Спокойной ночи, Александр

Алек отстранённо наблюдал, как Элиас раздаёт указания Охотникам, тащившим Майю по коридорам. Мерзкая горечь заполнила рот, и Алек сплюнул. Стало ещё хуже. Магнус обернулся, и его нижняя губа изогнулась. Презрение. — Вас подождать, сэр? — спросил Элиас. — Да, я быстро в душ, потом к вам. Подготовь всё. — Будет сделано, сэр. Алека передёрнуло. Он знал, что речь идёт о пытках. В горле застрял ком, который никак не удавалось сглотнуть. Сочувствующий взгляд Рагнора скользнул по Магнусу, потом по Алеку, и старый вампир встал между ними. — Завтра меня не будить. Сегодня придётся как следует повозиться, — сказал Магнус, смотря Алеку прямо в глаза, развернулся и ушёл, впечатывая каждый шаг в гладкие плиты и сердце Алека. — Снял бы ты белый плащ, Лайтвуд, — тихо произнёс Рафаэль и исчез. Алек остался с Рагнором наедине. — Они будут её пытать, Алек. Если ты постараешься, то сможешь сделать вид, что ничего такого не было. Всем станет легче. Рафаэль прав. Белые плащи в армии Асмодея не в почёте. И упаси тебя хаос, высказать хоть одно слово Магнусу или Элиасу, или мне. Потому что я тоже там буду. Своими руками я буду ломать кости этой девочке и мучить её. — Ты сказал, что Охотники изменились. Ты был прав. — Знаешь, в чём отличие Магнуса, Элиаса, Ли и других от Асмодея, Зеля? Они первое поколение Охотников, которые не любят войну и хотят её закончить. Любыми способами. И если ради этого им придётся пытать, они сделают это тщательно, скрупулёзно, основательно. И не остановятся, пока не получат своё. — Я не думал, что вампир, вроде тебя, тоже так думает. — Было время, я думал по-другому. А потом один двенадцатилетний мальчик уничтожил трёх оборотней, бросив в них связку гранат, и без страха всадил двенадцать пуль в ещё одного. Он сумел выбить той мрази только один глаз. Я доделал остальное. Я разорвал к херам тело того зверя, извалялся в его крови и внутренностях, но даже мой гнев был лишь лучиной по сравнению с костром ярости примитивных. Магнус спас Элиаса в тот день и стал настоящим Охотником. Не таким, как его отец. Тот, как и его предки, вёл войну цивилизованно, словно война — это искусство, красивая игра, сражение равных. Но Валентин посылал свои отряды не ради чувства прекрасного. Ты видел, что делают оборотни? На кого они нападают? Я видел. В тот раз эти мрази напали на лагерь беженцев, напали, когда там был сын Асмодея. Но они поплатились. Магнус не Асмодей. Он увидел волков, которые хотели убить его друга, и он не стал играть с ними в войну. Хладнокровно заманил в ловушку и взорвал их. Я не знаю, как он остался жив, лишь один осколок рассёк висок. Он преподал нам урок. Мы усвоили. А ещё мы показали оборотням, как поступать не надо. Больше они так делать не осмеливались. В тот вечер я отпустил своих вампиров. Вой стоял такой, что в ушах звенело. Тридцать семь голов были выставлены в ряд. И больше никто не посмел напасть на эту деревню. Валентин отказался от них, сказал, что это не его солдаты. Асмодею пришлось сожрать эту ложь, чтобы сохранить мир. Но люди, которые там были, до сих пор молятся не богам, а мальчишке, что спас их. Поэтому в следующий раз, когда захочешь скривить лицо при слове «пытки», вспомни, кто такой Валентин, и кто становится его доверенными лицами. Алек закрыл глаза. Чувств было так много, что мыслей не осталось. — Магнус мне нравится, — тихо произнёс Алек, и Рагнор сочувственно посмотрел на него. — Если бы мы тогда объединились, этим детям не пришлось делать за нас всю грязную работу. — Алек. — Рагнор покачал головой. — Когда я смотрю на него, я думаю, — продолжил Алек и прислонился к стене. — А какими бы они были, если бы выросли в мире без Валентина? Если бы тому двенадцатилетнему мальчику, о котором ты рассказал, не пришлось спасать своего друга. Может, сейчас они бы веселились вместе с Майей в каком-нибудь ночном клубе, пили и танцевали. Я ушёл тогда и увёл свой клан, я насытился войной по горло, решил, что теперь черёд других. Кто же знал? Рагнор тяжело выдохнул. В этом тёмном коридоре, среди молчаливых серых стен, сожаления о прошлом превратились в зыбучие пески. Громкий крик проник сквозь толстый бетон, и оба вампира вздрогнули. Рагнор стряхнул с себя оцепенение и хлопнул Алека по плечу. — Прости, на миг мне показалось, что ты решил поиграть в благородство. — Мой белый плащ остался в замке, который я осадил, и вырезал всех его жителей, не пощадив ни детей, ни женщин. Не мне судить. — У всех нас есть такой замок, Алек. Иди-ка ты спать. Сложный сегодня был день. — Я могу пойти с тобой? — Думаю, ты завтра объяснишь всё Магнусу. — Нет. Я должен увидеть. Должен. Рагнор ничего не ответил. Он повёл Алека за собой на нижние этажи, к безэмоциональному Магнусу, который недовольно скривился, завидев нежданного посетителя. — За мной, — скомандовал он, и Алек вышел за дверь. — У тебя должна быть веская причина, Лайтвуд. Очень веская. Говори. У тебя три минуты. — Я не люблю пытки. Магнус закатил глаза и скрестил руки на груди. — Мне больше трёхсот, — продолжил Алек, — и, как ты правильно заметил, сто последних лет я не участвовал в войнах. Сражения были, много, атаки и нападения, были бесконечные тренировки, но не войны. И всё же это только треть моей жизни, любимая треть, надо признать. А вот до этого, два века я был солдатом, был командующим, выступал на одной стороне, на другой. Я знаю, что такое настоящая война, Магнус. Я не люблю пытки, но я замучил гораздо больше живых существ, чем ты. — Ты удивишься, — сухо обронил Магнус. — Значит, удиви меня. Не мне тебя судить и не мне высказывать недовольство. — Что-то непохоже было. — Я отвык, Магнус. Но были и другие причины. Поверь, я больше виню себя. — У тебя тоже приступы самобичевания как у Рагнора? Снова. Алек позволил себе приподнять уголки губ. Магнус переходил из одного состояния в другое быстрее пули. — Да. Но я с ними справлюсь. Не беспокойся. — Мне до пизды. Элиас объяснит тебе схему. Ни единого звука — это важно. Магнус развернулся, но Алек успел поймать его за руку. — У меня есть ещё один вопрос. — Нет, по кругу мы её не пустим, — огрызнулся Магнус. — Я так и не думал. Но не потому что верю в ваше благородство. Оборотни крепко держат язык за зубами, изнасилование не поможет. Все это знают. Я о другом. — И о чём же? Пальцы Алека коснулись шрама на виске, и Магнус опустил глаза. — Не лги мне, — прошептал Алек. — Промолчи, я пойму, но не лги, больше никогда. — Ты мне никто, Лайтвуд. Магнус поднял голову, испытывающе глядя на Алека. — Знаю, но я хочу стать ближе. — И насколько же ближе ты хочешь стать? — Магнус продолжал сверлить Алека взглядом. — Ты решаешь. — Война не совсем подходящее время для сближения. — По моему опыту, война никогда не заканчивается, а подходящее время — выдумка трусов, чтобы оттянуть неизбежное. Что ты теряешь? — Ясность мысли как минимум. Любовь туманит разум. — Значит не влюбляйся. Разве у Охотников нет иммунитета к чувствам? Магнус хмыкнул, отступил назад, и Алек услышал, как кончик его языка прошёлся по зубам. — Ты удивишься, — повторил Магнус, и Алек за долю секунды оказался рядом, прижался холодными губами к виску и втянул воздух. — Я готов удивляться. Алек отстранился так же стремительно, как и приблизился, нажал на ручку и зашёл в комнату. Вампиры и Охотники отвели глаза, и Алек усмехнулся. Было очевидно, что ему не очень-то рады. — Элиас, проинструктируй. Короткая фраза Магнуса хлестнула Элиаса, он сморщился, но не посмел отказать командиру, который скрылся за внушительной дверью. — Условие первое: темнота. Для неё. Мы выкололи ей оставшийся глаз. Боль мешает сосредоточиться, поэтому слух тоже страдает. Алек кивнул. Крик, который он услышал, обрёл понятную причину. Скорее всего, глаз Майе удалили ещё до входа в пыточную. — Комната звукоизолирована? — спросил он Элиаса, и в тёмно-карих глазах мелькнул интерес. — Да. Цель — заставить оборотня смириться со смертью, подвести его к мысли о том, что он умирает, а дальше задавать вопросы, опираясь на имеющуюся у нас информацию. Алек посмотрел на большой экран. Рагнор с непроницаемым лицом крутил регулятор силы тока. Майя билась в конвульсиях. Временами её рот открывался, но Алек не слышал, что она говорила. — В чём фокус? — задал вопрос Алек, и Элиас усмехнулся. — В особой психотропной смеси, которыми смочены лезвия. Если просто вколоть, то оборотни могут откусить себе язык, или сотворить с собой ещё какую-нибудь гадость. Но если они не замечают, то постепенно проваливаются в состояние, близкое к бреду. Они реагируют на внешние раздражители... — Но принимают их за фантазии разгорячённого мозга, — закончил за Элиаса Алек, поражаясь простоте и изящности идеи. — Значит, сначала по вашим фразам она понимает, что с ней закончили, расслабляется, а потом вы устраиваете представление. — Да, это самая сложная часть. У нас есть записанный голос Валентина, есть голос Люка, различные шумы, но не всегда удаётся раскрутить. Два раза оборотни догадывались. Ещё одна трудность состоит в том, что нам приходится ориентироваться только по внешним признакам. Стоит нацепить датчики, и вся процедура пойдёт насмарку. Никогда не знаешь точно, сколько ещё выдержит оборотень. Пока нам везло, никто не умер в процессе пыток. Но каждый раз это риск. Тщательно. Скрупулёзно. Основательно. Алек добавил ещё одно слово «безэмоционально». Майя бессильно повисла, опустив голову, а Магнус что-то черкнул на белом листе. Сильвия, молодая милая Охотница, похожая на фарфоровую куколку, внимательно осмотрела разложенные на длинном столе инструменты. Блеск хирургической стали отразился в ясных голубых глазах. Сильвия задумчиво нахмурила белый высокий лоб и переглянулась с Магнусом. Он пожал плечами, указал пальцем на шипастый прибор и сделал ещё одну пометку. Алек завороженно следил, как Сильвия всаживает приспособление в плечо, а затем с нажимом ведёт его вниз, раздирая кожу на лоскуты. Раз за разом, пока Магнус не поднял руку вверх. — Это будет долгая ночь. Элиас засучил рукава и надел перчатки. Через три часа он сменил Магнуса, который раздражённо швырнул в мусорное ведро защитный костюм. — Выносливая сука, — прокомментировал он и потёр виски кончиками пальцев. Магнус выглядел так, как будто не мог решить задачку по математике, важную, но абсолютно не связанную с живой пока ещё девушкой. Рагнор присоединился к нему через десять минут. — Элиас попробует кислоту, — сообщил он и тяжело выдохнул. — Три с половиной часа, и никаких значимых результатов. — Она скоро сдастся, — тихо сказал Алек. — Такие, как она, долго сопротивляются, но сдаются быстро. — Я думал, что ты не имел дела с оборотнями. Магнус поднял на него глаза и внимательно посмотрел, будто увидел в первый раз. — Я нет, мой любовник — да. — Шевалье пытал оборотней? Алек закусил губу. Осведомлённость Магнуса о его прошлом поражала. Неудивительно, что он никогда не задавал личных вопросов. — Только в самых крайних случаях. Не ради информации, — добавил Алек. — А ради чего? — не понял Магнус. — Ради устрашения. Отлично работало, когда сломленного, но живого оборотня возвращали. Стая уходила, чтобы не связываться. Никто не хочет стать никому не нужным куском мяса, слепым, глухим, хромым, бесплодным. — Почему об этом нигде не написано? — Шевалье не очень любил выносить свои забавы за пределы замка, оборотни тоже предпочитали молчать. — Но зато теперь понятно, почему они так его ненавидели, — протянул Магнус. — Я думал всё дело было в массовом убийстве щенков, а тут ещё и пытки. — В любом случае они сумели отомстить, — добавил Алек и встряхнул головой, отгоняя тени прошлого. — Ты тоже, — заметил Магнус, — всем сразу. Алек сглотнул. Честность Магнуса не знала пощады. — Я не горжусь этим, — выдавил из себя Алек. — А стоило бы. — Магнус задумчиво покрутил ручку в пальцах. — Осада замка была организована очень искусно, я пару приёмов даже подрезал. Твой план показал высокую эффективность. Алек покачал головой. Закончить войну как можно быстрее, любым способом. Эффективность, потери, скорость, затраты. Охотника Магнуса интересовали только цифры, ни судьбы, ни страдания, ни причины. — Это была месть, — с горечью ответил Алек. — Которая позволила занять тебе лидирующее положение в клане. Я читал историю, я знаю. Ты был не первым и уж точно не единственным любовником Людо, но только тебе вампиры, которые были гораздо старше, отдали власть. Скажем так, такое бывало нечасто. Алек покачал головой. Такой откровенный восторг клубком змей сворачивался в животе, и оттуда холодные скользкие гады расползались по всему телу. Магнуса не должно было такое восхищать. Золотые глаза мигнули, и Алек прикусил губу. — Мне нужно извиниться? — спросил Магнус, сводя брови к переносице. — Людо — болезненная тема? — Я не любил его, если ты об этом, — поспешил пояснить Алек. — И его смерть не заставила меня страдать. Я мстил, потому что иначе моё бездействие посчитали бы слабостью. Но я до сих пор считаю, что был излишне жестоким. Магнус перевёл взгляд на погружённого в себя Рагнора и нахмурился. — Я не понимаю. Рагнор такой же, как ты. Видимо, вы оба слишком старые для меня. Как можно переживать о мёртвых, когда есть живые? — Магнус, я убил невинных. — И что? Их уже не вернёшь. Если так переживал, почему не нашёл их родственников? Или себя не убил, чтобы искупить вину? — Потому что я осознал это гораздо позже. — Ну значит я прав. Тебе нет смысла о них переживать. Есть те, о ком тебе действительно нужно позаботиться, есть тысячи других людей. Если ты сделал выводы и полностью проанализировал ситуацию, зачем тащить на себе этот груз? Алек против воли улыбнулся, но Магнус истолковал эту улыбку по-своему. — Я сказал что-то глупое? — Нет, ты сказал что-то очень умное. Вся проблема в том, что есть мозг, а есть сердце. Магнус откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и зло посмотрел на Алека. — Опять ваши вампирские метафизические штучки. Душа, сердце, печень, аура. — Больше не буду. — Алек поднял руки вверх, признавая поражение. — Я имел в виду, что ты прав. Но сказать себе — это одно, а привести в исполнение — совсем другое. Но, видимо, у тебя проблем с этим нет. — Я стараюсь не допускать ошибок, досконально просчитывать все возможные исходы, но случается всякое. В таком случае я стараюсь исправить то, что натворил, максимально возместить ущерб, извлечь полезный опыт и двигаться дальше. Жизнь не стоит на месте. Если я позволю себе отвлечься на чувства, то не смогу помочь тем, кому эта помощь действительно нужна. Не обижайся, но, по-моему, и тебе, и Рагнору, и даже Рафаэлю уже давно пора это осознать. Чего это ты на меня так смотришь? — Я любуюсь, Магнус. У тебя всё так просто и так правильно. Я знал всего пару вампиров, которые придерживались такой же стратегии. И обоим было далеко за тысячу. А тебе всего двадцать семь. — Я просто очень умный. Мне тысяча лет не понадобилась. — Я уже это понял. — Занимательные у вас разговоры, молодежь, — вмешался Рагнор, и Алек пожал плечами. Магнус резко выдохнул и встал из-за стола. — Вторая фаза, — сказал он. — Ты был прав, Алек. Она сломалась. Теперь нужно устроить правильное представление.