Страшно-жаркий октябрь

Худенький рыжий парнишка весь дрожит, клацает зубами то ли от холода, то ли от страха. Игорь трёт его плечи под тёплым пледом, который принёс ему Дубин, и прижимает к своей груди. Вокруг носятся криминалисты, собирая пробы на пепелище от костра, с которого Гром сорвал бедного парня, пытаясь понять, какой именно обряд тут пытались провести. На том из одежды только этот злосчастный плед, а вокруг дубак конца октября. Полуразрушенные стены старого завода совершенно не способны задержать хоть чуточку тепла. Рыжик утыкается макушкой Игорю в подбородок, а у того сердце щемит от жалости и какой-то странной тоскливой нежности. — Эко тебя угораздило. Ты как к ним попал-то? — Сокрушается Игорь и гладит мягкий шёлк рыжих волос. Парня встряхивает, будто от воспоминания, он поднимает на Грома огромные синие глаза и шепчет: — Я ведь сидел дома, никого не трогал. А тут они... Я не знаю, почему я, я же... — он запинается и всхлипывает. Игорь обнимает его крепче и начинает нашёптывать: — Всё хорошо будет, мы сейчас тебя домой отвезём, ты согреешься, успокоишься и расскажешь мне всё по порядку. Тебя хоть как зовут-то? — Серёжа, — мямлит тот. — Тебя родители наверное обыскались, ребёнок, — заботливо говорит Гром. — Я не ребёнок, мне двадцать тыс... — Он запинается, проглатывая последнее слово, и тут же выпаливает, — Нет у меня никого, — выворачивается из его объятий Серёжа. — Только друг был и тот там остался. — Там? — хмурится Игорь. Серёжа переводит на него настороженный взгляд. Кончики губ его приподнимаются немного хитро и маняще, он открывает рот, чтобы что-то сказать, но его перебивает подошедший Дубин. — Игорь, тут столько артефактов нашли, будто они не жертву приносили, а... — он мнётся и чешет затылок. — Есть у меня одна мысль, надо проверить. Поехали быстрее, пусть парня Юлька домой отвезёт и опросит, тут работы на всю ночь. — Я не. Поеду. С Юлькой. — цедит сквозь зубы Серёжа, ещё сильнее кутается в плед, пряча под ним голые белые ступни. Игорь цепляется взглядом за тонкие щиколотки и изящные пальчики, гулко сглатывает и, смутившись, поднимает глаза выше, натыкается на жалобный взгляд синих глаз. — Игорь, давайте вы меня отвезёте, — просительно выдыхает одними губами Серёжа. И Игорь, как болванчик, согласно кивает. Он не находит сил, чтобы оторваться от прекрасных глаз, увенчанных длинными стрелками ресниц, и бубнит Дубину: — Да езжайте уже, сам допрошу. Дима ворчит обиженно: — Как хочешь. Ты только сразу потом подъезжай. Игорь бездумно кивает. Он сидит на бетонной плите, служащей опорой для места обряда, и, как завороженный, любуется хрупким красивым парнем рядом. Тот уже стянул с плеч плед и глядит в ответ. Взгляд у него вызывающий, завораживающий, какой-то шальной и глубокий. Кожа плеч сияет белизной, а сам он уже совершенно не трясётся. Когда все машины особого отдела полиции Санкт-Петербурга по охоте за иными разъезжаются, Серёжа распрямляет ссутуленную спину, картинно сбрасывает с себя плед и расставляет стройные ноги. Игорь прилипает взглядом к острым белым коленкам, плоскому животу с круглым аккуратным пупком и трогательно торчащим тазовым косточкам. — Игорь, — зовёт он. И разводит ноги ещё шире, демонстрируя себя. Пахнет от него чем-то неуловимо одуряющим, отчего перед глазами весь мир плывёт, оставляя только образ красивого рыжего голого парня, полулежащего на красном мягком полотне пледа. Гром концентрируется только на Серёже, больше не сдерживает себя и опускает взгляд ниже его пупка. И больше не может оторвать взгляд от того, что видит у него между ног. Красивый эрегированный длинный член, увенчанный розовой влажной головкой, сам по себе выглядит маняще. У Игоря даже слюна во рту накапливается, так хочется его попробовать. Но главное, там, где должна быть мошонка, блестит возбуждённой влагой раскрытая вульва. Гром протяжно стонет, надавливает ребром ладони на свой стоящий колом член, пытаясь избавиться от наваждения, мотает головой, но ничего кроме острого и всё сметающего на своём пути желания уже не остаётся. — Иди сюда, Игорь, — говорит Серёжа. Или как его зовут на самом деле? Грому уже всё равно. Он падает на колени и подползает к нему, восхищённо любуясь. — Давай, — приказывает Серёжа, и Игорю даже не надо объяснять, чего именно тот требует. Игорь подхватывает под коленями стройные бёдра и впивается губами в нежную, влажную, чуть солёную плоть. Серёжа над ним стонет и выгибается дугой, опрокидываясь спиной на своеобразный алтарь, на котором его пытались сжечь. И сжечь ли? В воздух взмывают облачка пепла и не до конца истлевшие искорки от костерища. Атмосфера вокруг становится осязаемо магической, Игорь чувствует это почти каждой клеткой своего существа. Они будто проводят свой, совершенно другого толка обряд. И Игорь лишь один из артефактов. Промелькнувшие было мысли быстро прогоняются мягкими прикосновениями к затылку, и Игорь начинает лизать настойчиво и страстно, упиваясь вкусом и жаром. Он высовывает язык, проталкивая его внутрь, пытаясь заполнить как можно больше жаркое нутро, толкается, вылизывая гладкие стенки, сам сходя с ума от всепоглощающего желания. Но Серёжа стонет отчаянно и всхлипывает: — Нет-нет, больше, мне нужно больше. Игорь поднимает на него шальной взгляд, глядит на приоткрытые красные искусанные губы и молящие о большем глаза, вытирает мокрый от слюны и влагалищной смазки подбородок, и всё-таки берёт в рот влажную пряную от выделевшегося предэякулята головку. Вкус совсем другой. Как будто в Серёже помещается два совершенно разных существа. Наверное, так оно и есть. Игорь надевается на член, втягивает щеки, сглатывает, слышит отчаянный вой сверху и с пошлым шлепком выпускает член изо рта. Игорь больше не медлит. Спускает джинсы, стягивает майку и, проскользнув вперёд, входит одним длинным и слитным движением в жаркое, узкое и влажное нутро. Серёжа впивается в его плечи неожиданно острыми когтями на руках, гортанно стонет, обвивает его талию ногами и подаётся навстречу. На контрасте боли и удовольствия, Гром забывает весь мир вокруг и начинает часто и размеренно двигать бёдрами. Он теряет ощущение времени и пространства. Есть только нескончаемая эйфория и мягкий и податливый Серёжа, смотрящий так пронзительно и зовуще, что того и гляди, вынет этим взглядом душу. Он подаётся вперёд и болезненно кусает Грома за шею. Игорь вскрикивает, делая последнюю фрикцию, и начинает бурно кончать. На пике оргазма удовольствие разливается мучительно-прекрасным огнём, выжигая внутренности, опуская Грома в самую бездну наслаждения. Излившись внутрь Серёжи, Гром наконец ощущает, что в его жизни произошло что-то очень значимое. Что-то настолько важное и судьбоносное, что ощущение причастности делает его по-настоящему счастливым. Он лежит на груди у воркующего (Серёжа что, как голубь?) существа и ощущает, как под щекой тёплая гладкая кожа начинает шуршать и шевелиться. Гром испуганно приподнимается на локтях, наблюдая, как Серёжа покрывается чёрными, как воронье крыло, перьями. Глаза его из синих становятся жёлтыми, а черты лица более хищными и острыми. Тот кладёт свою когтистую руку Игорю на плечо и шепчет в губы. — А вот и жертва принесена. — Что? — выдыхает Гром. Ему бы вскочить, добраться до своей сумки с зельями, разными припасами и амулетами, заряженными против нечисти, но он только смотрит, широко раскрыв глаза, как иной улыбается острой клыкастой улыбкой. — Не бойся, глупый, ты будешь теперь жить вечно. Без. Души. Он выдыхает это в рот Грому и целует. Впервые за всё это время. Игорь стонет в поцелуй, чувствуя вкус собственной крови, и дуреет от вновь вспыхнувшего желания. Но Птица — это имя возникает в уме само собой — резко отстраняется, отталкивает его от себя, вскакивает на ноги и расправляет широкие чёрные крылья. Игорь восхищённо любуется их широким размахом и блестящими, подрагивающими на ветру, перьями. Птица резко выдыхает, складывает крылья, раздражённо и требовательно произносит: — Вставай, Гром. Быстро. — Игорь немедленно повинуется, поднимается и быстро натягивает одежду. Птица шипит от боли и снова дрожит, втягивая перья и крылья в кожу. И когда на белой спине не остаётся и следа перьев, зло произносит: — Эти идиоты, «Секта Чёрной Птицы», мало того, что вызвали меня на сто лет раньше, так ещё и оставили там Олега. Игорь оглядывается по сторонам, и в голове всплывает осознание — он теперь будет всегда рядом с Серёжей. Это мысль такая ясная и неопровержимая, такая правильная, что возникшая вдруг паника от понимания произошедшего отступает. Оставляя внутри лишь блаженную привязанность и полное ощущение всесилия. Он подходит к парню сзади, накидывает плед на худые белые и уже абсолютно человеческие плечи и вновь прижимает к себе. Серёжа, а это снова он, Игорь убедился в этом заглянув ему в глаза, разворачивается в его объятиях и мягко произносит: — Мы вернём мне моего волка. Пёс у меня уже есть. Игорь согласно кивает и целует мягкий и податливый рот. Совершенно другой по вкусу, чем у Птицы, но не менее притягательный.