Клыки

      Устроившись поудобней, я завернулась в одеяло и посмотрела на Германа. Тот сначала аккуратно опустился на краешек кровати, но, задумавшись на секунду, все же полностью сел на свободную половину, вытянув ноги и облокотившись спиной об изголовье. Забавно, что мы оба были одеты очень похоже – черные футболки без рисунков и серые спортивные штаны, почти футбольная команда, только моя футболка была свободной, а его – красиво облегала выраженные мышцы. Преподаватель привычным образом зачесал назад волосы и надел очки. На его лице снова росла густая щетина, уже почти что перешедшая в короткую бороду.       За окном лил дождь, капли с грохотом ударялись о стекло и деревянную стену. К этому шуму еще добавлялись завывания ветра, а ведь совсем недавно на улице было тихо, погода испортилась просто в мгновение, но мне так даже нравилось: я в тепле и уюте, в большом крепком доме, рядом сильный мужчина, собирающийся читать мне книгу в свете желтоватой лампы. Романтично. Правда, настроение тут же портилось, стоило только вспомнить о котике, ночующем в стационаре... Бедный малыш.       Герман коротко откашлялся, после чего сказал:       — Не помню, когда последний раз читал вслух. Надеюсь, не разучился.       Повернувшись на бок, я обняла одеяло обеими руками, запихнув его уголок под голову, и приготовилась слушать.       — Двадцать седьмого февраля тысяча восемьсот пятнадцатого года дозорный Нотр-Дам де-ла-Гард дал знать о приближении трехмачтового корабля «Фараон», идущего из Смирны, Триеста и Неаполя. — Голос Германа звучал негромко и ровно, низкий глубокий тембр наполнял комнату, разливался по ней, словно мед, сладкий и тягучий. — Как всегда, портовый лоцман тотчас же отбыл из гавани, миновал замок Иф и пристал к кораблю между мысом Моржион и островом Рион…       Было сложно концентрироваться на тексте, Рудницкий забирал все внимание на себя. Точнее, его умиротворяющее чтение и его красивейший голос. Как вникать в сюжет, когда наслаждаешься этим, как мелодией? Прикрыв глаза, я полностью погрузилась в слушание истории, стараясь все же улавливать суть, а не думать лишь о том, как волшебно это звучит.       — …он благополучно прошел пролив, который вулканическое сотрясение некогда образовало между островами Каласарень и Жарос, обогнул Помег и приближался под тремя марселями… — продолжал читать Герман.       Окунуться в роман по-прежнему упорно не получалось, так как теперь стало интересно, а как преподаватель выглядит в этот момент? Насколько внимательно смотрит на страницы? Расслаблен или нет? Его уже поглотили буквы, или на лице пока читается скука? Ладно, это было еще самое начало книги, причем, очень хорошей, но пока тот, кто ее читал, вызывал больше интереса, чем то, о чем рассказывал автор. Да простит меня Александр Дюма. Открыв глаза, я легла чуть повыше и немного развернулась – так, чтобы лучше видеть Рудницкого.       — …Безотчетная тревога, витавшая над толпою, с особой силой охватила одного из зрителей, так что он не стал дожидаться, пока корабль войдет в порт…       Мужчина сидел расслабленно, держал книгу двумя руками, но пальцы сильно не сжимал. В отличие от меня, кажется, уже был внутри истории, однако особого интереса и азарта в глазах не виднелось – читал спокойно. Начало там довольно ровное, но через пару страниц сюжет уже должен захватить. Захватить Германа. Ну, может, и меня тоже.       Пока же я думала не о Дантесе и Морреле, а о внешности человека, которого продолжала разглядывать.       — …Прибыл в целости, господин Моррель, и, я думаю, в этом отношении вы будете довольны…       Всё-таки, Герман был очень красив. Черты лица такие четкие, правильные, аккуратные. Достаточно мужественный и даже немного брутальный, но с нотками какой-то теплой трогательности. Если внимательно приглядеться, то становилось ясно, что внешнее отражает внутреннее. По лицу и по взгляду Германа было видно, что он добрый, готовый прийти на помощь и искренне посочувствовать, но, при этом, серьезный, уверенный и временами жесткий мужчина. И очень умный, разумеется. Он мог быть милым и, наверное, даже ласковым, но также мог быть холоден, резок и жесток. Это четко отражалось во всех его чертах и движениях.       С первых дней знакомства я чувствовала притяжение, чувствовала тепло и надежность, исходящее от этого человека, но что-то в нем пугало и отталкивало. С течением времени эта двойственность натуры не перестала ощущаться, просто теперь воспринималась немного иначе.       И до сих пор это одновременное притяжение и отторжение оставалось загадкой. Как оно совмещалось? Герман словно был магнитом, состоящем сразу из двух частей – одна из которых со знаком плюс, а другая со знаком минус.       Так как я продолжала думать о Рудницком, а не вникать в текст, смогла осознать, что он перестал читать и обратился по мне, только благодаря собственному имени и смене интонации.       — Алексия, не то чтобы Вы меня этим смущали, но все-таки немного неловко читать, когда на тебя смотрят так внимательно и в упор, — немного озадаченно произнес он, скосив на меня глаза.       Кровь тут же прилила щекам и я поспешно отвела взгляд.       — Извините, просто задумалась.       — Ничего страшного. Мне читать дальше? Вам интересно?       — Да-да, конечно, — поспешно произнесла я, — я слушаю.       — Все мы смертны, и надо, чтобы старые уступали место молодым, – иначе все бы остановилось… — продолжил Герман.       Новая попытка сконцентрироваться на романе. В этот раз более удачная. Я снова закрыла глаза, перестала развивать ненужные мысли и начала вникать в диалог персонажей. Корабль, вроде как, причалил, люди обсуждали какие-то свои дела и смерть капитана, мне же хотелось скорее дойти до любовной линии. Изначально мы с преподавателем договорились, что он будет читать вслух, а я постараюсь под это уснуть, после чего он тихо выйдет из комнаты и уйдет к себе. Но, во-первых, сна пока не было ни в одном глазу, во-вторых, если память мне не изменяла, всякие романтические описания появлялись почти в начале, так что долго ждать не пришлось бы.       — Отец мой горд, и если бы он даже нуждался во всем, то ни у кого на свете, кроме бога, не попросил бы помощи…       Эта цитата, прозвучавшая из уст Рудницкого, зацепила, чего не было при самостоятельном прочтении. “Ни у кого на свете, кроме бога, не попросил бы помощи”. Пару лет назад я бы с уверенностью сказала, что такая же. Попросить помощь? Да никогда. Как только в семье начались проблемы и произошла мерзкая история с физруком, а иначе, кроме как мерзкими, события в его квартире и потом в тренерской не назвать, я полностью закрылась в себе. Разочаровалась в мире и людях, погрузилась в книги и решила, что никогда ни на кого не буду полагаться, буду сама решать все проблемы и надеяться только на себя. Потому что все остальные могут обмануть, уйти, обидеть и предать. Конечно, с течением времени боль притупилась, что-то забылось, а юношеский максимализм ослаб, но привычка быть уверенной только в себе и не рассчитывать на кого-то еще осталась.       А теперь в моей жизни появился Герман, и его помощь буквально спасла. Видимо, пришло время пересмотреть свое мировоззрение.       В диалоге персонажей наконец-то настал момент с упоминанием Мерседес, невесты Дантеса. Пусть изобилие романтики и любовных сцен сейчас ждать не следовало, но даже эпизодические описания подобной тематики радовали. Мне всегда нравилось читать что-то про нежные чувства, пусть “женские романы” и были перебором, фэнтези я выбирала исключительно с полноценными любовными линиями. Когда одиночество и нехватка тепла и нежности одолевали, прочтение милых и трепетных сцен приносило хоть какое-то утешение. Ты читаешь описания объятий, поцелуев, признаний, чувств, в голове вырисовываются эти картинки, а мозг думает, что все происходит по-настоящему. И вот, бабочки в животе порхают уже не только у главной героини, но и у тебя.       Да, никакая книжка не закроет все психические потребности, но хоть какие-то эмоции даст. Уже неплохо.       Герман начал читать вторую главу, где Дантес пришел к отцу, значит, Мерседес должна была появиться уже в следующей. Вот только глаза открывать становилось все сложнее, мышцы в теле потихоньку начали расслабляться, лишний раз двигаться не хотелось. С усилием я все же разлепила веки и приказала себе не спать, хоть целью этого занятия изначально и было то, чтобы я спокойно и быстро заснула. Теперь же хотелось растянуть такой уютный вечер на подольше. Но вдруг Герман положил раскрытую книгу на живот и, сняв очки, потер глаза, после чего посмотрел на меня.       — Алексия, извините, но я засыпаю. Буквы уже плывут, не могу читать.       По всему телу волной прокатилась грусть вперемешку с разочарованием. Я расстроилась, но виду не подала.       — Да, конечно, я понимаю, — мой голос звучал очень сонно, — спасибо большое. Вы очень здорово читаете, Вам бы аудиокниги озвучивать. Приятно слушать, и действительно успокаивает.       — Спасибо. Жаль только, что Вы не уснули.       — Думаю, я сейчас усну. Глаза уже слипаются.       — Ну, хорошо, — он закрыл книгу, не вложив между страниц закладку, и посмотрел на меня. — Тогда я пойду?       — Да. Спасибо еще раз. Спокойной ночи, — ответила я вслух, хотя в голове было совсем другое.       «‎Попроси его остаться. Попроси лечь с тобой. Пусть он не уходит!»‎ — настойчиво требовал внутренний голос, но остался проигнорированным.       — Спокойной ночи, Алексия. Спите крепко.       Рудницкий встал с кровати и пошел к выходу из комнаты.       «‎Нет! Нет, нет, нет! Останови его! Попроси остаться!»‎ — продолжил вопить голос, и на секунду ему удалось меня убедить. Я уже разомкнула губы и слегка приоткрыла рот, чтобы остановить Германа, тот будто что-то почувствовал, так как в этот момент замедлил шаг, но, вовремя придя в себя, я встряхнула головой и выбросила это бред из сознания. Преподаватель покинул комнату, не оборачиваясь, и мягко прикрыл за собой дверь.       Сон как рукой сняло. Мозг снова пробудился, и начался этот внутренний полудиалог–полумонолог.       Нет, мне не нравился Рудницкий, как мужчина, это бред. Во-первых, он сильно старше, во-вторых, мой преподаватель, в-третьих, еще и какой-то загадочный и странный. А что тогда это было? Сначала желание обнять в ресторане, потом мысли во время чтения о том, какой у него волшебный голос и какой он красивый, затем этот внутренний голос, озвучивший скрытое желание, чтобы он лег спать со мной. Что это за ерунда? Это то, чего я боялась, с чем должна была быть осторожна. Человек обо мне позаботился, оказался рядом во всех сложных ситуациях, помог и поддержал. Нормально, что в такой непростой и тяжелый период психика решила найти утешение в нем во всех смыслах. Очень часто влюбленность образуется в подобных обстоятельствах, об этом следовало помнить и контролировать. Хотя, в целом, у меня это получалось. Подумаешь, мысли. Мысли – это еще не действия. Не обняла же? Не обняла. Не попросила лечь спать вместе? Не попросила. А отметить красоту объективно красивого человека и приятность объективно приятного голоса – это вполне адекватно.       Он – привлекательный мужчина, опять же, оказавший помощь и проявивший заботу. Я – молодая девушка в сложной ситуации, которой одиноко, у которой не закрыты потребность в любви и ласке. Нормально и вполне естественно заглядываться на него при таких условиях. Соответственно, те мысли и порывы также вполне естественны и нормальны. Просто надо контролировать. Просто надо помнить, что не может идти и речи ни о какой влюбленности, влечении и прочих таких вещах. Вот когда встану на ноги, когда все наладится, тогда и встречу какого-нибудь хорошего, подходящего мне парня, тогда и будет правильная влюбленность. Сейчас же главным было сохранять холодный ум, самоконтроль и вести себя подобающе, в конце концов, я уже давно выросла из пятнадцатилетней школьницы и могла трезво мыслить и здраво поступать.       В конечном итоге усталость и успокоительное взяли своё, и я уснула. Но сон был беспокойный.