Не то, чем кажется-2

Алексей нервно постукивал носком ботинка по протертому линолеуму и смотрел на сидевшего напротив него дежурного с явной неприязнью. У него просто в голове не укладывалось, почему столь простые и очевидные вещи недоступны скудному умишку этого с позволения сказать полицейского. А ведь он призван защищать порядок и права граждан. Сволота несчастная! — Почему? — в который раз уже за сегодня спросил Алексей. — Я все равно не могу понять, почему вы отказываетесь заводить дело! — Да потому, Алексей Федорович, — терпеливо растолковывал ему следователь, — что я вам уже объяснял: тут нет и не было состава преступления! — Моя дочь осталась инвалидом! — резко подавшись вперед, Алексей стукнул по столу кулаком. — Держите себя в руках! — строго взглянул на него следователь. Алексей задохнулся от возмущения: этому сопляку на вид лет двадцать пять, он ровесник Сонечки, а ведет себя так нахально, будто разговаривает с нашкодившим мальчишкой. А между тем, Алексей примерно в два раза старше него… — Ваша дочь, Алексей Федорович, — вздохнул тем временем следователь, — села за руль в нетрезвом состоянии. Анализы ясно показывают, что содержание алкоголя в ее крови значительно превышает все допустимые нормы. Это просто чудо, что на тротуаре в тот момент никого не было, иначе… у нас был бы уже совсем другой разговор. — Она села в машину, будучи сильно расстроенной, потому что муж ее избил! — Следов насилия на теле нет, — покачал головой следователь. — Вот, — он подвинул ему пару исписанных листов, — заключение экспертов. Посмотрите сами. — Этот негодяй регулярно над ней издевался, тиранил ее, запрещал сниматься в кино! — К сожалению, Алексей Федорович, — вздохнул следователь, — все это — только лишь ваши умозаключения. И они, увы, ничем не подтверждены. — Моя мать при смерти! — выкрикнул Алексей. — Состояние Софии Станиславовны Косач вызвано, — следователь заглянул в бумаги, которые лежали перед ним, — ишемическим инсультом, который… — Инсульт спровоцировал Петр Червинский! — Алексей Федорович, — следователь поднял на него усталые глаза, — ну вы же сами понимаете, что это нонсенс. — Она разговаривала с ним перед тем, как с ней случился удар, он рассказал ей о том, что Соня попала в аварию, и матери стало плохо. — Такое случается. — Значит, — потеряв терпение, Алексей вскочил на ноги, опрокинув при этом стул, — вы не станете заводить дело и не посадите негодяя за решетку? — Увы, ничем не могу помочь. Алексей метнул на следователя горящий ненавистью взгляд и поспешил удалиться, хлпнув напоследок дверью. Что ж, как видно, Червинские думают, что могут купить всех и вся, но на сей раз этот номер у них не пройдет. Алексей в лепешку расшибется, но сделает всё, чтобы их наказать. И если он не добьется правосудия так, как положено по закону, ему ничего другого не останется, кроме как взять все в свои руки. Да, он сам будет вершить правосудие, и уж тогда пощады не будет никому!

***

Катерина еще раз перечитала газету, отложила ее и посмотрела на сына, который, восторженно размахивая руками, разговаривал по телефону. — Ну, что там? — спросила она после того, как Петя закончил телефонный разговор. — Это все было в интересах следствия, — отозвался Петя. Он так и сиял от радости, словно ребенок, которого впервые привели на Кремлевскую ёлку. — На самом деле с дедом и Ларой все в порядке. — Кошмар какой! — возмутилась Катерина. — А они вообще подумали о нас?! Мы тут с ума сходим от беспокойства, ты же места себе не находил, думая, что Петр Иванович при смерти, Гриша тоже чуть не расплакался, как ребенок, когда узнал обо всем. Да и у меня сердце кровью обливалось, когда Лара плакала в трубку, что не переживет такую тяжкую утрату. А выходит, это был дешевый спектакль! — По-твоему, — прищурился Петя, — лучше было бы, если бы деда, Лару и Левку убили, отца посадили, а Ларочка, вполне возможно, вышла бы в окно от этого ужаса? — Все равно, — передернула плечами Катерина, — они могли бы ввести нас в курс дела. — Тогда какой смысл во всем этом, если все всё знают, — раздраженно откликнулся Петя, — речь шла о жизни и смерти, мам, ну неужели тебе всё равно? — Ладно, Петенька, — вздохнула Катерина, — давай оставим эту тему. Скажи лучше, когда они возвращаются? — Лёвка сказал, завтра к вечеру. Я распоряжусь, чтобы шофер их встретил в аэропорту. А сейчас, извини, мне надо ехать к Соне. Катерина подошла к сыну, внимательно посмотрела на него и положила руки ему на плечи. То, о чем она собиралась с ним поговорить, гораздо важнее глупой комедии, которую устроил Петр Иванович. Подумать только: взрослый, пожилой человек, вроде бы неглупый… И согласился на такой постыдный фарс! Впрочем, ему с этим жить. Если решил на старости лет опуститься до подобного — пусть это останется на его совести. Но и Лара тоже хороша, актриса нашлась — из погорелого театра. Катерина ее искренне жалела, а она комедию ломала. Вот уж точно: муж да жена — одна сатана. Она абсолютно под стать своему несравненному Петру Ивановичу. Ладно уж, бог им судья за эту наглую, бесстыжую ложь! Сейчас есть гораздо более важные дела. — Петенька, я хочу с тобой поговорить по поводу… твоей жены, — пристально глядя на сына, проговорила она. — А в чем дело? — беспечно отозвался Петя. — Сынок, ты только не нервничай. Выслушай меня спокойно, хорошо? Петя молча кивнул и выжидающе уставился на нее. — Так вот, — собравшись с духом, начала Катерина, — насколько я понимаю, Софи теперь не подняться. Она навсегда останется прикованной к постели. — Это не так, мама, — поморщился Петя. — Нужно время. Много времени! Но Софи поправится, я уверен. И врач говорит то же самое. — Ты потрясающе наивен и беспечен, Петенька, — вздохнула Катерина. — Ты будто не желаешь смотреть правде в глаза, прячешь голову в песок, как страус. — Ты о чем? — удивленно моргнул Петя. — О том, что ты не желаешь видеть истину! — строго взглянула на него Катерина. — Твоя жена в лучшем случае будет ездить в инвалидной коляске, дай боже, чтобы она хотя бы сидеть смогла. — Ну и что? — А то, милый, что ты вовсе не обязан хоронить себя заживо вместе с ней. Петя отшатнулся от нее: — Ты совсем уже, мам? — он покрутил пальцем у виска. — Ты хоть соображаешь, что мелешь?! — Я прекрасно все понимаю, — осадила его Катерина, — не паясничай! А вот ты, кажется, совсем ничего соображать не хочешь! Ты еще молод, тебе ни в коем случае нельзя растрачивать свою жизнь впустую. Тебе нужна нормальная семья: жена, которая будет уважать тебя и заботиться о тебе, дети. А твоя Софи, увы, родить уже не сможет. — Хорошо, — поморщился Петя, — и что ты предлагаешь? Бросить ее? Предать… — Петя, я тебя умоляю, не разбрасывайся пафосными словами, не уподобляйся своему деду! Ты должен думать о себе, вот и всё. Я не говорю, что тебе следует, как ты выражаешься, предать свою Софи. Но все же тебе лучше будет развестись с ней. Ты можешь, если захочешь, помогать ей деньгами, навещать ее. Но семью тебе следует создать с нормальной, полноценной женщиной. — То есть, — перебил ее Петя, — если бы отец, еще тогда, давно, когда ты жила с ним и любила его, заболел или попал в аварию и лишился возможности ходить, ты бы его оставила без сожаления и нашла себе «полноценного»? Или вот хотя бы Лара. Если бы все было по-настоящему, она, по-твоему, должна была оставить деда умирать и броситься искать себе нового мужика? Так, что ли? — Не нервничай, Петенька, я говорила немного не о том. — Все, мама, мне надоело слушать эту дичь. Мне пора идти! Катерина попыталась было остановить сына, как-никак разговор не окончен, но он, взглянув на нее чуть ли не с ненавистью, словно она и впрямь сказала ему нечто мерзкое, махнул рукой и вышел. Катерина вздохнула: дети, кажется, и впрямь бывают слишком уж упрямы и неблагодарны. Но тут тоже нужно время: Петя непременно все обдумает и поймет, что она — его мать и потому желает лишь добра, и тогда он непременно согласится со всеми ее доводами.

***

Юра с интересом смотрел на сидящего перед ним человека в темных очках. Стефан Яблоневский оказался на удивление пунктуальным. Записав адрес Юры, он, подумав секунду, заявил, что приедет через сорок минут. И вот, изволите видеть, приехал буквально секунда в секунду. Юра проводил его в гостиную, усадил в кресло, сам устроился в соседнем и предложил сразу же перейти к делу. — Итак, Стефан Янович, — сказал он, — о чем вы хотели поговорить? Поверьте, я все передам Миле, потому что мы с ней заодно. Я во всем ее поддерживаю, и дело Гнатевича меня также чрезвычайно интересует. — Что ж, прекрасно, молодой человек, — кивнул Яблоневский. — Вот, — он протянул ему флешку, — возьмите. — Что это? — не понял Юра. — Здесь оцифрованный дневник Веры. — Жены Степана Гнаткевича? Яблоневский утвердительно кивнул: — Да. Он хранился в ее комнате, в той квартире, где они жили со Степаном. Она вела его несколько лет. Здесь только лишь записи последних недель перед ее гибелью. Но именно они и представляют наибольшую ценность. В день убийства… — на миг он замолчал и отвернулся к окну. — В день убийства Веры, — глухо произнес Яблоневский, — Степан нашел его там, в том притоне, где она погибла. В сумочке. Вера зачем-то взяла его с собой. Он забрал ту потрепанную тетрадку, отдал своему другу. — Адильхану Загитовичу? — решил уточнить Юра. — Да, — ответил Яблоневский, — ему. Адиль сохранил дневник. По настоянию Степана он его прочел. Но… они ничего не сказали на следствии об этом дневнике. — Почему? — Ну, во-первых, адвокат убедил Степана, что это лишнее. А во-вторых… вы изучите эти записи и все поймете сами. Проводив Яблоневского, Юра сразу же кинулся к своему рабочему ноутбуку, включил его и вставил флешку. Что ж, вполне возможно, что дневник Веры прольет свет на это запутанное дело. То-то Мила удивится и обрадуется, когда он найдет ее, вызволит из лап мерзавца Короленко и обо всем расскажет!