Башня

      XXX       Он приходил к ней раз в день. Иногда чаще. Но всегда днем, в четыре часа. В четыре пятнадцать эльфийка встречала их обоих с подносами с бутербродами, пирожными и большим чайником чая. Раньше это был Эрл Грей, пока он не понял, что она любит фруктовые чаи. Она не знала, как он это узнал. Но через несколько недель появились малиновые и яблочные чаи, а также что-то, что, как она подумала, могло быть питахайей.       Раньше она была равнодушной к его присутствию. Гермиона долго вообще ничего не чувствовала. Она просыпалась, сидела, засыпала. День за днем, день за днем. Каждый день как эхо прошлого. Если бы она вложила в свои мысли немного энергии, она бы назвала этот период сюрреалистичным. Гермиона могла бы поставить себе диагноз – депрессия. В дни и месяцы после падения Ордена, потери многих ее друзей и ее собственного пленения ничто не казалось реальным.       Но теперь она почувствовала. Ее раздражало, что он был здесь, что он был единственным человеком, которого она видела каждый день. Она ненавидела, как он размешивал два кубика сахара, как он разговаривал с ней несмотря на то, что она никогда не отвечала. И часть ее чувствовала легкое волнение, когда солнце снова начинало двигаться к горизонту и она слышала его шаги по лестнице.       Это называется Стокгольмский синдром. Она вспомнила, как ее мать объясняла ей это понятие. Гермиона была маленькой девочкой, и кто-то показал им Красавицу и Чудовище во время ночевки. Она пришла домой, чтобы поговорить о принцессе и ее любовной истории. Но ее мать усмехнулась, а затем приступила к объяснению Стокгольмского синдрома своей восьмилетней дочери. Грейнджеры не любили сказки.       Несмотря на то, что она знала, что ее изоляция способствовала этим нежелательным чувствам, она не пыталась оттолкнуть их.       Он никогда ничего не просил. Каждый день наследник Малфоев входил в башню и сидел в кресле у окна, ожидая, когда она узнает его. Он бормотал приветствия и предлагал новые книги из библиотеки. И даже если бы она могла говорить, она бы не стала.       Домовой эльф приносил чайник и исчезал. Драко наливал им обоим чай и делил бутерброды и пирожные на две тарелки. Иногда он рассказывал о своем дне. Но на самом деле это был не совсем его день – она подозревала, что в его повседневной жизни есть гораздо больше проблем. Наверное, разные политики и заговоры. Но нет, Драко рассказывал ей о погоде. Или книге, которую он недавно прочитал. Или что-нибудь забавное, что он увидел на улице в Косом переулке. Рассказывал, какие цветы цветут в садах внизу.       Ни о чем реальном не было и речи. Она ничего не знала о внешнем мире. Ничего о том, что осталось от волшебного мира.       Тем не менее, он сказал ей достаточно, чтобы понять, что она его странный секрет. Остальные Малфои не знают, что она не погибла, и уж тем более, что она обитает здесь. И она знает, что с точки зрения Малфоя она не пленница, а тайна. Он полон решимости скрывать ее и защищать. Но хоть убей, Гермиона не может понять почему.       Он приходил раз в день, редко чаще. Подниматься по этой узкой извилистой лестнице нужно было долго, и если он пропадал слишком надолго, она начинала скучать. В этом новом мировом порядке предстояло проделать большую работу. Малфои не были в центре всего, как они мечтали. Но почему-то сейчас это было предпочтительнее. Они устали.       На полпути вверх по лестнице, в стене, был небольшой укромный уголок, где можно было сидеть и читать или смотреть в окно на территорию. Один из плоских камней подоконника болтался и при повороте сдвигался, обнажая маленькую ячейку, достаточно большую, чтобы вместить коробку для волшебной палочки.       Каждый день перед визитом Драко клал палочку в неглубокий ящик. Нельзя было рисковать и заносить ее в комнату. Он не думал, что она может представлять угрозу. Однако за последние четыре года он понял, что лучше предполагать худшее, особенно, когда дело касается Гермионы Грейнджер. Так, палочка лежала там до пяти часов.       Раньше Драко оставлял там и ключ, пока тетя Белла не застала его на лестнице. У него был долгий день, и он хотел отдохнуть со своим секретом в башне. В четыре часа его мать пила чай. Если кто-то еще был дома, они были либо с ней в гостиной, либо, если позволяла погода, в розарии. В четыре часа о Драко не вспоминали. Его всегда приглашали к чаю, но мать знала, что он обычно проводит этот час в своих комнатах в одиночестве. Домашние эльфы всегда носили господину Драко чай и бутерброды. Никто не подвергал сомнению этот ритуал. Вот почему вид его тети, которая стояла на лестнице со своими растрепанными волосами и темной аурой, шокировал молодого слизеринца.       – Драко! – поприветствовала его Беллатриса. Приветствие не было ни теплым, ни холодным, просто высоким и эмоциональным. – Зачем ты сюда прокрадываешься?       – Я читаю, – просто сказал он, показывая книгу, покоящуюся в руке. – Здесь тихо.       Она покрутила прядь черных волос с серебряной тесьмой.       – Забавное место для чтения. Северная башня. Здесь же ничего нет.       Драко изо всех сил старался не выглядеть обеспокоенным.       – Никто не использовал ее со времен двоюродной бабушки Доротеи. Это неправильно.       – О да! – ее безумные глаза засветились. – Твоя двоюродная бабушка. Та, которую заперли за то, что она полюбила мальчика-маггла. Она была безумной, не так ли?       – Она покончила с собой, – ответил он бесцветным тоном. – С тех пор этой башней никто не пользовался. На ней много чар. Я даже не знаю, что там наверху. Наверное, просто хранилище.       – Да, кажется, Цисси говорила мне, что вы потеряли ключ. А дверь не открывается обычными чарами. Любопытно.       На слове «ключ» рука Беллатрисы опустилась на подоконник укромного уголка, кончиками пальцев задевая швы камня, под которым лежал ключ от комнаты Доротеи. Драко изо всех сил старался не сводить глаз с лица тети.       Не проявляя интереса, он двинулся вперед, сев на ступеньку ниже.       – Я не знаю, почему кому-то вообще захочется туда идти. Сомневаюсь, что в ней есть что-нибудь интересное. Комната была заперта в течение многих лет, к тому же там, вероятно, беспорядок. Ты искала меня, тетя?       – Да, – ответила она, проходя мимо него. – Его светлость желает видеть тебя завтра в министерстве. Они объявляют нового министра магического транспорта, и он хочет, чтобы ты был там. Нам нужны молодые люди, подобные тебе, чтобы выразить поддержку.       – Хорошо. Я попрошу Мелди достать мою парадную мантию.       Белла одобрительно кивнула.       – Хороший мальчик. Его светлость надеется, что ты будешь олицетворением нашего будущего. Молодой, сильный чистокровный волшебник, который следует по проложенному для него пути. Ты же знаешь, что твое присутствие важно.       – Конечно, тетя Белла.       Он дождался, когда ее шаги стихнут, прежде чем достать ключ. С того дня он носил его на шее под мантией на простой серебряной цепочке и никогда не позволял ему ускользать из виду.              XXX       Утро второго мая теперь казалось ей размытым. Она помнила, как Хагрид рыдал и нес Гарри, как ребенка. Помнила, как плакала, глядя, как ее лучшего друга держали перед толпой как символ поражения. Крики Невилла. Лицо Рона, когда Пожиратели смерти направили свои палочки на толпу. Кто-то громко рыдает. Крик. Рон кричит. Вспышки света. Бег.       Они убегали из замка, пробираясь через скалистый ландшафт.Ее рука в руке Рона. Он рухнул на землю после удара сзади. Крики, когда Гермиона видела, как он бьется в конвульсиях от последствий проклятия, а его глаза становятся стеклянными, когда жизнь ускользает из него.       Попытки бросить щит за щитом, когда они спускались к ней. Голос охрип от выкрикивания заклинаний, которые она никогда не хотела бы произносить. Зеленый свет ее проклятий сиял от ее гнева.       Дрожь, когда она изо всех сил пыталась защититься со слишком многих сторон. Щит скользит. Что-то ударило в грудь. По телу прошло тепло.       Боль. Тьма. Все.       А потом...       Туманное пробуждение.       Она вспомнила бледное лицо Драко, измазанное пеплом и ужасом, когда он увидел ее во дворе среди других. Она не помнила, сколько времени прошло, но мир снова стал темным.       XXX       В ту ночь он увидел много вещей, которые будут преследовать его до конца дней. Он часто мечтает о многих вещах, которые сделал бы по-другому. Сожаления, которые останутся навсегда.       Вид его сверстников во дворе, распростертых с остекленевшими глазами, чувство, как желчь подступила в глубине горла, запах смерти и сожженной плоти никогда больше не покидали его. Драко видел ее среди мертвых, повешенной на теле мальчика, которого она любила, а затем заметил малейший пульс на ее испачканной грязью шее, малейший подъем ее груди –       Надежды, которые наполняли его в тот день, никогда не оправдаются.       Пожиратели смерти, посланные собирать мертвых с обеих сторон, были гораздо больше заняты своими. Они явно предвзято заботились о них. Он воспользовался возможностью наложить дезиллюминационное заклинание и левитировать ее, зная, что, если он подождет, может не хватить времени.       Ближайшим укромным местом была ванная на первом этаже. Ванная Миртл. В отличии от большей части замка она осталась нетронутой. Призрак взволнованно парил перед зеркалами. Она повернулась, когда дверь открылась, ее молочные глаза расширились за толстыми линзами. Драко проигнорировал ее жужжание, когда он убрал дезиллюминационное заклинание и уложил Гермиону на одну из скамеек, стоявших вдоль стены в задней части ванной.       Драко быстро бормотал заклинания, вращая кончиком своей палочки над ее грудью. Это было не быстрое заклинание. Но у него не было времени. Кожа начала медленно срастаться. Когда она перестала срастаться дальше, у нее остался ряд тонких, ярко красных шрамов.       Измученный Драко прислонился к стене, глубоко дыша. Однако Миртл это не удовлетворило, и она продолжала задавать вопросы.       –Ты можешь заткнуться? – тихо спросил он Миртл. –И постеречь ее здесь?       –В чем дело?       Он обернулся к Гермионе и увидел, как она сделала еще несколько неглубоких вдохов, а затем ответил.       –Многие погибли, Миртл. Многие студенты и профессора. На замок напали. Она… она пострадала. Убедись, что ее никто не найдет. Просто ненадолго. Мне нужно найти безопасное место.       Он никогда раньше не видел напуганного призрака. В конце концов, они уже были мертвы, им нечего было бояться. Миртл слегка вздрогнула, когда ее косички покачнулись. Да.              XXX       Прошло несколько часов, прежде чем он снова рискнул переместить ее. Темный Лорд снял антиаппарационные чары, чтобы раненых можно было доставить в больницу Святого Мунго. Драко воспользовался этим. Он отправился в Малфой-Мэнор и приготовил место. Он знал, где можно спрятать свою секретную грязнокровку.       Когда его прадед Абраксас был еще ребенком, выяснилось, что его старшая сестра Доротея влюблена в мальчика-маггла из французской деревни, недалеко от которой проводилась семейная летняя вечеринка. Она как раз должна была перейти на седьмой курс Хогвартса. Семья немедленно увезла ее обратно в Великобританию, но ущерб уже был нанесен. Когда выяснилось, что они обменивались письмами и Доротея планировала сбежать с ним после окончания учебы, они забрали ее из школы и заперли в Северной башне поместья Малфоев. Она томилась месяцами, умоляя об освобождении. Чтобы навсегда ее обезопасить, семья нашла Розье, готового жениться на ней. За месяц до свадьбы она покончила с собой в той комнате в башне. Но перед этим она освободила своего эльфа с условием, что он передаст последнее письмо ее возлюбленному.       Эта комната была запечатана десятилетиями. Никто не хотел вспоминать Доротею Малфой. Ключ давно был утерян.       По крайней мере, это была история, известная большинству Малфоев. Драко знал, что ключ был не столько потерян, сколько забыт – возможно, намеренно прадедом, который не любил думать о своей скандальной сестре. Драко нашел его среди вещей, оставленных Абраксасом в семейном хранилище.       Когда он был моложе, он несколько раз пробирался в комнату. Конечно, там было пыльно, и повсюду было разбросано множество вещей Доротеи. В гардеробе полно старомодных платьев. На прикроватной тумбочке стопка книг и журналов. Наполовину написанные письма, скомканные и разбросанные по столу.       Он представлял, как она отодвигает прозрачные белые шторы и смотрит в окно, размышляя о своей печальной судьбе. Знала ли она, что больше никогда не выйдет оттуда живой? Или она думала, что они проявят милосердие к своему старшему ребенку, не взирая на наследие чистой, незапятнанной магической крови?       Но в ту ночь он не думал о своей двоюродной бабушке. Он убрал комнату от пыли и мусора несколькими поспешными заклинаниями, вызвал Мелди, своего личного домашнего эльфа, и приказал ей принести чистую воду, бинты и все лечебные зелья, которые были в аптечке. Она должна была ждать в комнате. Ей было приказано никому не рассказывать, что здесь произошло. Эльфийка торжественно кивнула в соответствии с инструкциями и исчезла с легким хлопком.              XXX       Когда он вернулся, Миртл взволнованно плыла рядом с Гермионой. С тех пор, как он ушел, прошло меньше часа. Гермиона все еще едва дышала.       – Я подумала, что она может перейти на мою сторону, – заметил призрак в неудачной попытке пошутить.       Драко проигнорировал ее, наклонившись над ведьмой. Кровь на ее теле полностью высохла и покрылась коркой темно-коричневого цвета. Он отметил несколько сломанных пальцев, сильно опухшую лодыжку и множество синяков и ран. Вероятно, несколько ребер были сломаны или, по крайней мере, треснуты. Больше ничего опасного для жизни, насколько он мог видеть, не было. Если бы он мог удерживать ее ровно, они могли бы аппарировать.       Волан-де-Морт не стал бы опускать антиаппарационный барьер надолго. Он не мог так рисковать – площадь, которую покрывали чары, была обширной. Такой расклад оставлял его и его хромую команду Пожирателей Смерти уязвимыми.       – Спасибо, – сказал он призраку. – Пожалуйста, сохрани все в секрете.       Призрак все еще выглядел напуганным. Но она кивнула, когда Драко поднял потерявшую сознание ведьму со скамейки, держа ее за талию. Миртл взволнованно парила перед ними.       – Они будут преследовать тебя?       Драко замолчал.       –Не должны. Никто не знает, что она еще жива.       И с этим он исчез.