В святом неистовстве поэт,
Напитком упиваясь лунным,
В восторге к небу обратил
Лицо, и жадно пьет, шатаясь,
Вино, что только взглядом пьют.
Римус ходил на лекции, возвращался с них. Ходил на работу, приходил домой. Он держал в уме мысль о том, что Сириус попросил его написать матерное стихотворение о расставании. Разве он мог упасть в грязь лицом? К концу недели Римусу казалось, что мысли съедят его живьем. Он слишком часто думал о том, о чем думать не хотел, не собирался и даже не пытался. Мысли сами кружили вокруг него. Это уже происходило в его жизни. Несколько раз так точно. Тонкая натура поэта. Это была его слабость. Он находил в этом вдохновение. В людях. Как бы сильно он их ненавидел. (13:10) Лили: ЛЮПИН! Римус вздрогнул, прочитав сообщение и пытаясь понять, что он успел сделать не так, чтобы Лили Эванс так на него кричала. Он слышал это даже через текст на экране. (13:12) Римус: я?.. (13:12) Лили: Я думала, я твоя муза! (13:13) Римус: Так и есть! (13:15) Лили: пиздун. (ссылка на сайт) (13:15) Лили: ????? (13:16) Римус: что? (13:16) Лили: … Лили в действительности была его музой, она создавала вокруг него ауру, заряжая собой все прилегающее пространство. Но еще она была его главным фанатом, который тщательно следил за его творчеством. Иногда Римусу казалось, что единственным, потому что безликие интернет–пользовали казались жалким подобием аудитории. (13:17) Лили: Я... пиздец. (13:18) Римус: ДА ЧТО НЕ ТАК, ЛИЛС? (13:19) Лили: НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ, СЫНОК! (13:19) Лили: Как ты мог не сказать мне? Римус раздраженно нажал на кнопку вызова, услышав несколько длинных гудков, а затем на удивление радостный голос Лили, которая, кажется, смеялась. – Ты бесподобен, ты знаешь это? – Спасибо, – хмуро ответил Римус. – Что все это значит? – Нет, это ты мне объясни, что все это значит? Арлекин и Пьеро? А?! Она почти оглушила своим последним междометием ухо Римуса, которому пришлось резко отодвинуть от себя телефон и машинально скривиться. – Моя голова… – Ой, прости милый, – теперь она почти шептала, но из–за звона в правом ухе ничего не было слышно. Он переложил телефон в другую руку. – Вот видишь, значит, вечеринка все же вдохновила тебя? – Ой, иди ты. Римус почувствовал, как к его лицу прилила краска. С чего бы вдруг? Она немного заболтала его своими историями о жутком похмелье, и как она пыталась собрать себя целиком, чтобы отвечать на семинаре по нейрофармакологии о влиянии лекарственных средств на мозговую активность. Она часто шутила, что все могут в этом убедиться на ее личном примере. А затем в трубке послышались голоса ее одногруппниц и Лили быстро попрощалась. Вечером Римус сел за ноутбук. Он почти закончил свое бранное творение, осталось лишь внести несколько изюминок, чтобы оно было бесподобным. Думая над тем, подходил ли размер стихотворения Сириусу, он не сразу заметил, как его телефон завибрировал. Подойдя к дивану, чтобы его разложить, Римус мельком глянул на экран, заметив несколько новых уведомлений. (20:17) Пьеро: ЕБАТЬ… (20:21) Пьеро: НУ НИХУЯ СЕБЕ (20:28) Пьеро: Ставлю 10/10, у меня встал! Римус замер в таком положении, полусгорбившись над диваном, пока его спина и колени не дали о себе знать. Тяжкое бремя тех, кому за двадцать. Он выпрямился, продолжая пялиться на экран, а затем предположил мысль, которую больше всего не хотел предполагать. Набрав Лили, он подождал некоторое время, но она сбросила. (20:30) Римус: ЛИЛИ, ОТВЕТЬ, ВОПРОС ЖИЗНИ. ТВОЕЙ ЖИЗНИ! Лили перезвонила через пятнадцать минут, запыхавшаяся, но, как всегда, с бодрым голосом. – Да, милый? – Лили, скажи, что ты не делала этого. – Не делала чего? – она нагнулась, подбирая что–то с пола, и снова выпрямилась. – Не показывала мой блог никому. – О, нет конечно, – она рассмеялась, твердо убедив его в этом, – но я показала твое стихотворение. – ЭВАНС! – он вынужденно закричал в трубку, от чего она пискнула и обругала его словами покрепче гранита. – Прости, но я же просил тебя спрашивать разрешения. – Ой, ну вот, спрашиваю. – Поздно! Я не разрешил! – Да ладно тебе, им очень понравилось. – ИМ? – у Римуса перехватило дыхание и он сел на диван, чтобы голова не закружилась. – Кому еще ты его показала? – Ну, Джеймсу, Сириусу и девочкам. Римус закрыл лицо ладонью, чувствуя, как кровь приливает к голове, а ноги и руки начинают неметь. Он пытался изо всех сил больше не дать себе накричать на Лили Эванс. Иначе это могло закончиться его поминками. – Слушай, Люпин, все там были. Все знают, что ты поэт. Ничего в этом страшного нет, честное слово, тебе не нужно так убиваться, ранимая ты моя душенька. – Лили. Пожалуйста. В следующий раз спрашивай меня, прежде чем что–то показывать людям. Ок? – ОК! – серьезно ответила она. Он немного смягчился, думая, что, возможно, перегнул палку. Но затем она защебетала, как ранняя пташка. – Но все заценили. Сказали, что ты прячешь в своих вельветовых штанах слишком огромный талант. – Дай угадаю, кто мог быть автором этих слов, – начал он, саркастически повысив тон. – Конечно же Пьеро, ой, тьфу ты, Сириус! Боже, у него столько кличек, любой пес обзавидуется. Ладно, мне пора бежать, увидимся! Лили скорее всего была на пробежке. Римус уже готовился ко сну, а она кружила вокруг стадиона. Вот это сила духа, размышлял он, нежно думая об одеяле и подушке. Он расстелил себе постель и нырнул в нее, стараясь поскорее выбросить этот день из своей памяти. Лили, может, и была проницательной, но она совершенно не понимала, насколько тяжело Римусу давалось любое социальное взаимодействие. Римус ненавидел в себе все, из чего он был слеплен. Казалось, стоило совершить каминг–аут единожды в жизни, как вся его жизнь превращалась в один сплошной каминг–аут. Он был вынужден оправдываться за все: за отсутствие родителей, за то, что он гей, за свою бедность, за то, что он пишет стихи, за то, что ему нравится писать стихи. Поэтому он так редко старался заводить новые знакомства. По крайней мере, новая компания, в которой он оказался, не пыталась выведать у него все до последнего атома. Однако, ему казалось, что ко всему этому могла приложить руку сама Лили Эванс. Она единственная, кто знал Римуса с ног до головы, все его тайны и детские травмы. Он был ей благодарен, что она мужественно носила в себе все это, терпеливо и преданно.
__________
(23:10) Пьеро: пиздец, Лунатик? (23:59) Пьеро: снимаю шляпу, маэстро Римус прочитал сообщение в восемь утра, когда вставал на работу. Ему искренне хотелось верить, что Сириус просто назвал первое, что пришло ему в голову, а не нашел его блог, куда он публиковал свои произведения. Прежде чем выйти из дома, он включил свой ноутбук, зайдя на сайт с указанием его псевдонима. У поэта, ведь, должен быть псевдоним. Прокручивая колесико вниз и понимая, что вся страница была усыпана новыми комментариями от одного пользователя под каждым постом. Оценок тоже прибавилось. Лунный Пьеро: АХУЕННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ! Лунный Пьеро: ЭТО ПРО МЕНЯ!!! Лунный Пьеро: ВАУ!!! Лунный Пьеро: мрачно… Лунный Пьеро: РЖУ, ЭТО МОЕ ЛЮБИМОЕ! Лунный Пьеро: прикольно. Римус читал все это, нервно стуча коленом о крышку стола и вжимая свою ладонь в подбородок. Лунный Пьеро: согласен с пользователем «Рыжая лиса»– это ШЕДЕВР, ВАШУ МАТЬ Ему хотелось провалиться сквозь землю. Еще он мысленно поблагодарил самого же себя, что не выставил стихотворение, которое лежало у него в черновиках, но которое он хотел оставить в исходном варианте. Телефон зазвонил, вытащив его из собственных мыслей. – Доброе утро! – ясным голосом произнесла Лили. – Утро. – О, чего такой угрюмый сегодня? – Я работаю по субботам, Лилс. – Я знаю. Но вовсе не обязательно ворчать, как будто тебя забыли перевести через дорогу! – Извини, просто фанаты заклевали. В трубке послышался тихий ехидный смех. – Я тоже читала, – промурлыкала она, – ну вот, теперь у тебя появился еще один постоянный поклонник. Разве не круто? – Да, зашибись. – Слушай, Люпин, пока ты окончательно не превратился в занудного старого пердуна, хочу спросить: свободен сегодня вечером? – Ты же знаешь, что да. Но для тебя теперь НЕТ. – Фу, какой бука. Мэри устраивает у себя вечеринку, она пригласила меня и… – Ебучие богачи, они могут прожить без своих вечеринок хотя бы неделю? – накипело у Римуса. – Лилс, мы превращаемся в пятнадцатилетних подростков. – Уж лучше, чем столетние бабки. Я сказала, что ты… – О–о, нет, Эванс, только не говори это! – Ладно, молчу, – она действительно замолчала, пока Римус испепелял взглядом стену, выжидая, когда в ней появится черная дыра. – Ты просто кошмар. – Знаю, – прощебетала она, едва ли не пискнув. – Ну, я думала тебе нравятся ребята. Они и вправду хорошие. К тому же они тебя сильно не трогают. Все, как ты любишь. – Я люблю сидеть дома. – А я люблю, когда Римус Люпин не ворчит двадцать четыре на семь, но, знаешь, некоторые мечты не исполнимы. – Я чувствую во всем этом какой–то подвох. – О чем это ты? – Лили сказала это таким тоном, что у Римуса закралось подозрение, что она действительно делает это не просто так. Лили Эванс никогда не делает ничего просто так. – Что ты пытаешься этим добиться? – Римус, м–мне уже пора. Давай спишемся позже? У тебя работа и все такое, мне тоже делать еще кучу всего, так что давай, увидимся! Она повесила трубку быстрее, чем Римус успел возразить. Захлопнув крышку ноутбука и надев на себя более–менее чистые вещи, он вышел из дома, направившись по привычной дороге со своими привычными мыслями.__________
Если бы Мэри Макдональд была домом, то, конечно, у него не было бы крыши. А зачем? Если ее сносит каждый вечер субботы. У настоящего дома Мэри крыши тоже не было, потому что вместо нее там была открытая терраса с джакузи. Римус был в «восторге». Ему хотелось лично скинуть туда Эванс прямо в ее коктейльном платье. Правда, было слишком холодно, хоть джакузи и был с подогревом, но все они сидели внутри возле уютного камина. Людей было не так много, как на вечеринке Сириуса и, слава всем богам, был Питер. Он вызывал больше доверия, чем все остальные, потому что всегда окружал себя тарелками с едой вместо людей. Это обнадеживало. – Это вечеринка с бассейном? – послышался голос в прихожей. Мэри радостно выбежала из комнаты и привела Сириуса, зажав его шею локтем. Джеймс сменил ее пост, начав в шутку бороться с ним на ковре. Сириус не возражал быть прижатым к полу. К тому моменту Римусу показалось, что он на самом деле был рад его видеть. Как и Сириус. – О–о, вы не говорили, что здесь будут знаменитости! – он игриво взмахнул бровями, приближаясь к Римусу. Все, больше Римус был не рад ему. Сириус плюхнулся рядом с ним на подушку, хотя Лили звала его к себе на диван, но он возразил. На ее лице появилось коварное выражение, от чего Римусу поплохело. Он, кажется, догадывался, что задумала Эванс. Мельком он взглянул на Джеймса, который искоса наблюдал за Сириусом с таким же лицом. – Почему Лунатик, Арли? Ой, прошу прощения… Арлекин, – он сказал это таким бархатным голосом, что у Римуса свело челюсть от того, как сильно он ее стиснул. – Меня ты не спрашивал, почему я Рататуй, – нахмурившись, произнес Питер. – Ой, не заметил, что ты здесь, – небрежно бросил Сириус, однако весело ему улыбнулся, – свет луны затмил мне все вокруг. Он показательно закрыл лицо руками, словно защищался от света знойным летним днем. Римус тяжело вздохнул. Теперь польются шутки. Все просили Мэри включить что–то менее тоскливое, однако Сириус ее поддержал, сказав, что это задает настроение. – Да, удавиться, – произнес кто–то, переключив плейлист. Мэри выплеснула на него бокал шампанского и вырвала из рук пульт. Лили встревоженно глянула на Римуса, который поднялся, чтобы выйти. – Все в порядке? – она мягко коснулась его руки. – Да, Лилс, пойду выпью. – О, милый… – Не переживай, Эванс, сегодня я буду его личным секьюрити, – заявил Сириус, встав вслед за Римусом. Он вышел из комнаты, понимая, что не знает, где здесь кухня. На самом деле он хотел просто воды, в комнате действительно было чересчур душно. Никто в этот раз не проводил ему экскурсию. – Эй, Лунатик, сюда, – Сириус махнул рукой, уверенно шагая по коридору. Римус пошел за ним. Он вел себя по–хозяйски, словно жил тут уже много лет. Открыл дверцу шкафчика, достал оттуда виски и два хрустальных стакана в изящной огранке. – Сириус, я не… – ...пьешь? Да я понял уже. Это я себе. Он ухмыльнулся и закрутил бутылку, вернув ее на место. – Но я видел, что ты пил пиво на моем дне рождения. – Да, немного. – Будешь? – он полез в холодильник, не глядя вытащив оттуда банку. Римус кивнул, присев за барный стул. Сириус отодвинул ящик, доставая оттуда открывашку, и щелкнул крышкой, протягивая бутылку по столу. Когда Римус коснулся бутылки, то нечаянно задел пальцы Сириуса. Он обратил внимание, что тот носил кольца. Сириус улыбнулся ему и отвернулся, чтобы взять из тарелки фрукты. Пока он стоял спиной, Римус позволил себе наблюдать за ним. Его движения были четкими и уверенными. Он подпевал в такт музыки, казавшись очень спокойным. И теперь он действительно не казался таким кретином, которым был при первой встрече. – Ну что, расскажешь мне историю своего успеха? – обернувшись, он поставил тарелку с нарезанными фруктами и сел напротив. – Как я попал в Голливуд? – улыбнулся Римус, чувствуя, что от пива он тоже немного расслабился. – Да, мне интересно, – он подпер щеку ладонью, пристально уставившись на него. – Ну, Эванс притащила меня сюда. – Ты забавный, – он усмехнулся, сделав глоток виски и закусив виноградом, – для тебя это все Голливуд? – он жестом обвел кухню. – Да. Более чем, – честно ответил Римус. Ему действительно казалось, что ему здесь не место. Не такому, как он. Он ел бесплатную еду, вкусную еду, хорошую еду, сидел на удобной мебели, на красивой и дорогой мебели, и вокруг него витали приятные ароматы, а не сырость и плесень. Элитное общество, в котором, как ему казалось, есть место для очаровательной Лили Эванс, но не для Римуса Люпина. – Это всё, – он снова оглядел шикарно обставленную кухню, – фарс. Мишура. Как там в вашем этом театре говорят? Бутафория. – Хочешь сказать, вам всем плохо живется? Тебе, в частности? – Не то чтобы. Просто, – он оперся на локти, придвинувшись ближе, – это все не приносит счастья. – Естественно, – ухмыльнулся Римус, делая глоток, – но это во многом облегчает жизнь. – Да уж, – Сириус осушил один из своих стаканов до дна, – охуительно легко. В кухню забежала Марлин, втащив за собой Доркас, хихикая и переминаясь с ноги на ногу, когда заметила, что они здесь не одни. – О, веселитесь? – Как видишь, Марлс, – Сириус поднял за нее бокал, натянув непринужденную улыбку. Римус чувствовал его притворство. – Ладно, оставим вас, – громко произнесла Доркас, показав какой–то жест, который понял только Сириус, рассмеявшись и кинув в нее виноградиной. – Они? – Римус многозначительно приподнял бровь. – Да, – кивнул он и снова вцепился взглядом в Римуса, – как и мы с тобой. – Что? – Хочешь сказать, ты не… – он держал в руке стакан, указав на него пальцем, от чего стало немного противно. – Гей? – Ага, – он выпил. Его стакан опустел, и он поднялся за новой порцией, не став дожидаться ответа. – Тебе Лили рассказала? – О, так она знает? – А откуда ты знаешь? Точнее… с чего ты взял? – Догадался, – ухмыльнулся он, задержав на нем взгляд, когда наливал виски. Римус не мог сказать наверняка, выдавало ли его что–то конкретное, в его внешнем виде, манерах или повадках. Или он сам проговорился когда–то, но он всячески старался не привлекать к этому внимания. – Твоя поэзия, она… – ...гейская? – Римуса перекосило, когда он произнес это. – Нет, – твердо сказал Сириус. Лицо его было серьезным. – Но твои стихи, они обращены не к женщине. Верно? Римус мысленно перебрал в голове всю свою творческую деятельность, пытаясь зацепиться за что–то конкретное. – Я не осуждаю, чтобы ты понимал, – добавил он, оставив в этот раз бутылку на столе. – Еще бы ты меня осуждал, – хмыкнул Римус, чувствуя себя немного на взводе. Он был уверен, что это алкоголь бушует в его крови. Он слишком быстро пьянел. – Думаешь, если у меня есть деньги, мне легче от этого откупиться? – Нет, не думаю. Разве от этого можно откупиться? – Вот именно, – Сириус кивнул и запрокинул голову, делая несколько коротких глотков. – Только затолкать их гомофобный хуй поглубже в их гомофобные глотки. – Но в ваших кругах с этим, опять же, легче жить. В наших – лишь выживать. – Среди бедных полно геев! – возмутимо воскликнул Сириус. Слово бедность резануло ухо Римусу, но он мужественно проглотил его вместе с еще одним глотком пива. – Да, но среди богатых, – он нарочно сделал акцент на этом слове, – их больше. Потому что они бесятся с жиру, не зная, чем бы себя удовлетворить. – Богатые извращенцы? – Сириус выглядел ужасно разозленным. – Именно. Они смотрели так друг на друга некоторое время, а потом Сириус звонко рассмеялся, застучав кулаком по столу. – По твоим словам все геи – извращенцы, а ты хренов мажор, раз тебя привлекают члены. Римус задумался, не бросаясь в схватку в ответ. Его мысли плыли, как алкоголь по венам, блаженно заводя его в тупики, из которых он никак не мог выбраться. – Блять, я имел в виду… – Я понял, что ты имел в виду, – Сириус казался совершенно трезвым, хотя это был уже его четвертый или пятый стакан. – Хочешь сказать, у богатых нет проблем? – О, ну давай теперь посоревнуемся, у кого жизнь дерьмовее! – Римус посчитал это риторической фразой, но Сириус понял это иначе. – На что спорим? – Спорим? – Римус сфокусировал взгляд на его лице. Он все еще выглядел довольно трезво и довольно серьезно. Римус не стал думать о том, каким еще выглядел Сириус, потому что это тоже заводило его в довольно уклончивые лабиринты мыслей. – Нам нужна валюта, чтобы вычислить, кто из нас в полном дерьме. – Я могу согласиться, что мы оба в полном дерьме, – Римус не любил соревнования, а еще он терпеть не мог пьяные разговоры. Он боялся сболтнуть лишнего. – Нет, – Сириус поднялся и обогнул стол, садясь напротив Римуса за барный стул. Ему больше не понадобился стакан, он решил пить из бутылки. – Мы на моей территории, а, значит, будем играть по моим правилам. Что–то в выражении его лица изменилось, словно он снова сменил одну из многочисленных масок своего театра одного актера. – Опаньки, – Мэри встала в проходе, глядя на двух парней, что уставились друг на друга с бутылками в руках. – Я не помешала? – Нет, дорогая, зайди, нам нужна твоя помощь. Мэри изящной походкой подплыла к Сириусу, который приобнял ее, заглянув в ее карие глаза. – Скажи мне, Мэри, на что бы нам поспорить с мистером Лунатиком? – Спор? – она сверкнула глазами, улыбнувшись ему и Римусу. – Обожаю это. А на что ты всегда споришь, Блэк? – она многозначительно посмотрела на него. – Ой, брось. Это слишком легко. – Уверен, что легко? – она прикусила язык, взмахнув ресницами. – Для него. Мэри стрельнула глазками в сторону Римуса и удалилась, заведя в Сириусе какой–то необратимый процесс. Его взгляд преобразился, словно затуманенный и расфокусированный. Некоторое время он думал, а затем резко высказал: – Поцелуй в засос. – Мы что в средней школе? – устало протянул Римус. – Ага, зассал значит? – Сириус, мы два долбаных гея, какого хрена? – Не–не–не, ты не понял. Погоди, с чего ты взял, что я гей? – Ох, действительно, – Римус запрокинул голову, цокнув языком. – Но я же не подтверждал этого, – ухмыльнулся он, жеманно сведя плечи. Римусу хотелось заткнуть его чем угодно. Даже поцелуем. Он плохо соображал к тому времени. – В этом и дело, чувак. Не зассать. Засосать. И наплевать. – В душу? – Да хоть за воротник. Вести себя как гетероублюдок. – Типа не втрескаться по уши? – Улавливаешь, – он широко улыбнулся, закусив нижнюю губу. Римус не мог позволить себе пялиться на это, но ему было настолько плевать, что он согласно кивнул, продолжая залипать на его улыбку. – Это серьезно, Лунатик, соберись, – он шлепнул его по плечу, словно в нем проснулась Лили Эванс. Римус взбодрился, встретившись с ним взглядом. – Ладно, я начну. Проще простого, блять. Я живу на ебучей свалке. – Ты мою комнату видел? – усмехнулся Сириус. – Вот это свалка! – Ты только что проебал мне один–ноль. – Не–не–не, игра только началась. – Ох, блядский Пьеро. Какое–то время это все было похоже на какой–то каламбур, на неудачный стендап начинающих комиков, на бестолковое пьяное безумие. Но затем что–то произошло. Римус сказал о своем одиночестве и Сириуса накрыло. Градус повысился вместе с накалом страстей, что трещал по кухне, как электрический ток. – Одиночество, Лунатик… – он выдержал паузу, наклонившись к нему почти вплотную и столкнувшись коленями, – ты даже не можешь представить, насколько трудно заполнить пустоту внутри себя. Это как гребаная черная дыра. Скольким бы количеством человек ты себя не окружал, с кем бы ни пытался провести ночь, это нихрена не работает! – Думаешь ты один такой особенный? – фыркнул Римус, отставив от себя бутылку. Его начинало мутить. – У тебя хотя бы есть кем себя окружить. – Они пустые. – Пустые не они, идиот. Пустота – это то, что ты хочешь в них видеть, потому что не можешь найти в них того, чего ты действительно хочешь. – Меня бросили! – он решил выкинуть козырь. – Я думаю, он изменял. Поэтому пытался уличить меня во всей этой грязи, чтобы оказаться хорошим. – Меня тоже бросали, – понизив голос, произнес Римус, – но меня тыкали в это носом. Ты недостаточно делаешь. Недостаточно стараешься. Я даже боюсь пытаться заводить отношения, потому что мне кажется, я теперь вообще не дотягиваю до всего этого. Кажется, я во всем такой. Возможно, в чем–то он был прав. Сириус смолк, немного отступив, но затем надавил сильнее, как ему показалось. – Предательство, Римус. Мой брат меня предал. – У меня никогда не было брата, мне не понять этого. – Окей, что насчет семьи? У Римуса скрутило живот, словно по нему ударили. Он молчал. Но Сириус, казалось, только заводился, словно мотор мотоцикла, который начинал набирать скорость. – Мои родители сущие тираны. Я не мог оставаться там, пока мне грозила… пока они могли добраться до меня, – он судорожно сглотнул. – Мне было шестнадцать. К кому я мог пойти? Благослови родителей Джеймса, которые приютили меня. Вместо извинений они вычеркнули меня из завещания, оставив без гроша в кармане. – Бедненький, – промурлыкал Римус, у которого кровь прилила к лицу, от чего стало невыносимо жарко, – остался без денег, которые у него всегда были и которые должны были достаться ему просто так, – его тон изменился, став жестче и грубее. – У меня никогда не было денег, даже гребаного наследства. Мои родители были бедными. Вся моя семья – это олицетворение бедности! Хотя знаешь… они оставили мне кое–какое наследство. В виде ебучей детской травмы! – Да что ты? Мои родители хотели выбить из меня всю эту дурь, понимаешь? Они пытались лечить меня таким образом. Ты клеймо на роду Блэков, грязный ты педик, – он выплюнул эти слова, потупив взгляд, а затем резко оперся ладонями о колени Римуса, едва не залезая за него. – А потом они… они запирали меня. Пока это не выйдет из меня. Испарится, блять. – Понятия не имею, что бы сделали родители, узнай они о том, какой я. Мама была сумасшедшей. Она оставила меня, когда мне было семь, – взгляд Римуса рассеялся, зрачки расширились, он был буквально безумен, думая о своей матери, – но, знаешь, я ее не виню. Я бы, наверное, тоже слетел с катушек, если бы узнал, что мой сын убил своего отца. Он резко отстранился, покачнувшись на высоком стуле, и Сириус едва не упал, разинув рот. Он соображал быстрее, чем Римус, в такой ситуации. Поэтому, когда Римус понял, что именно он сказал, то подорвался с места и вылетел из кухни. Перед глазами плыло, а голоса, что доносились отовсюду, больно ударялись о стенки черепа, пытаясь пробить затылок. Он вышел в гостиную, где его ослепила вспышка яркого света, а затем наступила темнота.