Добровольное заточение

С момента пробуждения Элизабет Поттер провела в Больничном крыле, ещё несколько дней, но лучше ей как ни странно не становилось. Тот жар и недомогания, которые она чувствовала ещё до урока полетов, накрыли ее с новой силой, заставляя задержаться в больничном крыле ещё на неопределенный срок. А если учесть, что при всем при этом она практически ничего не ела из-за постоянной тошноты и спала от силы два-три часа, позволяя себе короткий отдых от беспрестанного бодрствования лишь убедившись, что мадам Помфри закончила свой вечерний обход, а другие пациенты, уже крепко спали. Все это было просто не-вы-но-си-мо. Но еще невыносимее было то, что даже здесь ей было не отделаться от навязчивого внимания к своей персоне. В один момент, девочке даже показалось, что весь Хогвартс составил расписание посещения Больничного крыла, чтобы нанести пострадавшей национальной героине, которая никак не хотела идти на поправку, визит. За тот короткий срок после ее пробуждения, к ней — помимо Панси и Дафны — успели наведаться по меньшей мере все ее однокурсники со Слизерина, принося с собой самые разнообразные гостинцы, которые только множились на прикроватной тумбочке, но так и оставались нетронутыми. Элизабет даже не хотела представлять, что случится с ее многострадальным желудком, если она поест шипучек или сдобных котелков с лакрицей, одно упоминание о которой вызывало у нее рвотные позывы, а, учитывая нынешнее состояние ее психики, она не желала испытывать удачу. Поэтому и пыталась безуспешно сплавить большую часть подарков своим подругам или скормить какому-нибудь новоприбывшему пациенту, что делало ее в глазах учеников едва ли не матерью Терезой во плоти, что жутко раздражало. Еще к ней пришел Рон Уизли и привел с собой несколько своих друзей, что стало для Поттер полнейшей неожиданностью. Рыжий первокурсник неловко мялся, не зная, что сказать, а его спутники выглядели не лучше. В конце концов, он, покраснев до корней волос, скомкано пожелал ей скорейшего выздоровления и поспешил удалиться, утягивая товарищей за собой. К этому мальчику у Элизабет были смешанные чувства. Он вел себя очень странно в ее присутствии и вообще не проявлял никакой агрессии по отношению к ученице вражеского факультета, хотя стоило ему схлестнуться с тем же Забини или Панси, как он тут же шел в словесную, а иногда и физическую атаку. Поттер списывала все это на свой статус Девочки-которая-выжила, с которой все хотят дружить, но Рон и не набивался к ней в друзья, предпочитая общество гриффиндорцев, но, стоило им случайно пересечься в коридоре, он первый завязывал разговор и был неловким, но максимально доброжелательным. Это было странно. И ее бы это не беспокоило, но у любой странности были свои причины. У любого человека были свои причины. А такая параноидальная личность, как Элизабет Поттер, не могла быть спокойна, пока не докопается до сути. Потому что если ты знаешь причину, ты можешь контролировать последствия. Да и в принципе всю ситуацию в целом. У тети были причины ненавидеть ее, когда она была похожа на отца. Глупые, наивные, даже по детским меркам, причины. Джеймс Поттер был тем, кто забрал у нее сестру. Был тем, кто стал причиной ее смерти. А Элизабет была живым напоминанием о отнюдь не о погибшей сестре, а о мужчине, который ее погубил. Тетя плавно прошлась расческой по волосам, а Элизабет вся напряглась в ожидании привычной боли, и удивленно распахнула глаза, когда ее не последовало. С того момента, как девочка неведомым образом изменила свою внешность, Петунья была очень аккуратна во время этого ежедневного ритуала и, когда у нее было время, она не просто расчесывала, спутанные после сна волосы, а делала племяннице замысловатые прически. В принципе, можно было уже привыкнуть к тому, что теперь с ней обращаются по-другому, но от неприятных воспоминаний не так-то просто избавиться, поэтому девочка вздрагивала и напрягалась каждый раз, не в силах перебороть рефлекторную реакцию тела. — Что такое? — обеспокоенно спросила тетя. — Я сделала тебе больно? — Н-нет, — ответил на выдохе Элизабет. — Нет, тетя, все хорошо, просто… Девочка прикусила язык, мысленно проклиная себя за то, что не ограничилась простым «нет». Рассказать тете, что на самом деле ее беспокоит и рискнуть своим положением? Нет, этого никогда не случится. Поэтому Элизабет надеялась, что тетя пропустит это мимо ушей, как раньше делала со всеми ее жалобами. — Тебя что-то беспокоит? О, ее много чего беспокоит, вот только она об этом даже заикнуться не посмеет. — Сегодня в школе, Питер дергал меня за волосы, — не моргнув глазом соврала девочка, просто поменяв имя виновника. На самом деле дергать ее за волосы раньше очень любил Дадли, но тетя только отмахивалась от нее, когда девочка пыталась пожаловаться. — Мальчишки такие противные. — Только не вздумай верить тем, кто говорит, что мальчики делают это потому что ты им нравишься, — фыркнула тетя и расческа вновь заскользила по ее локонам. — Твой… твой отец был таким же задирой, когда Лили училась в школе, вечно донимал ее, не давал прохода: то тетрадь порвет, то сумку спрячет… — Но они же потом поженились, — неуверенно сказала девочка, не понимая, к чему клонит тетя. — Да, — сказала она с какой-то затаенной злобой и горечью в голосе. — Но в счастливых браках дети не остаются сиротами. Тетя снова начала рассказывать ей историю про безалаберного отца, который попал в аварию, утянув с собой на тот свет и ее мать, а Элизабет крепко задумалась, даже не вслушиваясь в слова тети. Ей еще после первого раза было понятно, что тетя винит во всем ее отца. И в какой-то момент Элизабет тоже начала в это верить. — Жалко, что мама выбрала его, — тихо сказала она. — Лучше бы она вообще не выходила замуж, а осталась с тобой. Ты бы позаботилась о ней лучше, — и развернувшись, она порывисто обняла тетю за талию, от чего женщина выронила расческу на пол. — Да, — шепотом сказала Петунья и ее голос надломился. — Я рада, что ты так на нее похожа. Да, похожа. Теперь похожа. Тетя упоминала это при каждом удобном случае, так что вывод напрашивался сам собой. У людей всегда есть причина, это она хорошо уяснила, но помимо этого знания этот случай дал ей еще один ценный урок. Людям всегда нужен виноватый. Будь-то человек, предмет или стечение обстоятельств. Потому когда к ней пришел ее декан, Элизабет, уже имея горький опыт козла отпущения, ожидала, что ее начнут обвинять в несоблюдении техники безопасности, однако единственная его претензия была в том, что девочка ничего не ест и это явно сказывается на процессе ее выздоровления не лучшим образом. — Мисс Поттер, — начал профессор, скрестив руки на груди и грозно нависнув над ней черной глыбой, однако девочка, хоть и почувствовала холодок, пробежавшийся по ее спине от такого тона, но ужаса, который профессор вызывал даже у некоторых слизеринцев, не почувствовала, — не потрудитесь ли вы мне объяснить, почему я должен выслушивать жалобы мадам Помфри о том, что моя ученица отказывается соблюдать ее предписания? Элизабет бросила на него взгляд из-под челки, но ничего не ответила, снова уставившись на свои ладони. Профессора она не боялась, но и раскрывать причину, по которой она отказывается от еды, была не намерена. — Мисс Поттер, я задал вопрос и жду на него ответ. — Мне не хочется, — тихо сказала девочка, понимая, что от нее не отстанут. Профессор удивленно выгнул бровь на такое заявление, а его взгляд явно не предвещал ничего хорошего. — Сколько вам лет, что вы руководствуетесь подобной аргументацией? Пять? — Нет, — все так же тихо отозвалась она. — Тогда вы должны понимать, что «хочу» и «не хочу» не является достойной причиной для подобного поведения. — Я понимаю. — Тогда давайте попробуем еще раз. Почему вы так себя ведете? — продолжал настаивать Снейп будучи уверенным, что причина была, потому что одно дело, когда ребенок просто отказывается от еды, а совсем другое, когда не притрагивается даже к сладостям. Элизабет закусила губу, внутренне борясь с желанием высказать все свои переживания мрачному профессору, и рациональной частью своего сознания, которая настаивала на том, чтобы пойти по проверенному пути и смешать ложь с полуправдой. И девочка как всегда выбрала второй вариант. — Просто… мне страшно, — неуверенно начала она, и сделала паузу, чтобы продумать, что ей сказать дальше. — Страшно? — удивленно переспросил Снейп. — И чего же вы боитесь, позвольте спросить? Что вас отравят? Элизабет подняла на него взгляд, своей шуткой профессор только что дал ей отличную подсказку. — Да, — подтвердил она его слова. — Просто, понимаете… Метлы сами собой не сходят с ума и не пытаются никого убить… А по школе гуляют слухи, что все это не случайность. Кто-то подложил в метлу прутья Гремучей ивы, так вроде говорят. Не похоже на безобидную шутку, как мне кажется. А еще мне кажется, что если я все еще жива, то тот, кто это сделал, на этом не остановится и попробует снова. Закончив свой сбивчивый рассказ, девочка посмотрела на профессора, по лицу которого было не угадать, о чем он сейчас думает и какие эмоции им овладевают. Но Элизабет это было и не нужно. Ей было достаточно, что он увидит и прочитает ее. Страх, неуверенность, опасения. Профессор глубоко вздохнул, а потом присел на край кровати, так что их лица были почти на одном уровне. — Элизабет, — назвал он ее по имени, а девочка удовлетворенно подумала, что задела правильные струны и можно продолжать играть эту лживую мелодию дальше, — я понимаю, ваши опасения не беспочвенны, но я могу заверить вас, что под присмотром мадам Помфри вам ничего не угрожает. — Там я была под присмотром мадам Трюк, — продолжила настаивать на своем девочка, на что Снейп тихо фыркнул, все своим видом показывая, что он думает о «присмотре мадам Трюк» и о том, как она справляется со своими обязанностями. — Элизабет, виновного ищут и будьте уверены, что он понесет соответствующее наказание, а пока… — А пока мне лучше постоянно быть на чеку. — Элизабет, — на этот раз это прозвучало осуждающе и почти угрожающе, поэтому девочка тут же стушевалась. — Ну что? — спросила она обиженно насупившись и отвела взгляд, всем своим видом показывая, что обесценивание ее опасений ранит ее до глубины души. Профессор только лишь вздохнул на это и, осторожно взяв ее за подбородок, развернул к себе. — Элизабет, послушай меня. Тебе здесь ничего больше не угрожает. Единственное, что может тебе навредить — это не соблюдение указаний мадам Помфри. Если ты не будешь есть, то еще долго не встанешь с постели, — начал объяснять ей как маленькой профессор, а Элизабет сама того не осознавая, испытывала извращенное удовольствие от всего происходящего. — Мы поняли друг друга, Элизабет? — Угу, — мрачно отозвалась она, все еще обиженно глядя на профессора, от чего тот закатил глаза и потрепал ее по волосам. — Но если я все-таки умру, это будет на вашей совести. Мужчина неожиданно вздрогнул, а его рука на мгновение замерла, перестав терзать ее волосы, но это продлилось не больше секунды, а затем профессор прочистил горло и сказал: — Что ж, если мы с этим разобрались, то давайте вернемся к первоначальной цели моего визита и обработаем ваш шрам. Снейп смочил ватку каким-то дурно пахнущим раствором, а Элизабет, прикрыла глаза и доверчиво подставила лицо, млея от этих осторожных, почти ласковых прикосновений. Северус Снейп, вопреки всеобщему мнению, ей очень нравился. Потому что когда человек, ненавидящий все и вся вокруг, выказывает тебе свою благосклонность невозможно не почувствовать себя особенной, и это внимание профессора ей, признаться, очень льстило. А еще… Он, пожалуй, был единственным человеком во всем замке, кто ни разу не упомянул ее сходство с матерью. И это не могло не радовать. Северус Снейп стал для Элизабет своеобразной точкой опоры, которая все еще удерживала девочку на плаву, потому что ради этого неописуемого чувства, когда к тебе относятся хорошо просто потому что, нельзя сравнить ни с чем на земле. Разумеется, она понимала, что у Снейпа были свои причины так поступать, но она предпочитала об этом не думать.