Лесная

«Любое путешествие начинается с простого шага. Нужно просто набраться терпения.» — Зигфрид («О магии вещей») Пожалуй, пришло время немного отвлечься и рассказать о своем печальном опыте сколь-нибудь близкого общения с противоположным полом. Случилось это на шестой месяц **51 года, когда Подлетовье только-только начало подступать к Шуньонгу, вода у берегов городка стала теплой, а зеленая нескошенная трава достигла высотой половину локтя. Рассказывать об этом трудно и легко одновременно. Возьмите перо и попробуйте сами написать о своей первой любви. А затем подумайте о том, что задача эта должна быть представлена в том виде, который не разочарует читателя. Читатель — не идиот, и любую фальшь, особенно на столь тонкую материю, как любовные переживания, почувствует за версту. А скучную или банальную историю читатель не воспримет в принципе. Отчасти, моя история и была скучной и банальной. Я вела себя, словно взрослый ребенок, и куда больше думала об общении с мальчиками как о своем маленьком исследовании. Или же, выражаясь откровенно, как о забавном личном эксперименте — чем бы он не обернулся для экспериментатора, то есть меня. Сейчас же я понимаю, что просто искала приключений на свою задницу. Что я? Я — это я. Но кто я?.. — Я Сильва, — хмуро представилась я Шкету, когда он спросил, как меня зовут и планирую ли я отдавать ему десять медяков. * * * Последующие дни я провела на ярмарке, честно работая у Шкета по четыре часа в день. Обязанностей у меня было не так много и почти вся они сводились к тривиальному «девочка на побегушках». Музыкант, впрочем, заумно называл меня подсобной рабочей и платил по два медных лата в день в счет долга — к слову, довольно щедро для простецкой работы вроде «сбегай-принеси-подай», «подмети тут» и «помой в шатре». Когда же все было подано, почищено и вымыто, Шкет обычно отправлял меня по торговым рядам — искать, кому в толпе могут понадобиться его чудодейственные и целительные песни. Положа руку на сердце, скажу прямо — толку от меня было мало. Проходящие мимо косились в мою сторону, пробегали глазами по рекламной табличке, которой я трясла над головой, и лишь изредка, когда я слишком уж пристально смотрела на них — без особого интереса спрашивали, где можно найти этого самого барда-волшебника. На утро пятого дня я проснулась спозаранку, чтобы успеть расквитаться со Шкетом поскорее. Искупалась в лесном озерце неподалеку от дома (благо, в такую рань там все-равно никого), высушила волосы (что заняло больше времени, чем сами купальные процедуры), а затем распахнула бельевой шкаф и принялась скептически изучать всю одежду, что имелась в моем наличии. За этим делом меня и застала Марта. Она выплыла из комнаты отца в одной ночнушке, словно сонное приведение. Завидев меня, у Марты округлились глаза, а на губах заиграла понимающая улыбка. Отчасти мне было стыдно. Накануне я попросила у нее почитать какой-нибудь легкий роман — из тех дешевых книжек, что не признавал отец и которые хранились отдельно от нашей домашней библиотеки — в тумбочке Марты, что стояла в дальнем углу комнаты. Так уж сложилось, что большую часть знаний я получала из книг, а об отношениях с мужчинами шестнадцатилетняя Сильва знала совсем немного. Что-то я слышала от базарных теток, что-то почерпнула из вдумчивых лекций отца о тычинках и пестиках. Завуалированные советы Марты о том, как правильно седлать гнедого жеребца, в счет вообще не шли — воспринимать эту женщину всерьез было просто невозможно! После моей просьбы Марта моментально метнулась к заветной тумбочке, а спустя минуту, подмигивая мне, уже протягивала небольшой томик с красноречивым названием «Хорошая девочка и плохой мальчик», чтению которого я, иногда краснея, а иногда и хохоча во все горло, посвятила остаток прошлого вечера. На вопрос заспанной Марты, куда это я собираюсь в такую рань, я ответила что-то весьма отвлеченное и, схватив первое попавшееся платье (оказалось ярко-желтым сарафаном до колен), быстро переоделась и вылетела из хижины. На ярмарку я ступила с твердым намерением наконец закончить свое позорное злоключение, пообещав себе больше никогда не влезать в долги. Шкет, как обычно, мельком посмотрел в мою сторону. Сегодня он выглядел очень уставшим и потрепанным, словно десятилетний флаг.  — Бери инвентарь с тряпкой и приступай, — он кивнул и показал в сторону шатра. Ведро было пустым, и я вопросительно посмотрела на Шкета. Можно было бы конечно, дойти до озера, набрать воды и протащиться в жару назад с десятью литрами через всю ярмарочную площадь, расплескав по пути добрую треть на себя-родимую. В свой первый рабочий день я так и делала, пока Шкет наконец не смилостивился надо мной. Музыкант перевел взгляд от меня на ведро, мельком улыбнулся и театрально вздохнул. Достав флейту, он встал рядом и прислонил ее к губам, и инструмент издал короткий журчащий звук. В ведре тут же забулькало, а лишняя вода даже выплеснулась за край. Я даже не посмотрела в сторону ведра — вместо этого не отводила глаз от Шкета, пытаясь уловить, как он это делает. За прошедшие четыре дня я успела убедиться, что он и правда умеет колдовать. Музыкант мог зажигать свечи щелчком, наполнять сосуды водой, а при желании даже ухитрялся заставлять вороное перо из своей шляпы левитировать в воздухе, вырисовывая королевские пируэты. — Чего стоишь столбом, принцесса? За работу! — позевывая, шутливо прикрикнул он. Так и не разгадав секретов этой его магии, я зашла с ведром в шатер и поморщилась. Внутри палатки стоял неприятный фруктовый запах, какими обычно пахнет от женщин, что пытаются привлечь внимание мужчин. Простыня на раскладушке смялась и скрутилась в кучу, будто на ней ночью кто-то яростно боролся. На дощатом полу была накидана какая-то одежда Шкета и его модная шляпа. Из шляпы было вульгарно выдернуто вороное перо и не менее вульгарно переломано посередине. А при внимательном рассмотрении под ногами обнаружился даже небольшой предмет женского белья. Я молча отставила ведро в сторону и принялась аккуратно собирать разбросанные по полу вещи. Интересно, Шкета правда не смущало, что я ликвидирую последствия его ночного урагана, или ему просто не до того? С этими своими синими кругами под глазами выглядел он так, словно совсем не выспался… В последнюю очередь я заглянула под раскладушку. Там, в дальнем углу, в тени матраца валялся небольшой и бесформенный предмет. Поерзав по полу из грубых досок и чудом не получив ни одной занозы в заднее место, я таки дотянулась и вслепую вытянула его на свет — и разочарованно выдохнула. Загадочный предмет оказался простым бумажным свертком, в который были сложены короткие листья неизвестной мне травы с острыми и скругленными, словно изогнутые мечи, кончиками. Выглянув из шатра, я окликнула Шкета и показала ему на сверток.  — Это что за растение? Не видела такого раньше. Бард оглянулся на меня, и его цепкий взгляд тут же прилип к зеленым лепесткам. Лицо его даже не дрогнуло, будто я показывала ему обычный подорожник, но вот плечи и шея ощутимо напряглись. Я подошла ближе и протянула ему свою находку. — Ах, это. Мохорная трава, — Шкет ответил расслабленно. — Растет на Альбиоре, парящем острове. — У тебя на лице словно яичницу размазали, — призналась я. — Признавайся, в каких-таких нечистых делах эту зелень используют? — Да много ж в каких! — бард достал один лепесток и задумчиво покрутил меж пальцев. — Лекарства делают разные. Специи толкут, для гурманов-ценителей. Настойки варят. Некоторые, вот, даже пьют ее вместо рома — эффект схожий, только поутру похмеляться не надо! А тебе-то зачем это? — Отец лесник, но такой травы он мне не показывал, — я пожала плечами. — Интересно ведь! — Ясно. Ну как, удовлетворила интерес? Я кивнула, и он протянул сверток мне обратно. — Тогда положи в точности откуда взяла, и продолжай свою уборку. — Как грубо, — я с трудом удержалась, чтобы не показать ему язык, и отвернулась. Уж больно Шкет был напряженный, хотя и пытался всячески это скрывать! Перед тем, как закинуть упаковку с мохором обратно под темный угол раскладушки, я выхватила пару лепестков загадочной травы и незаметно спрятала во внутренний кармашек сарафана, твердо решив, что изучу их позже. Старое ведро с водой терпеливо поджидало меня, и я с отвращением запустила пальцы в половую тряпку, которой на вид было никак не меньше пяти лет. Закончив с уборкой шатра, я снова вышла на улицу и осмотрелась. Ярмарка уже начала заполняться людьми, но Шкет, как ни старался, не смог толком привести себя в опрятный вид, и куда больше походил на расфуфыренного и помятого конюха, чем на барда, исполняющего волшебные песни. На голову он водрузил шляпу один-в-один с той, что валялась в шатре, и с таким же пышным вороным пером. Шкет с грустью поглядывал на проходящие мимо парочки и весьма романтично вздыхал о чем-то своем. — А ты чего притихла? — спустя минут десять он наконец обратил на меня внимание. Я все это время уютно просидела на солнышке, прислонившись спиной к одной из опор шатра в надежде, что больше мне ничего не поручат. Пробуравив меня требовательным взглядом, Шкет насмешливо добавил: — Дай догадаюсь — ты из тех девушек, что молчат, пытаясь выдать себя либо за слишком умную, либо за круглую дуру. Но как личиком не крути и глазки не строй — отрабатывать все равно придется. — А можно без этого? — я нарочито сладко зевнула и потянулась. — Тогда я тебя снова очарую, — ответил он, и даже потянулся за флейтой. — Будешь ходить, как собачка на привязи, и выполнять все команды хозяина. — Как жаль, что я оставила дома свой ошейник и поводок! — я вздохнула. — А кормить будут из миски? — Если тебя еще и кормить придется, ты со мной вовек не расплатишься! — Как жаль. А ведь такой был шанс. Я мягко улыбнулась Шкету, он же задумчиво смотрел на меня и молчал. Лицо у него было сосредоточенным, а губы твердо сжаты, словно у бравого героя перед входом в логово дракона. Чем-то в этот миг он напомнил мне отца в молодости — я много раз видела это сосредоточенное лицо, когда Харрис выслушивал своего бывшего учителя, друида Парси. — Мы часто забываем почувствовать волшебство момента, — неожиданно сказал Шкет. — Что-что? — переспросила я. — Это были твои первые слова. Я все размышляю над ними, — Шкет развел руками. — Последние десять лет я потратил на то, чтобы научиться играть музыку, и даже освоил маленько чародейства. Но волшебства момента в жизни припомнить не могу. Может, у тебя есть какие соображения? — Я так глубоко не думала, — призналась я. — А как думала? — Ну, просто слушать песни — это чудесно, — я пожала плечами. — Часто музыка — это просто фон, а участь бардов — сидеть в пивнушках и тренькать что-нибудь для общего настроения. Когда тебя слышат, но не слушают. Мне это показалось немного грустным. Шкет коротко поразмыслил и деловито закивал головой. — Так и есть. И как сделать, чтобы тебя слушали? Вся эта ситуация, если честно, начинала меня забавлять. Шкет же до последнего казался серьезным. — А ты сам как думаешь? — поинтересовалась я, сдерживая улыбку. — Есть у меня пара идей, — он почесал себя за подбородок, как это делают очень умные люди. — Пожалуй, начать стоит с того, чтобы больше не играть в пивнушках…  — Как у тебя все просто, однако! — я рассмеялась. — … а затем заставить людей меня слушать. — Что же ты будешь, насильно их заставлять? — наигранно испугалась я. И, не стану скрывать, последующее его предложение стало для меня настолько же внезапным… — Пожалуй, начну с тебя. Ты ведь мне должна? Так что до конца дня будешь ходить со мной и слушать, — будничным тоном закончил Шкет. — А для простоты назовем это свиданием. Если же пройдет удачно — потом сочиню об этом новую песню. … насколько и пугающим. — Погоди! — опешив, я резко вытянула руку и жестом остановила его. — Ты говорил, что тебе нужна зазывала к шатру. Я готова зазывать! Если надо, выучу приветствие, или чего еще нужно! — Ну, так я передумал, — он широко улыбнулся, как он это умел. — Хочу узнать тебя лучше, Сильва. — Нет-нет. Ты точно говорил про зазывалу! — возразила я, вскакивая на ноги. — Могу плясать простенькие танцы, в конце концов. Певица из меня не лучшая, но — чем черт не шутит — могу и подпевать! Шкет помотал головой, и продолжал требовательно смотреть на меня, словно учитель, ожидавший ответа. Я обреченно вздохнула. — Один день, и ты от меня отстанешь? — Один день, и я от тебя отстану. — И ты, э-э, не будешь просить меня о таком, чего бы тебе очень хотелось, а мне бы нет, и получится неудобное положение, и потом ты признаешь это твое свидание недействительным и будешь настаивать на продолжении… Шкет вытаращил глаза. — Бог с тобой. У вас, женщин, откуда это в голове? — А ты не завидуй, мужчина. Шкет фыркнул, но спорить дальше не стал. Вместо этого он подошел ближе и, положив руку мне на плечо, торжественно произнес: — Хорошо. Обещаю не просить тебя ни о чем таком, что бы оно ни означало. Я же не куртизанку снимаю, в конце концов. Два медяка за день — довольно дешево, не находишь? От изумления я разинула рот, Шкет же усмехнулся в ответ. Его забавная птичья шляпа задиристо клюнула меня в затылок, когда он отвернулся и махнул рукой. В тот миг он показался мне шутливым и дерзким одновременно. И я никогда бы не подумала, что дерзость может быть настолько притягательной.