the party. the kingdom. the fall.

адаму всегда было интересно, что творится в голове у кавински. они успели побывать непримиримыми врагами пока учились в школе. воюя на стороне ронана, адам месяц за месяцем становился свидетелем того, как линч терял позиции, злость, адекватность и потерял в конце концов себя полностью. так казалось адаму, который капитуляцию лучшего друга принимал с трудом. но потом все обернулось совсем неожиданно: две пары глаз, мгновенно замораживающий лед в одних и зелень шального леса, нагреженого, прохладного после только что прошедшего дождя, в других вдруг устремились на него. адам сдался, долго не продержавшись. а потом он понял, что это был вовсе не проигрыш. он нашел себя в своих сновидцах — в молчаливом, но вспыльчивом ронане, и в джозефе, грани и смыслы улыбок и лиц которого он изучал до сих пор. и каждый раз ему открывалось что-то новое. у адама было не так много времени с ним, чтобы сказать «я знаю тебя», как он мог сказать, например, ронану. но фраза «но я тебя все равно люблю» с успехом компенсировала все белые пятна в его знании. что он точно сейчас знает про кавински: его голова содержит сотни сумасшедших идей, которые живут, даже если сам джозеф не знает каким образом. его сны, такие же безумные как и он сам, тем не менее упорядочены и работают, подобно бомбе с самым точным часовым механизмом. цифры неумолимо меняются, отсчитывая последние секунды твоей жизни, кавински заразительно хохочет, гремит взрыв. адам входит в двери, распахнутые перед ним ильей. эффект взрыва сохраняется, даже если самого его не происходит. его оглушает музыкой и светом. после красных ламп и тишины предыдущего помещения, где он мог слышать каждый свой шаг, здесь невыносимо ярко и громко. адам останавливается, моргая и привыкая. только растерев как следует глаза, он замечает небольшой летающий огонек рядом с собой, наподобие того, что ронан грезил как-то в барнс. только этот огонек, помимо яркого света, издает еще и музыку. какой-то заводной трек про вечеринку громогласно проносится совсем рядом с его лицом, и адам прогоняет его рукой. если не натыкаться на эти светящиеся мини-колонки, то здесь довольно сносно. по крайней мере, прокопенко почти не прикладывает усилий, когда говорит им: — два шота на входе каждому. — это обязательно? — спрашивает ронан. — а тебе еще и вот это. — прокопенко, передав им рюмки, достает из кармана абсолютно черную матовую капсулу. аккуратно держа ее между пальцев, он подносит ее ко рту ронана, но, вдруг передумав, кладет себе на высунутый язык. ронан пронзает его долгим, злым взглядом, но все же наклоняется к илье. забрать таблетку с высунутого языка несложно. куда сложнее, если она в последний момент исчезает во рту. ронан не ожидал, что с ним поступят так подло — прокопенко впивается в его распахнутый рот так, как будто это все о чем он мечтал. ронан толкает его в грудь и быстро отстраняется, все же забрав капсулу. адам молча опрокидывает в себя два шота и на всякий случай крепче сжимает ремешок в руке. — хотел попробовать на вкус злость и агрессию, — объясняет илья. — мне понравилось. лучезарная улыбка растягивается на все его лицо. он забирает пустые рюмки и ведет адама и ронана дальше. наконец-то они, не ослепленные яростным светом и неожиданными поцелуями, могут рассмотреть помещение и публику. что в голове у кавински?.. он явно вытащил все, что там было. смешал, и, вопреки завету агента 007 и здравому смыслу, все-таки взболтал: огни, музыка, выпивка, немыслимые костюмы, немыслимые штуки, которые ты вряд ли ожидаешь увидеть на вечеринке — все путается, перетекает одно в другое и теряет смысл, приобретая совсем другой. кто устраивает полуголые забеги в каком-то сетчатом лабиринте, очень похожем на тот, что стоит в детских парках? кавински. приз — ярко-красный напиток в баре, расположенном на самом верху этого немыслимого аттракциона. кто устраивает догонялки в бассейне, полном шариков? кавински. потому что уговорить цыпочку посидеть на твоих коленках может каждый, а вот догнать — ты выложишься на полную. зато если догонишь — она исполнит любое твое желание, написанное на бумажках в тех шариках. стриптиз наоборот? кавински может и такое. первое правило обычного стриптиза: «смотреть, но не трогать». но тут ты можешь лапать, но если откроешь глаза — получаешь таблетку, парализующую тебя на полчаса. горки под самым потолком? о, да. адам почти уверен, что эти трубы, все в золотом тумане, ведут туда, куда он бы не решился попасть. они с ронаном медленно идут по залу. здесь нет ничего от обычной вечеринки: никакого танцпола, стробоскопов, диджея в огромных наушниках — это заповедник веселых и вовсе не детских развлечений. между всеми участниками соблюдено только одно — сказочная тема. извращенная, больная (потому что адам отчетливо видит, что рога на парне в том дальнем углу используются не совсем по назначению), бесподобная. потому что адаму неожиданно все это нравится. теперь понятно, почему прокопенко довольно хмыкнул, когда увидел его наряд. адам теперь — прекрасный принц, ведущий на привязи живой подарок своему королю. сказочнее сюжета и не сыскать. пустой трон возвышается практически в самом центре зала. ступеньки из подсвеченного пластика, какие-то явно нагреженые облака, рыскающие по ним, постоянно меняющие форму и направление, несколько пар, целующихся прямо тут же — все двигается, мерцает и издает тихие стоны. кавински обнаруживается около одной из пар: он стоит и льет что-то из бутылки им на лица. продолжая самозабвенно целоваться, пара как будто не замечает, как жидкость попадает им на губы, внутрь ртов, течет по подбородкам и телам. прокопенко легко трогает кавински за плечо, и тот оборачивается. адам безошибочно узнает эмоцию, отразившуюся на лице джозефа. такое уже было однажды, всего однажды, поэтому-то адам и запомнил. они тогда еще были не вместе. вернее, кавински с ронаном были, а адам пока осознавал свою возможную причастность к этим двум. он был достаточно любопытен, чтобы обращать свое внимание на то, какие эмоции отражаются на лицах, но еще недостаточно заинтересован, чтобы что-то делать с этим. они зачем-то заехали на монмут. всего на пять минут, что-то забрать. ронан еще жил там вместе с гэнси. ронан еще был тем, кто львиную долю своих времени и сил тратит на игнорирование старшего брата и всех его попыток хотя бы дозвониться. так совпало, что те пять минут попали аккурат на визит деклана на фабрику. он как раз выходил из дверей вместе с гэнси, когда белый мицубиси звонко заскрипел покрышками в трех сантиметрах от его машины. ронан вышел с пассажирского сидения. разговор с братом стремительно перерастал в агрессию. следом вышел кавински. сначала из машины, а потом и из себя. адам тоже подскочил к ним, и вовремя: он успел заметить, как кавински потерял рассудок. но, вопреки ожиданиям, на его лице отразилась не злость, ярость, там появилось кое-что другое: замешательство. охуение, грубо говоря. потому что кавински привык всегда все контролировать, но тут он был явно не в состоянии это сделать. и самое страшное было в том, что ситуация выходила из-под контроля по причине самого кавински — он не мог совладать с чувствами, позволив себе вольность. ярость и злость все же быстро нашли его, и адаму с ронаном потребовалось немало усилий, чтобы оттащить его от деклана, которого он готов был изничтожить. он не был роботом, который ничего себе не позволял. ох, адам прекрасно знал, что не был — все их ночи, их страсть грозили спалить дом дотла когда-нибудь. тогда джозеф отпускал себя, сознательно. в такие моменты были только ронан, адам и кавински с перерубленными тормозами. но только не на людях. все его веселье и нахальство были тщательно спланированы. десяток вариаций улыбок означали десяток вещей, что он хотел ими сказать. смешки, жесты и взгляды, от которых становилось не по себе — все безошибочно работало на джозефа, он был очень хорош в этом. но не в этот раз. адам замечает, как миг потери контроля сейчас, как и тогда, ошеломляет джозефа, и он сглатывает. секунды идут, а он все так и смотрит на ронана, обшаривая его взглядом. адам понимает, что он не знал, в каком виде тот заявится на вечеринку, возможно даже, что кавински вовсе не планировал как-то его наряжать. он просто хотел его присутствия. джозеф переводит взгляд на прокопенко. тот улыбается во все тридцать два. потому что это была его идея. их сложные отношения сейчас становятся совсем не поддающимися никакому определению: прокопенко делает так, что один парень джозефа «преподносит» ему другого его парня, чтобы джозеф, человек, которого илья любит больше всей своей нагреженой жизни, как следует повеселился. «оставьте наш любовный треугольник в покое, нас тут и так уже четверо», — отстраненно думает адам. все это длится не дольше пяти секунд. время щелкает пальцами, и кавински берет себя в руки. кроваво красные губы растягиваются в улыбку. он допивает остатки странной жидкости, что лил на парочку, кивает на ронана и произносит: — это подарочная упаковка или на тебе уже крест поставили? кавински хохочет. собственная шутка кажется ему чертовски смешной. адаму становится понятно, что джозеф обедал сегодня россыпью таблеток, а на ужин было блюдо из тех из них, что прошли его качественный отбор. шутка не получает отклика, и джозеф вмиг серьезнеет. — адам, — говорит он и вытягивает руку. ах, да. поводок. который не очень хочется отдавать. вернее, не хочется отдавать ронана. он в самом деле подарок? что это за сказка такая? тревожная, судя по дикому и неадекватному взгляду джозефа. адам мельком смотрит на прокопенко. но у того любопытство так явно написано на лице, что не хватает только удобного кресла и ведра попкорна. адам размышляет слишком долго, и кавински не выдерживает. резко сделав шаг вперед, он становится вплотную. прежде, чем сказать что-либо, он рассматривает и трогает тонкие цепочки одеяния адама, стараясь не касаться кожи, потом тянет одну из них на себя. ту самую, центральную, уходящую вниз, за пояс белых штанов, заканчивающуюся в… адам издает какой-то невнятный звук и подается вперед, потому что джозеф продолжает тянуть. тот говорит: — детка, ты прекрасен, я бы мог поставить тебя на колени, но… ты сегодня принц, верно? я подожду, когда слетит твоя чудесная маленькая корона. — кавински улыбается, наклоняясь к лицу адама все ближе, — не жадничай. джозефа пахнет развратом. это первое что приходит адаму на ум. он не может разбить этот аромат на составляющие, как-то объяснить, но вдруг ясно понимает, что кавински будет делать с ронаном в ближайшее время. смотря по сторонам по дороге сюда, адам еще надеялся, что все обернется полуголыми посиделками в баре: он расскажет парочку историй про учебную неделю, кавински расскажет про свои машины, а ронан про своих сонных зверей. но теперь шансы на такой вечер вспыхивают и тут же сгорают под пристальным взглядом джозефа, который, кажется, даже не моргает. зелень плещется в его глазах какая-то недобрая, бешеная, неоновая, как и его корона. черное вокруг глаз усугубляет эффект, а кровавые губы продолжают улыбаться. адам думает, что джозеф сейчас поцелует его, так он близко, но кавински только говорит: — будь хорошим мальчиком и дай мне. — их губы почти соприкасаются. — то, что у тебя в руке. адам отстраняется немного, несмотря на давление в паху от цепочки. ему нужно отодвинуться, чтобы как-то выйти из этой зоны совершенно бессовестного гипноза. ронан приходит ему на помощь: он кладет ладонь на грудь джозефа и толкает его назад. если бы они были в средневековье, линча казнили бы сразу. но они на вечеринке кавински, поэтому наказание за такое будет куда суровее. джозеф, будто ничего не замечая, продолжает пилить адама взглядом. — адам, — снова говорит он. это последнее предупреждение, это понимают все четверо. адам вкладывает ремень в руку джозефа, и тот сильно дергает его на себя. так, что ронан почти падает. — походу, все же крест, — злобно шипит кавински. адам удивляется, что ронан никак не отвечает на такую откровенную грубость. вообще за весь вечер линч практически ничего не произнес и выказал недовольство только дважды: в подсобке, когда чуть не загрыз прокопенко, и вот сейчас. по меркам ронана он должен быть примерно мертв с такой-то активностью. но нет, он очень даже жив, в своем уме, стоит согнувшись перед джозефом… и просто терпит? адам не вмешивается, потому что понятия не имеет что происходит. они даже не шевелятся. нет, действительно. адам старается повернуть голову, но удается ему немного: только лишь краем глаза заметить, как прокопенко делает два шага назад от них. все заволакивает каким-то туманом… или дымом? парализующим. но только тело, разум остается на месте, мысли скачут в том бешеном темпе — от паники до понимания, что этот туман — это одно из нагреженых облаков, что крутятся возле трона. просто наехало на них, когда перемещалось. вообще, довольно неприятное ощущение: все осознавать, но не иметь возможности что-либо сделать и даже сказать. наверное, так ощущают себя сновидцы, просыпаясь с очередной нагреженой вещью в руках, совершенно беспомощные, если вдруг забрали они не то, что планировали, и не было никого рядом, чтобы выдрать это из их неподвижных рук и забросить как можно дальше. шрамы на предплечьях ронана орали о том, что он слишком часто оказывался в таком положении. облако медленно перекатывается в сторону, освобождая джозефа первым. — чертовы ебаные хреновины, — злится он и крепче берется за поводок. он выдергивает линча следом. адам видит, как тот закашливается, но кавински не дает ему продохнуть и тащит дальше — вверх по ступенькам, где высится огромный трон. красная мантия джозефа укрывает обе их фигуры, неестественно развеваясь и мерцая, напоминая красивый, но тревожный сон. адам все еще в облаке, недвижимый и несогласный. когда оно утекает прочь, и он может последовать за ронаном, его останавливает прокопенко, положив ладонь ему на плечо. — куда собрался? — спрашивает он с улыбкой. — на троне может быть только король и тот, кого он привел. никого больше. десятки вопросов снова лезут адаму в голову. был ли там кто-нибудь? может, прокопенко? и что за дурацкие правила? и что все это значит? и почему после сонных облаков во рту привкус мятного мороженого? и как крепятся лепестки к вискам ильи, они будто бы шевелятся… — ой, это что, бабочка? — адам поднимает руку и аккуратно трогает пальцем одну из них. параллельно думая, что резистентность к алкоголю у него просто нулевая, либо в тех шотах было что-то помимо виски. прокопенко продолжает улыбаться. — нравится? — второй раз за вечер спрашивает он у адама, как будто ему действительно это важно и интересно. перед глазами мелькает сцена, как илья целует ронана. ему и тогда было важно? или просто любопытно? бабочка переползает на ухо ильи. тот ведет плечом, потому что, наверное, щекотно, и она улетает. адам задерживает руку всего на мгновение. улыбка прокопенко становится шире. — она, кстати, ваша. прицепилась в барнс, так и не смог отогнать. сон ко сну. логично, правильно, неизбежно. адам продолжает рассматривать этого цветочного мальчика. как вообще кавински угораздило влюбиться в кого-то настолько невесомого, нежного и улыбчивого?.. зная джозефа, адам уверен, что тот не поменял в прокопенко ни капли, нагрезив его ровно таким, каким тот был при жизни. как же он был сломлен, что подпустил к себе такого непохожего на него человека? адам никогда не видел их вместе. улавливал только взгляды и какие-то неловкие полужесты, которые прерывались до того, как могли сойти за что-то определенное. со стороны прокопенко — всегда вызов. со стороны кавински — всегда грусть. знал ли кто-нибудь из своры? он не поверил бы и сам, если бы джозеф в одну из ночей не вывалил на них с ронаном всю их трагическую историю. илья сон. и ведет себя он точно так же. адам отходит уже сравнительно далеко от трона. прокопенко легко толкает его в спину, направляя куда-то. его шепот кажется тихой, завораживающей мелодией. адама спасает летающая колонка, при приближении заморгавшая ярким красным и синим, как огни полиции, и оглушительной мелодией. «let’s get it crackin’!!!» в самое ухо кого хочешь вернет в реальность. адам резко останавливается. «…is been waiting all night to rape me». он сразу думает о ронане. блин, как он мог позволить себе затуманить мозги? адам разворачивается и, оттолкнув прокопенко, идет обратно, минуя предательские облака и еще кучу всего предательского, что отвлекло его от… от чего? красная мантия джозефа стелется по ступенькам, развевается по краям даже когда он сидит. красная мантия огибает фигуры людей на этих ступеньках, все еще целующихся. возможно, это другие. возможно, они просто поменялись. возможно, они — такие же сны, как и облака, как и половина всего, что здесь находится. но ронан настоящий. красная мантия кутает и его, стоящего на коленях, упирающегося руками в колени джозефа. джозеф тоже настоящий. он тянет ронана к себе, крепко схватив за ошейник, пропустив пальцы в перчатках между черной кожей и горлом ронана. тянет. все ближе и ближе. адам видит, как напрягаются их руки — линч сопротивляется, джозеф в ответ на мгновение ослабляет хватку, а потом снова с силой дергает. голова ронана оказывается у самого паха кавински. адам не дышит. странно, вокруг столько воздуха, пусть жаркого и полусонного, но он ему совсем не нужен. что ему действительно нужно — это подобраться поближе: вверх по ступенькам, минуя увлеченные пары, мерцания и грёзы. он еще не решил, хочет ли он, чтобы кавински знал о его присутствии. он еще не решил, хочет ли он сам быть обнаруженным. наблюдаемая сцена делает необязательной его потребность не только в воздухе, но и в мозгах тоже. не то чтобы адам никогда такого не видел, но… здесь все по-другому. джозеф и ронан тоже другие, неизвестные ему и крайне возбуждающие. очевидно, что эту битву линч проигрывает. он небрежно убирает завернувшуюся мантию с живота кавински и довольно грубо освобождает его от штанов. но джозеф только хохочет на это, продолжая держать ронана за ошейник и наслаждаясь этой вспышкой подвластной ему агрессии. второй рукой он нажимает что-то на подлокотнике, и спинка трона откидывается немного назад. адам даже не удивляется. ну… было бы странно, если бы эта штука не раскладывалась, в самом деле. линч медлит. кавински, крепко держащий его за шею, и его возбужденный член перед лицом ронана не дают тому никаких шансов сделать что-то другое, кроме как пошире открыть рот. адам уверен, что джозеф сейчас лишится того, чем очень дорожит, но нет: ронан вбирает головку медленно и аккуратно, облизывая и посасывая ее. кто-то громко стонет. джозеф? ронан? сам адам? парочки вокруг? все вместе? все это напоминает театральную постановку, которая медленно, но верно начинает идти не по сценарию. адам оглядывается: на то, что творится, начинают обращать внимание. что возводит уровень происходящего до состояния адского пекла. адаму неловко. адаму неожиданно жарко, он снова забывает дышать. адам краснеет за линча и кавински, потому что те явно заняты делами поважнее. ронан задействует язык. ведет им вверх-вниз по члену, уже мокрому от слюны и смазки. останавливается, чтобы надавить на уздечку: джозефу всегда нравилось так. он хочет помочь себе руками, но кавински, перехватив поводок, бьет его им по пальцам. «убери их за спину», — читает адам по губам. еще присовокупляется несколько ругательств на болгарском, которые джозеф часто использует в своей речи и которые говорит неосознанно, но адам не может их распознать. второе сражение ронан линч так же проигрывает. и сосет как было велено — не используя руки. джозеф улыбается и смотрит. продолжает улыбаться, когда кладет свои ладони на затылок линча и сильно толкает его голову вниз, насаживая на свой член. еще раз. и еще. и еще. адам, кажется, выпадает из реальности. для него время останавливается на этих секундах и движениях: склоненный ронан с руками за спиной; член, пропадающий у него во рту снова и снова; напрягающийся живот джозефа; его руки в черных перчатках, стискивающие бритый затылок. кавински вбивается еще пару раз и затем отпускает. ронан тяжело дышит, отстранившись. из его раскрытого рта вытекает струйка слюны, течет по подбородку. он ловит мантию, что опутывает его ноги, и вытирается красной тканью. светящийся зеленым огонек-колонка возникает из-за трона. музыка делается громче по мере его приближения. «adore, adore, bow down before… down on your knees and adore me». джозеф запрокидывает голову и, рукой проведя пару раз по члену, безмолвно хохочет. он выглядит самоуверенно и властно. все что окружает его сейчас — то, как он одет, музыка, этот необузданный народ повсюду, сонные облака, ронан перед ним, даже адам — все подчиняется ему. неважно, что он будет делать и с кем — никто не посмеет пойти против. если бы адам не знал джозефа, он бы подумал, что их всех тут чем-то опоили. но нет, все присутствующие находятся здесь по собственной воле, даже если их развлечения выглядят жестоко и ненормально. «реальность — это то, что придумывают для тебя другие», — сказал как-то кавински. что ж, они все тут и вправду в реальности, которую выдумал для них он, их единственный король. и они поглощены ею, будто самым прекрасным сном. но единственный несогласный все же находится: ронан. адам видит, как неподвижно он сидит вначале, рассматривает джозефа, его ленивые, томные движения, а потом делает попытку подняться на ноги. поводок, намотанный на руку джозефа, дергается, и тот реагирует мгновенно. его поза не меняется, а довольное лицо, как у наевшегося сметаны кота, становится еще довольнее: коту предлагают поиграть. добычу даже не надо ловить — она уже на привязи. ее надо просто заставить. не сводя с ронана глаз, кавински садится. далее следует объяснение без единого слова — это джозеф умеет невероятно хорошо. он просто смотрит, а впечатление такое, что насилует. господи, ему даже с приспущенными штанами удается выглядеть так, будто это единственная приемлемая форма одежды, а все остальное объявлено незаконным. адам наблюдает за их безмолвной баталией, потому что линч, наверное, вообще единственный, кто хоть как-то может сопротивляться. всегда мог, если честно. как-то они играли в «гляделки» по пьяни, и адам проклял эти пятнадцать минут, потому что был уверен, что они оба умерли — так они неподвижно сидели с совершенно остекленевшими глазами. игра заканчивается тем, что джозеф поднимается и застегивает штаны. но только лишь для того, чтобы они ему не мешались, пока он будет тащить линча за ошейник. впрочем, недалеко — всего лишь на трон. джозеф худой, но неестественно сильный, и ронан даже не успевает сообразить, как оказывается на животе, перекинутым через подлокотник. кавински держит его, навалившись сверху. трон оказывается достаточно широк, чтобы вместить их обоих. мантия джозефа, расправившись, когда он встал, теперь закрывает их фигуры почти полностью. красные всполохи бьют по ногам и спинам, адаму видно только, как джозеф сосредоточенно делает что-то. когда он заканчивает и раздраженно откидывает ткань назад, ронан оказывается крепко привязан к трону: джозеф перекрутил поводок через подлокотник и закинул петлю на один из столбиков спинки трона. голова и руки ронана свешены вниз, и он почти не может шевелиться, не грозясь удушить себя. адам не знает, что пугает его больше: то, что творит кавински или то, что в штанах у него самого становится до боли тесно от зрелища. он не замечает, как перелезает через парочку впереди себя. до трона теперь рукой подать. его практически наверняка заметит ронан, когда смирится со своим положением и откроет глаза. его точно заметит кавински, когда перестанет так самозабвенно лизать татуировку на спине линча. адам пытается запомнить каждое движение, каждую эмоцию: хмурое недовольство ронана, которое сменяется удивлением, когда он наконец-то видит адама; его поджатые губы, и они распахиваются — джозеф рукой лезет вниз и расстегивает ему штаны, рывком стягивает их до колен. не будет никаких прелюдий, не будет никаких ласк, понимает адам и очень хочет вмешаться, но ронан останавливает его, покачав головой. в следующее мгновение он вскрикивает от боли. адам видит, как толкается джозеф, входя сразу и глубоко, как линч рвано выдыхает, стискивает зубы и кулаки, и пытается отстраниться хоть чуть чуть. поводок максимально натягивается, удушая, и линч сдается. кавински полностью выходит и, не давая привыкнуть к объему, снова вгоняет член на всю длину. на этот раз из ронана вырывается только хрип. «со мной что-то не так», — думает адам. — «что-то определенно не так». по натуре адам добрый и сострадательный человек, у него было трудное детство, сдобренное побоями, и он физически не может пройти мимо насилия любого рода. он не может терпеть слезы и унижения. все его друзья из «плаксивого клуба» собраны в моменты страданий, адам как пастырь выводил их из этого состояния и увлекал за собой. теперь адам смотрит, как кавински почти насилует ронана, и мысль, что он хочет быть на его месте, сверлит в его мозгах дыру размером с австралию. слезы на щеках линча, его распахнутый рот, вздутые на висках и шее вены, потому что с каждым толчком джозефа он дергается вперед, и тогда ошейник неминуемо душит его, — адам чувствует жгучую неприязнь к себе и стыд, когда пытается запомнить сцену в мельчайших деталях. собственное возбуждение терзает его не меньше, но он даже не может пошевелиться, чтобы сделать с этим хоть что-то. — так вот что тебе нравится, — шепчет сладкий голос над самым его ухом. адам не замечает, как к нему подкрадывается прокопенко. хотя, он не заметил бы сейчас и конца света. к черту мир, когда тут у него рушится его собственный. илья располагается рядом. так, чтобы видеть кавински и ронана. и чтобы видеть адама. и иметь возможность к нему прикоснуться. он протягивает руку и несильно тянет за центральную цепочку на груди адама, как делал ранее джозеф. только теперь адам, вместо давления, чувствует такое дикое напряжение, что еле сдерживает стон. — я могу помочь, — как бы невзначай говорит прокопенко и улыбается. адам отводит взгляд от действия на троне и смотрит на илью. он же и в самом деле может. это не сарказм и не шутка. они четверо повязаны очень странными отношениями, но адам никогда не рассматривал вариант, что он и прокопенко… зато, видимо, рассматривал ронан. потому что злой рык с его стороны раздается уже совсем не от боли. улыбка прокопенко становится еще шире, а в глазах появляется нездоровый азартный блеск. у ронана есть еще силы сопротивляться. не тому, что делает с ним кавински — тут он снова проиграл — а тому, что планирует сделать прокопенко. он почти ничего не может, только прохрипеть: — не смей! за что получает совсем жестокий урок от джозефа — тот хватается за ошейник, пропустив пальцы внутрь, и подтягивает голову ронана максимально вверх. линч хватает ртом воздух, пытаясь сделать хоть маленький вдох. — мол-чать, — шипит кавински, до упора вбиваясь в ронана на каждом слоге. держит еще пять секунд и убирает руку. линч закашливается. слезы градом катятся из глаз. адам видит, как капли срываются с подбородка и пропадают в какой-то дымке. в ней пропадает все, на самом деле. спустя мгновение он понимает, что не может двинуть и пальцем: сонное облако предательски налезло на него со спины, будто тоже желая посмотреть, что здесь творится. оно взяло в плен только адама и прокопенко, остановившись ровно перед троном. внезапно адам чувствует прикосновение к своему плечу. но… как? прикосновение и затем легкий поцелуй. илья вместе с ним в облаке, но ему это явно никак не мешает. сон ко сну. адам даже не может возразить. он не может абсолютно ничего, совсем как ронан. только чувствовать и думать. безмерно много и того, и другого. прикосновение цветочных лепестков к плечам оказывается очень щекотным. прокопенко пальцем оттягивает ворот его «рубашки», чтобы провести по шее языком. затем он зарывается носом в его волосы на затылке, совсем как любит делать джозеф. руки порхают по телу, задевая золотые цепочки. илья будто пробует новое блюдо, смакуя, выбирая, с какого же кусочка начать. он перемещается, усаживаясь перед адамом, но не загораживая ему обзор на ронана. или наоборот — ронану не загораживая обзор на то, с чем он был так не согласен. за пределами облака все продолжается, разве что только джозеф теперь держит голову линча так, чтобы он смотрел только на адама и илью, и что-то шепчет ему на ухо. они оба в заложниках. адаму кажется, что он умрет прямо здесь — от переизбытка ощущений и полной невозможности пошевелиться. прокопенко наклоняется к его лицу и издевательски медленно проводит языком по его губам. дерзкая улыбка, какой-то сладкий коктейль и запах разгоряченного тела. если бы не облако, видит бог, адам бы ответил. всего один ничего не значащий поцелуй с мальчиком из сна. всего один… джозеф смотрит, продолжая трахать ронана. он жрет глазами каждое движение ильи. ронан продолжает смотреть и задыхаться. удушье для него теперь приобретает не только физическое проявление. адам видит его стиснутые кулаки и зубы. ему уже не больно от кавински сзади, ему уже больно по другой причине. адам все еще не понимает, почему он так против. от ласк возбуждение достигает пика, разверзая перед ним яму небывалой глубины, подозрительно похожую на могилу. удивительно, как ощущения давят на мозги, когда ты не можешь избавиться от них. все что адам хочет — это закрыть глаза и заорать. облако, мерцая, отступает так же внезапно, как и появилось. прокопенко мгновенно расстегивает ему штаны. хватает пары движений, и адам, протяжно выдохнув какое-то ругательство, кончает ему в ладонь. он падает на руки и дышит, дышит, больше ничего. больше ничего не существует — только воздух, наконец-то раскрывающий его легкие в полную силу и тяжело вырывающийся наружу. спустя время адам снова может видеть и слышать. прокопенко сидит рядом с такой довольной рожей и облизывает свою руку, что адам, снова ругнувшись, отворачивается, опасаясь второго раунда. он переводит взгляд на трон. движения джозефа становятся намного быстрее и, такое впечатление, что хаотичнее. он будто растерял в какой-то момент свое королевское величество и никак не соберет его вновь. ронан держится из последних сил. так кажется адаму. но внезапно линч поднимается на руках, насколько позволяет поводок, обмотанный вокруг подлокотника, и подается к джозефу сам. тот пораженно замирает на мгновение. ронан повторяет. кавински рычит, но адам не может разобрать интонацию. джозеф чуть сдвигается, меняя угол проникновения и напор. он откидывает мешающуюся мантию себе за спину и снимает корону. адаму становится видно все, что было скрыто красной тканью. эта дикость и безбашенность джозефа, ярость ронана, его несогласие, его смирение, его удовольствие под конец — все сталкивается теперь, крошась и безумствуя. зал замирает, музыка становится громче. адам не может обернуться, не может отвести взгляд, он просто знает, что время замирает не только для него. кавински перехватывает ронана под живот, вжимаясь в него со всей силы. он рычит куда-то ему в спину, уперевшись в нее лбом. линч кончает без рук. совершенно безмолвно. он просто повисает на ошейнике, как будто ему все равно, удушится он или нет. как будто он и так это сделал. отлепившись от спины, джозеф разматывает поводок. ронан оседает на троне, а потом и вовсе ложится. кавински сходит вниз. скорее, даже стекает. его хватает только на две ступеньки, потом он путается в мантии и почти падает рядом с адамом. — что это было? — хрипло спрашивает джозеф. — я не знаю, — тихо отвечает адам, — ты же все устроил. — черт, я устраивал не ЭТО! они просто лежат. музыка, парочки, облака — все продолжает звучать, крутиться и мерцать. все, кроме них. будто выключенные, они бездействуют. сейчас нет даже мыслей. ронан на троне, кавински и адам — у его ног. джозефа, кажется, совершенно не волнует, что он теперь без короны. адам смотрит наверх: ронан как раз примеряет ее на себя. она светится зеленым неоном и совершенно ему не идет, но дело вовсе не во внешнем виде. ронан много раз сдался, но все же выиграл финальную битву. адам размышляет, сопротивлялся ли линч в принципе или все было целиком и полностью спланировано? его же нельзя заставить или уговорить. если ронан не хочет, то гиблый номер что-либо делать с этим. ронан не умеет врать, но умеет играть по правилам, по ходу игры оборачивая их в свою пользу. тем более, что у него был такой хороший учитель. еще он думает об истинных причинах, почему линч не хотел приходить на вечеринки. и на чьей голове тогда действительно должна находиться корона. адам устало вздыхает и снова смотрит на ронана. тот рассматривает корону, пристально и удивленно. — господи, это что, леденец?! — восклицает он. джозеф рядом тихо хохочет, не открывая глаз. — пососи, линч. — он поднимает руку с оттопыренным средним пальцем. «adore, adore, bow down before…»