"Что ищешь ты, ветер, в просторах небесных ..."

— Нет, Ваше высокопреосвященство, о шадди и не мечтайте, — врач покачал головой, — вам это противопоказано. А я головой потом отвечать перед соберано буду.       Кардинал вздохнул, при всём хорошем, что происходило сейчас в его жизни, столь бдительный контроль за его лечением вызывал внутренний протест. Здесь, в графстве Алуэтто, в доме капитана де Ла Гарды, он не был хозяином.       На просторной вилле места хватило всем: и ему, и дочери Ворона, и графине Савиньяк, которая прибыла вскоре следом за ними. Валентин Придд, предупреждённый герцогом Окделлом, едва не силой отправил Арлетту подальше от опасной столицы. Вторая Алва ехать отказалась наотрез, передав лишь письмо. Дорак вздохнул, глядя на виноградные лозы, оплетающие ставни: старшая дочь вся пошла в отца, а в последнее время проявляла ещё необычайную «незыблемость», под стать будущему супругу. И скажи ему кто несколько месяцев назад, что он всерьёз будет рассматривать кандидатуру надорского герцога на роль мужа для старшей дочери Ворона. Да и то не самое удивительное, сейчас от этого подросшего кабанчика зависела едва ли не судьба всего Талига. Что-что, а чувство юмора у Создателя отменное. Из размышлений его выдернул голос врача, недовольно ворчавшего о предписаниях: — Травяные настои, вино не более двух бокалов в день. Причем «Слёз», от «Крови» густеет кровь, простите за каламбур, вам это не желательно. Про питание я уже все сказал доре Алуэтте, она проследит.        О да! Вот тут мэтр мог быть спокоен, госпожа де Ла Гарда учтет всё, вплоть до веточки укропа в тарелке Дорака, дотошности и внимательности этой молодой женщины могли позавидовать лучшие сьентифики Талига. Поэтому он лишь кивнул: — Благодарю вас, мэтр Мендосо, мне и правда намного лучше… — И никаких писем! Интриг и новостей из столицы, — сурово перебил его врач, хмуря кустистые седые брови.       Хоть его и звали на кэналлийский манер, внешность мориска говорила сама за себя. Тонкий с горбинкой нос, оливкового оттенка кожа и глубоко посаженные почти чёрного цвета внимательные глаза. Квентин не сразу привык к общению с ним, но тинктуры и рекомендации творили чудеса.       Кардинал всё чаще, к вящей радости окружавших его дам и хозяев, чувствовал себя превосходно. Он подолгу ходил по саду, прекрасно спал и не хватался за сердце. В благословенном южном климате суставы меньше беспокоили его, и он даже всерьёз подумывал попросить Барб составить ему компанию и прокатиться к к морю. Вилла была расположена далеко от побережья, и Сильвестр поначалу не рисковал надолго отлучаться. Само нахождение на этом свете уже было чудом, после произошедшего.       Какая ж закатная тварь ему намешала этой дряни в зёрна шадди? Явно не Агний, тот был слишком предан. И к тому же совершенно не умел врать. Ну и кошки с ними. Хвала Создателю, рядом оказалась младшая Алва: скромных знаний девушки хватило, чтобы остановить приступ и сутки не давать кардиналу уйти в Закат. С помощью Арлетты и экстериорра Рафиано они убедили короля, что его верному радетелю о благе Талига необходио сменить климат. Что уж они там ему «пели» в уши — не знает никто. Но король едва не отдал свой экипаж, но его убедили не делать этого, а также не разглашать тайны до получения письма из Кэналлоа.       Потом была долгая дорога в сопровождении эреа и Серхио Каррады. Молодой человек сумел организовать неприметный экипаж и сам отправился начальником охраны из нескольких кэналийцев, на замену которым он письмом вызвал из Алвасете новых. Мнения кардинала, кстати, никто не спросил, просто погрузили в карету и увезли. Он и возмутиться не успел, да и не мог: приступы шли один за другим, сердце то замирало, то металось как заяц, за которым мчится стая гончих. Барб почти не спала всю дорогу, отпаивая заготовленными тинктурами, массируя точки на кистях и лице. Абвении знают, где она этому научилась. Но как бы то ни было, стараниями девушки кардинал продержался до самого Кэналоа.       Каррада привез всех в дом мужа сестры. Сам капитан отсутствовал, а Алуэтта даже не спросила кого притащил братец посреди ночи, просто распорядилась приготовить комнаты, накрыть на стол и послала за лекарем, который прибыл довольно скоро. Просьбы и приказы доры исполнялись быстро и беспрекословно. Поначалу она не произвела впечатления на кардинала: невысокая, неброская, но это лишь на первый взгляд. Супруга «чудовища» держалась с достоинством королевы, говорила негромко, но во всём её облике и действиях чувствовались властность и сила. За воротами виллы все благоговели перед ней, слуги ловили взгляд, а близкие… Купались в море любви, которыми одаривала всех Алуэтта.       Кардинал качал головой. В этом краю, полном суеверий и мистики, верящем в Абвениев и приметы, веры в Создателя было больше, чем во всех аббатствах Талига. Нет, решительно, когда весь этот кавардак закончится, надо искать преемника и уезжать сюда. В Закат этот двор. Только Ворона всё равно, хотя бы регентом, но на трон посадить надо, надо-надо. И женить, непременно, вот на ком-нибудь вроде этой «красавицы при чудовище». Сильвестр рассмеялся про себя: и о чём он только думает. Да Ворон скорее на корону согласится, чем на женитьбу.        Он выглянул в окно, где в золотисто-оранжевом закате купались гранатовые сады. На столе рядом, на большом фарфоровом блюде лежали свежие, разобранные на куски плоды. Яркие, похожие на капельки крови, тугие прозрачные ягоды, переливались в лучах заходящего солнца. Кардинал протянул руку и взял несколько лежащих отдельно зёрнышек, положил в рот и медленно раздавил. Сок приятно обжёг нёбо, внутри сразу защипало сладкой кислотой. Надо же, это оказывается приятно — просто пробовать, смаковать вкус, любоваться пейзажем. С улицы раздался смех и детский лепет, хозяйка гуляла с сыном в сопровождении нянек и юной Барб.        Идиллическая картина шла в разрез с тревожными делами столицы, новости из которой все же просачивались, несмотря на запрет мэтра. Мудрая Арлетта прекрасно понимала, что отсутствие известий скажется губительно на здоровье Сильвестра, поэтому снабжала его дозированными порциями новостей. Дорак мог подолгу обсуждать с ней те или иные дворцовые и политические коллизии, и в итоге в шутку заявил, что по возвращении надо бы принять новый эдикт, разрешающий в качестве исключения женщинам занимать должности при дворе. Мол, из госпожи Савиньяк вышел бы прекрасный кансилльер. На это госпожа Савиньяк вежливо рассмеялась: — Боюсь, после господина Штанцлера кабинет еще круг надо будет проветривать. — Уж проще засыпать «холтийским порошком» и сделать новый, — вторил ей кардинал. Однако за шутками и богословскими беседами, проповедями и благословениями, тревоги не отпускали никого.       Немного разрядило обстановку возвращение из очередного длительного рейда капитана. Он сдержанно приветствовал гостей, не задав ни единого вопроса и не выказав ни тени неудовольствия, весьма удивив Сильвестра, о чём тот не преминул сказать. Диего лишь пожал плечами: — Я верю своей жене. Если она сочла возможным и нужным принять людей в этом доме — значит так надо. Тем более вы — значимый человек для соберано. Его друзья важны и ценны для меня наравне с ним. Рад служить вам, ваше Высокопреосвященство.       В остальном же капитан был семейным добрым и сдержанным человеком. Типичный кэналлиец и верный рэй своего государя. «С такими подданными, неудивительно, что этот Ворон не желает трона Талига», — хмыкнул про себя кардинал.       Спокойствие периодически нарушалось. Ракан и его прихвостни не оставляли попыток отправить Дорака и иже с ним в Рассветные Сады. Первую попытку пресёк управляющий виллы, заколов метким броском кинжала идиота-наёмника, караулившего на дереве. Вторая провалилась благодаря бдительности самого Квентина и Барб: напитки и еда проверялись со всей тщательностью и, унюхав незнакомый аромат от воды в графине утром, они немедленно вычислили яд. Алуэтта в тот момент напоминала грозовую тучу, но, увы, никто никого не видел. Воду на всякий случай во всём доме сменили, даже в лейках.       Всё прекратилось одновременно с получением письма от Валентина, кошки знают какими путями присланного из Раканы. Оно было коротким: «Ласточка в гнезде».

*******

      Дни тянулись медленно, долго и тяжело. В духоте, без света, в солёном, разъедающем мареве. Соль пропитала всё: воздух, лёгкие, кожу, мысли, во рту постоянно ощущался сухой горько-солёный привкус. Запястья стёрлись и покрылись воспалёнными корками, распухший язык еле ворочался, но всё же Рокэ находил в себе силы словесно ядовито издеваться над тюремщиками. Вот только когда тяжёлая дверь со скрежетом закрывалась, а в ушах скрипел противный звук поворачиваемого ключа, опустошение наваливалось сухими удушающими объятиями. Всё же не такой конец он ожидал для себя. Даже неинтересно: нет чтобы хоть от яда или пули. Да и удар в спину кинжалом был бы куда лучше, чем медленное умирание в норе. Но клятвы — есть клятвы. Он обещал свою жизнь толстому Оллару, значит так тому и быть. Жертва для Фердинанда напрасна, это понятно, и было ясно с самого начала. После смерти Алвы свергнутого короля ждёт то же самое. Зато Алвасете не будет сметён возмущённой предательством стихией. Долг. Он всем должен: королю, стране, дочерям, даже этому чуду надорскому. Хотя нет, последнему скорее обязан, что неприятно. Однако ж, Леворукий побери этого сумасшедшего Ракана, жарко.       Казалось — куда уж хуже. И всё же жизнь, в который раз, показала Ворону, что фантазия у него не столь богата. Сочинитель из него вряд ли бы получился. Едва он упорядочил мысли и эмоции, как весь строй был нарушен очередным вывертом несносного сероглазого недоразумения. Ричард Окделл, собственной персоной, раз за разом посещал его под предлогом выведать у бывшего Первого маршала, куда же тот спрятал меч Раканов. Истинной же целью этих визитов было совсем иное.       Демонстративно зажимая нос, мальчишка растворял ставни, тщательно проветривая помещение, и торчал, кошки знают сколько времени, нудно читая проповеди и громко возмущаясь. Вода в кувшине после его визитов с завидным постоянством теряла солёный вкус, а руки бывшего эра он лично перевязывал, мотивируя тем, что до суда преступник должен дожить и сохранить пристойный вид. Алва не менее демонстративно изощрялся в остроумии и цветисто посылал герцога по всем мыслимым и немыслимым направлениям, внутренне злясь страшно на беспечность потенциального родственника. Ричард балансировал на грани разоблачения, что грозило карами и ему, и Габриэлле, а также всем обитателям дома на улице Мимоз.       Вероятно, сам Дик тоже это понимал, поэтому после четвёртого или пятого визита пропал на несколько дней. Зато заявилось их белоштанное величество. В отличие от надорского герцога, этот не раскрывал ставни, а просто-напросто выкатился через пять минут из камеры, бросив напоследок что-то про птичий помёт.       Вскоре после этого события Окделл вновь посетил пленника, но на сей раз его сопровождали стражники, вероятно, Альдо что-то стал подозревать. Сам Дикон был бледным, с синими кругами под запавшими глазами, что тут же подверглось едким насмешкам Ворона. Дик вяло и как-то грустно возражал, но по выражению лица стало очевидно, что мысли его где-то далеко. «Ну же, глупый романтик! Разозлись, осыпь бранью, фыркни раздражённо. Угрожать хоть начни. Толку с тебя будет, если окажемся соседями», — мысли самого Рокэ метались, что родовой символ.       Он никогда ни за кого не боялся, но сейчас… Тревога за дочь мешала мыслить ровно. Да и вепрёнок откровенно пугал. Заговорщик и интриган из него был всегда никакой. Ко всему Алва запоздало вспомнил, что так и не сказал Лионелю об истинном положении дел. Если их план осуществится успешно, за голову Ричарда не дашь и дохлой кошки. Хотя, судя по поведению герцога, план освобождения королевского семейства покамест не осуществился, а значит в ближайшее время встреча с разъярённым «оленем» Повелителю Скал не грозит.       Долги вновь внезапно напомнили о себе, и это раздражало. Хуже всего было то, что действовать он не мог, происходящего за пределами тёмной, как сажа, комнаты, не знал. Оставалось лишь ждать и мысленно сочинять новые колкости, чтобы хоть немного развлечься. Раны на руках стараниями Дика зажили, соль не так щипала, а зимние холода немного понизили жар камеры над пекарней. Он уже был на пределе, когда явился Морен: Роке дали возможность вымыться и принесли приличную одежду. — Никак его Та-раканьшество решило от меня избавиться, — саркастично осведомился он, вытирая лицо. Все же приятно смыть пот и грязь, да и чистая рубаха приятно холодила тело. Жаль, если это продлится недолго. Его предположения разбились о короткое: — Сегодня суд. Ах вот оно что. Всё же решили устроить пародию на правосудие. Рокэ усмехнулся про себя: «Что ж, поиграем, ваше Раканье Величество».