Месяц до событий в галерее
Лайя
Я бежала по пустынной улице. Машины скользили по влажному асфальту, создавая особенный шум. Кажется, от всегда безмолвных автомобилей не осталось абсолютно ничего. Только скомканный гул моторов и шин о дорогу. Пускай первый месяц лета радовал своим теплом, но холодный осенний ливень в июньский день пробирал до костей, заставляя меня кутаться в легкую белую рубашку поверх футболки. Чем она мне помогла бы? Вот именно — ничем. Мокрые волосы липли к лицу, змейками завиваясь на коже, оставляя на ней своеобразные узоры. Мне пришлось почти что бежать, глядя на некоторых прохожих, которые укрывались под зонтом. И это вовсе не из-за того, что они находились в мнимой безопасности под навесом разных цветов, я всего-то опаздывала на встречу с подругой и сестрой. Уверена, сейчас они недовольны моим опозданием и готовы съесть при первой выдающейся им возможности. Чем ближе я подходила к кофейне, мне становилось все равно как девушки отреагируют, ведь такой дождь попросту нельзя пропустить! И я подставила лицо струям ледяной воды. Они безжалостно продолжали падать на кожу. Порой мне хотелось съежиться в крохотное колечко от холода, но не сейчас. Лишь только влажная и промокшая до нитки одежда мешала мне наслаждаться жизнью А может быть, именно такие мелочи помогают нам чувствовать себя живыми и радоваться короткими мигами подобно этому? Скорее всего, именно жизнь и есть тот короткий миг, когда ты вдыхаешь полной грудью холодный влажный воздух и выдыхаешь что есть сил, чтобы обновить себя за короткое мгновение. Временами нужно позволить себе расслабиться. Это я и делала, пока не услышала громкий возглас за стеклянной преградой: — Сумасшедшая! — моя подруга колотила ладонями, зазывая меня внутрь к себе, там где тепло, где уют. Вот только мне и здесь хорошо. Ее светло-каштановые волосы собранные в низкий хвост, переливались в обрамлении общей атмосферы. Ее глаза схожи с нынешним небом: серые, играющие искры и волны бурь, доносящие до меня молнии с берега. Недовольство плескалось, точно море, а светло-розовые губы поджаты в плотную линию. Точно обиделась на мой миг безумия, но больше всего зла из-за того, что я опоздала. Рядом с ней стояла моя сестра. Милли сегодня как никогда весела и улыбчива. Стоило мне только опустить взор с ее иссиня-черных кудряшек на свитер с изображением Виктора… Ясно, теперь он будет с ней абсолютно всегда. Наверное, моя любимая сестра с радостью будет засыпать и просыпаться в этом симпатичном топе светло-зеленого цвета. Малышка радостно помахала мне рукой, почти-что целуясь со стеклянной поверхностью, настолько она находилась близко к ней. Она зазывала меня внутрь, а я невольно залюбовалась этой картиной. Все же, они — люди, которые всегда будут рядом со мной, что бы не случилось. Мигом забежала внутрь кофейни. Меня встретили радушными объятиями. Запах только что испеченной, свежей выпечки и крепкого кофе обволакивал мое тело. А затем эти касания и вовсе ожили и меня прижала к себе Милли, а затем и Сандра, морща свой носик. Не нравится, что я только-только из-под дождя? — Привет! — радостно воскликнула сестренка, накидывая на мои плечи теплый плед, за что я ей безумно благодарна. Меня бережно усаживают на стул и в ту же секунду награждают чашкой горячего вишневого чая. Я лишь отпиваю немного напитка. Язык щиплет почти кипяченый дар, а я наслаждаюсь приятным послевкусием. Это заставляет меня забыть обо всех заботах сегодняшнего дня. А он был уж точно не из лучших. — Прекрасный выбор, — улыбаюсь Милли, глядя в ее светящиеся темные глаза. — Мы же много раз искали именно этот предмет гардероба в Лэствилле, но так и не нашли… — грустно напоминаю себе и смотрю на крохотные пузырики, поднимающиеся на поверхность чая. — Так откуда? — Так это все Кэти! — воодушевленно щебечет сестра, глядя мне в глаза, но чаще всего мне кажется, что она засматривается в мою душу, где сейчас ужасно пустынно. Девочка пыталась меня заразить своим счастьем, а я лишь улыбнулась, понимая, что пока мне не станет легче. — Она заказала в типографии индивидуальную печать для нас двоих и вот такой презент сегодня утром я получила от нее! Сейчас границы радости напрочь стерлись и девочка позволила себе расслабиться, сминая в пальцах свои смоляные кудряшки. Настолько умилительная картина, что мне захотелось обнять Милли… Что я и сделала. Спустя короткие секунды мы с ней сидели в обнимку. Она с радостью делились своим теплом со мной. Кажется, именно она — мой якорь, в самые темные дни, безнадежные, она приходит ко мне и силой заставляет делать то, что не хочется. А потом я вхожу во вкус и с радостью играю в «Рожденную Луной», как и продолжаю рисовать портрет Виктора для моей любимой сестры. Все же хотелось порадовать ее небольшим подарком, а поскольку художнику нужно чувствовать картину, в нашем случае портрет, то стоит узнать этого вампира получше. — Что ты скажешь в свое оправдание? Прозвучало обманчиво ласковое, даже немного слащавое от Сандры, пока я незаметно пыталась дотянуться к печенью с шоколадной крошкой. Уж слишком сильно оно манило меня своим видом. И только спустя некоторое время, грызя это самое печенье, я настороженно покосилась на подругу, стараясь своими карими глазами убедить ее не убивать меня на этом же месте, прямо перед сестрой. — А что мне остается вам сказать? — со вздохом молвила, обводя присутствующих за столом девушек. — Винсент задержал. — Так и знала! — Сандра всплеснула руками. Ее хлопок разразился по всему залу, да так, что незнакомцы начали оборачиваться на нашу скромную компанию, пытаясь найти источник перезвона. — Его уже давно стоило бы посылать куда подальше. Когда ты собираешься отдыхать? А личную жизнь устраивать? — подруга все же не ладила с моим боссом. Даже при встрече с ним на работе она шипела на него, не заботясь о том, что ее очень даже слышно в огромных акустических залах с куполовидными потолками. Абсолютно отважная, не боится никогда говорить правду глаза. Да она ничего не боится! Нынче ее весь участок уважает, хотя поначалу работы в полиции были готовы смешать с грязью. Она приезжала ко мне после очередных дежурств и молча начинала плакать, но я-то понимала, что ей тяжело даются слезы, как и работа. В такие дни она становилась моим центром и я все это время пыталась поддержать, накормить ее любимым шоколадным мороженым и отправить уверенную в себе Сандру на работу. — Он сейчас слишком взвинчен из-за открытия галереи. Винсент всяческими путями пытается договориться с владельцами картин, чтобы их доставили к нам хотя бы на неделю. Особенно тяжело проходят переговоры с Третьяковской галереей в Москве. Мы с ними понимаем, что это огромный риск и некоторые произведения искусства могут попросту не перенести перелет, поскольку для них не будет предоставлено нужных условий, — плед давно соскользнул с моих плеч и я вовсю начала рассказывать о работе. Клянусь, что подруга, что сестра готовы были повертеть указательным пальцем у виска. Такое воодушевление, словно крылья за спиной выросли. Я тонула в своей работе, словно утопленники. Картины были моими сиренами, которые из раза в раз призывали своего пирата, молили в песнях притронуться к ним. И я спешила в омут с головой, лишь бы прикоснуться к многовековым историям искусства. Только у меня был еще одна такая сирена. Ночная. А если быть точнее, то плод моего воображения, который из ночи в ночь рисовал во снах шикарного мужчину. Всегда облаченный в кремовый костюм, белую рубашку. У него еще и была привычка не застегивать несколько пуговиц сверху, открывая обзор на его смуглую кожу. А какая у него улыбка… Еще он до одури любил встряхивать своими золотистыми кудрями, при этом у него блестели два разных глаза. В нем, как и во всех нас, боролись противоположности. Сын темной Ночи и яркого Дня. Именно так мне и хотелось называть образ этого мужчины. Такое воодушевление, словно крылья за спиной выросли. Я тонула в своей работе, словно утопленники. Картины были моими сиренами, которые из раза в раз призывали своего пирата, молили в песнях притронуться к ним. И я спешила в омут с головой лишь бы прикоснуться к многовековым историям искусства. — Да-да, — скучающим тоном откликнулась Сандра, откидываясь на деревянную спинку стула. Она принялась нервно кромсать ножом свой нежный и воздушный десерт. Клубничные эклеры под шапочкой белоснежного безе, тихий его хруст заставил улыбнуться. — Мы поняли, что тебе работа по душе и ты не очень-то и спешила к нам. — Но это ведь неправда, я ждала встречи с вами целый день! — изумилась я и сложила руки на груди, скрещивая, отгораживаюсь от ее неуместной реплики подруги. Будто она не знает, с какой радостью я всегда бегу навстречу ей и своей сестре. — Лучше поведай нам, о великая Лайя Бернелл, сестра Милли и моя хорошая, близкая подруга, ты решила устроиться на работу пораньше к Рождеству? — странный вопрос поставил меня в тупик. Если сразу я смотрела эту девушку с любопытством и расслабленно, то сейчас меж моих бровей пролегла складка непонимания. Одна бровь изогнулась, почти что полукругом, взмывая на средину лба. Я призадумалась, изучая лицо Сандры, но только позже поняла, что она шутит. Эта девушка уж больно любила ставить меня в неудобную позицию, поскольку моя вторая сущность нравилась ей больше. Она всегда говорила: «Злая Лайя любит себя намного больше, нежели Добрая Лайя. Последняя постоянно, в ущерб себе, пытается помочь другим, думает о других и их чувствах слишком много, стараясь найти благоприятные условия для окружающих людей. Злая Лайя думает только о себе, своем внутреннем состоянии, комфорте. Пока не найдешь баланс между своими двумя половинами — ты не начнешь жить, а жизнь ускользает, поэтому поторопись. Не хочу, чтобы в преклонном возрасте ты жалела о чем-то». Возможно, она была права, но как же тяжело думать о себе тогда, когда нужна помощь своему близкому или ты боишься его обидеть. И если передо мной стоит выбор между собой и родным человеком, другом… я всегда выбираю второго. — Просто мне интересно, — продолжала Сандра, усаживаясь в более непринужденную позу. Большинство посетителей уже уходили. Да и время близилось к восьми вечера. Заведение должно закрываться совсем уж скоро. Нам стоит спешить, ведь бариста уже второй раз за вечер подходил к нам и сообщал о закрытии. — Ты в эльфы записалась, помощники Санты, может быть? Нет? — вот теперь и у меня появилось желание повертеть пальцем у виска, показывая все свое настроение в одном жесте. — Просто в твои мешки под глазами готовы грузить тонны подарков перед Рождеством. Подруга, когда ты нормально спала последний раз? Недовольно фыркнув, я допила свой чай и с характерным перезвоном поставила чашку на блюдце. — Я прекрасно сплю, — улыбнулась и закатила глаза от подобной заботы. — Мне снятся чудесные сны, что еще нужно для спокойного сна? Ни-че-го, — произнесла раздраженно по слогам и поднялась со стула, оплачивая счет. — Неужели тебе не перестал сниться тот молодой человек? — она знала, куда бить. Видела мое воодушевление изо дня в день именно по утрам, ведь тогда я просыпалась счастливой и видела дорогу. Я знала, куда идти, где моя сторона, каков мой путь, но уже ближе к вечеру все тропинки зарастали терниями, сквозь которые мне приходилось пробираться, царапая кожу до крови. С каждым последующим вечером мне становилось тяжело засыпать. Порой я могла просидеть до полуночи или же ворочаться из стороны в сторону, снимая простынь. Мне было жарко, отчего одеяло оказывалось на полу, но спустя несколько долгих минут я поднимала его, ведь мне становилось до безумия холодно. Мысли безудержно менялись, не останавливая поток. Чаще всего они просто хотели вразумить меня, но получалось плохо. — Почему ты его не нарисуешь? — спросила Милли, глядя на меня, а я лишь пожала плечами, зная, что такого никогда не произойдет. Я не буду рисовать мужчину из собственных снов. Это имеет свою цену и платой за подобное выражение эмоций станет вера и надежда. Они непременно стали бы поселяться в моей душе, как только я увижу его изображение на холсте. Моя рука никогда не коснется кисточкой холста, выводя изгибы его губ, искаженные в ухмылке. Краска не оставит изысканных капель золота в его карем глазе, а в изумрудном не будет блеска, жизненной искры, оставленной моей же рукой. Мне страшно, что я заперта в своем сладком, манящем сне. Я боюсь, что все приснившееся будет фантазией моего больного, искаженного сознания. Каждый день я засыпаю и просыпаюсь, рождаясь новой, но эти сны преследуют меня более года. Закрывая глаза, я вижу его, словно некоторые совместные моменты запечатлены у меня на сетчатке. Я помню как отвезла Милли домой, к маме, на такси, как попрощалась с ней и обняла крепко мать и сестру. Последняя хотела побыть со мной весь вечер, но я была не в том состоянии, чтобы разговаривать с кем-то. Апатия накатывала волнами, сменяясь внезапной тревогой. Как я дошла домой? — хороший вопрос. Больше всего мне хотелось укрыться в безмятежный сон прямо здесь и сейчас. Мне не хватало нежных объятий и длинных разговоров со своим ночным гостем. Возможно, я придумала его, но с ним комфортно. Правильно Александра говорила. что нужно налаживать личную жизнь, иначе я просто застряну в своей инсомнии.За полгода до событий в галерее
Ноэ
Чертовы праздники и Влад, восседающий в своем замке в каком-то жутком месте! Неужели нельзя просто-напросто поселиться в городе, а не рядом с Холодным лесом? Я, конечно, еще тот кадр, снег для меня небольшая проблема, а лишь приятный бонус. Проживая некоторое время у своего хорошего приятеля в Швеции, я научился уживаться с безумным холодом. Не понимаю, как им удается заниматься яхтами круглый год, да еще и уходить в прибыль! Хотя, зная Нильсена — он сможет все. Этот парень убеждает в этом с первой же секунды переговоров. Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы понять — именно с ним мы сможем нормально работать, как и с его женой. Кажется, Агата готова была съесть меня просто за то, что я напоминал ему о работе. Что ж… и ее понять можно. После долгих скитаний по заснеженным тропам Холодного леса, я все же попал в нужный дом. Какая ирония, словно я мог не найти этот огромный каменный замок времен прошлых столетий! Мне не впервые находиться у Влада в гостях, но каждый раз я удивлялся все больше тому, насколько его семейная реликвия древняя. Временами меня настигал вопрос о том, когда же это здание повалится наземь и никогда больше не поднимется. Только бы не было жертв. Три коротких стука окоченевшими руками о деревянную поверхность. Кажется, идея так-себе появиться в такой холод в классике: пальто, костюм. Спасибо моему разуму, который радостно подстаказам мне взять обувь потеплее. Хоть за что-то могу его благодарить. — Ноэ?! — удивленно спрашивает Влад, глядя на меня, словно на восьмое чудо света. О нет, мой дорогой друг, я в него еще не превратился, пока что. Если я еще несколько минут, нет, секунд, буду стоять здесь, то превращусь в самую настоящую и прекрасную ледяную статую. — Нет, лесной зверь, принесший подарок тебе на Рождество, — недовольно бубнил себе под нос, наступая на приятеля. Он послушно отступил, пропуская меня внутрь теплой обитель. — Прости, я несколько раз замерзал по дороге, а огромные сани застревали в снегу. Нам приходилось с нашими верными помощниками — оленями, откапывать их, поэтому подарок от Санты и Моша Крэчуна тебе пришел позже, — я разматывал шарф, в который успел укутаться и ни разу не пожалел об этом решении. Несколько раз даже подпрыгнул и съежился, пытаясь согреться. — Но ты не плачь, все уцелело, — ухмыльнулся, протягивая ладонь брюнету, слегка согрев ее, разминая ранее другой ладонью. Влад быстро подозвал Валентина, махнув ладонью. Смуглый юноша внимательно слушал все то, что ему нашептывал господин и покорно кивал. Они явно не готовы к поздним визитам гостей. А разве я гость? Я — друг. Мне не нужно видеть яркую упаковочную бумагу, чтобы принять человека и его дом, важен комфорт и уют. Осознание приходит с годами, как же люди правы. — Не ожидал видеть тебя в наших краях, — с радостной улыбкой сообщил Влад, поправляя ворот черной водолазки. — Я думал, что ты в Швеции до конца весны, а то и лета, — на мое плечо легла его ладонь, сжимая в знак поддержки. — Знаешь ли, все-таки забывать своих друзей не стоит. К тому же, у меня появились некоторые дела с фондом и я хотел бы поговорить с тобой по этому поводу, поскольку ты соруководитель «Ковчега», — мы поднимались по каменной лестнице. Давно меня не было здесь. Некоторые картины сняли со стен, а скульптуры спрятали под тканью. Зачем прятать красоту и пластичные изгибы тел? Зачем укрывать от собственных глаз то, к чему хотели бы коснуться многие, но у них нет этой возможности? Они тянутся к искусству. Они видят его каждый день. Они мучительно горят на солнце, осуждают тебя, Влад, не так ли? Они обижены, что ты не смотришь на композиции, на россыпь волос и раскосые глаза красавиц или смелых юнцов со страданием на лицах. Они переживают свой последний миг, именно его успел запечатлеть автор, а ты прячешь их, стараясь уйти от созерцания искусства. Что же ты делаешь, мой друг, неужели тебе тяжело смотреть в глаза смерти? Возможно. Все бояться чего-то, у всех есть страхи. И у меня он есть, хотя я скрываю его ото всех в глубине души. Я боюсь жить в реальном мире без нее, ее смеха, ее улыбок и объятий. Как только я вспомнил о ней стало худо, будто ударили под дых, выбивая остатки воздуха из легких. Больно принимать свое же воображение за чистую монету. Я верю и надеюсь увидеть ее, но сколько лет или десятилетий должно пройти, чтобы пересечься с ней? Жизнь жестока. Она всегда на просьбы отвечает своей ценой и если плата не в ее вкусе, она и благосклонность обходит стороной тебя, оставляя собираться по частям вновь. Именно таким я просыпался по утрам: измученным, холодным, отдаленным от реальной жизни, но счастливым. Такие изменения замечали все вокруг, даже Агата и Алекс, с которыми мы были знакомы всего да ничего. Они уловили мои перепады настроения. «Ты угрюмый, Ноэ. Все хорошо?» — спрашивала Агата елейным голоском, стараясь сдерживать взгляд полный жалости. Еще этого мне не хватало, чтобы женщина меня жалела. Неужели, я настолько разбит, что все хотят успокоить меня пустыми словами. Здесь слова не помогут. Я всегда знал это. Мы оказались в большом зале. Моя любимая обстановка: мрачная, но при этом вычурная в меру, которая лишь интригует. Пламя в камине разгоралось дикими языками, танцуя свой ритм под собственную мелодию. Но там я видел ее глаза: всполохи крепкого темно-янтарного коньяка и плавленого шоколада. Плюхнувшись в мягкое кресло, ближайшее к спасительному огню, я тянусь во внутренний карман пиджака. Место, где я ношу ее портрет, нарисованный собственноручно! Так это вообще из ряда вон выходящего. Я не брал карандаш и кисти давно, но здесь… Мне хотелось смотреть на ее улыбку немного чаще, хотя и являюсь заложником собственных иллюзий. Они окружили меня ночью, пускай и окажутся рядом днем. Радостно, почувствовав своими пальцами другую структуру, переходя на шершавый кусочек бумаги, временами исполосованный и окрашенный в нужные цвета. День ото дня набросок приобретал новые оттенки. Около часа мы разговаривали ни о чем. Влад интересовался моими проектами и делами в Швеции, но позже мы перешли к кульминации нашего разговора. Собственно то, для чего я сюда приехал. — Хочу помочь какой-то галерее. Просто так, чистая благотворительность, не важно где, — молвил, обжигая язык элитным напитком. Даже не удосужился спросить у Басараба, что за согревающее пойло он мне предложил. Приятный жар проносится по горлу, но оставляет приятное послевкусие шоколада. — Почему ты меня информируешь? — недоуменно вопросил брюнет, косясь на своего друга с улыбкой. — Ты уже взрослый мальчик, можешь сам решать такие вопросы. — Дело не в этом, — я отрицательно замотал головой, проворачивая граненый стакан в ладонях. — Если благотворительность, то обязательно через фонд и твоя подпись нужна. Можешь не беспокоиться, средства у меня есть из общей казны не потяну, — хмыкнул, пряча улыбку за дном стакана, опрокидывая все его содержимое себе на язык. Влад хмурится. Знаю, что он согласится, но уж больно друг не любит принимать участие там, где ошивается много людей. В нише искусства именно так. Здесь топчется каждый: кто-то ищет выгоду, кто-то наслаждается своими деяниями, а кто-то лишь позволяет себе в такой способ окунуться в пучину приятных воспоминаний. Мы пожали руки в знак удачной сделки. — Но Локид, — Влад резко повернулся ко мне лицом, поглаживая подбородок, — я не собираюсь участвовать в речах и представлениях перед людьми. Я готов ездить, любоваться, даже картины и скульптуры дарить, но не смей оставлять меня один на один с публикой — я этого не люблю, — я лишь примирительно поднял руки, словно показывая, что все так и будет. Прикрыл глаза и позволил забыться в воспоминаниях. Она ведет меня сквозь длинные путанные коридоры, заставляя почти что бежать. Я не испытываю из-за этого дискомфорта. Мне хорошо. Мы отдыхаем душами, радостно ища поддержку друг в друге. Темные коридоры не несли угрозы. Они лишь хранили наши тайны, поцелуи, свидания, если так угодно говорить нынче. Она держала меня за руку и что-то говорила, свободной рукой, заполняя пространство. Девушка довольно часто подкрепляла свою речь незначительными или обширными махами рук, ладоней. — Куда мы идем? — спросил, не желая прятать улыбку от нее. Она мой свет. Мое солнце ночи. Моя луна под покровом света звезд. Тонкий стан, волосы по лопатки и яркие янтарно-карие глаза. Они видят все в темноте и ведут меня этаж за этажом, все выше и выше. Я беру ее за руку. Тонкие длинные пальцы переплетаются с моими. Чувствую как она спешит, чтобы успеть мне показать что-то очень важное. — Тебе всегда нужно знать что и когда происходит? Тебе нужно глубоко вдохнуть и выдохнуть, — каштановые кудри смешно растрепались, пока она демонстрировала, насколько глубокими должны быть запасы воздуха. Я не удержался и мой смех отразился от стен и высоких потолков. — Что не так? Разве я что-то не так делаю? — последовал встревоженный ответ. Еще один пролет перед нами и я подхватываю ее на руки, стремительно поднимаясь вверх, чтобы увидеть ночную красоту. Дева, окутанная моими объятиями и светом луны. Кажется, она была рождена, чтобы стоять здесь и казаться хрупкой, но в то же время и невероятно сильной девушкой. В ней есть все, чтобы очаровать, приворожить и она это делает. Каждое ее движение и прикосновение ко мне лучше любого магнита. Мы в нужное время, в нужном месте. Панорамные окна повсюду: вместо стен, потолка. Она восторженно рассказывает о своих любимых картинах и мы сходимся во мнениях, что «Поцелуй» Густава Климта непременно должен быть в моем кабинете. Как символично закрепить согласие поцелуем именно у этой картины. Меня бесцеремонно вырывают из потока иллюзии, сотворенной мною же. Влад смотрит за мою спину, будто пытается разглядеть на полках что-то совсем крошечное и спрашивает тихим, проницательным голосом: — Она все еще тебе снится? — вопрос выбивает из колеи, заставляет мысленно упасть на колени и закрыть уши, чтобы не слышать, что встречи происходят лишь по ночам. — Да, — мой хриплый ответ. Скоро я сойду с ума и буду казаться всем сумасшедшим. Сложно ужиться с мыслью, что все это плод моего воображения. Вот только настолько изощренных сценариев я еще не придумывал. Я взял ради нее в руки кисть и нарисовал… Может, не огромный шаг, но сколько усилий мне пришлось приложить, дабы проделать такую простую для художника работу. Жаль, она не знает, на какие жертвы я пошел, что забыл, чтобы она была рядом со мной на портрете всегда.