Клыки

      Фрейе удалось поселить сомнения в моей голове, но не надолго. Не нужно решать за другого человека. Никогда. Мы не раз говорили с Волчонком об этой теме, и он уже объяснял про благие намерения и дорогу в ад. Он – взрослый, адекватный и совершенно не глупый. Раз Герман решил развестись и покинуть стаю, значит, пусть так и делает. Наверняка его почти-бывшая-жена просто пыталась мной манипулировать.       Вечером Альфа должен был провести собрание, я не знала, позовут меня или вопрос со мной уже решен, и даже не знала, во сколько оно начнется, так что сидела наверху в своей комнате и рисовала. Идея пришла в голову спонтанно: сначала нарисовала две скалы и обрыв между ними, потом на одной из скал появился силуэт высокого сильного мужчины, тянущего руки вперед. Девушку я планировала нарисовать стоящей на другой скале и тоже тянущей руки вперед – к мужчине, но в последний момент кисть передумала, и девушка прыгнула через пропасть. Было непонятно, сможет она долететь до своего любимого или все-таки свалится вниз и разобьется. Прежде названия своим картинам я не давала, но эту очень хотелось подписать словом «доверие». И это «доверие» было не про обычную веру человеку, а про бесповоротное решение полностью доверить кому-то свою жизнь.       Раньше я часто рисовала просто что-то красивое или что-то, на что вдохновилась: персонажей книг, мистических существ или фантастические пейзажи, иногда это еще бывали портреты любимых актеров и музыкантов. Но теперь, в последнее время, на холст стали выплескиваться мои чувства, эмоции, мое подсознание. Наверное, с этого момента меня можно было назвать художником. Ведь настоящий художник – это тот, кто берет часть своей души и превращает ее в картину, потому что иначе элемент искусства не создать. Песня, написанная для топ-чарта и денег – просто набор нот и слов. Книга, сочиненная для продаж и успеха автора – просто набор букв. Картина, в которую художник не вложил чего-то своего – просто красивая мазня краской. Настоящее же искусство всегда содержит кусочек души.       Мы с Германом прыгнули. Оба. Я сделала этот прыжок раньше, но первый шаг к пропасти был за ним. Мы не знали, сможем ли приземлиться и обрести то, чего желали, или в итоге провалимся вниз и сломаем все кости, но мы прыгнули, доверившись своим чувствам и друг другу.       Поначалу мне казалось, что полностью отдалась чувствам, забив на все остальное, я. Что Герман сохраняет адекватность и благоразумие, а я, как наивная школьница, бросая все и рискуя жизнью, слепо бегу за ним и в огонь, и в воду, а если говорить точно, то буквально лезу в чужой мир. Вот только… я ничем не жертвовала, потому что не было в моей жизни ничего, чем бы на самом деле дорожила. Что у меня осталось? Кот и пара подруг, с которыми уже даже близки не были? Очень легко идти куда-угодно, не имея ничего и ничего не оставляя позади. А вот Герман решил пожертвовать всем ради нас. Он был готов бросить свою стаю, бросить семью, забыть обо все своих прошлых ценностях и правилах, в которые раньше верил. И это произошло так неощутимо… Он просто был рядом. Долго. Постепенно приближаясь. Без громких слов и резких движений. Герман незаметно становился частью моей жизни, вернее, делал меня частью своей, влюблял в себя и влюблялся сам, потихоньку превращая нас в близких друг другу людей. Это не был отчаянный прыжок с разбега, мы даже сами не заметили, в какой момент уже оказались в воздухе.       Хотелось верить, что приземление будет таким же плавным. Грустно, если все закончится падением в пропасть.       Послышались шаги на лестнице. Отложив кисть, я встала на ноги и распустила собранные крабиком волосы. Это мог быть кто-угодно: Лика, Фрейя, Александр или даже Альфа, но сердечко замерло в надежде, что это любимый. Когда в дверь постучали в очень знакомой манере, я в предвкушении резко коротко вдохнула, быстренько заглядывая в этот момент в зеркало.       — Да, входи.       Герман выглядел взволнованным и разгоряченным, он часто дышал, а обычно глубокие спокойные глаза сияли как-то по-особенному, выражая нетерпение. Я видела его в похожем состоянии всего пару раз, но именно в похожем, не в точно таком. Внутри неприятно зашевелилась тревога. Первое, что пришло на ум – Фрейя все же сделала какую-то гадость.       — Что случилось? — осторожно спросила я.       — Нас развели, — ответил Волчонок, подходя ближе.       Кто, кого и на что развел? Я не поняла, что он имеет в виду, и уже хотела уточнить, о чем речь, но не успела.       Приблизившись вплотную, Герман решительно сжал мой подбородок, приподнимая его, и поцеловал в губы. Настойчиво. Почти властно. Дыхание тут же перехватило так, как если бы меня внезапно бросили в ледяную воду. Внутри все рухнуло, перемешалось, заметались бабочки, и ноги, став ватными, чуть не подкосились, но вторая рука любимого, крепко держащая меня за талию, все равно не дала бы упасть. Оцепенение от неожиданности длилось не больше двух секунд, отмерев, я запустила пальцы в мягкие волосы Волчонка и с жадностью ответила на его поцелуй. В этот же момент он отпустил подбородок и крепко схватил за шею, целуя с таким диким напором, что казалось, что я просто сейчас растаю.       Наивно было ожидать нежности и осторожности, проводя параллели с обычным поведением любимого, когда представляла наш первый поцелуй. Никакого медленного приближения и нерешительного чуть заметного прикосновение губами к губам, никакого плавного перехода от безобидного легкого поцелуя к более глубокому, никакой длительной беседы и объятий перед этим – ничего подобного не было. Мы оба слишком долго ждали, чтобы на деле все оказалось так невинно. Герман углубил поцелуй в первые же мгновения, его язык оказался с моим языком почти сразу, как только соприкоснулись наши губы. С силой прижимая меня к себе, чуть ли не до боли стискивая шею, целуя жарко, даже немного резко, Герман не оставил места никакой романтике. Была только страсть.       Не в силах сдержать эмоций, я застонала, и уже через секунду оказалась прижатой спиной к стене. Обжигающе проводя ладонью по моему бедру, любимый заставил поднять колено и в следующий момент ловко вскинул меня к себе на руки. Я тут же обвила его торс ногами. Сердце металось невозможно быстро, дыхание сбилось, мы целовались не просто страстно, а отчаянно. Я ощутимо прикусила нижнюю губу Германа и впервые услышала, как он сдавленно стонет от удовольствия, отчего голову начало срывать. Любимый был возбужден, и мне тоже хотелось большего.       Длился наш первый поцелуй по ощущениям долго, но не достаточно. При этом, наверняка прошло намного больше времени, чем нам казалось. Нужна была целая вечность, чтобы насытиться друг другом. Волчонок опустил меня обратно на пол, мы уже отстранились друг от друга, но я пока не была готова все закончить и снова подскочила к нему, положила обе ладошки на шею и впилась в его губы. Сначала лизнула нижнюю, затем прикусила ее, и почти сразу же язык Германа опять переплелся с моим. Попытки перехватывать инициативу не венчались успехом – Волчонок удерживал её за собой. Но я не была против. Его напор, его физическая и моральная сила вызывали желание подчиняться и растворяться в его крепких руках.       Вскоре отойти друг от друга нам все же пришлось – продолжить пока не могли, а Герману уже становилось слишком тяжело, да и нам обоим нужно было восстановить пульс и дыхание.       Оказывается, губы тоже могут устать и даже немного побаливать от долгого активного поцелуя.       Прислонившись к стене, я глубоко вздохнула. Тело немного потрясывало. Герман присел на изножье кровати, его взгляда я пока избегала, но глаза все равно упорно липли к фигуре любимого. Вкус и прикосновения его губ все еще ощущались на моих губах.       — Я хочу еще… — тихо произнесла я, смотря в пол.       Как это работает? Почему в момент смущения взгляд на него поднять я не могла, но говорила все, что было в голове?       В душе заплескался страх, что этот первый поцелуй почему-то может оказаться и последним. Вдруг Герман сообщит, что передумал, что остается в стае, а этот поцелуй – прощальный? Даже мысли об этом были невыносимыми, казалось, что умереть проще, чем жить без любимого.       — Милая, обязательно будет еще, только попозже, ладно? — мягко ответил Волчонок, разрушив глупый страх. — Иди ко мне.       Герман усадил меня к себе на колени и нежно обнял. Теперь, когда желаемое и ранее запретное было получено, а сдерживаемая страсть нашла выход, нежность снова вернулась. Погладив любимого по волосам, я стала покрывать его прекрасное лицо поцелуями.       — Любимый. Я так тебя люблю. Боже, как же сильно я тебя люблю, — зачарованно шептала я. Сердце распирало от сильнейших чувств, живших в нем. Хотелось их выразить, но эти чувства были настолько необъятными, что это оказалось просто нереальным. Неужели возможно кого-то так любить? Неужели, я смогла кого-то так полюбить?       — Милая моя, — ласково сказал в ответ Герман, аккуратно водя ладонью по моей спине.       — Мне так страшно…       — Почему?       Отстранившись, я заглянула в его бездонные теплые глаза. Золотые крапинки в темно-болотных ободках радужек сияли очень ярко, словно золотая стружка под утренними солнечными лучами, хотя свет в комнате был приглушенным.       — Я ужасно боюсь, что все это может закончиться. Что я почему-то могу тебя потерять. — призналась я. К горлу вдруг подкатил ком. — Я никогда не понимала и даже немного осуждала все эти фразы, по типу “умру без него” или “не могу жить без него”. Но сейчас чувствую то же самое… Так хочется схватить тебя за руку, убежать далеко и спрятаться ото всех. Пожалуйста, скажи мне, что все у нас будет хорошо. Соври, если не уверен, но все равно скажи.       Он слегка улыбнулся и, поддерживая зрительный контакт, убрал прядку волос мне за ухо, затем провел кончиками пальцев по моей скуле.       — Все будет хорошо у нас, милая. Я все для этого сделаю, я обещаю тебе.       — Я тоже. Я готова убить любого, кто будет угрожать тебе, — неожиданно для самой себя произнесла я. Но, кажется, это была правда. Человек никогда не сможет убить вампира голыми руками? Дайте мне этого поганого Алека, и я продемонстрирую, что сможет. Много лет назад, рассказывая одну историю про своих знакомых, папа сказал фразу “женщина, которая по-настоящему любит, самый опасный человек для врагов своего любимого”. Наверное, так оно и есть.       Взяв мою руку, Герман поднес ее к губам и поцеловал запястье.       — Тебе не нужно пачкать свою светлую душу этим, милая. Уж лучше я сам их всех убью. Я избавлюсь от Алека и его шайки, мы уедем домой и будем жить долго и счастливо. Это будет сказка, а не ужастик. Я обещаю.       — Я тебе верю. И всегда буду верить. И всегда буду рядом, буду на твоей стороне, и никому не позволю даже плохое слово в твой адрес сказать.       — Разве, это не я должен тебя защищать, как верный рыцарь? — нежно усмехнулся Волчонок.       — Это должно быть обоюдно, — серьезно ответила я.       Человек всегда должен стоять за свою семью. Я чуть ли ни с детства так считала. У каждого свой взгляд на отношения, на брак и на родительство, но в моем мировосприятии жена для мужа – тоже защита и опора, как и он для нее. И для своих детей. Идеальные отношения, идеальная пара – это когда рядом друг с другом вы везде дома, в спокойствии и безопасности. Именно об этом в глубине души я всегда мечтала, хотя большинство назвало бы это наивным, и именно это я чувствовала от Германа. Сама же я хотела дать ему такое же чувство.       Мы снова поцеловались, но на этот раз гораздо спокойнее и более чувственно.       — Нам нужно идти, — сказала Герман, отстранившись.       — Куда?       — На собрание. Оно вот-вот начнется, и нам необходимо там быть.       — Нам? Обоим? — не поняла я. — Мне тоже?       Зачем моя скромная персона понадобилась на собрании оборотней? Неужели все же еще не все вопросы Альфа со мной решил? Или тут все-таки не обошлось без Фрейи? Такой замечательный вечер хотелось провести исключительно с Волчонком, а потом уснуть вместе, обнявшись, и совершенно не хотелось в очередной раз ловить на себе или, не дай бог, на нем косые взгляды Аластора, Фрейи или еще кого-нибудь. Снова нервничать, тревожиться и злиться после этой долгожданной сказки? Несправедливо.       Но выбора не было.       Мы спустились по лестнице на первый этаж. Герман уже хотел открыть входную дверь, но я остановилась, обхватила его запястье и потянула к себе. Он успел лишь вопросительно свети брови. Обняв любимого за торс, я прильнула к его губам и сладко поцеловала, он сразу же ответил на поцелуй.       — После собрания сможешь ко мне прийти? — прошептала я.       Волчонок коротко поцеловал меня еще раз и отстранился.       — Надеюсь, что да.       Толкнув дверь одной рукой, он пропустил меня вперед. После такого долгого тесного контакта с горячим во всех смыслах Германом, прохладный вечерний воздух заставил поежиться, но зато хоть немного отрезвил заволоченное туманом чувств сознание.