* * *
– Ну что, идем? Сидевшая за президентским столом и что-то задумчиво писавшая в тетрадь Катя подняла голову и тут же прикрыла рот ладошкой, едва сдерживая смех, когда шаткой из-за каблуков походкой Андрей приковылял к ней в кабинет. Благо остальные сотрудники давно разошлись, и его внешний вид больше никого не шокировал. Для Кати же он не был чем-то особо новым, продолжал успокаивать себя Жданов, повеселела вот даже. А вдруг она решила, что и правда ничего нового и ради компании он готов на что угодно? Он постарался отогнать эту гнетущую мысль, уцепившись за другую – о том, что они снова вместе с Катей, снова действуют одной слаженной командой. Только это и примиряло с необходимостью вновь идти на поводу у Милко, исполняя его прихоти. Каких-то полчаса – и Андрей уже опять продирался сквозь скопления людей в самых вычурных туалетах, грохот и слепящие огни светомузыки. А ведь был уверен, что ноги его больше в этом "Огоньке" не будет, наивный! И могло бы создаться ощущение полного дежавю, вот только в этот раз он был не один. Тем более что Катя, боясь отстать и затеряться среди этой пестрой веселящейся публики, с легкостью позволила ему взять ее за руку. – Ты Милко не видишь? – наклонился Жданов к Кате, безуспешно озираясь вокруг в попытке отыскать модельера, что без очков было еще более проблематичным. – Нет, – та тоже крутила головой по сторонам. – Хотя вроде вот там, – Катя вытянулась на носочках, указывая куда-то за его спиной. – Да, кажется, он. Они протиснулись к бару, где на высоком стуле восседал дизайнер собственной персоной, радостно оживившийся при их появлении. – Ты все-таки прИшел! – отставив бокал с ядовито-зеленым коктейлем, едва не захлопал в ладоши Милко. – Ласточка мОя! – Все, доволен? – грубо оборвал его восторги Андрей. – Жданов-Жданов, – судя по расплывшемуся в благосклонной улыбке Милко, он был более чем доволен. – Или скорее несравненная Чио-Чио-Сан. Еще прЕкраснее, чем в прошлый раз, – он заботливо поправил боа на шее Андрея. – Вижу, наша презИдент и мертвого уговорит. Ты решил захвАтить ее для моральной выдЕржки? Жданов чувствовал, что выдЕржка, как тот выразился, ему очень даже понадобится. – Условие выполнено, теперь я свободен? – Вечно куда-то торопится, спЕшит, – посетовал Милко. – Нельзя же так сразу ухОдить, вечер только начался. Ты и тогда пропустил выступление Малышки Мо… – Сомневаюсь, что она расстроилась, – процедил Андрей. – Видела бы ты эту Малышку… – шепнул он Кате. – Видела бы ты, что здесь устроил этот мУжлан! – доверительно сообщил ей и Милко, прежде чем снова обратиться к Жданову: – Надеюсь, сегодня тебе удастся дЕржать себя в рУках. – И я. Надеюсь. – НеУжели?! – вдруг встрепенулся Милко, уставившись на идущую прямо к ним девицу в длинном серебристом платье. – Венера, это правда ты? Я нЕ верю своим глАзам! Соскочив со стула, он подлетел к этой особе, чье лицо, обрамленное длинными локонами, показалось Андрею смутно знакомым, и радостно с ней расцеловался. – Где ты пропадала? – Ой, Милко, ты не поверишь! – ПовЕрнись, – отступив на шаг, в восхищении попросил тот, рассматривая струящийся наряд этой богини любви. – Это беспОдобно! Кто сотвОрил эту красоту? – Пойдем, я все тебе расскажу, – таинственным голосом пообещала Венера, беря его под руку. – Милко, так вы остаетесь в компании? – поспешила уточнить Катя. – Я обЕщал только подумать, – напомнил тот. – Только попробуй не остаться – после вот этого вот всего! – потрясая боа, вскипел Андрей. – Жданов, а тебе вообще повЕзло, а то без поцелуя ты бы у меня не Ушел. Не скучайте, и я тоже не буду, – ухмыльнулся Милко, прежде чем, последовав за Венерой, затеряться среди присутствующих. – Без поцелуя? – в удивлении подняла брови Катя. – Лучше не спрашивай, – буркнул Андрей. Все это время он не без оснований опасался, что Милко опять выкинет что-нибудь эдакое и начнет требовать от него невозможного. И теперь мысленно перекрестился: кажется, действительно повезло. – Присядем? – предложил Андрей Кате. – А то туфли чертовски тесные. Будешь что-нибудь? – Сок? – опустившись на стул, пожала плечами та. – Тогда и я сок, – поддержал он. А когда перед ними поставили их заказ, взял свой стакан и легонько стукнул им об Катин. – За успехи "Зималетто"? – предположила она. – Нет… – он покачал головой, но Катя так искренне улыбалась, что продолжить он не решился. Она тоже смутилась и отвернулась, принявшись с любопытством разглядывать здешнюю публику, не спеша потягивая оранжевый напиток. – Вот уж не думала увидеть здесь знакомых, – сообщила вскоре шепотом, украдкой кивая в сторону стоящего поодаль и беседующего с каким-то парнем Краевича. – Я не рассказывал? Похоже, он тут завсегдатай, – равнодушно откликнулся Андрей, ненадолго отвлекшись от созерцания ее обхвативших тонкую соломинку губ. – Ну, не только он, – с улыбкой напомнила Катя, вытянув вперед руку со стаканом и указывая на него самого. – О боже, осторожнее! – едва успел предостеречь он, невольно подавшись к ней в защитном жесте. Мимо них, подобно ледоколу, огромным бюстом пробивая себе путь среди посетителей заведения, проплыла дива весьма внушительных размеров и скрылась в дамской комнате. – А я вот теперь задумался, – проводив эту примечательную особу взглядом, обратился Андрей к Кате, которая, едва не облившись соком, поспешила вернуть стакан на стойку, – если в уборную понадобится мне, в какую же податься? – В женскую, – оглядев его, со смехом вынесла вердикт Катя. – В женскую? Уверена? – с улыбкой уточнил он, вспомнив, как тут же в "Огоньке" безуспешно ломился к Милко: неужели зря надеялся, что походы по женским туалетам остались далеко в прошлом? Он постепенно приходил во все более хорошее расположение духа, и происходящее начинало скорее забавлять. А еще они так давно не были где-то с Катей вдвоем. И плевать, что вокруг толпа непонятного народа да и у самого него видок еще тот. Собираю наши встречи, наши дни, как на нитку, – это так долго, – заиграло вдруг, и Катя заметно напряглась, практически замерла. Я пытаюсь позабыть, но новая попытка колет иголкой. Она по-прежнему смотрела в зал, где уже двигались в танце немногочисленные пары, но от Андрея не укрылось, что ее взгляд стал отрешенным, а глаза потускнели, наполняясь грустью. Расставляю все мечты по местам – Крепче нервы, меньше веры день за днем, да гори оно огнем. – Потанцуем, милашка? – басовито окликнул кто-то, и на его плечо опустилась увесистая волосатая рука. Жданов обернулся – томно глядя на него из-под густых ресниц и слащаво улыбаясь, перед ним стоял почти двухметровый детина с кокетливо подведенными глазами – и сглотнул, едва справившись с порывом немедля разразиться не самой цензурной тирадой. – С удовольствием бы, пупсичек, но, увы, я уже обещал – ей, – Андрей ткнул пальцем в сидящую рядом Катю. – Подыграй мне, – быстро шепнул он, стягивая ее со стула и увлекая за собой на танцпол. И Катя не успела опомниться, как уже была заключена в его крепкие объятия. Андрей обнял ее, тесно прижимая к себе, и когда она невольно уткнулась в его обнаженное плечо, у нее едва не перехватило дыхание. "Это всего лишь танец", – сказала она себе. "Да, но он так близко", – не сдавались лихорадочно заметавшиеся в голове мысли. Успокоиться и привести их в порядок. Всего лишь танец. Ему просто нужно было отделаться от того типа. Да, но… Она почти забыла, каково это – двигаться с ним под музыку, не думая больше ни о чем. Только мысли все о нем и о нем, о нем и о нем… Она немного повернула голову, потому что перья боа щекотали ей нос, и Жданов чуть ослабил первоначальные судорожные объятия. – Прости, – пробормотал он, едва не наступив ей на ногу. – Дурацкие туфли. – Ничего. Забавно они, должно быть, смотрелись, подумалось ей, но, в конце концов, вряд ли их можно было назвать самой странной парой этого заведения. А Андрей невольно слышал ее тонкий голосок, повторявший ему когда-то слова этой песни, и пытался представить, о чем сейчас думает Катя, вспоминает ли. – Жаль, что мы не в "Лиссабоне", – сказал он, прижимаясь щекой к ее виску. – Почему? – Я бы поцеловал тебя. При всех. Она опустила голову, молчала, усмиряя предательски забившееся сердце, и, когда он уже решил, что ничего в ответ не услышит, тихо сказала: – Поздно… – Никогда не поздно, Кать, слышишь? – яростно прошептал он. – Никогда не поздно. – Поздно, – повторила она потом. Песня давно закончилась, и сейчас под заигравшую следом быструю музыку окружающие прыгали и веселились. А он прикидывал, согласится ли Катя пойти с ним в "Планету Омега" – и обязательно тогда, когда там конкурс песенных признаний с неизменным поцелуем в конце. И может, у них неплохие шансы выиграть в этом чертовом конкурсе, ведь результатов в прошлый раз они не дождались. И пусть даже Тропинкина их увидит, да хоть весь женсовет в полном составе. – Пойдем отсюда? – прервала его размышления Катя. – Как, и даже не увидим шоу со знаменитой Малышкой Мо, Лаки и как ее там?.. – А ты так хочешь его посмотреть? – Не особенно, – признался он. "Сегодня я хочу смотреть только на тебя", – всплыло откуда-то из глубин памяти. Когда-то он уже говорил ей это, но она не верила. Как вряд ли поверила бы и сейчас. И потому он промолчал. Огни возле клуба сияли и переливались, у входа стоял неизменный швейцар с непроницаемым лицом. Но в отличие от того темного октябрьского вечера сейчас, в начале лета, было еще светло и сумерки лишь едва-едва обозначились. – Я предложил бы прогуляться, если бы не… – Андрей с извиняющейся улыбкой указал на себя взглядом, непроизвольно перебирая в пальцах пушистый конец боа. Так что импровизированная прогулка вышла недолгой – всего лишь до припаркованной подальше от клуба машины. Памятуя о своих прошлых похождениях, на этот раз Жданов старался все предусмотреть, и в авто их дожидалась и заранее приготовленная стопка его одежды, и любезно предоставленные Катей средства для снятия макияжа. Пока Катя доставала из косметички все необходимое, Андрей, с удовольствием стащив с себя и закинув на заднее сиденье парик и боа, вытянул шею, заглядывая в висящее в салоне зеркало в стремлении поскорее избавиться и от остального. – Черт, – выругался он сквозь зубы, пытаясь отодрать длиннющие накладные ресницы. – Подожди, дай я… Катя бережно избавила его от искусственных ресниц, а затем в ход пошли влажные салфетки и ватные диски, смоченные специальной жидкостью. И Жданов замер, наслаждаясь Катиными осторожными прикосновениями к его лицу, чувствуя, как от этой простой, казалось бы, процедуры участилось биение его сердца. Они снова сидели в машине вдвоем, как много раз прежде, – сколько же волнующих моментов было с этим связано! И наверное, Катя вспоминала о том же, потому что он почувствовал, как дрогнула ее рука, когда он перехватил, легонько сжав, ее запястье…* * *
Едва скрывшись за дверью подъезда, Катя остановилась, в смятении прижала ладони ко все еще пылающим щекам. Нужно было отдышаться, собрать воедино рассыпающиеся мысли. – Что же я наделала? Она сама толком не поняла, как все так вышло – там, в машине. В памяти, сменяя друг друга, всплывали лишь какие-то разрозненные фрагменты, постепенно выстраиваясь в одну фатальную цепочку. Андрей, в этом тесном пространстве оказавшийся вдруг нестерпимо близко. Его пристальный взгляд, с которым она встретилась, едва подняла глаза, и замерла сама, не заметив даже, как выронила из ослабевших пальцев ватный комочек. Будоражащий, кружащий голову аромат парфюма, такой до боли знакомый и неизменно будящий воспоминания о прошлых, далеких уже вечерах, проведенных с Андреем. Тепло его дыхания на ее губах – все более неровного и сбивающегося, почти как у нее. Его ладонь, несмело поначалу коснувшаяся ее щеки, и услышанное уже лишь краем ускользающего сознания хрипловатое "Кать…" Какое-то сумасшествие, иначе не назвать, с трудом вынырнуть из которого удалось, только когда зазвонил телефон. И как ни странно, не у Андрея – у нее. Одной рукой судорожно нашаривая в сумочке разрывающийся аппарат, другой она накрыла его губы, останавливая это безумие, но потом пришлось убрать и ее, ведь тогда он принялся целовать ее подрагивающие пальцы. И отодвинуться пришлось, потому что он шумно дышал, почти в самую трубку. Да она и сама едва могла говорить, лепетала что-то невнятное, обещая явиться – совсем скоро. Родители, ну конечно. Кто еще это мог быть? Волнуются за нее, вот и решили узнать, где же гуляет их непутевая дочь, поздно ведь, ночь на дворе. И теперь уже Андрей, тихо посмеиваясь, с нежностью стирал ярко-красные следы с ее лица, чтобы ей не пришлось объяснять, почему она вернулась домой перепачканная чужой помадой. Боже… При воспоминании об этом подуспокоившееся было сердце вновь зачастило, и в его нестройном ритме ей слышалось ждановское "Никогда не поздно. Никогда".