Клыки

      Браслет, который подарил мне Герман, преломлял солнечные лучи, и те отражались на коже около круглых камешков, как маленькие светящиеся золотом кружочки. Это вызывало ассоциации с золотым свечением глаз оборотней. Интересно, связано ли то, что лунный камень для них так много значит, с этим интересным эффектом?       — Алексия? — послышался голос Бэсеску, и я вынырнула из своего внутреннего мира, по которому блуждала уже довольно долго, размышляя о Германе, нашем прошлом и вероятно совместном будущем.       — Привет, — улыбнулась я ей, поднимаясь с земли на ноги, но улыбка наверняка вышла грустной.       — Я пришла попрощаться.       По сердцу куском льда проскользила щемящая тоска и боль за девушку. Все-таки ничего не удалось придумать? Ну как же так?       — Слушай! Лик, а Сага не собирается сделать тебя своей преемницей или вроде того? Она уже довольно… взрослая, а ты, как я понимаю, тоже связана с колдовством, так еще и ее родственница. Может, если ты станешь шаманкой, ты останешься в стае?       Лика сжала губы в одну линию и приподняла брови.       — Это мило, что ты до сих пор пытаешься мне помочь, Лисичка, — ласково-печально произнесла Бэсеску. — В стае, с которой объединится наша, есть шаман. Я не нужна.       — Ну как же так…       Я не была готова сдаться. Всегда что-то можно сделать. Всегда! До тех пор, пока человек жив, решение любой его проблемы однозначно существует, просто нужно его найти.       — Алексия, послушай, — вдруг перешла на шепот подруга и, быстро оглянувшись по сторонам, подошла поближе ко мне. — Я вчера говорила с Дечебалем… В общем, после битвы с вампирами он заберет меня.       — В смысле? — нахмурилась я.       — Пойдем пройдемся?       Мы пришли в конец деревни и уселись на траву в тени рябин, неподалеку от двух больших стогов сена. Огромные белые облака неспешно плыли по синему небу. Осень уже была на пороге, но кроме прохладных вечеров и заметно укорачивающегося светового дня пока ничего не предвещало конца лета.       — Это твое растение, — Бэсеску погладила ствол дерева ладонью. — Ты знаешь?       — Нет… Рябина? Что значит, моё?       — Значит, что оно может приносить тебе удачу, давать силы и исцелять. Пей отвары из рябины, если заболеешь. Поможет быстрее выздороветь.       — Откуда тебе это известно? — удивилась я. — Как ты это поняла?       — Я чувствую это. Такое сложно объяснить человеку, вам не свойственна никакая магия, — пожала она плечами. — Но просто поверь мне. Твое растение – рябина, а тотем – лиса.       — Спасибо, я… я буду иметь это в виду. А у Германа какой тотем?       — Кугуар. А растение – лаванда.       Забавно получается. Герман – наполовину человек и наполовину волк, а животное-покровитель у него – горный лев.       — Интересно. Подожди, если людям не свойственна магия, как у меня может быть тотем?       — Это не напрямую связано, — Бэсеску усмехнулась, задумчиво накручивая длинную травинку вокруг пальца. — Тотем может быть и у человека. Не у каждого, но все-таки. Просто ты работать с ним не сможешь, в отличие от нас.       — Понятно…       Ничего понятно не было, на самом деле, но мне не привыкать. Оказалось, что и без того сложно устроенный мир устроен еще сложнее, чем люди думают. Оборотни, вампиры, тотемы… Мы размышляем о том, кто может обитать на далеких планетах в космосе, даже не подозревая, какие существа обитают рядом с нами.       — Лик, так что там с Дечебалем? — обернувшись к подруге, спросила я.       Она опустила взгляд и заговорщически улыбнулась.       — Он пообещал, что после битвы с вампирами придет в Карельскую стаю и заберет меня. Мне главное потянуть время, чтобы свадьбу сыграть не успели. Дечебаль сразится с женихом, победит его, и мы вместе вернемся в эту стаю. Только не говори никому! — вдруг воскликнула Лика. — Даже Герману, Алексия. Ни в коем случае.       — Хорошо-хорошо, — поспешила ответить я, — не скажу. Но… что? Стой, я не понимаю. Дечебаль тебя заберет, если, то есть, когда победит соперника, и после этого… вы будете парой? Или… ?       Бэсеску утвердительно кивнула. А у меня глаза на лоб полезли от услышанного.       — Что?! Ты и Дечебаль? Вы вместе?       Она коротко посмеялась.       — У тебя такое лицо шокированное, Алексия, будто я за Аластора Рудницкого замуж собралась.       — Просто я очень удивлена.       Это был полнейший шок! Совершенно неожиданно.       — Да я вижу.       — А когда вы успели? Ты даже прежде не говорила о Деччи ничего такого.       — Ну… скажу честно, — она склонила голову к одному плечу, — до прошлой ночи я его в таком ключе и не рассматривала.       — До прошлой ночи?! — поразилась я.       — Нет-нет, ничего не было. Мы просто разговаривали. И обнимались, — призналась подруга. — Либо Дечебаль внезапно изменился, либо он всегда таким был, просто я не замечала. Алексия, он смотрел на меня так, как никто никогда не смотрел. Даже Александр, когда у нас с ним что-то происходило. И Дечебаль так уверенно и спокойно заявил, что заберет меня… У него в груди, оказывается, сердце, а не камень, Алексия.       Знакомые выводы о нем, но… Дечебаль и Лика? В голове не укладывалось. Я даже представить их парой не могла, никогда бы не подумала, что такое возможно. К тому же, Бэсеску была влюблена в моего Германа, а у Германа и Дечебаля из общего только пол и биологический вид. Да и Доберманчик не выглядел как тот, чья порванная и сломанная душа способна на подобные чувства. Но это прекрасно, что тьма поглотила парнишку не полностью. Кто знает, может, эти двое и правда будут счастливы? Хотелось бы. Я им обоим этого искренне желала, они заслужили.       — Получается, Деччи был тайно в тебя влюблен? — улыбнулась я, наконец уложив неожиданные новости в голове.       — Нет. Он, как и я, только вчера это почувствовал. Мы сидели, очень долго разговаривали, а потом… потом вдруг осознали, что нужны друг другу. А ведь мы долго жили рядом и не подозревали об этом.       — Это очень романтично. Слушай, а ты не можешь сказать про это папе и изначально не уезжать в другую стаю?       — Нет, — Лика помотала головой. — Способ только один, и я тебе его рассказала, но я не сомневаюсь, что Дечебаль победит.       — Надеюсь, эта битва не насмерть?       — Нет.       Я облегченно выдохнула.       В нашу сторону кто-то направлялся, так что тему пришлось сменить. Вскоре стало ясно, что это Петша.       — Алексия, тебя Альфа хочет видеть, — сказал он, подойдя к нам. — Провожу?       Я растерянно посмотрела на Лику, затем снова на друга Германа.       — Не бойся, ничего не случилось, — успокоил он, — просто разговор. Деловой.       — Деловой? — в поисках каких-либо объяснений я опять глянула на Бэсеску, но та лишь пожала плечами и изогнула губы в обратной улыбке. — Со мной?       Петша кивнул. Выбора не было, так что пришлось пообещать Лике, что найду ее позже, и пойти за парнем.       — А Герман знает? — я еле поспевала за его быстрым и уверенным шагом.       — Не переживай, Алексия. Ничего плохого тебе не скажут.       Хорошо, если так. Вот только на мой вопрос он не ответил, и это напрягало.       Меня привели в незнакомый дом, где в просторной гостиной, оформленной в древне-скандинавском стиле или вроде того, сидели Альфа, Аластор, старший брат Германа – Томас, и незнакомый взрослый мужчина. Только присутствие Лиулфра, которому я доверяла, останавливало от того, чтобы на всякий случай достать из кармана серебряный кинжал и в целом поскорее покинуть это место.       — Здравствуйте, — произнесла я, растерянно замерев посреди комнаты.       — Здравствуй, Алексия, — отозвался Альфа и кивнул на свободный серый диван, — садись. Не переживай, мы просто хотим с тобой посоветоваться.       Посоветоваться?! Аластор и Альфа стаи хотят посоветоваться с человеческой девчонкой? Для большего сюра только Фрейи не хватало.       Я присела на край дивана и уставилась на Лиулфра.       — Я заинтригована.       — Лично я не одобряю эту идею… — начал он, — но некоторые из стаи попросили, и я не мог не прислушаться. Скажи, пожалуйста, тебе известно, что едят вервольфы?       — Насколько знаю, вы едите все то же самое, что и люди. Разве что, иногда охотитесь на животных и съедаете их сразу на месте, так сказать.       Аластор, стоя в углу комнаты, молча прожигал меня мрачным взглядом. Я старалась игнорировать его и смотреть только на Альфу.       — А еще?       — Это все, что мне известно.       — Дело в том, что иногда оборотни могут… есть людей.       И что? Кто-то из стаи, не сложно догадаться, кто именно, попросил у Альфы съесть меня, и он решил спросить, как я к этому отнесусь? В моменте стало жутковато, но вида не подала.       — Я читала об этом, кажется. Но зачем Вы мне это говорите?       — Человеческая плоть и кровь дает в разы больше силы вервольфам, чем любая другая пища, Алексия, — спокойно пояснил Лиулфр. — Нам предстоит серьезная битва с сильным врагом. Некоторые… хотели бы подготовиться получше. Как уже сказал, я не одобряю людоедство, но и запретить не могу.       По коже пробежал холодок. И почему-то к горлу подкатила тошнота. Стоило бы поскорее отвлечься от мыслей о каннибализме или нечто подобного, а то окружающие рисковали увидеть, что я ела на завтрак.       — Так чем я могу быть полезна Вам? Не роль жертвы же вы хотите мне предложить, я надеюсь?       Аластор фыркнул. Альфа отрицательно мотнул головой.       — Нет, ни в коем случае, — ответил он. — Наоборот. Понимаешь, Алексия, я к людям очень уважительно отношусь, и мне бы не хотелось погубить хорошего человека, у которого есть семья. Я… хочу попросить тебя кого-нибудь предложить, если вдруг у тебя на примете есть плохие люди.       Физрук?       — У вас нет своего человека, вернее, вервольфа, в тюрьме, чтобы он дал вам какого-нибудь злостного заключенного?       Лиулфр пожал плечами, видимо, говоря тем самым, что нет.       Просьба была абсурдной. Я же не бог и не судья, чтобы приговаривать кого-то к смерти. И даже такую гадость, как моего бывшего физрука – растлителя несовершеннолетних.       — Боюсь, я не смогу вам помочь, — ответила я, вставая на ноги. — У меня нет знакомых людей, кого я могла бы подставить под убийство. Извините.       — Не спеши, — вдруг заговорил Аластор. — Присядь пока обратно. — По неведомой причине я покорно села. — Подумай хорошенько. Пойми, что кто-то все равно умрет. Мы в любом случае приведем в стаю одного, двух или может нескольких человек, чтобы помочь нашим близким пережить битву. В том числе тем, кто стал тебе дорог.       — Герман не станет есть людей, — сорвалось с моих губ. Но Рудницкий-старший эту реплику проигнорировал.       — Мы предлагаем тебе спасти от смерти того, кому может просто не повезти, — продолжил он. — В любом случае кто-то умрет, я повторяю. Так что подумай. Это может быть тот, кто этого хотя бы заслуживает.       — Ладно, я подумаю.       — Не обсуждай это с Германом, — добавил Томас. Кажется, это был наш с ним первый разговор?       — Почему? — удивилась я.       — Томас прав, — подтвердил Аластор, дважды кивнув. — Герману об этом разговоре и твоем решении знать не нужно.       — Извините, но я не буду ничего скрывать от Германа…       — Герман станет тебя отговаривать.       — И что?       — И то, что это может повлиять на твое решение. А мы хотим, чтобы ты сделала правильный выбор.       Нахмурившись, я внимательно оглядела всех присутствующих и вернулась к непроницаемо-недовольному лицу Аластора. Что-то здесь было нечисто.       — А вам-то какой в этом интерес? Неужели вам жаль невинных людей?       Отец Германа лишь ухмыльнулся.       — Это было мое желание, Алексия, — заявил Альфа. — Мне жаль невинных людей, да. Так что хотелось бы, чтобы ты все же вспомнила кого-то… недостойного.       — Недостойного жить? Простите, но я не судья и я не убийца.       — Тогда может погибнуть невиновный.       — Пусть распорядится судьба. Не я.       В комнате повисла тишина.       — Могу идти?       — Да, конечно, — разрешил Лиулфр, — но ты все-таки подумай. До утра время точно есть.       — Хорошо.       — Алексия? — Аластор заставил меня остановиться и обернуться.       — Да?       — Не обсуждай эту тему с Германом. Или с кем-либо еще. Поняла? Если ты помешаешь нам, будь то напрямую или косвенно, если ты решишь защитить незнакомых людишек, то учти, что кровь тех, кто погибнет из наших, будет на твоих руках. Ты поняла, Алексия?       — Поняла.

***

      Я не давала обещания молчать. Ни Аластору, ни Альфе, ни кому-нибудь еще, лишь сказала, что все поняла. В моменте спорить с Рудницким-старшим, доказывать ему что-то и не соглашаться с ним я не стала, хотя слова о том, что, если я помешаю им принести в жертву людей, переложит на меня ответственность за смерть вервольфов в битве с вампирами, были сомнительными. Обещания молчать не давала, но, тем не менее, я не рассказала ничего Лике, когда мы снова встретились днем, я не рассказала ничего Саге, когда помогала ей с ужином, и я не пошла советоваться к Александру. Интересно, а если бы Сандр был сегодня на месте Петши, он бы тоже согласился проворачивать эту схему с моим участием за спиной у своего близкого друга, или нет?       Альфа дал мне задачку, напоминающую широко известную нравственную задачу про поезд, который несется по рельсам, где впереди лежат пятеро связанных людей, но ты можешь переключить стрелку на другой путь, где лежит всего один человек. Иногда условия в разных источниках отличаются: где-то это пятеро незнакомцев и один твой друг, пятеро взрослых и один ребенок, и так далее, но суть вопроса всегда одна – вмешаешься ли ты? Пожертвуешь ли одним ради пяти или оставишь все так, как есть?       Ответа у меня не было ни прежде, ни сейчас. Пожертвовать, например, физруком, чтобы спасти незнакомца? А если тот незнакомец еще более ужасный человек? Да и разве заслуживает мой бывший физрук смерти? Он заслуживает увольнения и тюрьмы, но точно не смерти. А если бы даже кто-то и заслуживал смерти на мой взгляд, разве я могу решать? Кто я такая, чтобы решать? Но если с этой частью задачи еще можно было разобраться и более-менее уверенно принять решение не вмешиваться, то что насчет второй? Стоило ли мне все же помешать знакомым вервольфам убить незнакомых людей, но тем самым снизить их шансы выстоять в битве с вампирами? Я не знала.       Когда Герман вечером снова пришел ко мне в комнату, в отличие от Саги и Лики, ему я рассказала все. Абсолютно все. Скрывать что-то от своего мужчины, от своего партнера, от своего самого близкого и любимого человека я не собиралась. Во-первых, из уважения к нему. Во-вторых, мне казалось, что он должен знать.       Волчонок молча выслушал весь мой рассказ, но с каждым произнесенным мною словом его лицо становилось все злее.       — Отец… какого черта он творит?! — прорычал Герман, когда я закончила говорить. — Как они посмели впутывать тебя?       — Я так понимаю, это была идея Альфы, и намерения его были благими.       — Дорога в Ад ими вымощена, намерениями этими. Еще и мне попросили не говорить…       Я аккуратно погладила любимого по мускулистому плечу, в надежде немного успокоить бушующую в нем ярость, которую он явно сдерживал с трудом. Видеть этого обычного спокойного и довольно холодно мужчину злящимся было жутко.       — Алексия, даже не вздумай в этом участвовать, ясно? — твердо сказал он, посмотрев мне в глаза.       — Не буду.       — Я не позволю им испортить твою чистую душу и заставит тебя потом до конца жизни думать и сожалеть о сделанном. Если так надо, сам им приведу. Благодаря адвокатской работе, немало подонков знаю.       — Герман, нет! — воскликнула я и крепко схватила его за руку. — Не надо, пожалуйста.       Любимый вопросительно приподнял брови.       — Не приводи никого, не надо. Ты будешь жалеть. Как жалела бы и я.       Вместо ответа Волчонок тяжело вздохнул.       — Милый, любимый, пожалуйста, не лезь в это тоже. Я прошу тебя. Пожалуйста.       — Ладно, — устало, шепотом ответил он.       — Спасибо. Слушай, а… я не знаю, насколько правильно это спрашивать, но… — я пыталась подобрать слова таким образом, чтобы случайно не создать Герману проблем, как было в истории с Луми.       — Ты хочешь спросить, можно ли избежать человеческой жертвы? Спасти людей? — как обычно, понял меня с полуслова любимый.       — Да.       — Я не знаю, Алекси… Я подумаю. Мне тоже эта история не нравится. Только ты в это не вмешивайся, не спасай никого, ладно?       Герман сказал это довольно мягко, но снова вспомнилась история про Луми, и мне стало стыдно.       — Да, хорошо, — опустив взгляд, покивала я.       — И еще кое-что… Я много думал… Хочу сказать тебе одну вещь, важно, чтобы ты меня услышала.       — Я слушаю тебя.       — Чтобы ни случилось в жизни, чтобы ни происходило, важно продолжать плыть, — обхватив мою ладонь обеими руками, произнес любимый. — Даже если все рушится, если все идет под откос, просто продолжай плыть. Не останавливайся, не разворачивайся, не поддавайся панике. Просто продолжай плыть. Ничего и никогда не должно тебя сломать или заставить сдаться. Запомни эти слова, хорошо, милая?       — Это напомнило один мультик про рыб из моего детства. Там тоже была эта фраза, — ответила я. Герман легко улыбнулся. — Я запомню. Обязательно. Обещаю. Но почему ты сейчас мне это говоришь?       — Никто не знает, что ждет нас завтра, — он дернул одним плечом, — мне будет спокойней, если я буду знать, что ты это услышала.       — Ты намекаешь на битву с вампирами? Герман, ты же не прощаешься? Прошу, не думай даже, что можешь погибнуть.       Дыхание сбилось. Страх перед этой битвой и ее последствиями сидел глубоко в моей груди, вцепившись когтистыми лапами в сердце, и никуда не исчезал, несмотря на все попытки его игнорировать. И вот такие разговоры заставляли этот страх проявиться.       — Милая, я еще никогда так сильно не хотел жить, как хочу сейчас. Я хочу видеть тебя каждый день, я не хочу умирать. Я не умру.       — Пообещай мне это, — прошептала я. — Пообещай, что выживешь. Что будешь рядом.       — Обещаю, родная моя.       — Скажи это.       — Я обещаю, что выживу в этой битве, и я обещаю, что всегда буду рядом.       Притянув к себе, Герман чувственно меня поцеловал. Он крепко сжимал мою талию, почти до боли, и я, путая пальцы в его мягких волосах и чуть ли не задыхаясь от переполняющих чувств, полностью растворилась в этом поцелуе.       — Я люблю тебя, — прошептала я, отстранившись совсем чуть-чуть, так, что наши губы все равно легонько соприкасались.       — И я люблю тебя, милая, — ответил Герман.       — Ты останешься сегодня?       — Конечно. Только… может, лучше пойдем ко мне? Скажу прямо, эта кровать ужасно узкая.       Это правда. Мы, конечно, помещались на ней вдвоем, но места было очень мало, вряд ли Герман мог нормально выспаться. А сейчас ему как никогда было важно высыпаться и хорошо себя чувствовать. От этого могла зависеть его жизнь.       — К тебе? — удивилась я. — А как же твой отец?       — Во-первых, он наверняка уже спит, а моя комната даже не граничит с его. Во-вторых, плевать на него – и это, если мягко.       Кажется, поведение Аластора и правда допекло моего Волчонка. Прежде он таких вещей об отце не говорил.       — Если ты уверен, что проблем у тебя не будет, то, конечно, идем.       И мы пришли к Герману. Рудницкий-старший либо правда спал, либо просто решил не показываться. Ничего не намекало ни на его присутствие, ни на присутствие Томаса.       — Любимый, а у твоего брата есть жена? — тихо спросила я, когда мы прошли в комнату Волчонка, и он плотно закрыл дверь. Мне понравилось, что он повернул ключ в замке. Так было намного комфортней здесь находиться.       Комната оказалась не слишком большой, но и не маленькой. Довольно минималистичная, при этом уютная: широкая двуспальная кровать с массивным деревянным изголовьем, накрытая темно-бордовым покрывалом, внушительных размеров письменный стол со стулом, платяной шкаф, комод и книжный стеллаж – ничего лишнего. Из украшений только картина с природным пейзажем над столом, статуэтка в виде белого льва на стеллаже и светлый круглый ковер на полу. Окна выходили на лес.       — Она умерла пару лет назад, — Герман задернул темно-серые шторы, включил две небольшие лампы, прикрученные над кроватью, и погасил люстру.       — Оу… Мне очень жаль. А что случилось?       — Чего ты стоишь? Садись или ложись. Чувствуй себя, как дома. — Опомнившись, я подошла к кровати и села на ее край. — Его жена болела. Так что тут без участия вампиров обошлось.       — Болела? Но она была вервольфом?       — Да. Увы, от всяких гадких неизлечимых болезней не застрахованы даже оборотни. Болезням неподвластны только упыри, к сожалению.       Герман снял покрывало, и мы оба легли. От подушек пахло шампунем Волчонка, матрас был удобным, а одеяло – тяжелым. Идеально. Сначала мы просто обнимались и разговаривали о всякой ерунде, наслаждаясь обществом друг друга, а потом начали целоваться. И поцелуй довольно быстро трансформировался из нежного в страстный… Нависнув надо мной на локтях, Герман жадно впивался в мои губы и переплетал наши языки, не давая перевести дыхание ни на секунды. Я запустила руки под его футболку, сначала легонько несколько раз провела ногтями по широкой спине, но потом положила их на поясницу и потянула любимого к себе. Он начал медленно двигаться вперед и назад, в этот момент поцелуй стал еще жарче. Сильней прижимая бедра к его тазу, я неосознанно прогнула спинку, чтобы сделать наш контакт теснее. Сдерживать стоны, превращая их лишь во вздохи, становилось все сложней, сознание постепенно затуманивалось. Герман двигался уже активней и не так плавно, целовал яростно, и от этого просто срывало голову, в порыве страсти я прикусила его за нижнюю губу, и он, сильно двинувшись вперед, сдавленно зарычал.       — Я больше не могу, — тяжело дыша, прошептал Волчонок и слез с меня.       Откинувшись на спину, он прикрыл веки. И резко распахнул их, когда я села на него чуть пониже живота.       — Алекси, милая, прости, но надо остановиться, — он сжал губы в одну линию.       — Почему?       — Потому что делать вот так, но сдерживаться от продолжения, сложно.       — Так не сдерживайся.       — Что?       — Я… хочу тебя, — шепотом произнесла я, глядя ему в глаза.       — Ты уверена, что готова? — тихо уточнил Герман.       — Да.       — Точно?       Я подвигала бедрами, заставив Волчонка вдохнуть поглубже.       — Да.       Он ловко сбросил меня с себя на кровать, оказавшись сверху.       — Тебе достаточно сказать “стоп”, и я остановлюсь. Хорошо? Если передумаешь, в абсолютно любой момент, просто скажи. Я прекращу все в ту же секунду.       — Хорошо, — ответила я и потянула любимого к себе, чтобы снова прильнуть к его сводящим с ума губам.       Герман снял футболку сначала с себя, затем и с меня, и я выгнулась, совершенно не стесняясь оголенной груди, которой он тут же аккуратно коснулся ладонью и слегка сжал. Прикусив губу, чтобы не застонать, я выгнула спинку сильнее.       Любимый стал с наслаждением целовать мою шею, ключицы и неспешно опускался ниже. Полностью растаяв и расслабившись, я тонула в потрясающих чувствах и ощущениях, разум окончательно отключился, тело само отвечало на каждое прикосновение. Момент, когда пришлось прерваться, чтобы Герман достал презервативы, казался невозможно долгим. Я так сильно любила этого человека, любила его всей своей душой и всем сердцем, и теперь мне хотелось самого максимального и возможных физического контакта. Хотелось до безумия.       Все одежда оказалась на полу. Герман нежно поцеловал меня в губы и очень медленно, очень аккуратно двинулся вперед. Не удалось сдержать резкого вздоха с сорвавшимся с губ тихим “а-ах”, спинка снова прогнулась, бедра чуть качнулись навстречу любимому. Постепенно его движения становились быстрее и резче, но он будто бы до сих пор зачем-то сдерживался. Сходя с ума от наслаждения, я отвечала на каждое его движение, крепко прижимая любимого к себе. Титанических усилий стоило подавление громких стонов неописуемого удовольствия. Никогда ничего подобного не было в моей жизни прежде. С каждой секундой ощущения все сильней обострялись и усиливались, мои ногти чуть ли не впивались в спину любимого, хотелось умолять его продолжать, но говорить я не могла. По телу прошли волны дрожи, запрокинув голову назад, я закусила губу. Герман сделал еще несколько движений вперед – резких, сильных и даже немного грубых, затем они снова стали спокойнее, после чего любимый лег рядом, натянув одеяло до живота. Придвинувшись ближе, я устроилась у него на груди и, глубоко вздохнув, прикрыла глаза.       Пульс успокаивался, дыхание – тоже, внезапно начало клонить в сон.       — Ты как? — чуть слышно спросил Герман, поглаживая меня по волосам.       — Прекрасно, — ответила я. — А ты?       — Лучше не бывает, — судя по голосу, он улыбнулся.       Мы немного полежали вместе, а потом Волчонок сказал, что быстро спустится в душ и сразу вернется. Я не хотела засыпать без него, но, надев обратно футболку и нижнее белье, решила понежиться в удобной кровати с закрытыми глазами и случайно все-таки уснула.       Неизвестно, что ждало впереди, но эта ночь была нашей. Тихой, спокойной, наполненной любовью и страстью, и только нашей. Она обязательно войдет в список лучших ночей в моей жизнь, в список, где уже была каждая ночь, проведенная рядом с Германом.