***
1563 год.
— Федь, ну кто так запоясывается-то! Ты к Царю на службу идёшь иль в конюшню кобыл поить? А ну сюда! До сего часу ведь нормально одевался, а как день велий пришёл, то… А-ай ты ж Федька! Байдана-то где твоя?! — Батюшка, не гневайся на меня. Бе в сарае. Сейчас сбегаю! — «Возьми меня, бате, возьми…» — тьфу! Дрянь этакая на главу мою грешную свалилась! Быстрей беги, бо Государю ждати не будет, а по приезде рамена и выю разделит! А ну, давай, комонем! Уже была заурница, а скоро и ярило на небо голубое взойдити должен. Сегодня поход Царев намечается, да только Федя тревогу внутри чувствует. Всё-таки первый раз Батюшку очами своими узрит. Думает, как понравится бы ему в качестве гридя-то. Мыслит, будет ли Государь толковать с ним, не осрамит ли сын отца. И нет, вы можете мнить, что Фёдора страх волнует, ан неправильно вы мните, негоже Басмановым вниз глаза опускать при виде Царя, лишь поклон полный прочтения и уважения роду присущ, ибо не было в Плещеевых, чтобы муж медведя боялся, да лишь на зайца руку поднимал. Федя подбежал к бате и надел на себя байдану. Алексей дал ладонью чаду по челу, для воспитания его. Сели добры юноша и муж на коней своих, да поскакали в место, где Царе войско ждал, и где воеводы вои эти собирали. Всё-таки время заурницы красиво. Солнце, осветляющее землю цветом багряницы, только начинает просыпаться, а лучики его мягко укутывают травушку, придавая ей оттенок малахита. Небо, катающее по себе лёгкие облака, ещё янтарно-медовое. Осенник поглаживает своим прохладным дыханием алые щёки. Утренние росинки садятся на ноги коней и исчезают в бурой шерсти. Юноши и мужи, юные девицы и бабы давно проснулись и уже вышли из изб работать: первых совсем немного, потому что их сегодня в поход Царев созвали, а вторые, видно, в поле трудятся, ядь природную выращивают, а те, которые поменьше матерей своих да сестер, за младенцами следят, либо кушати готовят для семьи большой. Скачет Федя на коне добром, засматривается на красавиц русских, на лица тех, кто с чадом на руках вышли из дому, на косы их длинные, русые. Едет и улыбается, хочет, чтобы на него внимание обратили, а тем и нет дела до юноши, хлопот и так хватает, да и он уж слишком мал для них. А Алексей на сына глядит, хочет засмеятися, однако тот совсем ведь голову опустит. — Федька, а ну посмотри на меня иль на дорогу хотя бы, что же ты их привлечь пытаешься! Сдались тебе эти бабы! Мы на войну сейчас идём, нечего здесь венчания устраивать. Не волнуйся, по приезде в родное село такую красавицу тебе найдём, все младаны обзавидаются! Фёдор повернул лико на отца своего и улыбнулся: — Благодарю тебя, батюшка. Но мне пока девицы не нужны. — Отнуду же? Вернёмся, и будет у тебя дивчина. Поженитесь годам так к шестнадцати, нарожаете мне внуков и внучек, а потом и сами состаритесь, и дети ваши меня с матерью твоею похоронят, если раньше на поле не помру я смертью почитаемой. Алексей перекрестился три раза, Бога вспомнил. А Федька хоть и засмеялся, но с отцом согласился. Не хочется ведь подзатыльник схлопатать, то ведь от тятиной твёрдой руки, а не от матушкиной нежной, жалеющей чадо своё. Батя сказал сыну ещё пару слов по поводу женитьбы, да и замолк. Доскакали они до места того не открыв больше уст, безмолвно глядя лишь в даль, на просторы государства Русского.***
Федя с отцом стояли на поле чистом, ну как, чистом, так можно было бы изречь, ежели на поле этом не было нескольких тысяч воинов русских. Все они своими делами занимались. Одни натирали до блеска сапоги и байданы свои, другие бои между друг другом затевали на мечах, боролись и тренировались, предвкушая сражение великое, а третьи просто лежали на земле-матушке, да на травушке-муравушке и отдыхали, время от времени перекусывая белым хлебом, заботливо положенного женою их иль матерью. — Федька! А ну не стой на месте! — промолвил Алексей и продолжил, но шёпотом — Смотри, сын мой, видишь Царя нашего? Сейчас добрых коней привяжем к кольям, да и отведу тебя к нему. Веди себя нормально, как обычно, Государю такие мужи нравятся, а коль полюбишься ты ему, может и телохранителем при троне сделает. Поэтому смотри у меня! Ты его только не бойся, не убьёт он тебя. Оставили батько и юноша коней около табуна и направились прямиком к Грозному. Федя, подходя к Царю, шире открыл очи и смотрел на стан величавый, внимательно вглядываясь в черты человека. Иван был высок, хорошо сложен, на вид лет тридцать пять, но в бородке уже пробивалась сидина. На Государе Федька заметил красные сафьяные сапоги и в голове приметил, что они бы неплохо смотрелись на его собственных ногах. С этими раздумьями юноша с отцом оказались около Грозного и совершили поклон низкий, до земли самой, а после, целуя одежды Царевы, завели с ним речи. — Государь мой, Батюшка, рад Вас я видеть! — А то я думаю, где Алексей мой, куда запропастился? Уж решил, что и не придёшь вовсе. А это что за Чудо-Юдо? Юноша мысленно сохмурил брови и подумал, стараясь не показывать свои мысли в лице: «Кто это Чудо-Юдо? Я? Видно, Царь наш ещё и видеть стал плохо вместе с этой сединой, тц. Я тут вырядился, а он меня чудовищем нарекает! Что за шуточки такие?!» — Ох, Батюшка, а это сын мой — Фёдор Алексеевич Басманов. Пусть внешность и девичья, но обманчива. Добрый он молодец в бою! Хорошо дерётся и сражается, а как он на коне-то скачет, то словами изречь нельзя, Царе, больно умел. — Фёдор Басманов… Помню, ты мне про это дитятко рассказывал, — Иван, проводя рукой по бороде, подумал, а затем продолжил. — Умный он. Федька, тебе сколько лет хоть? Не маленький, чтобы на сражениях играться? Юноша перевёл взгляд с одежды Царя на очи его и, не отводя глаза в сторону ни на секунду, ответил: — Тринадцать лет мне от роду, Государе, а отец мой тебе не соврал, и в боях я хорош, и в седле крепко держусь, а коли узришь во мне хоть одно несовпадение со словами нашими, так сруби мне голову, негоже Басмановым себя попросту восхвалять. — Ха-ха-хах, и правда, лихой молодец! Что же, посмотрю я на тебя в бою, Фёдор, гридем ты около меня будешь. Алексей, приведи моего коня, выполняй свои обязанности стремянного, а сын твой пока со мной побудет. Ну же, иди, иди, не погублю я его, не бойся, ха-хах… Данилович ушёл за конём Царским, привязанным к колу поодаль других, а юноша с мужем остались стоять на крепкой деревянной доске, задумчиво смотря друг на друга. — Федька! Ты что, Царского гнева не боишься? Почему так уставился на Государя? Что-то мучает главу твою? Непонимания есть к Царю? — Нет, Царе, непониманий у меня к тебе нет. А гнева твоего я и впрямь не боюсь, отчего же мне его страшиться, коли я ничего противного не сделал? — Что это получается? Коли было за что страшиться, то и боялся ты бы попасть в опалу? Фёдор ненадолго призадумался, да ответил, быстро придя к ответу: — Нет, Государь, да и тут бы страха не почувствовал. Раз есть за что меня казнить, так почему я должен увиливать от этакой участи своей? Сам виноват, сам согрешил, нечего и ногам подкашиваться, ежели решил что-то Батюшка русский, то оно рано ли, поздно ли, но случиться должно. Разве не так, Царе? Иван издал небольшой смешок, подумал о чем-то, что только ему и известно, да и улыбнулся. — Так Федя, так, верно ты говоришь. Умна голова твоя, не пропадешь, не буду я казнить тебя. Алексей хорошо сына воспитал, подрастешь, и, верно, как батька свой около меня ходить будешь! Царь своих слов попусту не бросает! Юноша поклонился Грозному в ноги, ещё раз поцеловал его одияния, выпрямился и поблагодарил слова за оказанную милость. Улыбнувшись, он посмотрел васильковыми глазами в чуть прищуренные очи Государя. На миг в лице Ивана что-то изменилось, смешливый вид пропал, губы вернулись в обычное свое состояние, выразилась серьёзность. «Что это?» — подумал Царь, стараясь не выдавать изменений в чувствах, — «неужели Анастасия в этом молодецком лике проявила себя? Цвет очей, да и волос ведь отличается, совершенно не похож, лишь улыбка точно такая же, так почему? Анастасия, ответь мне, голубка моя ясная, почему ты появилась в этом юноше? Отчего же мне причудилась? У вас хоть и есть черты схожие, однако не ты это, совсем не ты! Что ты мне этим всем вымолвить пытаешься? Бог ли тебя ко мне послал, предупредить о невзгоде какой? Иль надурить вздумала? Потешиться?» Пока Иван пытался понять, почему его уже давно почившая жена вдруг решила пробежать перед глазами при виде мальчишки, Алексей привёл коня Царского, бурого, украшенного седлом и уздечкой красными, в некоторых местах драгоценными камнями покрытыми. — Государь! Пора в путь-дорогу отправляться, на бой с врагами гнусными. Ярило скоро печь начнёт так, что к вечеру мы далеко не удем, кони быстро зачахнуть могут. — Коли этак, то вперёд, пора объявить о начале похода на Полоцк. Фёдор увидел, как Грозный подозвал к себе какого-то мужчину, одетого очень даже прилично, призадумался о своём, а потом выкрикнул: — Царе! Я ведь около тебя буду? Можно я тогда за конём сейчас сбегаю? Не хочу потом ждать заставлять, Батюшка. —Иди, иди, Басманов, давай, комонем, чтобы когда все выстроены были, ты уже возле меня стоял! Где скакун твой привязан? Ничего не ответив, паренек прытью направился к колам, а Иван лишь взглянул на бежащего юнца и усмехнулся иногда выдаваемой в нем детскости.