Путь к искуплению

Серый свет хмурого и холодного осеннего утра освещает маленькую комнатку почти на самой вершине колокольни. Комната больше похожа на келью древнего горного монастыря или камеру: старая раковина с расшатанным краном, из которого раз в пять секунд падает капля воды, самодельный табурет, уже немного расшатавшийся, но сделанный добротно. Стены кирпичные, без обоев, штукатурка местами облезла. Исписаны всяческими странными надписями и покрыты непонятными рисунками и пентаграммами. Окна с рассохшимися деревянными рамами без ставней и занавесок. И кровать с лежащим в ней человеком, укрытым простыней. В углу комнаты есть еще небольшая тумбочка, рядом с которой валяется веревка. Старик на кровати открывает глаза. Первый вдох после пробуждения с тяжестью вырывается из груди. Как будто его выдавили из легких тяжелой гирей. Он с трудом садится на кровати, разминает руки, шею. Каждое его движение словно встречает огромное сопротивление, которое приходится преодолевать. Эта скованность и слабость вызвана не столько старостью, как можно подумать, сколько тем, что ему уже просто невыносимо это. Просыпаться, готовить еду, заниматься повседневными делами и – что самое страшное – выполнять свой долг. Отец Илья надевает длинную черную рясу. Его единственная одежда, не считая штанов, на протяжении уже многих-многих лет. Поверх нее цепочку с большим железным крестом. Открывает дверь кельи, спускается вниз. Храм встречает его тишиной пустых коридоров, в которых гулко отдаются его шаги. Через окна, многие из которых без стекол, в помещения врывается бело-серый свет и обжигающе холодный ноябрьский ветер. Коридор за коридором, он поднимается в небольшое помещение на втором этаже храма с алтарем и несколькими иконами. Главная икона в центре – лик Спасителя крупным планом на небольшой квадратной дощечке. Уже местами выцветший, но все еще пугающе живой. Одновременно печальный, радостный, строгий и милостивый. Священник опускается на колени перед алтарем. – Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой… Каждый день, когда он совершает этот утренний молебен, его переполняют эмоции. Грусть, тоска, досада, бессилие… Все, что так контрастирует с текстом этих молитв. Через час он перестает молиться и поднимает глаза на икону. Из левого глаза Спасителя вытекает слеза и катится вниз. Отец Илья тяжело вздыхает. За столько лет он уже научился читать эти знаки. Выходит, скоро на этой земле будет пополнение. Совсем не весело. Опять то же самое: ожидание чуда, мольбы, метания, сомнения, иллюзии и в конце – то, чему он так завидует. Выход отсюда. Хотя так бывает и не всегда. Отец Илья встает с колен, напоследок осеняет себя крестным знамением, кланяется иконам и идет вниз. Открывает сначала тяжелые двери храма, потом ворота на въезде. Затем идет в маленькую трапезную. Там он готовит свой обычный скудный завтрак: ставит кипятиться чайник, достает хлеб, небольшой кусочек масла. За что ему все это? Да, он брал взятки: венчал родственников, отпевал самоубийц и некрещеных, отпускал грехи убийцам… Но ведь все эти деньги шли на восстановление храма, а не ему в карман! Кроме того, он много сделал для всех этих людей. Многих обратил к религии. Многих поддержал и не дал свалиться в бездну. Неужели, этого недостаточно? Неужели он заслужил быть здесь? От размышлений его отвлекает свист чайника. Он снимает его с плиты. Наливает в чашку кипятка. И замечает через открытое окно, что через ворота входит баба Нюра с несколькими корзинками. Проходит несколько шагов от ворот, ставит корзинки на землю, крестится и кланяется храму. Снова подхватывает свою ношу и скрывается за углом у дверей храма. Отец Илья идет ей навстречу. Помогает донести корзинки. Короткое приветствие – и они садятся за стол друг напротив друга. Пара минут молчания. – В деревне говорят, хозяин новую партию готовит. Поедет через два дня на станцию их встречать. Отец Илья кивает. Через два дня, значит. Уже так скоро. Даже слишком быстро. Хотя тут никогда не угадаешь. – Встретишь их? Священник поднимает взгляд и смотрит на нее сквозь мутные стекла очков. – Бог встретит… – неохотно говорит он, как будто уходя от разговора. Баба Нюра слегка наклоняется к нему через стол. – Илюш, завязывай с этим. Ты нужен им. А они нужны тебе. Разве Он держал бы тебя здесь просто так? Это важно для нас всех. – Никогда не понимал Его замысла, – тяжело вздыхая отвечает Отец Илья. – Все в Его руках, и мы с тобой. Но здесь какой смысл? Что я им могу дать? Баба Нюра не отвечает. Только пристально и по-доброму, но сурово смотрит прямо ему в глаза. Он отводит взгляд. – Илюша, ты же священник. Ты сам все понимаешь. Да. Он понимает. Но не все. И не принимает. Все это звучит прекрасно. Но что ему делать? С этими людьми, с собой, со своими эмоциями? И какая его роль все-таки? Бог никогда не говорит точно. Он только делает намеки. Оставляет свободу выбора. А что, если эта свобода выбора становится цепями, не позволяющими сделать даже шаг, вдох? Баба Нюра встает из-за стола. – Батюшка, исповедай. Он вздыхает, тоже встает. И тихо, молча слушает. Пропускает через себя боль, страдания, мысли и чувства. Грязь. И раскаяние. Наполняется ими. И отпускает. Точнее, свидетельствует перед Богом о покаянии. Это у него всегда хорошо получалось: свидетельствовать. Бабушка открывает глаза. Тепло улыбается. – Спасибо! – Благодари Бога и не греши, – отвечает отец Илья. Еще пять минут молчания. – Ладно, я пойду. Надо подготовиться. Скоро принимать гостей. Священник кивает. – Иди с миром. Садится и прикрывает глаза. Слушает удаляющиеся шаркающие шаги, отдающиеся эхом от стен коридора. Постепенно звуки затихают, и отец Илья снова остается в тишине. Что делать с этими вновь прибывшими? Конечно, как обычно. Но какое обычно будет в этот раз? Какое горе и страдание он увидит? Тут никогда не угадаешь. Вероятно, даже Хозяин не знает. Наконец он съедает свой завтрак, к которому теперь прибавляется небольшое яблочко из принесенной Нюрой корзины. Порыв ветра за окном всколыхнул облезлые и мертвые ветви деревьев вокруг храма. И ворвался в трапезную. Дом божий всегда открыт, даже для ветра. Собственно, потому и стоит. И будет стоять. – Ладно, как скажешь, – решительно, но болезненно говорит отец Илья пустоте. – Я снова исполню Твою волю. И буду твоим посредником здесь. Видимо, нет другого пути. Деревья за окном одобрительно кивают голыми макушками. Даже немного ободряюще. И отец Илья возвращается к повседневным делам. Наводит порядок в трапезной, раскладывает по местам принесенные бабой Нюрой припасы. И уже собирается подниматься наверх. Но тут слышит пронзительный звон забора. Звонкий дребезг пронесся по всему двору храма. Отец Илья тут же быстро и нервно оборачивается. Перед воротами стоит Арина и улыбается. Рука обуглена: трогать освященное серебро ограды, если ты ведьма, точно не лучшая идея. Священник хмурится. Вот это уже совсем неожиданность. Все уже идет совсем не по плану. Он быстро отставляет в сторону последнюю мисочку с яблоками, которую хотел пристроить на полку, и, слегка подхватив рясу, чуть ли не бегом направляется к храмовой ограде.