***
Лев поставил машину в гараж и направился к дому. Заметив около беседки Григория, он улыбнулся брату, помахал ему рукой и пошел прямо к нему. — Привет! — хмуро взглянул на него Григорий. — Здравствуй! — ответил Лев. — Ты чего такой недовольный? — Будто не знаешь… — Извини, — пожал плечами Лев, — да, конечно, ты из-за развода переживаешь. — Если бы нас сегодня развели с этой… женщиной, я был очень бы рад. Но она в последний момент отказалась! Дура! Клуша несчастная! — Отказалась? — удивленно приподнял брови Лев. — Кажется, ты говорил, у нее появился кто-то? — А ей это не мешает! — рарздраженно мотнул головой Григорий. — Она и из суда уехала под ручку со своим хахалем. Да просто она испугалась, что я заберу Сергея и не разешу ей с ним видиться. Сережка и сам сказал, что хочет жить здесь. — Ну, — протянул Лев, — может быть, оно и к лучшему, что вас пока не развели? Вам дали время остыть и еще раз все обдумать. — Все уже решено, Лева, — вздохнул Григорий, — Катерина тянет время, и только! Ну, мы еще посмотрим, кто кого. Ладно, — он махнул рукой, после его бросил окурок на землю и затоптал его, — ты мне лучше скажи, во-первых, как там отец, а во-вторых, как у тебя дела. — У меня, — замялся Лев, — в общем и целом, все в порядке. Вот — репетируем… мне отдали главную роль. — Поздравляю! Что ж, хоть у кого-то из нашей семьи все хорошо. Лев вздохнул, решив, что не стоит посвящать старшего брата в свои собственные проблемы на любовном, так сказать, фронте. Он прекрасно понимал, чувствовал, что Наталья любит его, и им было необычайно хорошо вместе. Но она почему-то упорно отказывается от более сереьзных отношений. Стоит Льву только заикнуться даже и не о браке, а хотя бы о том, чтобы им с Наташей съехаться и жить вдвоем, как семья, она моментально придумывает кучу отговорок. Лев рештельно не понимал, что с ней, почему она так боится, обычно ведь все наоборот: девушки рвутся замуж, а молодые люди не торопятся делать им предложение. Помнится, одна из первых его пассий, это было еще в студенческие годы, сразу же после первого свидания принялась делать намеки: когда они гуляли, немзенно останавливалась у витрины свадебного салона, говоря, что белое платье и фата — мечта каждой девушки. Без конца рассказывла истории о том, как выходили замуж ее многочисленные родственницы, а когда Лев в порыве щедрости отвел ее в ювелирный и купил серьги с гранатом, тут же потащила его в отдел с обручальными кольцами. Через пару месяцев после этого они расстались, потому что Льву понравилась другая: милейшая Неля Кольцова с режиссерского факультета, с ней он потом встречался довольно долго, пока не закончил иститут. Неля была не столь одержима свадьбой, но тоже время от времени намекала, что, мол, «пора бы им с Левой определиться». Но Лев лишь отшучивался. Дело в том, что он попросту не видел себя в роли мужа Нели да и всех остальных своих избранниц. С Наташей же все было по-другому, с ней он наконец понял, что значит видеть в женщине свою судьбу. Ему хотелось всегда быть с ней, прожить всю жизнь, родить и воспитать детей, доверять ей, быть ей и мужем, и другом, и любовником. Одним словом, чтобы у него была такая же семья, как у отца с матерью. — А отца, — взглянул Лев на старшего брата, заметив, что тот ждет его ответа, — завтра должны выписать. Ну, что?.. Идем в дом. — Ты иди, — вздохнул Григорий, — я еще тут побуду немного. Мне надо позвонить тут кое-кому. Лев кивнул и направился в дом. В общей гостиной на него, стоило переступить порог, налетела Софи. Кажется, все семейство начало собираться к вечернему ужину, дом явно ожил. — Левушка, здравствуй, солнышко! — она чмокнула его в щеку, засмеялась и, достав бумажную салфетку, принялась оттирать след губной помады, который сама же ему и оставила. — Привет! А Петька-то где? — Я его отправила к дизайнеру, — проворковала Софи и взяла его под руку, — нужно обговорить с ним, как мы украсим сад. Ведь скоро наша с ним свадьба, ты не забыл? — прищурилась она. — Петрушенька тебя хочет шафером позвать. — Честь для меня, — хмыкнул Лев. — Но ведь вы же не так давно расписались, верно? — Да, но праздника-то не было! — капризно надула губы Софи. — То одно, то другое… Но теперь вроде бы все хорошо: папочка Гришенька решил свои проблемы, мой родной папенька, кажется, тоже. Ваш милейший старичок пошел на поправку. Все в ажуре, так что — гуляем! — Понятно, — усмехнулся Лев, — свадебное платье, торт… — Вот, сразу видно понимающего и умного человека! — обрадовалась Софи. Она вновь поцеловала его, на этот раз — в нос, после чего опять схватилсь за платок. — Послушай, пупсик мой, — улыбнулась она, — я могу тебя кое о чем попросить? По-родственному, так сказать… — Ну, проси! — отозвался Лев. Софи потащила его к дивану, плюхнулась на мягкие подушки и похлопала ладонью рядом с собой: — Присядь-ка… Дело вот в чем, — сказала она абсолютно нормальным голосом, оставив наконец свой неизменный жеманно-сюсюкающий тон, — я позавчера была на студии. Ездила получать зарплату… Конечно, мне платят там копейки, просто за то, что числюсь в штате, но сейчас не об этом. Я там встретила одну знакомую, и она мне шепнула, что киноцентр «Парадиз» уже начал съемки одного очень перспективного проекта. И у них до сих пор нет главной героини! Они с ног сбились, но постановщикам никто не глянется. Ларисочка Викторовна ведь знакома с этим Кузинским, владельцем «Парадиза», верно? — Ты говоришь о… я забыл название, там какая-то история о женской судьбе, где героиня — дочь французской актрисы и гусара? И дело происходит в 1812 году? — Ты тоже слышал? — обрадовалась Софи. — Маму звали в этот проект, но она отказалась. — Ничего себе! — ахнула Софи. — Ну так тем более, зайчик мой, золотой, серебряный! — она умоляюще взглянула на него. — Поговори с мамой, а? Пусть Ларисочка Викторовна замолвит за меня словечко на студии. Ну, или может быть, у нее есть какие-то контакты этого Кузинского? — У нее, кажется, нет, — покачал головой Лев, — но… если тебе очень нужно, я могу поговорить с нашим главрежем. Кажется, он как-то упоминал, что пересекался с этим самым Кузинским. Вроде бы он в нашем театре тоже хотел кастинг проводить… — Левушка! — Софи бросилась ему на шею. — Львеночек ты мой золотой! Я тебя обожаю! — в порыве чувств она вновь принялась целовать его, теперь уже прямо в губы, нимало не смутившись при этом. — Я же пока еще ничего не сделал, — отозвался он, отстраняя от себя Софи. Ее навязчивость начала утомлять… Подумать только, а ведь когда-то она ему нравилась! — По гроб жизни благодарна буду, ты — чудо! Ну, ладно, мне пора, я собиралась проехаться по магазинам, а потом к бабуле надо заглянуть. С этими словами она еще раз улыбнулась ему и умчалась. — Совсем рехнулась! — пробормотал Лев, вытирая губы. Избавившись от Софи, Лев наконец-таки отправился к себе. Дома было тихо, Лев никого не встретил ни в прихожей, ни на лестнице. Он поднялся на второй этаж и тут вдруг заметил, что дверь в спальню родителей чуть приоткрыта. — Мам, ты дома? — Лев для проформы постучал и тут же вошел. — Папа?! — потрясенно уставился он на собственного отца, одетого в халат и лежащего на кровати, закинув руки за голову. — Ты… что тут делаешь? — Во-первых, здравствуй, дорогой! — усмехнулся отец, поднимаясь с кровати и надевая тапочки. — Во-вторых, ну, я тут живу, некоторым образом. — Пап! — Лев кинулся к нему и крепко обнял. — Я ж не про то! Ты ведь завтра только должен был приехать. — Я надавил на них, — отозвался отец, — и они вынуждены были принять мое предложение, от которого невозможно отказаться. А если серьезно, то один день погоды все равно не сделает, так чего тянуть. — Мы так скучали, пап! А… почему ты в постели? Тебе… — Лев огляделся и тут только заметил небрежно брошенную на стуле одежду. Рубшка же отцовская и вовсе валялась на полу. Лев усмехнулся в ответ на красноречивый взгляд отца, который, заметив, как тот оглядывал комнату, лишь еле заметно кивнул. — Что ж, не буду мешать, отдыхай…те! — улыбнулся Лев. Он уже собирался уйти, но тут из ванной выпорхнула мать, так же, как и отец, одетая в длинный шелковый халат. — Петенька, ты знаешь, я… ой, Левушка! — Лев отметил, что она слегка покраснела, быстро взглянув при этом на отца и указав ему глазами на разбросанные вещи. Тот лишь хмыкнул и развел руками, дескать, что поделаешь, если наш сын вломился сюда столь бесцеремонным образом. — Привет, мам! — как ни в чем ни бывало отозвался Лев. — В общем… вы тут отдыхайте, я мешать пока не буду. Очень рад, что ты дома, пап! Ну, до скорого! Пойду малой нашей позвоню, скажу… — Говорила же, Петя, закрой, как следует, дверь! — донесся до него голос матери, когда он уже вышел за порог. — Не до того уж было, извини! — отозвался отец, после чего он прибавил еще что-то, совсем тихо, Лев не расслышал, а мать в ответ счастливо рассмеялась.***
Мила могла лишь ходить из угла в угол в своей комнате, судорожно сжимая в кулаке телефон. Всю дорогу, пока они ехали домой отец молчал и хмурился. Он явно думал о чем-то своем, пару раз чуть было не проехал на красный свет, если бы не замечания Милы. Он молча кивал ей, но по-прежнему не говорил ни слова. Дома он сразу же отправился в свой кабинет, заперся там, сказав, что скоро все выяснит. Мила же направилась к себе; у нее раскалывалась голова, она смертельно устала и больше всего на свете ей хотелось лечь, однако же, она прекрасно понимала и то, что ни о каком отдыхе не может быть и речи, пока она не выяснит, что случилось с матерью. Кажется, подумала Мила, они с отцом слишком уж увлеклись своими собственными делами и проблемами и бросили мать одну. Следовало быть к ней более внимательными… С другой стороны, все это очень странно: клиника, где наблюдалась ее мать пользуется хорошей репутацией, там работают квалифицированные врачи. Как же они могли допустить такую вопиющую ошибку и поставить такой серьезный диагноз, факстически вынести приговор? Ведь, кажется, при подозрении на сеьезное заболевание назначают кучу дополнительных анализов и обследований… Может быть, это так называемый человеческий фактор, и матери озвучили чужой диагноз? А может быть… Мила похолодела: что если все это — звенья одной цепи. И некто пытается таким образом оказывать давление на отца? Получается, что опять все ниточки ведут к делу Степана Гнаткевича! В таком случае, мать Милы сейчас находится в серьезнейшей опасности и необходимо срочно спасти ее. Она набрала номер Юры Золотаревского, но он не отвечал, очевидно, находится в пути, или же забыл где-нибудь телефон. Но в любом случае он обещал связаться с ней сразу же, если сумеет выяснить что-нибудь у своей тетки. Мила вздрогнула, когда зазвонил телефон, и на дисплее высветился незнакомый номер: — Алло! — быстро ответила она, тщетно стараясь унять бешено колотящееся сердце. — Это Адильхан Магомедов, друг Князя, то есть, Степана Гнаткевича, — раздался в трубке мужской голос. — А, — Мила вздохнула с облегчением, — это вы… Здравствуйте! — Я вам звоню, Милада Андреевна, чтобы сообщить: у Степана сердечный приступ. Он в тюремной больнице. Мне никаких деталей не сообщили, сказали только, что очень плох. Я еду к нему сегодня же! — Как… как это могло случиться? — воскликнула Мила. — Он же был здоров! — Именно это и подозрительно, — отозвался Адильхан. — Спасибо вам за звонок, я непременно свяжусь с начальником колонии. И приеду сразу же, как только смогу. Адильхан хотел было что-то ответить, но Мила быстро положила трубку. Что ж, все ясно. Ее подозрения верны: они перешли дорогу какой-то очень влиятельной персоне. И персона эта теперь начала играть, что называется, по-крупному. Бедный Степан Георгиевич, хочется надеяться, что с ним все будет хорошо. — Мила? — в комнату заглянул отец. — Ты здесь? — Ты дозвонился в хоспис? — спросила она. Отец подошел к ней, взял за руки и посмотрел прямо в глаза: — Мила… у меня две очень плохие новости. Раньше всего: да, я дозвонился в хоспис, но твоей матери там нет, и они вообще никогда о ней не слышали, она к ним не обращалась. А во-вторых, — он подвел ее к креслу, — присядь. Присядь, дочка, — повторил отец и еще раз тяжело вздохнул, — потому что разговор предстоит долгий.