Тюленьи узы

      Диана невысокая, едва превышающая его плечо, по-птичьи бойкая и пахнущая дешёвым трактиром — сперва он принимает её за мужчину.       С этого всё и начинается.       — Прошу прощения, — пальцы крепко сжимают дорожный плащ, придерживают у плеч доктора, — Позвольте, — под взглядом Трелони становилось только хуже: Ливси металась, прикрываясь ладонями — она упиралась.       Как ребёнок перед ложкой с горькой микстурой.       — Я справлюсь без вашей помощи, — отбивает, вертится, но не уходит.       Совестно.       Под взглядом Сквайра и сам Смоллетт бы согласился нацепить на себя глупость.       Несмотря на свою детскость этот человек умел стоять на своём — на суше.       В своём поместье.       — Всё же, позвольте, — приходится ударить по каблуку.       — Если мне понадобится ваша помощь, то я постучу по прутьям вашей клетки.       — Дорогая! — вмешался Трелони.       Капитан стойко проглатывает очевидную грубость — в море ей бы подобное не простили, но она была женщиной, твёрдо держалась на ногах и была едва ли не правой рукой самого влиятельного человека во всей бухте.       — Джон, — начинает Диана, стратегически отступая к чужой спине, — Прошу, — теряется в проблеске тишины.       Достаточно, чтобы плащ упал на плечи.       Солдатская выковка.       — Нет, — неосторожное движение, и рука попадает в рукав, упустила.       — Вот и всё, — ровно, сквозь зубы продолжает Смоллетт, помогает — Ливси больше не сопротивляется, только смотрит себе под ноги, её губы выпрямились в линию.       От этого зрелища капитана что-то укололо, а под ладонями вместо плотной ткани почудилась короткая жёсткая шерсть.       — Вы совершили ошибку, — зябко ёжится.       Каменеет под услужливым прикосновением.       — Угрожаете, доктор? — переводит в шутку, здесь, вне корабля.       Не в этом кругу.       — Только не вы, — резко отходит, сделав несколько широких шагов, развернувшись смиряет взглядом, — Не вы, — пробует в болезненном смирении.       — Решение, верно, принимает Сквайр.       — Проклятье!       — Доктор! — подступив, позвала Джемайма, она крепко ухватилась за второй, свободный рукав и потянула.       — Всё хорошо, Джимми, — отдёргивает, используя серьёзное имя, но виновато даже скованно улыбается.       Лучше не становится.       — Господа! — спохватившись, Трелони встал между капитаном и доктором, расставив руки призвал к миру, — Маленькое недоразумение не должно испортить наше путешествие! — почти чириканье, — Пусть, это будет самой большой трудностью на нашем пути! — достойно тоста.       — Конечно, — согласно кивнул Смоллетт.       Причин спорить он не видел.       — И последней, — вывернувшись из встревоженного прикосновения, Диана поправила плащ.       Укуталась.       — Чудесно! — всплеск ладонями, — Теперь, нам всем следует перевести дух перед отплытием, — довольное гудение, — Море не любит усталых и слабых, верно, капитан? — находится, как рыба в воде.       — Безусловно, — мрачно и коротко.       — Тогда, позвольте вас проводит — плодотворная встреча! — за оптимизмом, как и за самим Сквайром не поспеешь.       — Приведите себя в порядок, — приблизившись и убедившись в том, что Трелони отступил, а юная Хокинс предпочла потушить свечи, заметил Смоллетт.       — Следите за собой, сэр.       — Это ваш долг, доктор.       — И как море вас терпит.       — Беспрекословно.       — Из волн без корабля не выберетесь.       — Надеюсь, вы умеете спасать тонущих.       — Придётся.       — Вот и славно — позвольте, я не смею задерживать вашего друга, — жестом просит отстраниться.       Задев чужой бок понимает: «точно тюленья шкура».       — Наши жизни в ваших руках.       — В наших, если вы всё же судовой доктор.       — Вы в праве настаивать на другой кандидатуре.       — Благодарю за позволение.       Ливси шумно задохнулась, собрав всю колкость, она бы ответила, но предпочла, отвернувшись, оборвать разговор.       У них ещё будет время.       Больше, чем капитан мог бы себе представить.       Гораздо больше.       Сердце оглушительно пропустило удар.       Внутри Диана ещё не смирилась, всё произошло слишком быстро — слишком нелепо, так не похоже на рассказы других — поэтому, болезненное осознание только обнажило зубы.       Оно ещё укусит.       Когда она останется одна.       В тесной комнате, вдали от настоящего дома.