Клыки

      На следующий день я не видела Германа с самого утра. Во-первых, потому что специально избегала его, во-вторых, он и сам особо не показывался. Может, просто был занят, а может, тоже не хотел меня видеть.       И, опять же, ничего не предвещало беды, но жизнь решила превратить темно-серую полосу в черную окончательно.       Я сидела на диване в гостиной, зашивала старую, но любимую футболку, которая разошлась по шву после очередной стирки, а на плите в кухне варились злосчастные пельмени. Ночь где-то дремал или бродил по дому, его даже не было видно. Глубоко погруженная в невеселые мысли, я делала стежок за стежком, закончив, обрезала нить, и вдруг послышалось громкое шипение – вода в кастрюле начала пениться и выплескиваться на свежевымытую плиту. Сунув иголку в диван и отбросив футболку в сторону, я вскочила на ноги и побежала на кухню. То, что произошло дальше, отпечаталось в памяти покадрово.       Вот, я убавляю мощность, вытираю воду, выжимаю тряпку. Потом разворачиваюсь, вижу темное пушистое пятно в гостиной. Подхожу ближе. Кот, сидящий на диване, оборачивается. Он странно чавкает, это выглядит так, как когда он ест траву. Во рту у него что-то блестит.       Осознав, что происходит, я тут же бросилась к Ночи, но он спрыгнул на пол и побежал дальше по коридору. Когда кот все же оказался у меня в руках, в его пасти уже ничего не было. Внутри все органы будто рухнули вниз, с похолодевшим сердцем я отпустила Ночь и судорожно обшарила ладонями всю поверхность дивана, но дурацкой иголки с куском нитки нигде не было. Не было ее и в пледе, и рядом на полу. Первый десяток секунд прошел в страхе и панике. Потом, забыв обо всех неловкостях, обидах и прочей ерунде, я бросилась искать Германа. Подлетев к кабинету, забарабанила ладонями в дверь, но на этот раз не вваливалась внутрь.       — Герман, пожалуйста, скорее!       Послышались быстрые шаги. Повезло, что мужчина оказался дома.       — Да, что случилось? — спросил он, выйдя в коридор.       — Ночь проглотил иголку.       — Что?       — Я… я зашивала футболку, а там эти пельмени… Всего минута! Его даже рядом не было! А потом поворачиваюсь, а он, он уже…       — Так, поехали, — прервал мой сбивчивый рассказ Рудницкий и, обхватив запястье, потянул за собой в гостиную, — тут недалеко есть ветеринарка. Одевайся и запихивай кота в переноску, я выгоню машину.       Руки и ноги била мелкая дрожь, в горле пересохло, но я старалась не поддаваться панике. В относительной норме помогала оставаться вера в то, что либо иголка все же просто куда-то закатилась, либо ветеринары ее как-то аккуратно достанут. А еще было немного спокойней оттого, что Герман рядом. Натянув первые попавшиеся джинсы и темно-зеленый свитер, я быстро провела расческой по волосам, сунула в карман телефон, схватила рюкзак с кошельком и паспортом, в последний момент вспомнила про кошачий паспорт и, взяв переноску, побежала вниз за Ночью.       Сначала в машине мы ехали молча. Мы с Германом. Кот-то возмущенно мяукал, требуя свободы. На улице, объятой густыми сумерками, уже заметно стемнело, зажглись фонари. Я беспокойно заламывала пальцы, потом нащупала на рукаве торчащую нитку и начала крутить ее, параллельно мысленно стараясь себя уговаривать. Рудницкий держал руль двумя руками и ехал с максимально допустимой скоростью, не отводя глаз от дороги.       — Это я во всем виновата, — расфокусировано глядя за окно произнесла я, поняв, что больше не могу столько всего сдерживать в себе.       — Просто случайность, — отозвался Герман. — Не кори себя.       — Нет, это моя безответственность и тупость. Как можно было просто воткнуть иголку в диван, да еще и с ниткой? Зная, что дома кот.       — Человеческий фактор. С любым может случиться.       Голос преподавателя звучал ровно и спокойно, в то время, как мой постоянно срывался на высокие ноты и дрожал.       — Да, но случилось опять со мной! Почему? Почему снова со мной? И почему кот должен страдать, если жизнь хочет отыграться на мне? А если с ним что-то случится? Если все это плохо закончится? Я же так его люблю… у меня больше никого не осталось, кроме него.       Глаза начало щипать. Пытаясь бороться с навернувшимися слезами, я подняла голову и глубоко, но рвано вздохнув, закусила губу.       — Алексия, все будет нормально. Сейчас довезем его до клиники, ветеринары достанут иголку. Все с Ночью будет в порядке. Уверен, такие случаи постоянно происходят. Это же животные.       — Спасибо.       Герман меня не успокоил, никто бы не успокоил, но его участие действительно помогало держаться. Уже что-то.       К сожалению, дальнейшие события начали развиваться совсем не по благоприятному сценарию. В ближайшей клинике нас приняли сразу же, без очереди, выслушали историю и отнесли кота на рентген. До последнего я надеялась, что он не проглатывал иголку. Но, увы, иголка оказалась в желудке и уже приближалась к кишечнику. Врач сказал, что извлечь ее можно только через операцию с наркозом, иначе – никак, и сама она тоже не выйдет, только поранит органы и приведет к печальному исходу, еще ситуацию осложнила нитка. Естественно, я сразу же согласилась на операцию, даже про деньги в тот момент не думала, всегда можно занять, котейку надо было спасать. Однако, в клинике не оказалось свободных хирургов, и нам посоветовали обзванивать другие, причем, очень срочно.       В первой не взяли трубку, во второй отказали, в третьей сказали, что смогут провести операцию только часов через пять. От страха начало тошнить. Время шло, жизни Ночи угрожала опасность, а я была бессильна!       Но, о, Боги, наконец я дозвонилась до клиники, в которой сказали “приезжайте, все сделаем”.       Там пришлось заново делать рентген, так как игла двигалась дальше, после чего ставить катетер. И вот это был кошмар. Герман ждал в коридоре, так как Ночь не позволял ему к себе прикасаться, и удерживать кота приходилось мне. Господи, как же неистово он орал и вырывался, это было адское рычание с визгом и воплями, а когда из вены брызнула кровь, я сама чуть не упала в обморок. В панике закричала, чтобы они позвали Германа или санитаров.       Рудницкий зашел в кабинет и, несмотря на все возражения пушистика, стиснул его железной хваткой, впрочем, кот и так уже был в бешенстве и истерике, так что общество преподавателя ничего не усложнило. Некуда было усложнять.       Все остальные процедуры проходили без меня. Я ответила на вопросы про корм, возраст и все остальное, оставила предоплату и подписала бумагу с отказом от претензий или вроде того. Отчаянные крики перепуганного животного, доносившиеся из кабинета, рвали душу. Ужасно, когда кто-то другой страдает за твои ошибки.       Ночь унесли на второй этаж и сказали приезжать за ним завтра днем, так как коту необходимо было остаться в стационаре для наблюдения за его состоянием. Результаты операции обещали сообщить по телефону.       Вся бледная я на автомате дошла до машины на ватных ногах и, открыв дверь, обессиленно упала в салон. Сжавшись в комочек в обнимку с рюкзаком, уставилась в никуда. Хотелось плакать, но не получалось, слез не было. Был испуг, отходняк от стресса, чувство собственной беспомощности и тупое отчаяние. Все, чего мне хотелось в тот момент, это чтобы кот выжил, остальное же перестало волновать.       — Алексия, все будет хорошо. Выдохните. Все самое сложное для Вас позади, кот теперь в руках профессионалов, они все сделают, — сказал Герман, заведя двигатель.       — Да. И спасибо большое за помощь, не знаю, чтобы я без Вас делала…       Это правда. Без Рудницкого было бы намного хуже, намного сложнее со всем этим справляться. Он помог как физически – довез до клиники, удержал кота, пока ему ставили катетер, да еще и в какой-то момент уточнил, хватает ли мне денег, так и морально – он был рядом во всех смыслах.       — Не составите мне компанию за ужином? Давайте заедем в японский ресторан? Тут неподалеку есть одно неплохое место.       — Да, конечно. С удовольствием. Не хочется сейчас быть дома наедине с собой.       На фоне пережитого недавний инцидент просто вылетел из головы. Да и какая разница, что произошло тогда в кабинете, если сегодня Герман так нам помог?       — Понимаю, поэтому и предложил.       Слишком мило с его стороны. Все-таки, он очень хороший. И мне снова стало стыдно за свои мысли о том, что этот человек мог быть причастен к убийствам.       Мы подъехали к ресторану, и Рудницкий припарковал машину недалеко от входа, за размышлениями время в пути прошло совершенно незаметно. Людей внутри оказалось на удивление мало, милая девушка-официантка проводила нас к дальнему уютному столику и дала меню. Из-за волнения есть не хотелось, поэтому от еды я отказалась, попросила только чай, однако Рудницкий все же решил заказать огромный сет роллов на случай, если аппетит ко мне придет.       — Ну, а если не станете есть, просто попросим завернуть с собой, — сказал он.       Официантка приняла заказ и поспешно удалилась на кухню. Отвернувшись, я смотрела в окно. Как там сейчас Ночь? Провели операцию или еще нет? Проснулся от наркоза или…?       Не хватало зажигалки, зажигать огонь и смотреть на него – успокаивало. Возможность управлять пламенем, усилить его или сделать маленьким, погасить в любой момент и снова зажечь давала ощущение того, что хоть что-то в этой жизни ты можешь контролировать.       На улице уже окончательно стемнело, яркие фонари контрастировали с ночной чернотой, бесконечные машины пролетали по шоссе. Герман же откинулся на спинку дивана и не сводил с меня внимательного взгляда.       — Что такое? — наконец не выдержала я.       Голос прозвучал как-то совсем безжизненно. Такое чувство, что ситуация с котом стала последней каплей и просто морально уничтожила. Слава всем богам, что были деньги на операцию и человек с машиной рядом.       — Ничего. Просто думал.       — Глядя на меня?       — Да, потому что думал о Вас.       От этой фразы стало тревожно, хоть она и была произнесена с мирной и ровной интонацией.       — И о чем же конкретно Вы думали? — я слегка вскинула брови и поджала губы. Пока было неясно, что думать мне и к чему готовиться.       — О том, что надо бы извиниться.       — Мне перед Вами?       Герман, который до этого сидел с абсолютно ничего не выражающим лицом, тут же нахмурился и встрепенулся.       — Что? Нет, конечно. Мне перед Вами.       — А…       Черт. Вышло странно и неловко, но зато я выдохнула.       — Я не должен был вести себя так резко с Вами, да еще и врать. Дурацкая вышла ситуация, — он слегка наклонился вперед, опершись руками о край стола и сцепив пальцы в замок. — Иногда нет времени подумать и как следует все взвесить, поэтому поступаешь так, как велят инстинкты. Ну, или эмоции, чувства и все в таком духе. Понимаете?       Я кивнула. Он говорил действительно с сожалением в голосе, да и в целом выглядел раскаивающимся.       — Извините, что вышло так, как вышло. Алексия, Вы как-то предположили, что я храню тайны. И… это правда так. И я не могу Вам всего рассказать.       — Всё нормально, Вы и не обязаны. Я лезла не в свое дело, это неправильно. Это Вы меня извините, пожалуйста.       Губы Германа тронула слабая, но очень теплая и светлая улыбка, от которой внутри что-то ёкнуло.       — Я совершенно не держу на Вас зла или обиды, Алекс. Вашей вины нет ни в чем.       — Спасибо, я… — ни с того ни с сего тело охватило волнение и смущение, я потупила взгляд. — Я тоже не считаю Вас в чем-то виноватым. Наоборот, моя благодарность Вам за все настолько велика, что не знаю, как вообще ее выразить.       К нам подошла официантка с чаем, роллы еще готовились. После этого на некоторое время возникла пауза. Тыкнув пальцем по экрану телефона, я посмотрела, не звонили ли из клиники, хотя звук был включен. Преподаватель выглядел очень задумчиво, он будто собирался что-то сказать, но подбирал слова.       — Алексия, Вы когда-нибудь слышали о том, как детям заранее находят невест и женихов, пока они еще юные? — еще немного помолчав, заговорил он.       — Да. Вроде, так было в старину, но встречается и сейчас в некоторых культурах.       — Если… если не вдаваться в подробности, — Рудницкий тяжело вздохнул и провел рукой по волосам, — то у нас в семье было что-то подобное. Есть определенные традиции… В общем, с подросткового возраста у меня была невеста, с которой мы подходили друг другу согласно определенным традициям. Когда мы стали старше, невеста превратилась в жену.       — Оу… — я была крайне удивлена, нечто подобное никак не ожидала услышать. — А Вы откуда? Это что-то религиозное или связано с каким-то географическим местом? Как так вообще сложилось?       Герман нахмурился и покачал головой.       — Это всё неважно. Так получилось.       На эти вопросы человек просто не хотел отвечать. Странно и любопытно, но он имел право не рассказывать то, что не считал нужным. Поэтому я просто кивнула. Герман продолжил:       — Став старше, я как-то переосмыслил многое в жизни, отдалился от семьи и от культуры нашего народа в целом. Это возымело свои последствия, разумеется. Жену же я никогда не любил. Нет, она потрясающая женщина, очень хорошая, — поспешно добавил он, подняв ладони, — но просто не чувствовал с ней никакого родства, понимаете?       — Да, такое бывает.       Вообще, стало ужасно интересно, что же за происхождение у Рудницкого, о каком народе и культуре он говорит, но снова спрашивать было бы очень неэтично, нетактично и невежливо.       — В какой-то момент я изменил многое в своей жизни. В том числе, поговорил с женой, попросил пожить отдельно. По факту, мы все еще в браке, по всем законам и порядкам, но сейчас не вместе.       — А она Вас любит?       — Не знаю, — Герман пожал плечами, — она очень верна традициям, воспринимает все это очень серьезно. Не думаю, что она вообще когда-то думала о любви или нелюбви, потому что все уже было решено, все было четко и ясно. Я – её муж, она – жена, мы вместе, у каждого своя роль.       Да уж, звучало все это неприятно и неправильно, какой-то каменный век.       — И как она отнеслась к Вашей просьбе?       — Разъехаться и не вести тот быт, который должны были?       — Да.       — Предположите, — он усмехнулся.       — Ясно.       Нам принесли роллы. Беседа помогла немного отвлечься, а еда выглядела настолько красиво и аппетитно, что я все-таки соблазнилась, взяла китайские палочки и ухватила один особенно привлекательный теплый ролл с золотой корочкой, коричневым соусом и какой-то хрустящей растительностью сверху. Боковое зрение уловило мягкую улыбку Рудницкого. Черт, временами этот мужчина был слишком милым!       — Очень вкусно, спасибо Вам, Герман.       — Пожалуйста.       Вслед за первым, в рот отправились и другие виды роллов. Захотелось попробовать все. Когда желудок наполнился, я промокнула губы салфеткой, сделала пару глотков чая и посмотрела на Рудницкого.       — Получается, у Вас тоже семейная сторона жизни веселая и травматичная?       — Отчасти, да.       — Мне это знакомо. Нет, изначально все было хорошо, а потом моя мать просто начала творить какую-то ерунду.       — Вы это не раз упоминали, но подробно никогда не рассказывали, что именно произошло.       Из груди вырвался тяжелый вздох. Не любила я рассказывать эту часть биографии, но раз Герман поделился со мной историей про жену, пусть и пропустив некоторые моменты, было бы честно сделать то же самое и все же рассказать ему про мать. Он потянулся за роллом, но не сводил с меня ожидающего взгляда.       — Если кратко, то она изменила отцу, — вяло начала я. — Но не просто изменила, а начала встречаться с его бывшим лучшим другом. А бывшим этот друг стал из-за какой-то масштабной ссоры на фоне работы. Они с отцом были партнерами в бизнесе или вроде того.       — Да уж, неприятно, должно быть.       — Это был очень тяжелый и болезненный разрыв. Просто ужасное время. Но самое мерзкое, что тот мужик поставил ей ультиматум, запретил общаться со мной под угрозой расставания. Между родной дочерью и левым мужиком она выбрала левого мужика.       Ладно, мама имела право уйти от мужа, развестись, такое бывает. В конце концов, иногда люди понимают, что ошиблись с выбором партнера, даже спустя много лет. Но как она могла бросить ребенка?       — Не знаю, что и сказать… — растерянно произнес Герман. — Очень жестоко с её стороны по отношению к дочери. Даже не представляю, чем она руководствовалась, совершая такой поступок.       — Должно быть, того мужика она любила сильней, чем меня, — пожала я плечами. — У меня было такое прекрасное и счастливое детство, а потом жизнь превратилась в ад. Физрук, уход мамы из семьи, алкоголизм отца, потом его смерть. Потом я лишилась дома, если бы не Вы, не представляю, что было бы, а теперь еще и с Ночью такое приключилось.       Рудницкий вопросительно нахмурился.       — Физрук? — переспросил он.       Черт. Вот это я точно не собиралась рассказывать, причем, никогда. Просто случайно ляпнула, потому что к слову пришлось.       — Да так, отдельная история. В школе были некоторые проблемы, — отмахнулась я.       Герман кивнул, соглашаясь пропустить этот момент, но по глазам было видно, что внимание он на этом заострил. Но почему? Физрук и физрук, мало ли, что там произошло? Хотя Рудницкий явно обладал потрясающим чутьем, его проницательность порой даже пугала.       Зазвонил телефон, на экране высветился номер ветеринарной клиники, и я в то же мгновение судорожно его схватила. Дрожащими пальцами нажала на зеленую трубку и поднесла к уху. Сердце замерло, дыхание на время остановилось. Девушка на другом конце линии сообщила, что операция прошла успешно, и котик потихоньку отходит от наркоза.       Тело охватило волной облегчения. Ночь в порядке.       Закончив разговор с врачом, я поспешила поделиться радостной новостью с Германом, тот искренне улыбнулся.       — Прекрасно. Вот видите, я же говорил, что все будет хорошо. Всё, выдыхайте, Алексия. Завтра днем его заберем.       Мне ужасно захотелось обнять мужчину. Сесть рядом с ним, уткнуться в теплую шею, обвить руками крепкий торс, почувствовать, как он дышит, как бьется его сердце. Захотелось, чтобы он погладил меня по волосам, чтобы его широкая ладонь легла на спину и сильней прижала к нему.       Осознав эти мысли и то, что все это время странно смотрела в область его груди, я встрепенулась. Понятно, что просто устала и перенервничала, понятно, что просто нуждалась в ласке и поддержке. Но жаждать прикосновений к этому мужчине… нет, перебор.       — Всё нормально, Алекс? — глубокий голос Германа заставил вздрогнуть. — Выглядите очень встревоженной. Всё же уже позади, расслабьтесь.       — Да-да, просто еще не отошла от пережитого. Всё нормально. Почему-то тупое желание подсесть к нему поближе не отпускало. И это мне очень сильно не нравилось.       — Я на минутку, — сказала я, вставая из-за стола.       Холодная вода из крана в дамской комнате помогла освежить лицо и хоть немного прийти в себя. Либо порыв обнять Рудницкого и правда ослаб, либо просто удалось его подавить и игнорировать. Главное, что эти глупости из головы ушли.       В машине мы не разговаривали, но если Герман был просто спокойным и сосредоточенным на дороге, то я ощущала себя дважды выжатым лимоном после всей этой эмоциональной мясорубки. Тело растеклось по сидению, взгляд непроизвольно цеплялся за мелькающие фонари, деревья и дома. Хотелось спать, я бы и вырубилась прямо в машине, но слишком уж поднялся уровень тревожности. Чувство непонятного, приглушенного, но перманентного страха не отпускало, вдобавок еще волнами накатывало одиночество и ощущение собственной беспомощности. Мир вдруг стал казаться не просто огромным, но и враждебным, холодным, абсолютно чужим. Так еще и душа начинала рваться на куски, стоило только подумать о перепуганном и растерянном котике в стационаре. Ночь наверняка не понимал, где он, почему он один в незнакомом месте, и почему ему так плохо.       Обернувшись на Германа, я постаралась напомнить себе, что не одна. Он был рядом, он уже помог и еще поможет, если потребуется. Кроме него также у меня были подруги. Да, мы с Катей сильно отдалились, но были и другие хорошие девчонки в списке друзей. Вот только последнее время мы почти не общались, разве что, с Эвелиной время от времени.       “Я не одна. Я в безопасности. Все нормально. А Ночь мы завтра заберем”, — крутила в голове, как мантру. Вроде, немного успокаивало, но тревожность не снижало. Попытки глубоко и медленно дышать тоже ни к чему не привели. Хотелось скулить.       — Алексия, Вы в порядке? — учтиво поинтересовался Герман, будто прочитав мысли.       — Да… Да, просто как-то не по себе, — я помотала головой и повыше села в кресле. — Какие планы у Вас на оставшийся вечер? Сразу спать ляжете?       Машина угодила колесом в яму, нас здорово встряхнуло.       — Думал прежде книгу почитать. А Вы что-то хотели?       — Хотела попросить налить того волшебного чая, если можно. Спать хочется жутко, но из-за тревожности, чувствую, снова прокручусь в кровати всю ночь.       — Да, конечно, — кивнул Рудницкий. — Еще можно выпить пару таблеток успокоительного для простых смертных. У меня оно, вроде, оставалось.       — Хорошо, спасибо. А что Вы сейчас читаете? — Мне правда было очень интересно. В голове проскользнуло несколько догадок, что мог бы читать такой человек, как Герман, но он ответил быстрее, чем сформировалось какое-то конкретное предположение.       — “Граф Монте-Кристо”. Давно в библиотеке лежит, но руки все никак не доходили, а говорят, хорошая вещь.       Вполне себе подходящий ответ. И не неожиданно, но и не слишком ожидаемо. Старая добрая классика. Конечно, я бы скорее поставила на что-то умно-философское из категории “не для всех”, возможно, “Как говорил Заратустра” Ницше, или на какой-то кровавый триллер-боевик. Впрочем, с профессией Германа нельзя забывать и про детективы. Но Дюма тоже подходил… Меньше, но подходил.       — Ой, я читала года три назад. Интересно, но объемненько, конечно. Обычно избегаю “кирпичи”, они морально на меня давят, но сюжет интересный и слог отличный.       — Это же история о гениальной и красивой мести?       — Да, можно и так сказать. Но это не триллер.       Бросив на меня быстрый взгляд, Рудницкий слегка улыбнулся, но сразу же снова стал смотреть на дорогу. Мы уже почти подъехали к дому, пейзаж за окном теперь состоял только из леса и ночного неба.       — А “Всадника без головы” читали? — В этот раз вопрос был ради вопроса, просто нужно было чем-то перекрыть странное неприятное чувство, возникшее между животом и солнечным сплетением.       — В юношестве.       — Это одна из моих любимых книг, хоть и не фэнтези. Слишком уж много там страстей, это не может оставить равнодушным.       Герман пожал плечами.       — Я уже ничего оттуда не помню, кроме пары отдельных моментов. Надо будет перечитать, в библиотеке эта книга точно есть.       Вспомнились огромные книжные шкафы в кабинете преподавателя, полностью заставленные книгами. Интересно, что еще там было помимо классики? Герман сам собрал все эти книги или они передавались по наследству? Можно было бы просто спросить, но не хотелось лишний раз напоминать об истории с кабинетом и всем, что с этим связано. Мы свернули с главной дороги, до дома оставалось чуть-чуть. Это расстроило. Уж лучше в машине, но рядом с кем-то, чем одной в комнате в компании с тревожностью и одиночеством. И даже Ночь рядышком не ляжет…       Вдруг в голову пришла отличная мысль, которую я решила озвучить сразу, даже не обдумав как следует.       — Герман, а Вы не почитаете мне книгу вслух, если, конечно, Вы не планировали почитать её именно в уединении? Не хочется быть одной в комнате, без кота совсем тоскливо.       Только после того, как это прозвучало, стало ясно, как странно, неловко и по-детски выглядит моя просьба. Осмысли я это получше, напомнила бы себе, что Рудницкий – преподаватель и работодатель, а не друг, что он и так потратил на меня весь вечер, и после этого точно о подобной ерунде не стала бы просить.       Герман, как назло, слишком надолго задумался. Наверное, подбирал слова для вежливого отказа и напоминания мне моего места.       — Да, хорошо, — согласился он. На удивление.       — Правда? — вырвалось у меня.       Мужчина вскинул брови и кивнул, как бы говоря “почему нет?”.