2000 миль на восток

      — Ты можешь быть менее активным? — невозможно не смущаться под этим взглядом, не краснеть пуще прежнего и не течь. Он не может перестать содрогаться от мысли, что вот сейчас там, где и боялся, там, где обещал себе не оказаться, чтобы отец не был прав, там, где так хотел — под альфой. Чонгук ухмыляется, облизывает нижнюю губу, смотрит гораздо глубже, чем в глаза:       — Хочешь быть сверху? Ну заползай, люблю позу наездника, — и дёргает бровью.       — Да нет же! Ну что за кретин?! — Тэхён, шлёпнув его по предплечью, закрывает алое лицо ладонями и мотает головой. И сходит с ума, чувствуя тяжесть чужого горячего тела на своём животе и то, как из него течёт. Он понимает, что именно такая реакция организма истинно правильная, ощущая, насколько открыт сейчас перед другим человеком, словно того, что произошло вчера просто не существует. Быть не пьяным определенно интереснее.       — Ладно, ладно, шучу, не бойся, я буду очень осторожен. Я всё понимаю, — шепчет альфа, гладит его волосы у виска, и целует в скулу, подбородок, шею, что тут же покрывается мурашками, а всё тело содрогается время от времени. Кончиками пальцев оглаживает плечо, и двигается удобнее на нём. Тэхён тонет в ощущениях чужой горячей кожи, тяжести, от шевеления между своих раздвинутых ног, пылает лицом и сам не замечает, как изо рта вырывается тихий протяжный стон. Чонгук уже хищно улыбается и кусает в ключицу. Толкается своими бёдрами в первый раз, проходясь членом по голой коже.       — Я не знаю, что мне нужно делать, — шепчет омега в неверии и каком-то полубреду. Вот в чём была истинная причина, он боится облажаться рядом с этим идеалом.       — Расслабиться и получать удовольствие. Сегодня всё только для тебя, — мурлычет альфа, сжимая его талию и тяжело дыша, смотря на свои пальцы на золотистой коже, что всю жизнь грелась под жарким солнцем Невады, которые почти соприкасаются на спине, на ноги, которыми омега водит в неконтролируемом желании уже хоть чего-то большего. И оно наступает.       — Ну тише, не бойся, — Чонгук припадает губами к внутренней стороне его бедра, опускается губами всё ниже, лижет, чуть смыкает зубы. Тэхён же вцепился в подушку до боли в побелевших пальцах:       — Чонгук…       — Тихо! Все возмущения потом, я же не делаю тебе больно, — хмыкает между его ног альфа, опускает звериный взгляд и проходится языком по коже. Ещё один стон разносится по синей, стремительно темнеющей спальне. Кудрявые волосы щекочут, пуская по телу мурашки, что покалывают словно ток. А опытный язык вылизывает впалый живот, грызёт тазобедренные косточки и розовые торчащие аккуратные соски, до писка омеги сверху.       — Мне неловко, — Тэхён хнычет, потому что такие эмоции испытать даже не мечтал. Ещё толком ничего не происходит, а может уже всё началось? И вот от этого добровольно хотел отказаться?       — Сейчас станет еще более неловко, — и он… он! Дотрагивается губами до дырочки. Тэхён скулит и впивается зубами в свой палец, а Чонгук просто берет и просовывает в него язык, вообще границы разломал напрочь. И принимается вылизывать, причмокивает, и сам приглушённо стонет.       Тэхён тонет в этих ощущениях, самые чувствительные точки его тела сейчас ласкают нежно и медленно, но методично. Он скользит по простыням ногами, что они начинают гореть от трения, а перед глазами вновь всё плывёт, словно он снова пьян. Тёмная кудрявая голова Чонгука между его ног плавно двигается, а татуированные пальцы впились в бедро. Он стонет, язык внутри него скользит, ни на секунду не останавливаясь, хочется заорать от переполняющих эмоций, обрушившихся резко и разом. Он вновь дрожит от исходящих по телу волн удовольствия, сводит ноги, и совсем неосознанно хватает альфу за волосы. На него тут же смотрят хитрые глаза, и Тэхён ойкнув, снова прячет лицо в ладонях.       — Не закрывайся от меня. Мы должны видеть эмоции друг друга, в этом смысл, детка, — Чонгук говорит мудро, учит его, но после «детка», весь смысл стирается. Он просто кидается на крепкую шею и сам припадает губами, обцеловывая лицо и царапая ноготками спину.       — Почему ты такой напряжённый? Расслабься немножко, я не сделаю тебе больно, — пальцы альфы опускаются плавно и быстро вниз по спине, пересчитывая позвонки и начинают кружить вокруг дырочки, а тело омеги выгибает дугой. Никто ещё не дотрагивался до туда, даже Сэм толком не успел. Если бы не сильная рука, что поддерживает его поперёк лопаток, упал бы. В паху всё горит, пульсирует, он не контролирует ни себя, ни свои желания, и кидается в это, забывась, словно иной, жестокий мир перестаёт существовать за пределами кровати.       — Знаю, что не сделаешь, но… я не могу, — омега опускает взгляд, но его голову за подбородок поднимают и, увидев подмигивающий глаз, тут же резко укладывают обратно на спину, тянутся к своим штанам и берут из кармана презерватив, — Ты что, даже дома с ними ходишь? — смущение залило полностью, как и он сам кровать.       — Я знал, что однажды у нас всё случится, это был просто вопрос времени, — пожимают в ответ плечами.       — Ну тогда, пожалуйста, хватит тянуть! — Чонгук на это смеётся и отрывает край упаковки, — Можно я? — он вообще не соображая толком, что говорит, тянет свои пальчики.       — А в обморок не упадёшь? — но сопротивления нет, только усмешка. Ему в протянутые ладони кладут презерватив.       — Не знаю…— шепчет омега, так же понятия не имея как надевать. Пока все его одноклассники ходили на «половое воспитание», Тэхён дома собирал с грядок кукурузу…— Фу, он склизкий, — вертит в руках странную на ощупь вещь, усаживаясь на колени.       — Значит не просроченный, не бойся, вот, держи этой стороной, не надо его раскатывать до того, как надел, — Чонгук даже тихо посмеивается над изучающим кругляшок омегой, показывая как держать, — Зажми пальцами кончик, да, умница, — из Тэхёна снова течёт, низ живота сладко тянет, сердце долбит грудную клетку, а его руку тем временем направляют к члену. Не то чтобы он знал большой у Чонгука или нет, но в ладонь не поместится…— А теперь возьми член в руку, положи на головку и раскатывай осторожно, — его под локоть почти невесомо подталкивают. Тэхён же пылает ушами, видит как альфа зажмуривается, когда он кончиками пальцев не очень ловко раскручивает защиту по стволу и тяжело дышит, поджав губы. Что даже не сразу замечает за собой, как высунул кончик языка, — Всё правильно, малыш, ты умница, — его гладят по щеке и это окончательно заставляет разум помутиться. Если Чонгук будет так себя вести на протяжении всего их небольшого развлечения, Тэхён затопит соседей снизу.       — Ложись и расслабься, — альфа, как ребёнка, держа под голову, укладывает обратно, опускает руку вниз и он чувствует, как тот осторожно надавливает на колечко мышц, — Ну не бойся, тебе понравится. Ты никогда не делал этого с собой? — но ответить на мурлыкающий тон Тэхён не может, он хнычет в голос от смущения, — Расскажи же мне, прелесть, — медленно раздвигая мышцы в него погружается один палец, быстро, плавно. Внизу тут же всё тянет ещё слаще, ни один альфа не был с ним настолько близок. Мышцы сжимаются и тут же расслабляются, пульсируют и посылают возбуждение по клеточкам тела дальше. Через пару секунд становится мало, но Чонгук выжидающе смотрит. На пару секунд Тэхён позволяет себе утонуть в ощущениях: сжимает мышцы, поджимая пальцы ног от чувства заполненности и понимания, что внутри рука Чонгука. Сердце теперь почти пробивает грудную клетку. Он елозит как уж, издаёт странные звуки, но плевать, как же шикарно!       — Один раз, — шепчет Тэхён, зажмуриваясь и прогибаясь в пояснице, за что получает порцию поцелуев и мелких укусов, от чего тает, растекается по простыням сам. Внутренние стороны бёдер содрогаются, а в нижней части тело всё трепещет.       — Всего один? — и Чонгук осторожно начинает вводить второй, поглаживая плечо и прикасаясь к уголку его губ своими.       — Нет, не один, — миндалевидные глаза распахиваются и открыв рот, омега прерывисто дышит. Но не смотрит в глаза напротив, это выше его сил. От того, как шевелятся внутри пальцы и надавливают на самое чувствительное место под яйцами. Запоздало понимая, что всё это время царапал чужую спину.       — А сколько своих прекрасных пальчиков вставлял? — Чонгук вытягивает информацию, когда голова совершенно не соображает, что отвечает.       — Один, — даже шея у Тэхёна уже покраснела, он хнычет, весь дрожит от ощущений внизу, — Честно, — от осознания, что сейчас в нём находятся татуированные пальцы альфы, от того, как каждая клеточка их ощущает, как он не может до конца сжать мышцы, в паху уже почти болит от возбуждения. Он даже забыл про собственный вставший член.       — Ну если честно, тогда поверю. Понравилось? — а альфа тем временем продолжает, как змей искуситель, шептать на ухо, обжигая дыханием и заставляя тонкие вьющиеся волоски у висков колыхаться. И вставляет третий.       — Да… я… я думал о тебе, — Чонгука трясёт от этой искренней, полностью невинной, чистой откровенности. У Тэхёна искусаны все губы, и им даже смазка не нужна, уже одеяло всё мокрое — так сильно тот течёт. Раскиданные по подушке кудряшки, разведённые ноги, которые Чонгук придерживает за бедро, потому что тот всё время норовит их свести. И хоть нежное тело напряжено, после языка мышцы поддаются немного легче. Третий палец особого ужаса вообще не вызвал, Тэхён лишь мечется в его руках, зажмуривается. Пытается не стонать, но сдержать мурашки и дрожащие ноги не может.       Но вот, Чонгук замечает на его пушистых как облака ресничках слёзы.       — Тэ? Мне остановиться?       — Что? Почему? Нет, не останавливайся, — в полубреду шепчет омега, метается головой по подушкам.       — Ты плачешь…— вытирает дорожки на раскрасневшихся щеках большим пальцем Чонгук. И тело вздрагивает, когда он осторожно берет одной рукой оба тонких запястья с выделяющимися косточками, медленно заводит к изголовью кровати и начинает целовать закрытые дрожащие мокрые веки, нос, скулы, губы.       — Ты смущаешь меня, но мне так нравится, я не специально, — бедняжка, как же он зажимается, хоть и не может справиться с этим. Чонгук надеется, что омеге действительно так хорошо, и эмоции просто через край, — Ах, — Тэхён выгибает спину, когда альфа начинает осторожно чуть вынимать и вставлять пальцы обратно. А когда стоны из раскрасневшихся губ выравниваются, осторожно вытаскивает их полностью.       — О нет, почему ты остановился? — это вырывается у омеги как-то совсем неосознанно. Как же он чист, как нежен, открыт, как легко доверился. У Чонгука никогда не было никого подобного и никогда не будет. Это какой-то дар свыше, который поможет ему остаться тем, кто встретил этого мальчика на семидесятом шоссе, тем, кто был достоин этого омеги. Сейчас он совсем не уверен, что это так. Но ручки так тянутся, в нём так нуждаются.       — Сейчас будет ещё лучше, — хмыкает альфа и осторожно закидывает одну его ногу себе на плечо, а вторую подталкивает на талию, любуясь раскрасневшейся после растяжки дырочкой. Такой невинной, и он вот сейчас наконец получит то, чего так хотел, — Если будет больно, обязательно скажи, — убирает ладонью кудряшку со лба омеги, а тот щурится:       — Ты ведь говорил, что не будешь останавливаться.       — Я никогда тебя не обижу, — альфа наклоняется ближе, быстро чмокает в губы и Тэхён даже сообразить не успевает, как чувствует погружающийся в него член. Упирается ладошками в мощную грудь, хочет рвануть и отползти в непонятном страхе, что вот оно наконец. Гонит мгновенные воспоминания о том ужасе из туалета, Чонгук поворачивает к себе его голову, наконец заглядывает в глаза и беспрерывно шепчет, что всё хорошо.       Тэхён вскрикивает, коротко, скорее от нервов, теперь всё, Чонгук его первый альфа, свершилось. Он хватается не слушающимися, соскальзывающими пальцами за одно татуированное, а другое простреленное плечо, скидывая ногу обратно на одеяло. Какой Чонгук охуенный! Головка проходит быстро, и альфа, не увидев, видимо, на его лице особых негативных эмоций, толкается дальше. И совсем даже не больно, странно, непривычно, необычно, но он больше не боится. Мышцы непроизвольно сжимаются, коленки трясутся ещё больше. Член внутри твёрдый, большой, его нельзя остановить, это точно не собственные пальцы. Стенки раздвигаются, и Чонгук входит всё глубже, часто дыша носом ему на ухо, а руки, что на локти опираются у его головы, подрагивают. Тянущее ощущение внизу удовлетворенно исчезло, сдав позиции развивающейся неги и лёгкости, только член, на который он забил в растерянности, ноет.       — Всё в порядке? — заботливый тон в совокупности с уже из последних сил сдерживаемой страстью, сводят с ума. Тэхён пытается не дёргаться, царапает чужую спину, тихо хнычет, бегает взглядом по расслабленному и довольному лицу. Кивает. Заглядывает в глаза сам, гладит по волосам. Член входит плавно до конца и не двигается, альфа обцеловывает скулы, прижимает к себе так крепко, словно хочет защитить от кого-то.       — Да, всё хорошо, — пискает омега. Он растворяется, остаются лишь слишком яркие обжигающие ощущения. Он боится, что если дёрнется лишний раз, то огромный член его порвёт. Внутри так заполнено, что кажется до предела, он закатывает глаза, когда сжимает мышцы, чтобы почувствовать ещё больше, больше, больше. Пытается дышать глубже и наконец-то сглатывает. Он так растянут, голова кружится от осознания, что внутри него огромный горячий член, на который его натянул сводящий с ума все эти месяцы Чонгук. Все эти чувства столь необычны, что сильно непроизвольно уже дёргает ногой и забывается, но слышит от Чонгука лишь шипение:       — Не надо, детка, успокойся, сейчас тебе будет хорошо, — и тот первый раз легонько ведёт бёдрами, безумно медленно подаётся назад. От скользящего внутри ствола остаётся лишь вскрикнуть. И тут же толкается плавно обратно. Потом ещё раз, ещё, ещё…       И на каждом слабом толчке, ласкает губами практически неопытный язычок. А Тэхен в ответ ноет ему в губы, чуть морщится. Чонгук же постанывает, мнёт его бока, зажмуривается, немного увеличил темп, но делает все движения очень плавно. Член внутри скользит словно поршень, то раздвигая стенки до предела, то покидая:       — Какое же у тебя сладкое тело, — конец цитаты.       Растянутые края дырочки немного жжёт от трения, но это не выглядит дискомфортно. Тэхён не знает, что ему делать дальше. Он пытается прислушаться к тому, как откликается на эту ласку его тело, ко всем чувствам внизу, где по, словно оголенным нервам, плавно скользит ствол. То кладёт руки на шею альфы, то опускает их на постель. Боится пропустить что-то важное.       — Расскажи мне, что ты чувствуешь? — шепчет внезапно на ухо, и покусывает мочку Чонгук.       — Нет, я не смогу…— мотает головой Тэхён, вцепляясь пальцами ему в бока.       — Совсем не нравится? — а Чонгук продолжает мурчать и издеваться даже в такой момент, беспрерывно двигая бёдрами, входя до самого конца, заставляя внизу всё трепетать сильнее и сильнее.       — Нравится! — Тэхён воет, вцепившись зубами в мускулистое плечо, — Очень! — и ещё раз от очередного толчка, — Но у тебя такой большой…       — И всё? — смеётся альфа, — А так? — и проходится внутри по тому месту, до которого сам омега пальцем достать не мог.       — Ох, ну за что ты так со мной? — он окидывается головой на подушки, ноги окончательно разъезжаются. Рвано дышит, пытается расслабиться ещё больше, от сильного трения стенки становятся всё чувствительней, а после их начинает немного жечь. Наружные мышцы устали, и каждое движение отдаётся столь сильной волной по всему паху, что невозможно терпеть, стоны сами вырываются.       Чонгук закидывает длинную сползшую ножку себе на талию обратно и начинает входить во вкус. Тэхён не сопротивляется, только больше извивается, когда чувствует увеличивающийся темп, и как раз за разом проходятся по чувствительной простате. Потому альфа потихоньку начинает делать всё так, как любит, быстрее, с оттяжкой, схватив за бёдра, и впившись пальцами в тазовые косточки, подтянув омегу к себе на колени. Тот стонет всё громче, да и сам он не сдерживается, пытаясь так тоже подбодрить до сих пор растерянного Тэхёна, показать, что с ним в постели можно абсолютно всё.       Толкается плавнее, увеличивая размах и входя глубже и глубже размашистыми движениями, утопая в безумной узости, что обхватывает и не отпускает обратно, искусав до крови собственные губы. Позволяя члену почти выскальзывать и тут же вгоняя обратно. От мысли, что он всё же первый у мечущегося в наслаждении омеги, мозги давно через член вытекли. Ему никогда так не отдавались, никогда так не доверялись, позволяя руководить собой. Он сам тонет в ощущениях, в том как нежные, шёлковые, девственные стенки раздвигаются под его напором, как на секунды член исчезает в омеге полностью, начиная всё больше блестеть, от равномерно распределяющейся смазки. И сам своим существом растворяется в этом моменте, в волшебном мгновении.       Тэхён уже не стесняется ничего, так ему хорошо, впадает в негу, не может насытиться этими ощущениями, всё мало, мало, а внутри закручивается узел сосредоточения наслаждения, как вздрагивает, распахивается резко глаза. Чонгук кладёт ладонь на его член и нежно водит по головке, подмигивает и закусывает губу, продолжая сдержанно стонать. И теперь ему полностью хорошо, даже несмотря на то, как края растянутой до предела дырочки уже ноют и пульсируют вокруг непрерывно двигающегося и трущегося о неё члена.       Перед взглядом всё плывёт, он водит руками всюду, выдёргивает сжатую в кулаках простынь из-под матраса, скидывает подушку. Чонгук делает что-то невероятное: его бёдра двигаются столь плавно, то медленно, то вмиг быстрее, по одному ему известному сценарию. И теперь всё сосредотачивается на собственном члене. Его ласкают умелые пальцы, нежно обхватывая, в один такт с толчками, заставляя впасть тем самым в настоящий транс. Он хочет крикнуть, как-то подать знак, что у него… что он… вдруг внутри становится так хорошо, словно точка света вмиг взрывается, искрится, его подбрасывает, перед глазами калейдоскоп, и только бесконечное наслаждение. А через шум в ушах слышит:       — Маленький мой, можно я кончу на тебя? — и даже не пытается понять, что вообще от него хотят.       — Д… да…— шепчет в ответ. И чувствует, что Чонгук медленно выходит из него, опирается рукой у головы, член выскальзывает с чпоком, резко стягивает с хлопком презерватив и проведя по собственному стволу рукой пару раз, кончает ему на грудь. Тэхён, словно в безумно замедленной съемке видит, как попадая на него, горячие капли начинают стекать к животу с груди и мгновенно остывать.       Приходит в себя он не сразу, понимая это только при затекании собственного тела, до сих пор дышит, будто на стадионе бег на длинную дистанцию на физкультуре делал, а не сексом занимался. Сдохнуть и не встать. Но как же это было шикарно! Он устало смотрит на свои раздвинутые ноги и на то, как между ними и на нём лежит тяжело дышащий Чонгук, пересчитывающий его рёбра и целующий сосок.       Теперь лично для себя он стал супер взрослым, пусть ничего толком и не изменилось. Так рвался в постель к альфе, что даже не спросил, а в качестве кого. Точнее, уточнил, что отношения и ему не нужны, но соврал. Они тогда оба много чего наговорили. Теперь же жаль, что сразу не поставил вопрос ребром. Но он получил, что хотел, отличный подарок на Рождество.       — Ты… ты мне веришь теперь? — хмыкает омега, перебирая тёмные кудрявые волосы, раскинутые на своей груди.       — Конечно, детка, — тут же подрывается с него Чонгук, — Прости меня, я столько всего наговорил, я такой долбоёб, — обычно загадочные глаза такие огромные сейчас, и в них отчётливо, на гигантском баннере лишь то, что он и озвучивает. Нет больше никаких секретов.       — Ещё минуты три вчера и ты реально был бы долбоёбом, — улыбается омега, — а пока что только стараешься им стаааать…— и его тут же начинают щекотать.       Лучший день в его жизни, без сомнения! Только бы Сэма этот собственник не прикончил ни за что. Теперь Тэхён попал в его лапы без возможности вырваться. Сомнений нет ни на дюйм.