За порогом этих четверых поджидал старый, местами проржавевший минивэн, похожий на «chevrolet Van 3». На транспорте руководство явно поскупилось, хотя этот кусок «руды» на колесиках смотрелся подстать сие злачному месту, где в баках догнивал мусор, сквозь асфальт росла трава, а от стен вообще отваливалась штукатурка. Бомжей разве что не хватало… а то бы для Бона активировалась дополнительная побочная миссия: максимально жестоко отжать мусорный бак у бездомного.
Из за угла вышел, по видимому, водитель сие чудо агрегата. Теперь стало понятно, что руководство не просто поскупилось — оно пожидилось. Подобного стереотипного рэднека можно было выцепить нигде иначе, как в объявлении в газете, где кроме номера телефона и фамилии могла запросто красоваться надпись:
«Везу, дешово фургон дальние поездки».
Не проронив ни слова, тот бросил наземь свою цыгарку (там такой дым с голубыми оттенками от нее исходил) и сразу без лишних вопросов открыл задние двери. А сумок и прочих пожитков там было хоть отбавляй — почти по самую крышу. Самым первым пошел забирать свои сумки Фредди, чему, в прочем, никто был не против. Одну здоровенную сумку взвалил на плечо, взвалил другую и был таков — побежал мелкими шажочками, тряся своей массой, пузан со своим хабаром в здание. И явно не о чистоте сумок тот заботился… скорее о том, какую комнату получше можно занять.
Ох, каким же воодушевленным выглядел тогда Бон. Таскать
контрабандную продукцию сумки за спасибо для столь прекрасной и обаятельной девушки. И эта легкая улыбка на ее лице… такая же, как и на лице Шедоу, который следил за всем этим процессом из окна на втором этаже. И ведь не ему предстояло переть N-ное количество килограммов на своей спине — вот тебе и польза от наличия под боком младшего брата. А тут еще и бонусом он смог бы стать спасителем жизни от всякого: познакомятся поближе голубки и братишка, забудет о всех намерениях злобных.
Жаль, правда, что парень через стекло не слышал отчетливо, о чем там эти двое говорили, видел лишь улыбки на лицах, шевеление губ да жестикуляцию. План пока шел по заданной колее. А меж тем Бон вытащил какой-то относительно легкий чехол от чего-то, покрутил его в руках, задал (возможно) пару вопросов о нем, да вручил сие девушке. Сам он взял цветастую сумку и оба пошли в здание.
Не евреем Шедоу был, пускай! Он так же хитро ухмыльнувшись, начал потирать руки: пришло время капать на мозги братцу о силе патриотизма и мощи
дымящегося шишака желания сделать даме приятно. Фредди уже вышел из своей комнатушки за очередной партией багажа. И да, как ожидалось, тот занял последнюю комнату на солнечной стороне. Оставшимся двум остались те, что с видом на горные пейзажи… и многократно обосранный «дворик» с ободранными пальмами.
Встал он так рядом с дверью в комнату Мэри
чтоб наверняка и стал ждать братца, который явно шел и к заветной цели приближался, попутно о чем-то мило с Черри беседуя. Подколов в сторону сие патлача у него было хоть отбавляй, так что это должен был быть бескомпромиссный трехочковый. Вообще Шедоу, если бы записывал сие ЭТЮДЫ ЧИСТОГО НЕВИННОГО ЮМОРА, то накопил бы, наверное, на приличный такой сборник в 200+ страниц.
Но вот, наконец появилась сначала девичья макушка, за ней следом и
швабра Бона. Удивительно, но паренек держался относительно бодрячком, учитывая его предполагаемые травмы. Может перевозбудился сие девственник при виде женщины
или да, не понятно.
— Давай, давай, капрал, отдавай долг Родине до победного! — побудил, как казалось Шедоу, своего брата на подвиги
— Лентяя не спрашивали! — поначалу так же шутливо вскрикнул Бон в ответ
— А что же Вы? Будто сами из-под палки не работаете?
Бон проигнорировал его. Брат явно устроил прикол вдолгую и за просто так заканчивать его не собирался. Так если это прикол, так зачем подпитывать его интерес?
— Значит, эт наша зона. Есть в комнатах кушетка, стол, фонарь, стул и… шкафчик. — Бон явно начал грузить Черри своей навязанной экскурсией — Там комнатушки три остались. Может на Солнце будет…
— А ты в курсе, что халтурщик и лентяй здесь только
ТЫ?! — юмор от Шедоу все не кончался — Нет больше комнаты на Солнечную сторону! Шкафчик, говоришь, есть!? Посмотри только: красавица она, милейший человек на земле, а ты… не стараешься даже ради нее? — девушка от таких слов моментально покраснела
— Заткнись ты, а… — пробубнил парень брату — Тады вон те две, пятая или седьмая. Выбор, аж глаза разбегаются, знаю! Да, товарищ ПОДОТРИот!?
А Черри стояла так смущенная в сторонке в обнимку с синтезатором (если верить тому, что девушка сказала Бону). Братья сцепились в споре на личные темы, вот и не лезла. Она знала их меньше часа, но впечатление сложилось о братьях такое: Шедоу — наглый, зацикленный на американизме лентяй и Бон — ничуть не лучше него, такой же наглый, глупый раздолбай, пусть и строил из себя «нечто приятное и живое».
Ну а если ей путь-дорогу указали, то и ждать носильщика
поневоле та не стала. Выбор пал на комнату под номером 5. И дверь по сравнению с соседней выглядела поаккуратнее и внутри она тоже выглядела опрятно, будто она была здесь первой жительницей. Но этот старый запах то ли женских духов то ли кондиционера для одежды говорили об обратном.
Бон не соврал: все, что он перечислил, все было, даже тот самый «шкафчик» был огромным платяным шкафом с зеркалом в полный рост. На окнах висели… нет, это не шторы и не занавески — тряпочка, будто из старой простыни сделанная. Окно, единственное в комнате, выходило на «задний дворик» пиццерии, но это с лихвой компенсировалось деревьями и пальмами за забором и и шикарным видом на величественные горы Сьерра-Невада.
— Куда ставить, хозяйка? — вдруг раздался за ее спиной голос Бона
— А… — немного встрепенулась та — Вы уже все… Можешь на полу так оставить. И пойдем, там еще парочка лежит…
Черри натянула улыбку и зазывающе махнув рукой пошла из комнаты. А в коридоре все так же поджидал Шедоу, уперся об стену, руки скрестил и с ухмылкой пялился так на всех проходящих мимо него.
— И да, Бон, там немного совсем… — так же по-доброму начала она, но запнулась, едва ли завидев Шедоу. Тон ее сразу сменился на черствый, а с лица вся радость испарилась — Всего-то четыре сумки, манекен и чемодан.
— А я то что сразу? — с недоумением спросил тунеядец — Я вообще ничего, пусть он делает.
— Ты мерзкий… — прорычала она, поняв, что второй работать на нее отказывался — Ты как его терпишь вообще? — уже обратилась она к Бону
— Да вообще кошмар! Но выжил же!
***
А в это время в своей комнате сидела куском льда и таяла Мэри, как обычно за печатной машинкой. В этот раз не печаталось у нее совсем — окончательно девушка выгорела и писать что-либо, даже через силу, не могла более. Уныние высосало из нее всю жизненную энергию, оставив ей лишь гнетущее чувство апатии и скуки. Все книги в своей коллекции она уже перечитала вдоль и поперек, даже успела залезть в «закулисье» каждой из книг, комнату та привела в безупречный порядок еще предыдущим вечером.
Ничего и никого ей не хотелось от жизни. Фантазии (богатой
и быть может, слегка воспаленной) не хватало, чтоб что-нибудь придумать эдакое, что заставило бы ее воспрянуть духом. Солнце чересчур ярко било своим светом в комнату, что в данный момент ее раздражало. Занавеска ситуацию кардинально не не меняла. В комнате летала муха, судя по характерному звуку, но и прибить ее было нечем и вставать с насиженного места ей казалось мероприятием нецелесообразным.
А потом к жужжанию мухи еще прибавились скандалы, доносившиеся из за закрытой двери. Это братья опять из-за чего то сцепились и двумя упертыми ослами приходить к компромиссу не хотели. И почему сие «гениям» потребовалось делать это именно напротив ее двери? Что она инициатору сие чудо-дискуссии Шедоу сделала? Ответа явно на этот вопрос получить было нельзя, но зато:
«— Шед, родной… это ебаный позор! Первый день, блять, а ты с ничего раскручиваешь…
— Во имя Дяди Сэма, остынь, не… — перебил Шедоу брата
— Что «остынь», блять? Уж извини меня, но ведешь себя и в правду мерзко…»
Великие диалоги всех времен и народов, не так ли? А вот Мэри приходилось это слушать. Периодически появлялись голоса и незнакомые, отчего конфликт вместо того, чтобы прекратиться, переходил на новый виток напряженности. Бон несколько раз с кем-то уходил и только тогда возвращалась тишина, но стоило ему тогда снова вернуться, как Шедоу возвращался к спору.
Девушка лишь сидела смиренно и не смела вмешаться, несмотря на то, что это капало ей на мозги. Сколь бы живым это не было и сколько бы колкостей с прочими шутками там ни проскакивало, все равно чувствовалось это таким нудным и тяжелым, аж время ощутимо замедлялось, если уже не начинало идти вспять. Совсем как если бы в комнате был бы Фредерик и зачитывал свои лекции о «своей нерушимой и единственно правильной любви».
К слову, о Фредерике: еще пару недель назад ей начало казаться, что в их отношениях было что-то неладно. Тогда Мэри списывала это на свою тревожность на фоне внутренних переживаний, но после тех актов сомнения в ней начали только расти и укрепляться. Кроме того, чтобы устраивать лекции он больше никак с ней не контактировал. Складывалось ощущение, что тот же
прости Господи Бон был ей гораздо более близким другом, нежели Фредерик, (а он вообще-то ее парнем был).
Он то и делал, что сидел запершись у себя в комнате и занимался делами только ему известными. Каждый раз, когда Мэри стучала в дверь, чтобы поговорить с ним на эту тему, он, начинал нервничать, что даже мысли не мог нормально слагать, а потом, ссылаясь на некую мифическую «занятость», переставал выходить на связь. Вот и что делать девушке было с этим чудом мира людского? Общаться сам не хотел, хотя с другими это делать не позволял, говорил, что любит, хотя на деле просто контролировал и ограничивал.
Но ведь были же до этого совместные посиделки, гуляли они вместе и не раз. Так как же могло случиться так, что место тогдашних живых разговоров о сюжетах книг и характеристах персонажей заняло постоянное неловкое молчание с периодическими тупиковыми диалогами? Почему те такие душевные, может быть не частые, но от того столь желанные разговоры про «миры фэнтези» со своими героями,
подземельями и драконами и волшебниками стали ей так скучны и нудны? Почему она невольно начала переводить разговоры в размышления о планах на будущее, в то время как Фредерик сторонился этого?
А хотя с чего вдруг она вообще взяла, что это плохо? Ведь не может же быть такого, чтоб конфликт начался беспричинно, аки дым без…
— Это я не понял, тебе лезть в шкаф! Черри, неси гвозди, я его пока задержу! — донесся веселый выкрик откуда-то из за двери. Строптивец Шедоу, совсем как маленький, явно нуждался в укрощении.
Мэри недовольно прорычала, приготовившись отчитывать нарушителя ее ценного спокойствия. В порыве гнева та летящей походкой за доли секунд дошла до той злосчастной комнатушки, откуда доносились те «коричневые» шумы. Картина предстала ей такая: Шедоу пытался затолкнуть брата в шкаф, хотя тот сопротивлялся и поодаль от них, окруженная сумками, стояла вся вжавшись в себя незнакомая ей девушка.
— Что ОПЯТЬ у вас здесь происходит!? — в привычной ей манере рявкнула девушка.
— Господи Боже! — «инквизитор всея Америки» аж на месте подпрыгнул. Сама по себе тонкая высокая фигура ростом в два метра в дверном проеме выглядела устрошающе, так еще и эти длинные, острые как иглы пальцы впивались в косяк, будто готовились разодрать ему плоть, не говоря о ее озлобленной физиономии. Вот так и посыпался образ «строптивого льва», оказавшийся лишь
тенью (ну вы поняли, да?) мелкой трусливой шавки — А… Ну… Бон ведет себя плохо, тунеядствует, пло…
— Начнем с того, что твой ор был слышен по всему коридору. — перебила его та — Во-вторых, ничего не делаешь и ведешь себя неподобающе здесь только ты! Откуда я знаю? Отвечаю: кричал громче всех!
Шедоу встал в ступоре. Вот уж чего не ожидал парень, что него с его (как потом он это начнет это оправдывать) клоунадой на него набросятся и попытаются выбить из него всю дурь, а он всего-то примерил на себя повадки Бона… Но и сам Бон в стороне стоять не мог — если допустит скандал, то его изначальному плану однозначно были бы кранты.
— А ну пойдем со мной в шка-а-аф! — потянул тот Шедоу во внутрь, открыв дверцу. Парень даже не сопротивлялся ему, настолько его такое замечание задело. Закрыв за братом дверцу, Бон подпер ее, чтобы наверняка — Кстати, доброе утро!
— Да, доброе… — более спокойно, но все так же недобро ответила Мэри
— Ты уж извини за него, сегодня весь день такой, на взводе. Тут и новенькие заехали, развлечь всех пытается, как может… И да, знакомься, это Черри, с нами теперь будет! — неловко он улыбнулся — Черри, это Мэри!
Девушка перевела свой холодный взгляд с парня на незнакомку, неспеша оглядела ее с ног до головы, но в итоге ничего не сказала. Бедняжка Черри еще сильнее сжалась, но уже в некотором страхе, что ее сейчас готовы были растерзать, четвертовать и сожрать на месте.
— Очень приятно. — наконец сказала Мэри, немного улыбнувшись.
— Взаимно… — нервно хихикнула та, с облегчением осознавая, что угроза миновала
— В принципе, все вещи мы уже перенесли, так что можете тортик взять в честь новоселья! Познакомитесь как раз поближе… — дебильно улыбнулся парень
— Ой, ну какое новоселье… — отмахнулась Черри — Мне еще вещи разбирать, синтезатор девать куда-то надо…
— Я бы с радостью, но мне работы много еще предстоит сделать. — Мэри впервые за все это время подобрела — Если пригласишь, приду, если смогу, конечно. — девушка уже засобиралась идти, но:
— И да, извини за Шедоу… не со зла он так, кто ж знал, что ты здесь была… — начал Бон
пресмыкаться снова извиняться, надеясь на некоторое снисхождение. Странно, что сам Шедоу замолк и ни единого звука не издавал…
— Ничего страшного. И я сама погорячилась, не зна…
Вдруг девушка, не договорив, что хотела, внезапно скрылась за дверным проемом, будто кто-то силком ее утянул. Бон и глазом не моргнул — дело стало привычным, а вот была бы Черри была персонажем какого нибудь «Луни Тьюнс»
а не этого занудного графоманства, нижняя челюсть от удивления бы у нее отпала и пробила землю,
создав ударом землетрясение, которое в свою очередь заставило вселенную превратиться в одну большую черную дыру и схлопнуться нах….
В очередной раз «ЭТОТ ПИДЕРИК» «любовь своей жизни» «эвакуировал» с «вьетнамской войны».
(ну извините, мне доставка по ошибке привезла ящик с кавычками, надо использовать, а то пропадет продукт, жалко) Бон в этом даже не сомневался, но все равно пошел посмотреть, что на самом деле тащило Великомученицу Мэри. И да, он был прав: рука этого жирдяя тянула девушку в ее комнату, а она не смела сопротивляться. Дверь за ней захлопнулась.
— Звали этого хероя Фредерик… — сказал Бон, как ни в чем ни бывало, подойдя к шкафу — Мистер Шкафка, выходите, заебал!
Шедоу будто там заснул (возможно до второго пришествия) так как ничего не ответил. Но только открыл Бон сие замечательное жилище особо
тенелюбивых «растений», как в нос ударил запах старых дамских духов… тех самых, которыми когда-то душилась Мэг. И внутри обнаружился пока не провалившийся в Нарнию человекоподобный манекен, именуемый как Шелдон Клиболд.
— Вылезай давай. — посмеялся тот — За Родину кто ничего не делать будет?
— Я, конечно! — на удивление бодро ответил укрощенный строптивец, будто ничего и не было вовсе — Это все замечательно и прекрасно, но я пойду зализывать раны, Черри я оставляю на тебя. Потеряешь или обидишь, прибью, понятно?
— Она тебе не товар, понятно? — засмеялся Бон — Пиво в холодильнике, как обычно.
— Шучу я! — ухмыльнулся Шедоу, встав в проеме — Давай, пойдем, ей еще разбираться и обживаться, нечего время тянуть! А если чего, Черри, можешь всегда обратиться к данному господину, поможет, покажет и расскажет… один хрен ничего не делает!
— Хорошо! — посмеялась та в ответ
***
— Дорогая моя, у меня нет объяснения тому, почему ты, как и в предыдущие разы, хочешь наступить на одни и те же грабли? Скажи мне, ЗАЧЕМ!? ДА, НУ ЗАЧЕМ!?
Фредерик в своей характерной манере кричал полушепотом, будто боялся разбудить маман в соседней комнате. Видите ли, он снова поймал свою ненаглядную за разговорами с «обывателями», чему он был крайне недоволен
— Ну, там ноенькая девушка заехала к нам, милая такая… — пыталась в свою очередь оправдаться Мэри
— НЕТ!!! Почему когда я заботливо пытаюсь их убрать, чтобы ТЕБЕ не было потом больно, ты продолжаешь идти прямо на них? — продолжал беситься он — Неужели тебе так со мною, культурным, начитанным джентельменом плохо? ТАК плохо, что будешь вредить себе!?
— Фредичка, выслушай меня, пожалуйста…
— «Девушка», не «девушка» — говорил он это с такой дразнящей интонацией, не давая ей нормально выразить свою мысль — Это все ночные бабочки и жрицы зла! И ты так сильно хочешь погрязнуть в этой… низости… да!
— Послушай, ты ее даже голоса не слышал, не видел ни разу! Так как же ты можешь делать выводы о людях, не зная о них ничего!?
— Я сказал, значит правда! — топнул он в ответ ногой. Интеллигент явно был зол… — Я пытаюсь тебя уберечь от угрозы, потому, что люблю, а ты это НЕ ЦЕНИШЬ!?
— Я… я… ценю… — Мэри не выдержала напора и заплакала — Извини мня, пожалуйста!
***
— …знал, что очередной поезд сегодня с рельс сошел? — между делом сказал Бон, открыв банку пива. Он таки смог пролоббировать свои интересы и в добровольно-принудительном порядке потащил братца пить пиво (а то чего один как лох, в самом деле).
— Не-а… а это случаем не та старая «новость» от седьмого числа? — предположил Шедоу
— Не, в тот раз кроме рассыпавшегося угля ничего не случилось… — сделал Бон глоток — Сегодня на переезде сошел, передают, что вагоны разъебали будку дежурного по переезду, шлагбаумы снесли… и тачку размазали одну. Радио здесь кто-то включил, услышал.
— Бедный народ. Стерпел тогда переход железной дороги в собственность капиталистов и щас терпит то, как эти самые капиталисты экономят на ремонте!
— Зато третий случай за месяц! И третий подряд в нашем городке из всей Калифорнии! — ухмыльнулся Бон, указав пальцем вверх — Гордиться надо таким, того гляди, скоро в книгу рекордов Гиннеса загремим!
— Людей, как ты говоришь, «размазывает» под вагонами и грузами, а ты этим гордишься… — засмеялся Шедоу — Садюга…
— Тогда и эта… как ее… Черри тоже садистка. Как ей рассказал, так гордиться начала тоже. Хер знает, насколько плохо у нее с лицемерием…
— Ну чисто мой брат, лишь бы фигню сказануть, выпьем за это! — братья чокнулись баночками и бахнули, как полагается — Ну и как она тебе?
Бон на пару секунд завис. Не такого вопроса тот ожидал от брательника. Теперь было понятно, почему тот буквально пытался его ей втюхать.
— Мне-то знать откуда? Ты ж видел, молчала все время.
— Ага… даже когда вы там внизу мило разговаривали с улыбками на лицах. Верю-верю…
— А ты то, блять, чего к ней пристал? К чему вообще навязываться потребовалось?
— Заметь, ты сам ее упомянул и тему на нее перевел, не я! Ну прикольная же, согласись! — ухмыльнулся Шедоу
— Чего не отнять, того, сука, не отнять! — Бон все пытался увильнуть от прямого ответа. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, поэтому чтобы хоть как то подавить смущение, он начал пить пиво залпом
— Алкаш ты наш… Даже не знаю, как тебя от этого излечить… Может клин клином попробовать вышибить…
— ЧТО!? — глаза Бона округлились от услышанного — Не надо меня лечить, с кем ты иначе пиво пить будешь!? Кто еще тебя до койки дотащит, если не я!?
— Да шучу я, расслабься. Но не… чтобы еще раз пить в такую жарищу под палящим солнцем… НИ ЗА ЧТО!
***
Вечер подкрался так же незаметно, как и дикое чувство голода к местному писаке Бону. Насосавшись пивом как и хотел, он приступил к изложению мыслей своих темных в Манифест. А записывать там было что: описание новых кошмаров, связанных с той предательницей и попытка их интерпретировать, подозрения в адрес Шедоу, который, как он
жопой чуял, залез туда, куда не следовало, мысли о том, как в теории можно использовать Черри в качестве вспомогательного «оружия» против Фредерика, результаты контактов и слежки за Мэри и многое другое.
Выполнение плана доставило ему много хлопот. Однако, вести себя естественно и приветливо оказалось не таким сложным, как Бон изначально предполагал — успешное налаживание контакта с Мэри тому доказательство. Да, строить из себя добропорядочного гражданина поначалу было тяжело и больно, но и с этим он, пусть и через «не могу», но справился. А если вспомнить, какую боль ему причиняли те воспоминания… это же как он неэффективно использовал гнев и обиду! Когда парень наконец научился использовать это, как топливо для движения вперед к цели, он наконец ощутил в себе мощь, которую не ощущал никогда прежде. Это как научиться использовать опасные радиоактивные вещества в реакторах АЭС!
Однако, Бон, чтобы не испортить себе любимому жизнь, ограничил свою «абьюзивную мощь» в рамках плана. Он не совсем идиот, чтобы, чтобы давить «сапогом праведного гнева» всех подряд.
Теперь (строго в рамках выполнения плана) это был не обычный жалкий человечишко — это был монстр в теле человека. Острожный, как дикий зверь, безжалостный, как война, гораздо лживее всех политиков политиков вместе взятых, добро которого шло как велело ему «доброе намерение», умеющий прятать скелетов даже в шкафах, сделанных из ничего. Бог пропал для него без вести… хотя, даже если бы и не пропал, не нужна ему защита свыше, он самому себе был ангелом. Его слово — писано на воде, его благодарность — искусственна. Это для остальных он придурковатый алкоголик, пускай верят, ведь это ему и нужно.
Шедоу залез в его записи? Не проблема: новые страницы Манифеста он с того злосчастного дня прятать начал лучше (позже узнаете куда), а старые переложил в немного другое место, ведь знал, что у братца появится искушение снова туда залезть. Более того, у него появилась идея переписать ту «вскрывшуюся» часть с нуля, но в гораздо более мягком и абстрактном виде.
Он несправедливо относится к другим? А он никогда не называл себя мужской версией Фемиды. Он зато справедлив к себе, так как следует согласно «Своей правде». А «Своя правда» она на то и «своя» что может идти в разрез условной общепринятой правде.
Этика, мораль, совесть? Только в качестве прикрытия, чтобы он выглядел, как обычный человек. Это внутри он может ржать как конь сколько влезет, а показать он должен то, что ожидает общество. Да, это идет против его идеи, гласящей, что мнение общества учитывать нельзя, но в том то и дело, что это не прогиб под него — это мимикрия…
Шесть с хреном вечера — пора заканчивать на сегодня. Дописал так Бон последний полный абзац, чтобы закончить мысль, сложил листы, (коих уже набралось одиннадцать штук) и пошел закрывать дверь, чтобы никто не видел, куда он «вторую часть» манифеста прятал. А место он нашел просто восхитительное: у кровати сверху на ножках были декоративные «шарики», чтобы ножки не выглядели просто как куски трубы, нарезанные по длине. Так вот, эти «шарики» были не вваренными — они вкручивались по резьбе прямо в трубу. Бон брал этот «шарик», отвинчивал, скручивал листы в трубочку, оборачивал их дополнительным листом (чтобы не засрать их «богатым внутренним миром»
ану… трубы), дополнительно цеплял сверху скрепку, чтобы ничего не потерялось и наматывал резинку для денег, совал сие в ножку и крепко закручивал «шарик» обратно, да покрепче.
Теперь можно было пойти спокойно поесть, а там уже на улицу… кто знает, может снова портить уцелевшее муниципальное имущество?
