Первая партия

Коноха в начале лета представлялась не более и не менее, чем раем, о котором в далёком детстве рассказывал дядя Яшамару. Он говорил: там, куда стремятся наши души, не зыбкие вечные дюны перекатываются под бесконечным голубым горизонтом, постоянные в своём непостоянстве, не сухой шторм царапается песчинками в двери, а что-то совершенно противоположное происходит вокруг. Он говорил: рай — это оазис без начала и конца, в чьих водах плещутся диковинные существа цвета благородного серебра — рыбы — в чьих могущественных старых деревьях без устали поют всевозможные птицы, и их многоголосие не заглушить, оно постоянно, и скрытые листвой певцы чередуются между собой, меняя мелодию. Он говорил: воздух свеж, свежее, чем туманное утро в любом оазисе. Засыпаешь, убаюканный ароматом невиданных невидимых трав, цветов и деревьев, и просыпаешься от того бодрым и благословлённым. Там всегда есть вода. Она повсюду: под ногами утром и вечером, россыпью хрустальных капель на траве, в густом воздухе, периодической шалью тумана, случайным дождиком в самый глубокий ночной час, в многочисленных журчащих реках и ручьях, в стакане. Уж не поэтому ли Суна так рьяно сражалась в прошлой войне с Конохой? Чтобы отхватить себе кусочек потерянного рая, чтобы лелеять его, как сокровище? Может, отец перед своей гибелью от того и согласился на такую авантюру, — подумал как-то Канкуро. — Лучше смерть только у океана. Темари за время пребывания в Конохе приноровилась стоять под душем по часу, узнав, что вода в трубах не кончается. Гаара каждую ночь сидел на подоконнике распахнутого окна их гостиничного номера, удачно расположенного на окраине города (наверняка по приказу Хокаге, который хотел облегчить тайные коммуникации), дышал свежестью и вслушивался в голоса сов. Не будь в Канкуро потребности сна, он бы тоже наслаждался птичьей песней всю ночь. Сов он никогда не слышал, а видел их и вовсе только на картинках. Гаара в Конохе выглядел умиротворённее. Когда Темари каждое утро спрашивала у самого младшего, не видел ли он чего-нибудь интересного ночью, обычно такой… пассивно-агрессивный, опасный брат, постоянно висящий на волоске от безумства, приподнимал нечитаемую маску с лица, показывая блеск глаз от маленького чуда, которое удалось застать; и он выглядел таким невинным в такие моменты, что его хотелось даже, вопреки опасности, обнять или похлопать по плечу. И даже его тон голоса менялся, обогащаясь нотками сказителя, когда он рассказывал о том, что увидел и почувствовал. За предыдущую неделю Гаара застал зарождение и растворение утреннего тумана, густого и влажного, как холодный пар; увидел, как рассветные лучи раскрашивают в яркие краски, а потом обесцвечивают пушистые облака; он слышал тихую поступь оленей из глубин леса и прыткие прыжки белок. И даже застал робкий дождь — морось, он называется, так сказала Сакура — в самый тёмный предрассветный час. — Я сегодня видел зайца, — настолько возбуждённо, насколько мог, заявил Гаара за завтраком. — Правда? — удивилась Темари, намазывая себе маслом поджаренный тост. — А как ты понял, что это заяц? — Он представился, — Гаара, казалось, даже не мог усидеть на стуле от восхищения. — Огромный такой. С тесаком! Мы с ним долго говорили о грешниках. Он сказал, что я отлично справляюсь с работой. Канкуро и Темари обменялись многозначительными взглядами. — Он тащил чей-то труп в лес, — продолжил, как ни в чём не бывало, Гаара. — Сказал, что деревья растут лучше, если их кормить. Темари, можно я тоже так буду делать? — А заяц разрешил? — серьёзно спросила сестра, ничуть не обеспокоившись. Канкуро уже сказал ей, что друг Сакуры обладает весьма… своевольным призывом. — И показал, как правильно делать, — кивнул Гаара. Его широко распахнутые глаза почти светились от удовольствия. — Песок может быть полезен для деревьев, если его использовать определённым образом. Даже маме понравилось! Ну, раз даже Шукаку одобрил, — пожал плечами Канкуро. И потом, раз Гаара с кем-то общается, это же хорошо, верно? И общее хобби у них есть. Что в таком случае говорят старшие братья? — Молодец, — нашёлся с ответом Канкуро. — Может, в следующий раз, на охоту вместе пойдёте. Делать мир лучше — это важно, — и кивнул сам себе на правильное поощрение начинаний младших товарищей. — Ты думаешь? — и без того округлённые глаза Гаары стали ещё круглее. — Конечно! Раз даже… маме он понравился, почему бы и да? А сам мысленно поставил себе галочку — предупредить Сакуру по поводу тандема зайца и Гаары. Шпионы в рядах джонинов Суны, в конце концов, рано или поздно закончатся. Чем тогда удовлетворять потребности Гаары? Вдруг в Конохе тоже можно кого-то зачистить? Гаара после своих карательных операций всегда очень умиротворённый и довольный. Главное только направлять его в нужное русло. Темари прочистила горло. — Канкуро разузнает, можно ли вам с зайцем кого-нибудь убрать. Правда, братец? — Конечно! Сегодня же и спрошу. — Буду ждать ответа, — очень важно кивнул Гаара. Вот и договорились, — с облегчением выдохнул Канкуро. — Может, здесь действительно понадобится Гаара. Тем же лучше для будущих дипломатических отношений Суны и Конохи. Нынешние же дипломатические отношения складывались удачно. Темари и пляшущий под дудку любимой ученицы Баки-сенсей уже разнесли до ключевых и не очень джонинов информацию о большой подставе, связанной с убийством Казекаге. Покинуть же экзамен на чуунина впопыхах — удар по международной репутации. Так что внутри делегации из Суны мягко разносились вести и, заодно, вычислялись шпионы. Всего два дня назад Гаара разобрался с джонином по имени Юра, который, на удивление, оказался шпионом не кого-нибудь, а самого Сасори. Хо! — думал Канкуро. — Марионеточных дел мастеру не плевать всё-таки на историческую родину! Обнаружить шпиона Акасуны даже казалось честью, причём настолько, что если бы песок Гаары не разбирался с трупами, Канкуро в этот раз даже вызвался бы помочь. В конце концов, Третьего Казекаге никто не оплакивал, а вот по потерянному таланту Сасори в гильдии кукловодов скорбели. И тот факт, что из-за своей гордой бабки Акасуна не вступил в Балаган, даже дела с ним не имел, и соотвественно, не знал культуры собственного ремесла, только добавлял его фигуре трагичности. Седой Вепрь не раз говорил, что, будь у Сасори соратники, может, и не пришлось бы ему бежать по личным причинам (занимался бы своим ремеслом и всё; у членов гильдии есть выбор вообще не участвовать в сражениях) или по политическим (ради своих можно и государственный переворот втихую устроить). Темари, между тем, так грамотно собирала союзников среди своих, что не оставалось сомнений — в этот раз традиционалисты пойдут к чёрту, потому что шляпа достанется именно ей. Канкуро, как член гильдии, не имел права выдвигаться на позицию власти, но ему и не хотелось; у сестры, в отличие от него, были планы и желания менять не только климат, но и общество. А Гаару старейшины, с поддержкой ключевых джонинов Темари, не решатся выдвинуть. Впрочем, даже если рискнут, младший брат как раз чему-то научился у того зайца… Та же Чиё обзавидуется, что Темари смогла достичь того, о чём старушка всю жизнь мечтала, но это уже не их проблемы. В самом крайнем случае, Канкуро лично отправится кланяться Сасори о том, что никакой управы на его бабушку нет, а было бы неплохо. Предательство ей какое-нибудь служба пропаганды придумает и распространит среди населения, а Сасори реабилитируют и оставят в покое. Пусть творец занимается любимым делом. А то, что он над трупами работает… это тоже можно будет обыграть. Или подсунуть гению какую-нибудь задачу поинтереснее. Климат, например. Или проект кукольно-марионеточного дома. … По отцу среди их маленькой семьи никто не скорбел. Когда шок прошёл, и должно было осесть на сердцах горе, выяснилось, что потеряли они его уже давно; так давно, что даже добрых слов не нашлось для первой поминки в стенах Конохи. Баки-сенсей уселся с ними тогда в ещё необжитом гостином номере, плеснул по пластиковым рюмкам саке, сказал «мда-а-а» — и больше никто из них не сказал ничего из сожалений. — Я буду лучше, чем он, — торжественно, но мрачно только и пообещала Темари, уставившись куда-то вперёд. Даже по такому случаю не опустила глаз. — Выпьем за это, — кивнул Баки-сенсей. И они опрокинули рюмки. Гаара смешно поморщился от терпкого вкуса. Сенсей отдавал дань человеку, которого когда-то знал, почти всю оставшуюся ночь. Закончил бутылку в одиночку. Но не было историй о том, каким Раса был до своего величайшего горя; может, Баки не видел смысла сыпать соль на рану детям; может, он не хотел винить Гаару в смерти его настоящей матери. Когда, по приказу своего Казекаге, погиб Яшамару, Раса уже не был самим собой. Это даже Канкуро понимал. Оставалось только двигаться вперёд. Цель Темари заключалась в том, чтобы получить свой уже десять раз заслуженный жилет чуунина, а потом убраться восвояси из Конохи, не потеряв ни человека, за исключением шпионов, и напоследок публично пожать руку Третьему Хокаге. Этот международный жест, который должны были увидеть не только джонины Суны, но и Конохи, сделал бы её кандидатуру ещё более желанной в глазах народа. Даже Раса не удостоился рукопожатия ни от кого из других Каге. Канкуро также подозревал, что сестра попросит у старого Сарутоби одолжение подкорректировать печать на Гааре. Это ведь малая плата за избежание огромного количества смертей. Раньше Темари бессильно любила и ненавидела свою родину, потому что не могла ничего изменить в ней к лучшему. Сейчас же она преисполнилась силами сделать всё необходимое, чтобы вернуть Суне бывалый престиж. С её подачи город мог бы стать местом исполнения мечтаний, а не голодного и бедного отчаяния; она придумывала планы реформации академии, озеленения города, дипломатических программ обмена. Канкуро переполняла за неё гордость. Пока не было войны, стоило ориентироваться на мир, на улучшение жизни населения, возникновение новых возможностей. Темари, крепко стоя ногами в настоящем, смотрела в будущее, только вперёд, и хотелось следовать чужому примеру, как никогда раньше. … На встречу Канкуро собрался скрупулёзно. Снял с себя грим. Покрасил волосы на несколько оттенков светлее. Подобрал одежду местного гражданского, сменив традиционные чёрные робы члена гильдии. Распечатал из свитка лютню, на которой каждой балаганный кукольник хоть немного, но играл. И поскольку сестра уже ушла заниматься организационными вопросами, обратился к Гааре, который флегматично сидел на подоконнике: — Ну, как я выгляжу? Младший брат медленно обернулся. Смерил Канкуро критичным взглядом. — Сносно. — Всего лишь «сносно»?! — Мама говорит, сойдёт, — пожал плечами Гаара. Прищурился. — Совокупляться идёшь? — Э, нет. — А. Соблазнять на совокупление? — Нет! Я, эм, ну… Мы ещё для этого слишком молоды, — густо покраснел Канкуро. — Я пока, эм, проверять буду. Нравлюсь ли. Взгляд Гаары стал осуждающим. — Время не ждёт, — церемонно заявил младший брат. — Нашему роду нужно продолжение. Займись. — Ну так, для этого надо жениться! А как же я женюсь, (через несколько лет, разумеется), если не нравлюсь? Гаара с минуту молчал. Потом сказал: — Мама говорит, расстегни на кофте пару пуговиц. И волосы взъерошь. Говори комплименты её опасности, уму, красоте и кровожадности. — Спасибо, — ошарашенно ответил Канкуро, не зная, что ещё в таком случае можно сказать. — Спой ей серенаду, — продолжил Гаара. Помолчал. — А. Напиши ей серенаду, а потом уже спой и сыграй. Канкуро подавился слюной и громко закашлялся. — Если поёшь плохо, сначала купи хорошее саке или пиво; придумай повод. И заправь выбившийся локон из её причёски за ухо, как будет возможность, но нежно. — Э-э, л-ладно, — прохрипел, откашлявшись. Чем там вообще занимался Шукаку, пока его не запечатали?! — Потом отчитаешься, — заявил Гаара. Отвернулся к созерцанию лесной жизни за окном. — И не опаздывай. Это женщинам позволительно, чтобы картинно отреагировать на их красоту. — Понял. — Тогда иди. Ну, Канкуро и пошёл. На встречу у окраины леса он заявился с двумя расстёгнутыми пуговицами, чтобы были видны ключицы и, самую малость, мускулы, и с чуть взъерошенными волосами. Хоть бы она ничего не имела против моего большого носа, — нервничая, подумал Канкуро. Зато я умею играть на лютне! Сакура, как предсказали Гаара и Шукаку, на встречу чуть опоздала. Её крашеные рыжие волосы и брови смотрелись с зелёными глазами и молочной кожей почти так же хорошо, как и розовые. На ней были нежно-зелёный сарафан чуть выше колен и соломенная шляпка. Вместо пучков на голове красовались две густые косы. В плетёной корзинке у неё сидела крошечная овечка, которую можно было принять за плюшевую игрушку. — Доброе утро! — спешно поздоровался Канкуро, подобрав немного упавшую челюсть. — Доброе, — улыбнулась Сакура. Она почему-то выглядела очень довольной. — Давно ждёшь? — Э, нет. Вовсе нет. Здесь так красиво, что минуты быстро летят. — О, вот как. Хочешь, я тебе покажу красивый ручей? Это был их кодовый микродиалог: «здесь так красиво, что минуты быстро летят» и «о, вот как; хочешь, я тебе покажу». Значит, сейчас они пойдут в тихое уединённое место, овечка окутает территорию хитросплетением гендзюцу, и можно будет отойти от роли. В прошлый раз обмен информацией состоялся на лужайке, а до этого — в чаще. Один раз они и вовсе залезли на старое ветвистое дерево, которое, сказала Сакура, называется дуб-колдун. Несмотря на локации, до сих пор не было возможности сыграть на лютне. Достигнув места назначения, Сакура извлекла из корзинки простынь для пикника, и они с Канкуро и овечкой удобно на ней устроились. Призыв приняла позу дрёмы, и невидимая, едва ощутимая защита накрыла их огромным колпаком. У Сакуры опустились плечи от покинувшего её напряжения. Она глубоко выдохнула. — И как ты не нервничаешь, каждый раз, когда мы встречаемся? — тихо рассмеялась. — А я нервничаю, — серьёзно ответил Канкуро. Стратегически не добавил, что по другим причинам. — Просто нам, кукольникам, не привыкать. Это всё равно что нервничать во время выступления — если хочешь, чтобы зритель верил, надо расслабиться. — Тогда плохая из меня актриса, — с самоироничной улыбкой покачала головой Сакура. Крохотные ямочки на её щеках появились и исчезли. — Зато очень красивая, — брякнул Канкуро. Потом понял, что комплимент получился так себе и поспешил заверить, — но внешность — почти самое главное на сцене, так что, честно, ничего страшного! Вот у меня большой нос, куда мне без грима? — и подмигнул. — Нормальный у тебя нос, — закатила глаза Сакура. Что-то в Канкуро расслабилось. — Вот у меня лоб большой! — От большого ума, — нашёлся Канкуро. — И вообще, пока не сказала, я и не заметил. А как заметил, так и не понял, в чём проблема; на большой лоб можно повесить эдакое украшение, знаешь, как кулон, только для головы. А с маленьким лбом так не получится! Сакура, чуть зардевшись, хмыкнула. — Ну, если ты мне не льстишь, так уж и быть, поверю. С поднятым вверх носом и самодовольным видом, она так походила на кошечку, что Канкуро умилился. Но поспешил это в себе спрятать. Кашлянул: — Ну так, кхм, если говорить о делах… — Меня и моей команды в лесу не будет, — серьёзно сказала Сакура. — Мы участвуем только в письменном тесте и в отборочных спаррингах. — Вот как. — Ну да. Наше место возьмут доверенные джонины. Неприятель наверняка использует лес как возможность для осуществления своих планов. — Они планируют напасть на Орочимару? — Насколько я знаю, есть подозрение, что его сознание под мощными гендзюцу. Пока не будет известно наверняка, план — не светиться. — Ясно, — кивнул Канкуро. — Кстати… ты говорила, твой сокомандник призывает зайцев? — Да, — сразу же насторожилась Сакура. — Так вот, сегодня ночью с Гаарой контактировал заяц с тесаком. — А, Тошиаки. Он опять за своё? — За убийство грешников, в смысле? — Угу. — Ну… да. Полагаю. Они, эм, подружились с Гаарой. — Вот как, — удивлённо и впечатлённо приподняла брови Сакура. Она была шапочно знакома с джинчуурики Однохвостого. — И Гаара просил узнать, нужна ли вам помощь, э, с грешниками? У нас потихоньку заканчиваются шпионы. — О, с этим проблем не будет, — отмахнулась Сакура. — Я скажу Саске, он пришлёт Тошиаки к Гааре с инструкциями. На здоровье, я считаю, лишь бы по-тихому. Ты не представляешь, какой у нас жестокий и кровавый бедлам в бедных районах. Некоторых подонков даже под честный суд отдавать не хочется: откупятся или выйдут по какому-нибудь досрочному освобождению — и всё по новой. Даже Наруто согласен с радикальной зачисткой. Но раз ты попросил, то и я попрошу… — она посмотрела на него из-под густых крашеных ресниц, и сердце пропустило удар. Глупое сердце. Ну вот как избежать влечения к Королеве Пентаклей?! Сама карта уже многое о себе говорит. А уж Сакура, даже молча, говорит о себе ещё больше. — Не могла бы ваша команда найти мою подругу, Яманака Ино, в лесу? Блондинку с хвостом. У неё задание следить за ситуацией с джонинами и Орочимару, но её сокомандники до сих пор не воспринимают нашу профессию как что-то серьёзное… — Сделаем, — пообещал Канкуро. Через призывных хорьков Темари найти кого-то не составит труда. — Убивать мы из Конохи тоже никого не будем. Может, нам и свитками для её команды запастись? На всякий случай? — Было бы здорово, — с облегчением вздохнула Сакура. Заправила выбившийся из причёски локон за ухо. Чёрт, момент упущен. — Она сама собиралась вас найти, но ей же ещё и мальчиками командовать, и задание выполнять… — Ничего страшного, — заверил её Канкуро. — Подруге такой прекрасной барышни будет в радость помочь, — и едва сдержался, чтобы опять не подмигнуть. Она рассмеялась. — Мне никто раньше так много комплиментов не делал! Хватит. Я же смущаюсь. — Вот и зря, что не делают, — не успел подавить в себе улыбку Канкуро. — Это они стесняются. Таким красавицам в Суне и стихи пишут, и на лютнях играют. — Так ты всё-таки играешь? — заинтересовалась Сакура. — А я думала, это для прикрытия. — Ещё как играю! — ну, была не была. — Хочешь послушать? — Ну, — замялась она. — Если только недолго. У меня сегодня ещё дел много. — Всего пару мелодий! Знаешь, как приятно играть перед аудиторией? — Ладно, ладно, — её глаза загорелись озорным огоньком. — Посмотрим, что ты умеешь. Канкуро мысленно отправил молитву небесам, чтобы ничего не напутать, и взял в руки лютню. …Домой он вернулся двумя часами позже лёгкой, даже летящей, походкой. Бережно опустив музыкальный инструмент, плюхнулся на кровать, не разуваясь и не переодеваясь. — Как прошло? — оторвавшись от созерцания окна, поинтересовался Гаара. — Будет тебе заяц, — улыбаясь во все щёки, ответил Канкуро. — И будут тебе грешники. — А потомство? — серьёзно спросил Гаара. Кукольник показал брату большой палец: — Прогресс! — Вот, — также серьёзно кивнул Гаара. Отвернулся к окну. — Я же говорил. Мама плохого не посоветует.