И всю ночь по улицам снежным
Мы брели – Арлекин и Пьеро...
Он прижался ко мне так нежно,
Щекотало мне нос перо!
Прошло еще много бесполезных звонков и сообщений, прежде чем Римус согласился прийти на очередную вечеринку, которую любезно огласили дружеским ужином. Это произошло за неделю до Рождества, когда Римус столкнулся в хлебной лавке с Джеймсом. – Дружище! – он смял его в свои крепкие объятия, а затем в добавок пожал руку. – Это прямо Рождественское чудо, что я встретил тебя. Лили на меня месяц дуться будет. – Мы можем ей не говорить, – улыбнулся Римус, решив, что так действительно будет лучше. – Ладно тебе, – он махнул рукой, похлопав его по плечу. – Мы же и так скоро встретимся все вместе. – Эм… да? – Римус хотел вспомнить о каком–нибудь важном деле, но его мозг был немного парализован морозом и кое–чем еще. – Рожество, Лунатик! Ой, извини… привык, что Бродяга так тебя называет. Римус подумал о том, как часто они упоминают его имя в разговорах между собой. Точнее, все эти глупые клички, которые Римуса начинали потихоньку раздражать. – Так вот, – он вновь улыбнулся в своей привычной манере, продвинувшись в очереди к кассе, – Лили тебе еще не говорила? Мы хотели собраться нашей маленькой компанией перед праздником. Ну, знаешь, что–то вроде семейного вечера. – И… я приглашен? – помедлив, удивленно спросил Римус. Джеймс кивнул. – На ваш семейный вечер? – На наш, – он сделал акцент на этом слове, слегка сжав плечо Римуса, – семейно–дружеский вечер. Будут только свои. Я, Лили, ты, конечно же, Питер, девчонки и Сириус. Он сказал последнее имя так быстро, что Римус даже не разобрал бы его, если бы сам не ждал, пока он его назовет. Джеймс выглядел слегка растерянным, подыскивая, чем заполнить молчание, пока Римус молча смотрел на него, специально создавая неловкость. Кажется, он был в курсе о том, что произошло на вечеринке Мэри. Интересно было, как много он знал. Лили была тем еще конспиратором, но насколько откровенна она была с Джеймсом о Римусе? – Значит, в субботу, – сказал Джеймс, когда уже подошла их очередь. И Римус не успел возразить, потому что он начал любезно беседовать с кассиром.__________
Римус нерешительно стоял на пороге дома Поттера, переминаясь с ноги на ногу и нервно покусывая щеку, которую уже растерзал в клочья. Он опаздывал на каких–то десять минут, но Лили уже яростно строчила ему смс–ки. Чтобы успокоиться, он прочитал одну из них. (18:05) Лили: Пунктуальность – залог хорошего к тебе отношения, Римус! Хотел ли Римус, чтобы они к нему хорошо относились? Честно говоря, ему было наплевать на это. Он мог развернуться и уйти прямо сейчас, он всегда мог списать все на болезнь. К тому же в такой мороз заболеть можно было как раз от десятиминутного стояния на пороге. Римус согласился со своей мыслью, вспомнив, что дома не нужно краснеть и отчитываться ни перед кем, поэтому с легкостью развернулся и чуть не провалился сквозь землю. – О, значит, я не один такой, – Сириус шел ему навстречу, скользя по ледовой дорожке и удерживая равновесие руками. Он улыбался, словно ему было пять лет, и издавал глупые звуки. Точно. Ему определенно было пять лет. – Как ты меня услышал? Я же был тише Питера, под шумок хомячущего бутерброды по ночам. – Я собирался уйти. – Уйти? – Сириус остановился в метре от него, сунув руки в карманы. Его нос был красным, как и щеки, и он прятал шею в полосатый шарф. – Почему ты без шапки? – уклончиво ответил Римус вопросом на вопрос. – Прическа, – произнес он таким тоном, словно это была самая очевидная вещь на свете, и смахнул вьющиеся черные пряди у лица – я же на званый ужин иду. Должен быть неотразим. Он улыбнулся, сверкая своими белыми зубами, и слегка наклонил голову. Эта манера убивала Римуса. Она буквально сражала собой наповал. Римус Люпин был настолько скрытным человеком, что некоторые вещи скрывал даже сам от себя. Например, он слышал, как в груди бьется какая–то часть его, которую он всячески пытался игнорировать. Она билась и билась, а затем пропустила удар, когда Сириус подошел к нему ближе. – Если ты не хотел идти из–за меня, – сказал он, сохраняя серьезное выражение на своем лице, и немного запнулся. – Не из–за тебя. Римус хотел сказать совершенно не это, но игнорируемая частичка вырвалась из заточения, пробив дыру в его груди, и забралась в мозг, пытаясь взломать систему безопасности, чтобы ввести собственный код в программу Римуса Люпина. – О–о, – Сириус выпустил пар изо рта, глубоко вздохнув. – Вообще–то я просто не люблю шумные компании, – он не мог перестать быть откровенным. Сириус предательски располагал к этому. Римус пытался сопротивляться ему, но губы его не слушались. – А я люблю, – сказал он и поджал губы наподобие улыбки. – В них можно забыться. – Или потерять себя, – Римусу показалось, что они подумали об одном и том же. Возможно, не только Римусу пришлось вывернуть душу наружу в тот вечер. Он знал о нем так много и одновременно ничего. Он знал о нем много плохих вещей и так мало хороших. Римус никогда не хотел узнать кого–то так сильно, как Сириуса. И это было самым тяжелым чувством на свете, потому что ему хотелось так много всего и сразу, но в то же время хотелось просто оставить все так, как есть. Римус был очень трепетным в отношении своего окружения. Он не подпускал к себе ближе никого из тех, с кем был знаком уже много лет. Лили была исключением. Его прошлый опыт отношений показал, что когда отдаешь себя всего, без остатка, то от самого тебя не остается ничего, если взамен ты не получаешь того же. Римус исчерпал себя. Он исчерпал свои силы, свое доверие к людям и любовь. Любовь была самым сложным чувством в его жизни, таким непонятным и неопределенным. Что он знал о любви? Лишь то, что это очень двуликое опасное чувство, которое может привести к чему–то плохому. В чем он был гением, так это в отчаянии, горе и печали. Он чувствовал себя в этом всем, как рыба в воде. Он знал, как это выглядит и как это чувствуется, он знал, что с этим делать, если оно возникало. Он любил черпать из этого все свое вдохновение. Но что делать с любовью? Как она выглядит? Как он поймет, что чувствует именно ее, если никогда прежде он, как ему казалось, по-настоящему не любил. Глупость какая, поэт – а не знает, что такое любовь. Римус думал об этом лунными ночами, рисуя грустные глаза Пьеро. Он не мог передать всей их глубины, не мог передать их отчаяния, боли и страха. Но он мог писать о них, и он писал. Ему нравилось, что в них было столько места для него самого. Он мог вобрать в себя всю ту тоску, которая томилась в них, и он точно знал, что с ней нужно делать.__________
– Я написал кое–что, – произнес Римус, когда они шагали вдоль заснеженной улицы от дома Джеймса. – Вообще–то довольно давно и я не уверен, что это еще актуально. Они остановились, пока Римус искал его в своих заметках, а затем протянул телефон Сириусу. Его пальцы были холодными и костяшки на них покраснели. Пока он читал и лицо его преображалось, Римус наблюдал за ним и впервые подумал о том, что говорила Лили. Он смотрел на него, как на произведение искусства, завороженно и очарованно. – Это гениально, Лунатик! – воскликнул он, рассмеявшись, и перечитал это снова. – Господи, ты просто сам Бог слова. Мне понравилось это:Пошел ты на хуй, хуй с тобой,
ебись конем, но я не твой!
– А еще вот это:Засунь свой член себе же в зад,
Почувствуй боли аромат!
– О, ну и на десерт:Пиздуй подальше от меня,
Блядота, тварь, пиздло, хуйня!
Римус давно так не смеялся с собственного же произведения. Особенно, как выразительно зачитывал его Сириус, выкрикивая маты на всю улицу, от чего прохожие открещивались от него и кричали в ответ что–то об Иисусе, Господе и Деве Марии. – Я распечатаю и повешу себе это в комнату, – заявил Сириус, пытаясь найти, как отправить заметку в сообщении. – Буду читать перед сном как молитву от сглаза. От всех плохих людей меня защитит. О–о… Он нашел свой номер в списке контактов, которых у Римуса было не так уж и много и улыбнулся, взглянув на него. – Ты серьезно подписал меня как «Пьеро»? – Это ты еще не видел прежней версии, – усмехнулся Римус, почувствовав, как алеют его щеки и уши. На морозе это, правда, спасало. – А я у тебя как подписан? Сириус нажал на стрелку и сообщение отправилось. Подняв взгляд, он просто пожал плечами, показав появившееся уведомление на экране от пользователя «Лунатик». Темнело быстро, поэтому вскоре белоснежный тротуар начал синеть, а затем покрылся теплым оранжевым сиянием фонарей. Он удивился, что Лили до сих пор не завалила его сотней писем, но не стал акцентировать на этом внимание. Ему нравилось слушать Сириуса, который без умолку рассказывал что–то до боли забавное. Рассказчик из него был потрясающий. У него была невероятно активная мимика и он постоянно сопровождал ее жестами, кружил вокруг Римуса, касался его пальто и шарфа. Римус всегда был не очень разговорчив и их обоих это устраивало, словно два подходящих друг другу пазла. Римуса беспокоило только то, что было довольно холодно, поднимался ветер, а Сириус был без шапки. Он сказал, что ему вовсе не холодно, что его львиная грива согревает его не хуже полиэстера Римуса. Однако, когда Римус коснулся кончиками пальцев его мочки уха, то заметил, что она была ледяная, а сами уши слегка покраснели, насколько он мог разглядеть их в золотом свете уличных фонарей. Еще он заметил, что Сириус носил серебряное колечко в одном ухе. Почему–то все эти мелочи, которые он постепенно подмечал, странным образом нравились ему, хотя он был не сторонник пирсинга. Сириус еще никогда не выглядел таким счастливым. Римус и сам удивился, что весь вечер на его лице играла улыбка и даже периодически начинали побаливать щеки. Он узнал, что Сириус действительно любит музыку. У него была электрогитара, на которой он давал концерты безмолвной публике на своих плакатах. Он пообещал, что однажды сыграет Римусу. Все, что угодно. Все, что он только захочет. – Ты так удивился, когда я сохранил твою открытку, – улыбаясь, говорил он, когда они вышли на улицу, где находился его дом, – но я люблю хранить памятные вещи, если они приносят мне хорошие воспоминания. Это было очень… мило с твоей стороны. Ты не обязан был мне вообще ничего дарить. Он вдруг скривился и приподнял плечи, поправляя свою куртку. – Ты, наверное, думаешь, что я какой–то жуткий слюнтяй? Но я крутой. Честно. Он зашагал более уверенно, словно все, что ему было необходимо для этого, это собственные же убеждения. Это было потрясающе. Римус рассмеялся в очередной раз. – Мы должны написать песню, – на Сириуса снизошло озарение. Он остановился и прижал кулак к груди Римуса. В его голове заработали шестеренки. – Представь только, как твои стихи лягут на мою музыку. Римус представил. Хотя не совсем то, о чем конкретно говорил Сириус. Тот загорелся идеей настолько, что ускорил шаг, потянув Римуса за собой. Он остановился только тогда, когда понял, что сам привел их сюда. – Ты же не против зайти? – осторожно спросил он. Он слишком много осторожничал с ним тем вечером, поэтому Римус решил бросить кость. – Неа, если ты, конечно, таким образом, не пытаешься заманить меня к себе в спальню. Сириус на мгновение замер, но затем по лицу его скользнула привычная ухмылка и он качнул бедром. – О, именно это я и собирался сделать. Он открыл дверь и пропустил Римуса, затем вошел сам и включил свет, сняв сигнализацию. Римус с горечью заметил, что начинал привыкать ко всей этой непозволительной для него роскоши. – Секунду, – поспешно бросил Сириус, прислоняя к уху телефон. – Один звонок. Ты иди, я сейчас. Он пошел в сторону кухни, а Римус поднялся на второй этаж, прекрасно запомнив, что где находится. Без кучи народа дом казался еще более огромным, чем при первом визите Римуса здесь. В отличие от дома Джеймса и Мэри здесь было не так богато. И во многом не так чисто. Римуса это совершенно не беспокоило, наоборот приближало его к этому дому. Он открыл дверь и зажег свет, заметив, что кровать была расправлена, по полу раскиданы вещи, а на столе кучковалась гора тетрадей и книг, сдвинутых ноутбуком. – О, ты здесь? – Сириус держал в одной руке пакет молока, а во второй тарелку с печеньем. – Ты сам сказал подниматься, – удивился Римус. – Заметь, я не сказал, куда идти, – он расплылся в ехидной ухмылке, от которой Римусу стало больно. И физически тесно. – Пошли, покажу тебе игровую комнату. Он наклонился к тарелке и взял зубами печенье, отправив его в рот. – Взял нам немного еды, – пробубнил он с набитым ртом, – подумал, вдруг ты голодный. Мы же так и не попали на их званый ужин. – Жалеешь? – спросил Римус, шагая следом. – Нисколько, – он улыбнулся, обернувшись к нему, и жестом указал на дверь. – Откроешь? Римус вспомнил, что это была комната, которую он назвал офисом. Она была пустая и все, что в ней стояло, это массивный стол из красного дерева посредине. Он повернул ручку и щелкнул выключателем. Сириус оставил еду на столе, и подошел к книжным полкам, толкнув одну из них. Это оказалась потайная дверь. Ей богу, в тайную комнату. – Здесь должен был быть сейф. Камера хранения или что–то в этом роде. Но я нихрена не бизнесмен, а рок–звезда, поэтому я дал шанс этой шумоизолированной малышке. Он говорил это так, словно она было его главным детищем, над которым он провел годы, доводя до своего совершенства. Внутри это была самая обычная на вид комнатка, меньше всех остальных в два, а то и в три раза. На стенах висели крепления и три гитары. Акустика, бас и электро. Сириус выбрал последнюю, нежно проведя по ней ладонью, когда опускал. Еще стояла барабанная установка и клавишные. – Да у тебя прямо подпольный рок–инвентарь, – ухмыльнулся Римус, осматриваясь. В углу стоял небольшой, но довольно мягкий диван. Здесь было мало места, поэтому Римус остался стоять, когда Сириус уселся с краю, взяв гитару в руки. – Сядь, – сказал он, указав на место рядом с собой. Гитару нужно было настроить и проверить звучание. Пока он этим занимался, Римус вернулся за печеньем, сунув в рот несколько штук. – Тащи сюда, – крикнул Сириус, сыграв перебор, чтобы проверить все струны. Римус взял тарелку, жуя печенье, и пакет молока, поставив их на спинку дивана и опустившись рядом с Сириусом. – Вот, – наконец сказал он, нежно коснувшись грифа своей гитары, – это она. Моя прелесть. Его глаза горели, когда он смотрел на нее. Римус заметил это, глядя на него со стороны. Он выглядел таким влюблённым в нее. Разве можно было так сильно любить неодушевленный предмет? – Я обещал сыграть тебе, – сказал он, улыбнувшись. – Давай, что угодно. Моя малышка готова стонать для тебя. Он опустил голову, взглянув на него из–под бровей, и взмахнул ими. Римус машинально улыбнулся. – Что требует душа поэта? Римус ответил на этот вопрос в своих мыслях, но на этот раз не дал им соскользнуть с его губ. Он достал телефон, чтобы найти эту песню, которая иногда заедала у него в голове. Сириус отвлёкся на какую–то другую, пытаясь сыграть по памяти. – Вот, знаешь? – Ага, о–о… ха, забавно. Не знал, что у них есть такая песня. Они внимательно послушали песню, глядя друг на друга. Сириус качал в такт головой, машинально двигая пальцами по струнам. Это так шло ему, словно гитара была создана под его руки, под его длинные тонкие пальцы, которые ловко перебрали струны под собой, извлекая чарующую мелодию. Римусу стало жарко под конец песни, поэтому он решил отвлечься, взяв пакет молока. Сириус поднял с колен Римуса его телефон и нашел аккорды. Несколько повозившись с сайтами и видеоуроками, он отложил его на диван, чтобы видеть, и сел в пол оборота к Римусу, устроив гитару на своих коленях.When I dream, I dream оf your lips,
Когда я сплю, мне снятся твои губы,
when I dream, I dream of your kiss
когда я сплю, мне снятся твои поцелуи
I'll be wallowing in sorrow, wearing a frown, like Pierrot the clown
Я буду горевать, надев хмурую маску клоуна Пьеро*