны друг друга, похабные стоны, хрипящие и булькающие от пробитых легких, бьют какофонией по барабанным перепонкам. Он интересен другим двоим - брат подходит к нему медленно, не торопится, зная, что парень не сбежит. Он и не пытается, это правда. Он не сопротивляется, когда его бьют кулаком в лицо. Не сопротивляется, когда падает на мягкий пол, когда Лью бьет ногами - парень не защищает живота или лица. В голове только одно - прости меня, прости, я тебя прошу, прости... Он никогда не простит. Джефф больше не сопротивляется, у него в голове только отчаяние и боль, какой не было никогда, когда брат уже даже не неприятно после всех пыток берет его сзади. Джеффу уже только больно. Не физически больно. Не остается внутри ничего, кроме этой всепоглощающей и бесконечной боли. Джейн снимает платье и обнаженное сгоревшее тело не вызывает эмоций - только боль. Джейн мастурбирует двумя пальцами. Лью кончает в Джеффа. Родители начинают рвать друг друга зубами. Скелет пса воет от боли. Клок нервно пьет чай. Она уже всерьез и долго думает о том, чтобы уйти из этой обители кретинов, и видит Кадабакх - есди так продолжится, она уйдет. Она ненавидит эту мысль, но она смотрит на то, чем сдал здесь Род, и ненавидит этого самовлюбленного без причины на то Слендермена. Если бы он был таким, как его отец - было бы понятно. Но он ведет себя, как идиот, и гордится этим. С Джеффом, лежащим под ее ногами, что-то происходит, и она понятия не имеет, что. И Демон ничего не делает с тем, что явно творит его близкий родственник. Он просто напросто признает свое бессилие. Старший брат перед младшим - какой позор. Позор. Мальчик перестает дергаться, и Клок замирает одновременно с ним. Медленно отставляет чашку на тумбу около кровати. -Джеффри. Мальчик вскакивает из лежачего положения тут же в стоячее. Смотрит вокруг растеряно. Останавливается безумным взглядом на Клок. Падает на пол снова, смотрит растеряно на свои руки. И рыдает. -Джеффри! -Хозяин, простите меня, перестаньте, я прошу вас, хватит, я умоляю... Клок сглатывает. Здесь есть чего пугаться - в игру точно вступил Сплендер, один из немногих, кто может сломать любого. Как оказалось, даже такого сильного, и всего за сутки. Сколько же времени Джефф провел где-то в чужом пространстве на самом деле? Джек не смог сломать его пытками за шесть месяцев. Сейчас же мальчик... Она видела таких раньше, она не любила таких. Они никогда не приходят в себя после этого, они никогда не говорят о том, что видели, чувствовали, делали - в их глазах остается только бесконечный, бездонный страх. Сплендер израсходовал его, выжал полностью, достиг своей цели, сломал - и ему стало скучно, он выбросил мальчика. Губы трогает нежная улыбка - Клок помнит его еще совсем маленьким, когда он только тренеровал способности, только открывал для себя возможность забирать чужие эмоции. Как она по-отечески ворчала на него, когда он впервые сломал прокси, сделав овощем, а потом размазав конечность за конечностью в фарш из мяса, осколков костей и зубов по стене. Потом еще трое не смогли оттереть это, и им прилетело уже от Клок - хозяйские обои! Она всегда любила этих детей, этих маленьких Безликих, еще не знающих, что они умеют и приходящих в восторг от обычной левитации - у Сплендермена эта любовь не ушла и через тысячи лет. Он не стал взрослым, внутри которого скрыта душа его самого, еще маленького - наоборот, он остался ребенком, умеющим при том принимать взрослые решения, если нужно. -Сидеть. Единственное, что было плюсом в сломанных - они беспрекословно следовали приказам тех, в ком чувствовали хозяев. На мальчика приятно смотреть - он сидит по старому обычаю на коленях, руки скрещены за спиной. Сплендермен научил его этикету. -Хорошо. Ты хочешь есть? -Нет. Глаза ребенка бесятся, нечеловечески вращаясь в орбитах - он сейчас видит больше, чем она. Клок не хочет узнавать, что конкретно, спокойный сон никогда для нее не утрачивал своей актуальности. -Ты хочешь в туалет? -Да. -Иди и сделай свои дела, потом возвращайся. -Да. Клок трет переносицу. Как же сложно - Слендермен ведь просто так не оставит то, что его прокси кто-то искалечил, он пойдет выяснять отношения - и это правильно, но вот наверняка у тех, к кому он пойдет с предензией - у Оффендера или Сплендера - подчиненные сильнее в разы, чем здешние калеки.