Фрик-шоу

Хелен старательно тер пол и думал о том, что когда у него появится собственное пространство - там никогда не будет паркета. Никогда в жизни, ни паркета, ни доски. Кафель, его намного легче оттирать от крови, или лучше ламинат, он еще и не холодный, как камень. Хотя пока что собственного пространства нужно добиться - и он старательно трет паркет. Распрямляется и вытирает со лба пот, с искренней улыбкой кланяется проходящему мимо Мистеру - тот в ответ треплет его по голове, награждает нежно за честный труд. Они оба знают, что это бессмысленное дело, что это снова очередная тренеровка воли - и уже полтора часа Хелен трет пол, потому что так сказал Мистер. Это воспитание, и это не так уж и трудно, даже если трясутся после этого руки и хочется плакать от судорог - честное слово, бывало намного хуже. Он не уверен, поведение Мистера является издевкой или нет, но он все равно искренне любит его. Хелен трет пол еще три с половиной часа, пока Мистер не зовет его к себе. Тогда парень бросает тряпку в ведро и идет к Мистеру, по дороге бросает приказ какому-то сломанному: -Три пол, пока не станет чистым, потом иди туда, куда шел. И идет дальше. Несомненное преимущество сломанных или же кукол, если коротко, перед обычными людьми в том, что они плюют на усталость. Их недостаток в том, что при неосторожном обращении они очень легко умирают. Забудешь сказать поесть или поспать несколько раз подряд - и все. Другие съедят втихоря его труп, если голодные. Если не будут голодными, но прикажешь - все равно съедят. И такое послушание - тоже преимущество. Заходя в кабинет Мистера, занятого бумагами, Хелен сгибается в поклоне. И ждет разрешения разогнуться, потому что он дисциплинирован. Чувствует, как приливает к голове кровь, тянет сухожилия, мышцы чуть потряхивает - он ждет. -Садись, Хелен. Парень разгибается, в глазах пляшут искорки, он садится в неудобное кресло перед столом Мистера. Дисциплина и этикет - устраиваться поудобнее невежливо, и терпеть уже привычно. -Тебе пора начать создавать собственных кукол. Тридцать. Я разрешаю. Материал бери во внешнем мире, сломаешь - будешь разбираться сам. Я не накажу, но отныне тебе запрещено пользоваться теми, что созданы кем-то, кроме тебя. Хелен немного пугается этого - пока не создаст достаточно слуг и готовить, и убирать придется полностью самостоятельно. И если придется искать их во внешнем мире - ему придется провести там долгое время. Он уже отвык. -Сколько у меня времени? -Столько, сколько понадобится. Некоторое время Хелен неподвижно сидит, ожидая дальнейших приказаний. Пока не сказали идти - идти нельзя, даже если придется, как однажды, находиться десять часов без движения в этом неудобном кресле. Потом остались синяки. Наконец, Мистер нарушает тишину. -И еще - ты не можешь пользоваться рабами. Можешь идти. Хелен уходит, и уже идя по коридору думает о том, как Мистер обрезал его последние ниточки шансов на бездействие, пока другие работают. Получается, что и Смеющийся Джек, и Кэнди, и Долл, и Джейсон - все не могут быть использованы. Только сам. В городе. Один. Это не будет легко. Перед тем, как пойти в одиночестве создавать кукол, Хелен решает зайти попрощаться к рабам. У них недалеко от главного здания цирка шатер, внутри являющийся деревянной избой на десяток комнат. Почему-то, идя на кухню, по совместительству являющуюся столовой, он не удивляется, когда на встречу выбегает Кэнди, держащийся за распоротый тряпичный живот и громко вопящий. Даже не заметив Хелена, он пробегает мимо. Шумный. Именно этим отличаются от него рабы - они не дисциплинированы. Хелен заходит на кухню и приветственно кивает Джеку. Достает свою кружку из общего шкафа для посуды. Она выделяется рядом с остальными - чисто белая классической формы на триста пятьдесят миллилитров. У него нет времени долго пить чай, и большого объема не нужно. Он ждет, пока вскипит чайник, и наливает себе кипяток, бросает в кружку заварочный пакетик клубничного гринфилда. -Вам налить чай? -Налей. И Хелен наливает чай Джеку - почему бы не сделать этого, он не видит причины. -Знаешь, Хелен, ты очень комфортный человек. Парень улыбается собственым мыслям - Джек, созданный демоном изначально, никогда не узнает, как бойкий маленький мальчик стал тихим и изящным юношей с изломанными дверью пальцами. -Спасибо, меня с детства учили быть удобным для других. Некоторое время они пьют чай молча, и выпив половину, Хелен наконец говорит то, что пришел сказать: -Меня долго не будет. Джек мрачнеет - он любит Хелена, и парень любит любовь этого раба к нему. -Сколько? -Ктт знает. Может быть, три месяца, а может - год. Или больше. -Зачем? -Задание. Хелен никогда не говорит другим, для чего Мистер отправляет его в путешествия - пока что им всем не нужно знать, насколько он силен. Пока что об этом нужно мочать. -Мы будем ждать тебя. Все будут, ты знаешь. -Конечно. Хелен уходит этой же ночью, собрав в походный рюкзак пару пачек денег, сменные тапки на более теплую погоду, скотч, основные свои инструменты и, конечно, кисти. Если он умрет, он знает точно, Мистер не будет горевать о нем. И уж точно не будет спасать. А если спасет - после этого Хелен увидит Ад за свою провинность, а возвращаться туда не хочется. Хелен уходит в город этой же ночью. Он уходит один, и не слышно шагов. Он не смотрит назад, он не видит врагов. Он уходит туда, где зови - не зови. По колено травы и по пояс любви. Клок идет по коридорам, идет есть на кухню - Джефф ждет ее в комнате, и наконец-то хоть в ком-то из всех прокси у нее есть уверенность. Хотя бы в том, что когда девушка вернется - человек будет там же. Если она не забудет - принесет ему поесть. На кухне видит курящих и обсуждающих что-то над кружками кофе Худи и Маски, как только подходит - они замолкают. Клок замирает рядом. Первым, не выдержав молчания, спрашивает Худи: -Как Джефф? -Джек сломал его. У нас исчез человек, зато появился удобный слуга. Конечно, пока не вернется хозяин. -Хозяин? Клок недовольно закатывает глаза. -Пока сломанный не видит после появления на свет хозяина, он ищет его во всех вокруг, ввполняя все приказы окружающих. После того, как впервые после пробуждения видит хозяина - повинуется только ему. А хозяин - Джек. Маски трясет головой: -То есть как - сломанный? -Полностью подавденная воля, не осталось как таковой личности. Только страх перед хозяином и восторгание им же в равной степени. Маски втягивает воздух сквозь зубы и тихо ругается, надвигая капюшон получше. Слабак. А вот Худи только кивает в отвпт и снова затягивается. -Джефф мертв? -Безусловно. Я не видела такого, чтобы к сломанным возвращался разум. -Ясно. Кофе? -Буду благодарна. Худи уступает ей стул и идет делать кофе. Берет ее кружку, уточняет, сколько ложек сыпать, сыплет, добавляет по ее приказу сахара и заливает кипятком. Она никогда не пьет кофе с молоком. Никто из них не пьет, молоко очень тяжелое, трудноусваемое и быстро портится - но она не пила бы, даже если бы у них оно было. Она могла бы вполне послать Тоби в город за ним, если бы хотела. Но пить кофе с молоком она считата отвратительным, все равно что посыпать мясо сахаром - весь вкус пропадает. Этот вкус говна из супермаркета, родной и нежно любимый, от носталбгии по которому она не смогла отделаться даже после тысяч лет службы Господину. Даже когда она забыла свое имя, Господин унес его с собой в могилу, она не перестала любить дешевый дерьмовый кофе с тремя ложками сахара. Крепкое дерьмо. Девушка достает из кармана capitan black, тут же к ней тянутся две зажигалки. Она выбирает ту, что от Худи - все же, он налил ей кофе и уступил, как полагается, место, и ему нужно поощрение. Они трое сидят, парни пьют кофе, женщина курит, выпуская облака сизого дыма. Она недовольна происходящим вокруг нее, но решительно ничего не может сделать с этим. Совершенно ничего, и она ненавидит душащее чувство собственной беспомощности. Она поклялась Господину служить Роду, но что, если Род продолжается где-то явно не у старшего сына? Что, если она чувствует, что пора уходить, первой побежать с тонущего корабля? Она всегда любила крыс. -Что мы будем делать, Клок? -Ничего. -Как? Сов... -А что мы сделаем? Я - ничего, потому что не хочу вмешиваться. Вы - ничего, потому что котята против человека много не навоюют. -А ты - не котенок? -Я - крыса. -Это страшнее? -Я видела, как городская крыса перегрызла бультерьеру горло. Сам посуди. Клок встает со стула и отправляется готовить себе поесть,потому что уже привыкла - как же это отвратительно - к тому, что здесь каждый готовит себе сам, и она на одной кухне с прокси. Ее это уже не бесит. Она уже не девочка, чтобы беситься. Она ненавидит каждого из этих тупых и слабых прокси, которыми, как помоями, наполнил свой перекресток Слендер. Она уже смирилась - но ненависть внутри уже ничем не вывести. Разве что наглотаться пятновыводителя - тогда точно сработает. Джек очнулся. Уже само это было значительным достижением после произошедшего с ним, а то, что он очнулся в здравом уме, кажется, добавляло еще надежд на светлое будующее. Не добавляло надежд то, что небольшая темная комната из замшелого булыжника не изобиловала дверьми - не было ни одной, а попытка встать окончилась в десятке сантиметров от пола - единственное массивное звено тяжелого ошейника не давало двинуться выше. Попытка тут же задействовать способности не кончается ничем хорошим - тело обжигает кипятковой болью, она разливается от шеи к кончикам пальцев, становясь все мучительнее с каждым мигом... И уходит. Мастер в своем человеческим обличье у стены напротив него держит в руках мел. Выглядит так, будто достанет нож и пойдет убивать прямо сейчас. -Джек, это ты? -Да, Мастер. -Отлично. Ты понял, что произошло? -Нет, Мастер. -Что ты помнишь? Джек помнит не очень много. Помнит, как осознал вдруг и внезапно, сколько он может. Помнит, что захотелось попробовать, что сумеет сделать, помнит, что под руку подвернулся тот, кого он любит. Помнит, как сначало было стыдно - наверное, ему неприятно, потом было страшно - вдруг ему слишком больно, а потом было плевать, потому что наконец-то после таких долгих прелюдий Джефф тоже начал получать явное удовольствие. Только теперь, когда Джек задумался, стало немного досадно, что умер так нелепо Смайл - он вовсе не был плохим псом, просто начал раздражать очень невовремя. Мастер только кивает на это, и по лицу Джека расползается улыбка облегчения - Мастер знает, что делать, Мастер все понял и может исправить. Но Мастер говорит другое. Что досадно, что это произошло, и что сделал это не он. Что он хотел, чтобы Джек сделал это тогда, когда захочет сам. Но все случилось иначе, и теперь нужно в первую очередь обезопасить других. С этого момента Джек будет рядом с Мастером, с этого момента Джек станет фактически его учеником. А что с Джеффом - что же, первый опыт всегда странный, и Мастер сделает кое-что - и у Джека появится собственная, а не зависимая сила, и... -Что с Джеффом? Он ведь не обиделся? Боль ошпаривает так, что Джек кричит, а смола из глазнит просто испаряется, вскипая. -Не перебивай. И будь готов к тому, что твоя эротическая любовь больше не сможет выражаться иначе. Джек не перебивает, и вот они около двери в кабинет Мастера. Снаружи, разумеется, входа внутрь не имеет никто кроме него самого. Джек в поношенной красной водолазке прямиком из девяностых и узких брюках, Мастер в деловом костюме. Протягивает ему небольшое гладкое черное колечко, которое точно подходит на безымянный палец левой руки. Как только Джек надевает его - тут же пытается снять, рыча от боли, но только раздирает кожу - палец глубоко прошивает что-то массивное по сравнению с ним. -Не бесись. Это так называемый контракт - с ним ты всегда под моим контролем. -Мне больно... -И? Такой глупый, риторический вопрос приводит Джека в чувство - действительно, ему нужно собраться. Он все же не ребенок. И не такое дерьмо чувствовал. -Не выражайся. -Что? -Даже мысленно. Хорошо. Джек честно попытается. Даже мысленно, нужно сосредоточиться. Сплендермен, наследник, вероятно, места отца в данный момент, был шокирован происходящим сейчас. Шокирован настолько, что сначала, не доверяя собственным органам чувств, просто фыркнул. Но через некоторое время, удостоверившись в том, что братец - полный кретин, он уже бил кулаком по столу, пытаясь перестать смеяться. А через еще некоторое время он чиркает письмо Оффику и посылает его с кристаллизовавшейся из воздуха розовой совой в голубую крапинку. Полярной. Он знает, что Оффи не любит ярких, кричащих цветов, в особенности - совсем не брутального розорого. Так что бумажка теперь пахнет ванильным мороженым, а Демон злорадно скалится. Иногда приятно позволить себе вредничать, особенно если точно уверен, что тебе за это ничего не будет. Оффендермен берет в руки письмо, щелчок пальцев - сова разлетается, не успев ухнуть в последний раз, будто внутри разорвался снаряд. Даже кишки у нее розовые и в блестках - она скоро умерла бы от токсичности краски и внутренних кровопотерь из-за попадения острого пластика на слизистую. А Демон не собирался уступать братцу даже крошечную толику силы, даже по такой мелочи. Он читает письмо, чертыхается, и бумага разлетается черным пахнущим гнилью прахом. "Джек твой, малыш. Я умываю руки. Люблю, твой братик." Оффендермен всегда ненавидел этого ублюдка - и сейчас ненавидит, потому что при наличии такой силы он не имеет права вести себя так инфантильно. А самое обидное - то, что до него совершенно не выходит донести такой простой истины. Из всех братьев ведет себя подобающе по-настоящему разве что Оффендермен и Слендер, этот сраный денди. Вот только второй сотворил сейчас такое, что Трендер и Ловер наверняка уже заключают новое пари - даже ничтожным пацифистам интересно понаблюдать, как рушится абсолютно все вокруг старшего из них. Но если на место отца взойдет Сплендер... Страшно подумать об этом. Оффендермен - единственный, кто понимает всю ответственность и по-настоящему знает, что делать. А сейчас - что же, ему приходится поднять одно из своих самых любимых физических воплощений с дивана в какой-то квартире и материализовать в воздухе кусочек черного воска и свой гримуар. Этот демоненок нужен ему, потому что нравится ему. А Джефф отлично выполнил роль живца для рыбки побольше, одновременно с этим изрядно для одной единственной души напитав за все время Оффендермена. Больше он не нужен. Джек не идет к остальным - в животе ножом-бабочкой порхает такое чувство, будто ему не стоит появляться сейчас перед другими прокси. Как будто сейчас на него очень сильно злятся, или боятся, или ненавидят- точно отрицательные эмоции. Он не хочет рисковать и бесцельно бродит по месту, ставшему ему уже домом, пытаясь понять, что же не так теперь, как раньше. На Клок-Ворк он натыкается внезапно. Она не злится на него - уже облегчение. Она точно рада ему, в ее глазу огонек оживления, она надеется на что-то, связанное с ним. Это снова настораживает. -Здравствуй, часовая леди. -Здравствуй, зрячий. -Зрячий? -Ты отлично слышал. Пояснения придумывай сам, я устала проводить здесь всем экскурсии. Чай не маленькие. Джек удивленно и чуть случайно пригнувшись, как будто на него замахнулись, выслушивает ответ. Как только понимает, в какой позе - тут же встряхивается и идет прямо. Зрячий из-за новых способностей, это точно, и если бы подумал - понял бы сразу. И естественно Клок умеет пугать, чего он еще ожидал от того, кто возможно старге него. -Не пригибайся, контролируй тело. Ты - возможно, станешь господином здесь, привыкай ходить прямо. -Прос... -Никогда! Не извиняйся перед теми, кто ниже по статусу. И теми, кто равен по статусу. Ни перед кем, если не заставляют, не извиняйся. -Я понял. Что с Джеффом, Часовая Леди? -Я веду тебя к нему. -Благодарю. Джек чувствует себя так неуютно - не передать словами. Рядом с ним идет девушка, которую он всегда считал своей подругой, и сейчас она говорит такое. Он не хочет, чтобы она служила ему, это будет ужасно, но такое чувство, что если он скажет об этом вслух - его четвертуют тут же, на месте. Они подходят к комнате Клок, и внутри надежда - вдруг она впустит, вдруг он наконец увидит то, что там находится, комнату принцессы или камеру пыток - он не знает точно, никто не знает... Но девушка останавливает его, упираясь рукой в грудь. Смотрит сейчас очень серьезно, осмысленно, мудро. Она очень изменилась с момента их последней встречи, как будто разум пробудился от алкогольной спячки. Зеленый глаз, как будто темная вечерняя аллея в обрамлении длинных темных ресниц - она очень красивая, если задуматься. -Тебе не понравится. Не рыдай, а то ты можешь. Джек сглатывает ком страха в горле. Он точно сделал что-то не так, и что - непонятно, он наверное как-то навредил Джеффу. Остается надеяться, что парень не слишком обиделся и понял любимого. -Джеффри, сюда. Я привела твоего хозяина! Это не Джефф. Это не он, он бы не вылетел из комнаты метеором и не застыл бы молча напротив парня, глядя мутным, как будто пьяным, робким взглядом. Клок вздыхает и треплет не-Джеффа по голове,смотрит на него задумчиво и строго. -Ты сделал его куклой. Послушный, сильный, следующий только твоим приказам - он стал намного удобнее для тебя. -Джефф...,- Джек не верит, что это произошло, не верит, что это правда. Подставляет раскрытую ладонь, и парень трется об нее щекой, нежно и чувствуя только счастье, его эмоции уловимы намного сильнее, чем остальных, но от них намного сильнее отстраненность. Знание того, что чувствует человек, явное и сильное, но при этом как будто абсолютно плевать. -Сидеть. Джефф действителбно радуется, выполняя каждый приказ. По лицу расползается улыбка. Это восхитительно. Джек хочет еще. Джек хочет больше. -Ты счастлив, Джефф? -Я счастлив служить своему хозяину. Клок смотрит на них двоих и понимает, очень хорошо, что наконец-то Джек стал таким, каким должен был стать еще столетия назад. Слендермен затормозил процесс, сумел, но теперь он шел намного быстрее, сильнее, агрессивнее. Как цунами, слишком быстро. Оно рванет, и главным будет - вовремя отойти. Пора бежать с этого корабля. Ей вспомнилась Фукусима, она наблюдала за этим, была достаточно близко, чтобы умереть - но юному господину Сплендермену было интересно, и они смотрели вместе на огонь, пожирающий людей. Тогда она почитада про ядерную энергетику, через несколько десятков лет, когда появились в свободном доступе книги об этом. Джек напоминал сейчас цепную реакцию ядерного взрыва - все начинается с пары атомов, пары протонов, но с каждой секундой энергии выделается все больше, тепло все сильнее, и вот уже вскипает вода, а люди превращаются в пепельные отпечатки на стенах. Слендермен точно знает, что делает? Он точно знает? За прошедшие полгода Хелен сделал девятнадцать кукол и дорабатывал двадцатую. Несомненным плюсом было то, что теперь он мог полностью посвящать себя работе, а деньги, еду и остальное добывали куклы. Процесс шел все быстрее с каждым экземпляром, и Хелену это нравилось. Он не смог отказать себе в удовольствии, и теперь небольшую землянку, выстроенную в лесу самостоятельно, украшали неоновые огни, а земляные стены были покрыты платками. К счастью, майское тепло позволяло такое развлечение, хотя часто было влажно, и иногда откуда-нибудь могла выползти случайная мокрица, тут же умирающая под ботинком и убираемая куклой куда-то. Хелен подозревал, что они втихую едят насекомых. Родную сову он увидел неожиданно - в этот раз кислотно-зеленая, покрытая фиолетовыми жирафьими пятнами, она ждала его на руке одной из кукол. Когда Хелен подошел и поклонился, сова начала передавать сообщение: -Прямо сейчас ты идешь к Сленди, ведешь себя так, как велит этикет, и передаешь ему вот это сообщение... Выслушав, парень подавляет хихикание и с каменным лицом кланяется сове еще раз. Тут же когти на кровоточащей руке плачущего от боли, но не шевелящегося мужчины разжимаются, и птица падает замертво мешком костей. Из нее сочится краска. Хелен улыбается, выдергивает себе на память крашеное перо из крыла и уходит, схватив только рюкзак, бросая через плечо: -Обработай раны, чтобы не загноились!