"Что ищешь ты, ветер, в просторах небесных ..."

      Конечно, Ричард понимал. Ясно и твёрдо, прямо незыблемо понимал, что умирать ему нельзя, посему и не предпринимал никаких попыток завершить свой недолгий земной путь. Но и беречь себя перестал, раз за разом дерзко испытывая судьбу.       Он, не глядя, ступал по краям горных троп, зная, что камни не дадут ему упасть, оставался спать на открытом воздухе, не боясь простудиться, мылся в горных ледяных реках. Дарамское поле стало очередной полосой испытания для юного Повелителя Скал. В стремительной атаке кавалерии под руководством Эмиля Савиньяка Дик не щадил себя, больше даже переживая за Сону. Но она показала себя достойной своего брата: крепкие копыта и зубы лошади стали ещё одним оружием герцога. Оказавшись окружённым со всех сторон разъярёнными адуанским цирком противниками, Ричард крутился волчком, отбиваясь от атак бириссцев, явно решивших прихватить по пути в Закат как можно больше врагов. Прорубив и «прокусав» себе выход, после условного сигнала генерала Савиньяка Дик рванул что есть духу к обозу. И вовремя: падкие на лёгкую на вид добычу седуны уже показались за пролеском.       Убедившись, что Бонифаций и его люди готовы, Ричард всё ж не удержался от того, чтобы не наподдать от души нескольким атакующим. Он промчался вихрем сквозь толпу обескураженных столь безумной выходкой бириссцев и ветром полетел к расположению основных частей. — Он изменился, — констатировал Вейзель, наблюдая в подзорную трубу этот стремительный полёт, — чем ты его опоил? Это совсем не тот Окделл, которого я помню. — Ядом, конечно. Что ж ещё мог сделать мерзавец вроде меня, — криво усмехнулся Алва, также провожая глазами всадника, — бросьте, Курт. Война из кого угодно сделает или покойника, или воина. Мальчишка взрослеет, как ему и положено. Не меняется лишь дерьмо, но оно и видно сразу. — Я не об этом, Рокэ, — генерал убрал трубу и взглянул в упор на Алву, — мальчик играет со смертью. И это не попытка просто быть похожим на вас. — Правда? Вы драматизируете, генерал, — равнодушно протянул Ворон, поддевая дёрн носком сапога, — это обычное опьянение от настоящего сражения. Вспомните себя.       Курт вздохнул, он слишком хорошо знал маршала: за напускным спокойствием наверняка спрятаны натянутые донельзя нервы. Заденешь неосторожно — лопнут, хлёстко отскакивая по коже. Ворон злился, но ничего не мог поделать с Окделлом. Горы что-то сделали с юнцом, будто по песчинке перебрали-пересыпали снизу доверху. От внимания главы дома Ветра не ускользало ничего. Как то — проваливающийся в пустоту взгляд серых, некогда лучистых, глаз. Здесь, в Сагранне, они приобрели холодный стальной оттенок, глядели внимательно, недоверчиво и уверенно. Ричард стал молчаливее, реже спорил, на замечания и колкости всегда следовало неизменно вежливое «да, монсеньор». Он чётко и быстро выполнял поручения, не лез на рожон. Идеальный оруженосец.       И это настораживало. Зная Окделла, герцог Алва был готов ставить собственную шпагу — мальчишка что-то задумал. Но кампания стремительно набирала обороты, дни были расписаны по минутам. И именно теперь этот надорский волкодав сорвался с цепи и нехорошо скалил клыки. Спасибо Леворукому, что не на него. «Неужели я смог-таки вырастить себе достойного врага?» — самодовольно ухмыльнулся Ворон про себя. Нет, ерунда. Этот щенок-переросток не заматерел настолько, чтобы перекусить хребет такому, как Первый маршал.       И всё же слова старого вояки насторожили его. Мальчишка балансировал на грани, и это нервировало. Хотя он не мог не отметить: безумства юного Окделла расположили к нему местных солдат. Война, стерев наконец затхлую плесень родового снобизма, явила всем другую сторону Надорского герцога: яркую и сверкающую. Изнутри, из-за гербовой показной гордости и упрямства, показались, робко озираясь, рассудительность, доброта, желание докопаться до истины. Такой Дик и радовал, и пугал.       Ворон краем глаза наблюдал, как взлетевший на холм Ричард оказался в кольце солдат, громкими возгласами приветствовавших его. Вот он легко спрыгивает с Соны, и куда только подевалась его извечная угловатость и неуклюжесть, гладит её ласково по вспотевшей шее и передаёт кому-то поводья. Растрёпанный, тоже взмокший, с пылающими после схватки и скачки щеками, в немного порванной одежде и с нахально-обаятельной улыбкой. Хорош, наглец! Когда успел научиться и у кого? Жилю Понси можно посочувствовать, ясно к кому будет приковано всё внимание юных дочек и воспитанниц на первом же балу по поводу их возвращения. Интересно, а был ли Эгмонт в его возрасте таким же?       Удивившись собственным мыслям, Алва ни единым жестом или взглядом не выдал своих не ко времени и месту размышлений. Он выслушал бодрый рапорт Ричарда и коротко кивнул: — Переведите дух, юноша. Всё веселье ещё впереди. — Дик как всегда почтительно ответил: — Да, монсеньор. — Не уходите далеко, вы можете мне понадобиться. И ещё. Ричард! Не рискуйте напрасно. Кампания не оканчивается этим днём. — Так точно, господин маршал.       Алва поморщился. Окделл закрылся, хлопнув перед носом дверью. Рокэ уже с ностальгией вспоминал те времена, когда порывистый и горячий герцог возмущённо вспыхивал на любое замечание. По крайней мере, в то время на его недовольном лице можно было читать, как в открытой книге. Теперь же Дик напоминал ему шкатулку кардинала — не зная секрета, лучше не лезть, если не хочешь до срока оказаться в Рассветных садах.

*******

      Выходка с лёгкой артиллерией прошла на ура. Неповоротливые пушки Агдемара не успевали за проворными талигскими передвижными установками. Роем рассерженных диких шершней они налетели на огромного кагетского зверя, который, злобно ревя, неуклюже махал лапами. Вместе с Ричардом маршал успевал везде и всюду. Первый направленный эром выстрел воодушевил юношу, и он с азартом на ходу осваивал новое умение. Разнеся укрепления врага до состояния тонущей каравеллы, маршал скомандовал отступление. Чутьё подсказало ему, что сейчас отчаявшиеся защитники ринутся в безумную истеричную атаку. Едва маршал и его оруженосец перемахнули последний ров, а за их спинами сомкнулись ряды пехотинцев, позади раздался пронзительный клич, и земля загудела под копытами вражеской конницы.       Талигский строй ощетинился клыками пик и рогатин, и первая волна нападавших разбилась о него, как приливная волна о прибрежный волнорез. Но все понимали — это лишь начало финального безумия. Обречённые, увидевшие своё поражение, не надеющиеся ни на что, кроме как умереть достойно, забрав с собой десяток-другой врагов, кагеты дрались ожесточённо и отчаянно. Вскоре и Ричард, и Алва оказались в самой гуще сумасшедшей мясорубки. Не задумываясь, не анализируя свои действия, Дикон яростно наносил удары, пьянея от дурманящего, радостного чувства дикой первобытной ярости, охотничьего азарта волка, загнавшего свою добычу, но оттягивающего момент, когда острые зубы вцепятся в беззащитное горло жертвы. Проткнуть, вернуть назад оружие, ударить гардой, рубануть с оттягом, глядя, как повисает на лоскуте кожи кисть. Он явно недооценивал ранее преимущества сабель перед шпагами. Убить, пока не убили тебя — вот и вся премудрость. Он не щадил себя, но и лёгкой добычей становиться в его планы не входило.       Холодное противное чувство тревоги окатило внезапно, спустилось волной онемения от затылка и вдоль позвоночника. Ричард закрутил головой, ловя краем глаза спину маршала. Тело решило само, будто знало и чувствовало — откуда придёт опасность. Проложить себе путь к Рокэ оказалось нетрудно, Сона была отменной боевой лошадью. Мощные копыта сломали не одну конечность, а сильные челюсти заставляли вражеских коней в испуге шарахаться в стороны. Будто глядя на всё происходящее со стороны, Ричард поднял её на дыбы, так что ей пришлось толкнуть Моро. Маршал зло рявкнул что-то на предмет сродства с гербовым животным, но острая боль под левой лопаткой заставила оруженосца пропустить реплики Алвы мимо ушей. Пуля видимо застряла под костью, доставляя немалый дискомфорт, а одежда моментально стала влажной и липкой от горячей крови. Выстрела среди лязга сабель и криков людей не слышал никто, но Дик не сомневался: стрелявший сейчас сменит позицию, и что тогда? Сможет ли он защитить монсеньора? Почувствует ли, как сейчас, откуда ждать нападения? Успеет ли? Без Алвы их война окончится сразу же. Он это понимал, как понимал и скрывавшийся в толпе убийца. Страх не успеть, не увидеть, опоздать оказался сильнее прочих чувств. Дик вдруг отчаянно попросил все силы, что есть в Кэртиане, дать ему власть защитить его маршала, его монсеньора, отца Габри.       Голос камней, раздавшийся в голове, ответил ему в тот же миг. Странно, но шумы битвы разом отступили и звучали откуда-то издалека, а пространство раздвинулось, отстраняя всех и вся на несколько бье в стороны. Окделл обнаружил себя стоящим посреди Надора, скалы обступили своего Поведителя со всех сторон, как свита своего короля. Рокот и гул постепенно сложился в певучий хор голосов: «Напоившему камень повинуемся. Напои скалу, и свершится воля Повелителя. Eternus, litos abveniam servus! Eternus, litos abveniam servus!» Амулет жёг немилосердно раскалённым железом, а левая рука пропиталась кровью. Хватило одного резкого движения — алые капли окропили сухую траву и острые куски базальта. Ровный шум, нарастающий, неумолимый и зловещий, звучал песней в голове Надорского герцога: «Приказывай, напоивший камень! Вели — и будет исполнено! Eternus, litos abveniam servus!»        Сражающиеся с обеих сторон замерли, почувствовав, как задвигалась под ногами земля. Даже Рокэ, только что отсёкший очередную неудачливую голову, отступил, чтобы осмотреться. Земля ходила ходуном, а посреди поля древним кошмаром Гальтары возвышался всадник на чёрной лошади, и глаза его полыхали серым ледяным огнём. Вкруг него заворачивался вихрь, крутивший песок, листья и пожухлую от солнца траву. Дрожь земли нарастала, и первые её дети, вырвавшиеся из недр своей матери, устремились на застывших в священном ужасе кагетов, словно выпущенные из камнемётов снаряды. Воздух, пронизанный древней силой, сотрясался от священных слов, заполнивших поле: «Eternus, litos abveniam servus! Eternus, litos abveniam servus! Eternus, litos abveniam servus!»       Алва опомнился первым, едва воины вражеской армии, подгоняемые свистящими на ветру посланниками Лита, с воплями бросились прочь. Ворон прорвался сквозь защитный вихревой барьер, послушно расступившийся перед Моро, и схватил юношу за плечо: — Довольно! Герцог Окделл! Ричард! Они бегут! Прекратите, квальдэто цера! Да опомнитесь уже!       Всё разом стихло, Ричард дёрнулся, как человек, которого резко разбудили, и непонимающе уставился на эра. Камни перестали преследовать врага, успокоенно упав на землю. Жуткий холодный блеск глаз Повелителя погас, русые волосы не развевались страшным ореолом над головой. Он вновь был прежним Ричардом Окделлом, оруженосцем первого маршала Талига. Дик по-детски улыбнулся и спросил: — Мы победили, монсеньор? — Да, Рич… — договорить Рокэ не успел, пришлось ловить как-то резко осевшего и завалившегося вбок оруженосца. Только сейчас Ворон заметил пропитанный насквозь кровью левый рукав и бурые пятна на траве вокруг. Каррьяра, сколько ж этот идиот потерял крови! На помощь подоспел Шеманталь со своими людьми, Эмиль прискакал следом, всё ещё обескураженный после увиденного. Адуаны наскоро соорудили носилки и бережно положили на них бессознательного герцога Надора. — Я ж сразу почуял, жабу их соловей, как увидел, что он лошадку свою на дыбы поднял, — всё бубнил Шеманталь, суетясь вокруг раненого. Алва молча стоял рядом, вполуха слушая его речь, — успел же вас закрыть. Так бы аккурат в спину эта тварь бы вам всадила.       Рокэ вздрогнул и перевёл почерневший взгляд на бывшего таможенника. — Закрыл? — Так точно. Он как вскинулся-то, потом так резко дёрнулся, и лицо прям вот перекосило. Тогда ещё подумал, что, видать, зацепило мальчонку вашего. И точно. Ишь вот отчаянный. Прям пёс цепной, даром что ходил всё за вами. А вот оно как оказалось. Охранял вашу милость, господин Прымпирадор. Эх, кровищи-то, кровищи. Прям как с кабана. Повезло, что тряхнуло землю, а то так и истёк бы, глядишь.       Алва мрачно усмехнулся, насколько угадал адуан со сравнением. А ещё соберано, кажется, лишь один видел истинное обличье Повелителя Скал, тогда как прочие узрели только результат его силы. Ричард! Пылкий идиот! С таким закатным рвением ни один амулет не справится.       Как Ворон ни пытался, глаза раз за разом возвращались к посеревшему лицу Ричарда. Черты заострились, а под глазами залегли тёмные синие круги. Подъехавший Эмиль не скрывал тревоги, переводя взгляд с лежащего на носилках Окделла на постаревшего на несколько лет Маршала: — Как это произошло? — Решил повторить подвиг моего брата, — холодно сообщил Ворон. — Проклятье, — выругался Эмиль, — он… он же не… — Он жив. Но видимо в ближайшие дни мне придётся обходиться без оруженосца. — Рокэ! — Савиньяк от потрясения осадил коня. Животное резко остановилось, удивлённо заржав, — Ты! Тебя это заботит? — Меня заботит то, что нужно оказать помощь всем раненым, что нужно похоронить мёртвых, нужно собрать генералов на военный совет, нужно в конце концов выиграть эту проклятую войну, Миль! — голос отдавал холодной сталью, но на дне синих глаз полыхали костры, на которых можно было сжечь всю Кагету и тех, кто развязал эту безумную войну. — Это ещё не конец. Мы вынудим старого лиса приползти к нам на брюхе, — он тяжело посмотрел в сторону, куда в панике бежали враги. Генерал южной армии почувствовал укол совести. Алва — Проэмперадор и Первый маршал, обязанный в первую очередь думать об интересах кампании. Конечно, он не мог позволить себе слабость поставить личные переживания за заслонившего его собой мальчишку на первое место. Но Эмиль готов был поклясться, будь воля Рокэ — он бы сам нёс сделанные на скорую руку носилки, с которых безвольно свешивалась тёмная от побуревшей крови кисть Ричарда. А Ворон лишь мрачно взирал на взрытое копытами и камнями поле. — Что ты задумал? — осторожно спросил генерал. — Злодейство, — шёпотом ответил маршал, поднося ладони к глазам, — Миль, чудовищное злодейство.