Спокойной ночи, Александр

Дверь в комнату Магнуса была высокомерно молчалива и холодно бесстрастна. Никаких чувств. Алек сполз на пол, позволив мыслям беспрепятственно атаковать его. И они воспользовались возможностью. Их ржавое оружие с зазубренными краями проходилось по глубоко спрятанным воспоминаниям, резало по-живому, с наслаждением рассматривая самые отвратительные моменты. Алек уронил голову на руки и закрыл глаза. Пропитанный страхом голос Майи заполнил каждую клетку тела: «Беги, Лея, скоро Валентин нападёт на Асмодея, чтобы забрать Кристалл». Перед глазами встали бледные лица Охотников и сосредоточенные вампиров. Страх. И полный ненависти вгляд Магнуса. Блестящее лезвие ножа перерезало глотку молодой волчице, и Алек шумно выдохнул, но избавиться от запаха крови, которую Магнус вытер о белое полотенце, не смог. Дверь напротив распахнулась, и из неё вышел хмурый Элиас, который сделал пару шагов и громко постучал. Заспанный Магнус показался на пороге. — Ты чего? — спросил он, широко зевая. — Забери это к себе, — приказал ему Элиас, указывая на Алека. — Уже битый час сидит у тебя под дверью и страдает. Ты его, блять, привёл на процедуру, так что теперь это твоя ответственность. У меня уши сворачиваются, пусть у тебя вздыхает. Элиас раздражённо фыркнул и вернулся в комнату, а Магнус присел на корточки перед Алеком. — Пошли, — попросил он, — у Элиаса мутация по слуху, он очень хорошо слышит, так что ты и правда ему мешаешь. Давай, Лайтвуд, поднимайся. Буду обнимать тебя всю ночь и слушать твои излияния. Алек усмехнулся и поднял голову. Золотые глаза мерцали в темноте. И в них не было ни капли сочувствия. — Мне всё это время было интересно, — Алек протянул ладонь и коснулся груди Магнуса, — есть ли там сердце. Иногда мне кажется, что да, а иногда ты так похож на пустую механическую игрушку. Магнус нахмурился, схватил Алека за запястье и твёрдо убрал его руку. — Мы говорим на разных языках, Лайтвуд. Хочешь стать ближе, тебе придётся выучить мой. Дверь открыта. Магнус поднялся и ушёл в комнату. Алек услышал, как скрипнула кровать, как промялась подушка и зашуршало одеяло. Спокойное дыхание Магнуса крало воздух, Алек встал, зашёл и закрыл за собой дверь. — Так и будешь стоять? — раздался голос с кровати, и Алек покачал головой. — Когда твои будущие откровения называют излияниями, говорить не очень-то хочется. — Ну прости, что я такая бездушная скотина. Я не такой человек, каким ты меня вообразил, Алек. Я понимаю важность чувств, но понимаю их важность только для других. Я восхищаюсь любовью между Камиллой и Люком, ценю воспоминания Рагнора, могу утешить Рафаэля. Я отличный слушатель, Алек. Но я не впущу ваши чувства в себя, они пройдут мимо. Тем не менее людям становится легче. — Твои друзья Охотники так тебя не грузят, как старые, отжившие своё вампиры? — Нет. У них всё проще. Мало кто из них нашёл себе пару, война... — Не время для сближения. Я помню. — Ну типа, — тихо произнёс Магнус, — иди сюда. Давай поболтаем. Сколько любимых у тебя было? — А разве ты не прочёл это в книгах по истории? Магнус спрыгнул с кровати и медленно приблизился к Алеку, замер в метре от него, а затем сделал пару бесшумных шагов. Он встал так близко, что Алек мог почувствовать тепло тела. Чёрные расширившиеся зрачки поглотили всё золото. Напротив Алека стояла тьма. — Я никогда не любил, — сказал Алек. — Ни разу за триста лет? — удивился Магнус. — Можешь поразить меня количеством своих сердечных привязанностей. — Я выиграл. — Не сомневался. Сколько? — Ноль. — Тогда у нас ничья. — У тебя была фора. Алек улыбнулся. — Я и забыл, что Охотники не влюбляются. — Влюбляются. Только это редко заканчивается чем-то хорошим. Всего на полтона ниже, но Алеку было достаточно и этого. Магнус позволил схватить себя на руки и донести до кровати. Алек повернулся на бок, оставляя между их телами всего две складки толстого одеяла, и попросил: — Расскажи. — Планировалось, что это ты будешь изливать душу. — Не сегодня. Расскажи. — Отец влюбился в примитивную. Он потерял голову, так мне рассказывали, не хотел никого слушать. Она была такая воздушная, занималась музыкой, очень утончённая. Мой дед был против. Тогда папе уже подобрали хорошую жену, которая по всем тестам должна была дать здоровое потомство. У Охотников с этим проблемы. Мутации вызывают ряд негативных последствий. Раньше приходилось постоянно комбинировать, рожать много детей, менять партнёров. — Я читал об этом, — задумчиво произнёс Алек. — Ну надо же, ты тоже любишь историю. Отец наплевал на всё это и женился. За это его выгнали из Охотников. Но он был счастлив. А потом у них родился сын. Они назвали его Магнусом. Дед Ингар, отец папы, был зол. Это имя для Охотника, а они дали его замухрышке. — А потом замухрышка вырос и всех уделал. Алек потянулся к Магнусу, чтобы погладить его по щеке, но остановился, увидев, как скривились губы Магнуса. — Нет, он умер. Он изначально был слабым ребёнком. Брак Охотников с примитивными редко даёт здоровое потомство. Вот и ему не повезло. Мой брат был талантливым. Отец думал, что он будет будущим гением музыки. Но время было неподходящее. Он не дожил до пяти. Его мать умерла днём позже. Болезнь. Они оба были слишком слабыми. Дед Ингар пришёл на похороны, взял отца за шкирку, хорошо врезал ему и притащил на другое кладбище — кладбище Охотников. «Полюбуйся, — сказал он ему, — их смерти — твоя вина. Пока ты пытался жить как примитивный, они гибли. Твой черёд». Отец женился второй раз через две недели после похорон. Та девушка, что ему прочили, уже давно стала женой, поэтому отцу нашли новую. Мою маму. Она была из древнего рода Охотников. Тех, кто всю нечисть считает врагами. Мой второй дед Лендер скрепя сердце согласился на этот брак. Папа тоже не горел желанием связывать себя узами брака с моей мамой. Но их тесты давали отличный результат. А Охотникам всегда нужны крепкие парни. Так родился я. У меня хороший запас по мутациям, крепкое здоровье, устойчивая психика. — Идеальный солдат, — прошептал Алек. В глазах Магнуса любовь проиграла здравому смыслу. Отличный урок для любого Охотника, а Магнус точно не был глупым. Скорее наоборот. — Именно, — подтвердил Магнус, довольно улыбаясь. — Другого просто не могло быть. Предки моей матери сумели сохранить чистоту крови, при этом не дали ей ослабнуть. Ты бы видел мою маму. Даже папа не всегда мог с ней справиться. Сильная, быстрая, умная, отважная, преданная своему делу. Настоящая Охотница. Райна. Они сумели подружиться с отцом. Он уважал её, поэтому поручил ей моё воспитание. При одном условии. Она не будет учить меня своей религии. Древние роды верят в изначальный вариант Перерождения, тот, который пришёл из глубины веков. Папу всегда пугала такая одержимость. Мама согласилась, её отец тоже, но зато настоял на другом методе обучения. До шести лет мне ни разу не дали в руки оружие. «Баланс и скорость — главное оружие Охотника». Дед Ингар тоже не был против. Они с дедом Лендером подружились. Крепкие были старики, и они меня очень любили. Оба. Рагнор считает, что именно они меня разбаловали. Кажется, так и есть. Они меня многому научили. А отца я почти не видел. Он был главой, но я тогда мало что понимал в этом. Магнус замолчал. Тень пробежала по его лицу, скрыв за вуалью темноты истинные чувства. — Что было дальше? — Мне было семь, когда мама умерла. Она погибла при обороне замка вместе с дедом Лендером. Древние роды не дружат с вампирами, не просят их о помощи, только охотятся на них. И лишь формально подчиняются главе Охотников. Но на деле предпочитают не иметь с ними дела, считая их отступниками. А что касается вампиров, то тебе ли не знать, что они не всегда согласны с правосудием Охотников, даже если не правы. Один из кланов решил отомстить, потому что дед Лендер убил женщину их главы. Она была виновна, но вампир слишком любил её. Магнус замолчал. Два. Алек вцепился в одеяло. Любовь снова сыграла против Магнуса и принесла ему только беды. Магнуса хотелось прижать к себе, но он уже не был ребёнком. Он был Охотником, солдатом, по венам которого ненависть и гнев гнали бурлящую кровь. Алек слышал биение сердца, которое перекачивало этот смертоносный коктейль. У Охотников есть чувства. А ещё у Охотников есть железная воля. Магнус выдохнул успокаиваясь. — Если бы дед Лендер не был таким упрямым, он бы мог позвать других вампиров на помощь. Но он решил, что справится сам. Моя мама позвонила Рагнору. Он был поблизости. Они не дружили, но соблюдали нейтралитет. Рагнор успел вовремя, чтобы спасти меня, но не остальных. Взрослые вампиры просто не смогли пробраться в тот закуток, где спрятали меня и других детей. Отца тогда не было, был только Рагнор. Вампир спас меня от другого вампира. Папа приехал, как только ему сообщили. Он успел на похороны, а после них ушёл в свой кабинет. Я залез туда, думал, что он плачет из-за мамы, но он смотрел на другую женщину и другого ребёнка. Моя мать погибла, мой дед погиб, сотня Охотников осталась лежать в замке, в котором до сих пор витает запах железа и крови, а он просто предавался воспоминаниям о примитивной, которая ничего не сделала для этого мира, в отличие от моей мамы. Тогда я узнал, что моя мама — его вторая жена, а я второй сын. Я выдернул это фото и разорвал его, кинул ему в лицо. Я сказал, что это он виноват. Я повторил слова его отца. На утро отец уехал. Он отдал меня в клан Рагнора. Год я пробыл с вампирами. Рагнор, как мог, рассказал мне о Перерождении, он старался, правда старался. Все они старались. Дед Ингар уехал за отцом, чтобы тот не наделал глупостей. Он не успел попрощаться, но прислал мне письмо. Он написал, что если будет больно, надо просто больше тренироваться. Я так и сделал. Это помогло, это всегда помогает. — Это не помогает, — глухо произнёс Алек, — никогда не помогает. — Если ты бездумно бьёшь грушу, то не помогает. Но если ты готовишься к будущему бою, если каждый свой шаг ты делаешь осмысленным, то времени на переживания не остаётся. Ингар дал мне совет. «Вампиры могут напасть, а могут не напасть, но ты в любом случае должен быть готов. В твоём распоряжении целый клан, Магнус, используй возможности». Я до сих пор помню, потому что это один из самых полезных советов в моей жизни. Я поставил себе цель — убить вампира. Оказалось, это чертовски тяжело. — Тебе было всего семь. — Почти восемь. — Ну это конечно меняет дело. — Почти восемь и мне подарили пистолеты. Не боевые, пневматика. — Я так понимаю, это было начало конца. — Я заболел оружием. Оно давало столько преимуществ. Оно уравнивало меня и вампиров. Рагнор открыл для меня библиотеку. И если раньше я не особо любил читать, то теперь меня было за уши не оттащить от книг. Моя коллекция оружия пополнялась. Вампирам удобно, не бить голову, что дарить на праздники, мне — радость. Я мечтал о настоящем. А потом вернулся отец. Он убил всех, кто участвовал в нападении, но мне было всё равно. Я соскучился по деду Ингару, не по нему. Отец забрал меня из клана и пытался научить меня владеть мечом. Ну а я послал его куда подальше. Мечи были бесполезны, я видел это своими собственными глазами. Что они могут против таких как ты? Ничего. Я видел достаточно. Видел разодранное тело Лендера и своей матери, а рядом их сломанные игрушки. Красивое, но бесполезное. Если бы тогда я знал то, что знаю сейчас. Если бы хоть один из них знал. Алек дотронулся до руки, лежавшей на одеяле, и Магнус покачал головой. — Я извлёк урок, несколько. Таких ошибок я никогда не делал. Никогда не ставил гордость выше своих людей, никогда не пытался сыграть красиво. Отец не понял, что тогда случилось. Мы постоянно ссорились. Я сбегал к Рагнору, отказывался ходить в школу. Она казалась мне пустой тратой времени. В конце концов, ему надоело искать ко мне подход, поэтому он взял меня за шкирку и отвёл в лагерь беженцев. Он хотел показать, что у меня есть всё, чего лишены остальные дети. Это сработало, но не так, как он думал. Я узнал, кто мой основной враг. Имя Валентина звучало всё громче. Это ведь он. С его молчаливого согласия вампиры решались на месть Охотникам. Они знали, что если присоединятся к нему, то никто их не найдёт. Что толку в убийстве пешки, если король остался жив. Так я начал сбегать в этот лагерь, завёл там друзей, они учили меня, я учил их. Там был один мальчик, который родился от связи примитивной и Охотника. — Элиас? — Ага. Он настоящий Охотник. Слух такой же острый, как у оборотней, и регенерация отличная, плюс сила. Нашему дуэту море было по колено. Отцу очень не нравилось, как я проводил время. На школу я согласился, но выбил посещение и для Элиаса. — Сдаётся мне, что на этом проблемы не закончилось. — Я не видел пользы в литературе, искусстве и прочей херне, которая не несла практического смысла. Другие Охотники, которые учились со мной, тоже так думали. Война была повсюду. Люди страдали прямо здесь, у них отнимали кров, одежду, убивали их близких. Зачем мне было читать о чужих страданиях, когда каждую неделю я встречал людей. Их рассказы, может, и не такие красивые, но они настоящие. А отец продолжал давить, он ставил ультиматумы, я жаловался Ингару, они ссорились. Я жаловался Рагнору, тот пытался уговорить отца. Постепенно отец сменил тактику на более мягкую. Но мне всё равно было поебать на все его усилия. Последний раз мы поссорились, когда мне было двенадцать. Он купил билеты на концерт в другом городе, достал с большим трудом. А я сказал, что не пойду. Он был так зол. — Неудивительно. — Для меня всё было наоборот. Я никак не мог понять, почему он хочет сделать из меня того, первого Магнуса. Я Охотник, я горжусь этим, это дело моей жизни. Я знал, ради кого буду сражаться. Ради тех детей, у которых ничего не было. Они стали моими друзьями, там было много других людей. Они тоже заслуживали лучшей жизни. Можно было дать им денег, но причина была не в отсутствии средств, а в присутствии мага, который разрушал всё, до чего мог дотянуться. Мне нравилась идея мира, в котором все счастливы, мира без Валентина. Я хотел стать тем, кто сможет его остановить. Отец бросил всё и уехал на концерт, заперев меня дома. Я сбежал в лагерь к Элиасу. В тот вечер на лагерь напали. Алек сжался. Рассказ Рагнора обрёл краски, расцвёл перед глазами цветами бойни, в центре которой стоял подросток с золотыми глазами. — Отец приехал утром следующего дня. Он в первый раз спросил меня, чего я хочу. Я ответил, что хочу убить Валентина и уничтожить всю его армию. — Что он сказал на это? — Что я должен хотеть спасти людей. — И ты согласился с ним? — Я послал его на хер. Алек застонал. Упрямство Магнуса поражало и раздражало. — Что было дальше? — спросил Алек, надеясь на мирный исход. — Он поднял на меня руку. Алек закусил губу. Казалось невозможным, что после всего, через что прошли отец с сыном, они сохранили близкие отношения. — Как ты простил ему это? — А кто сказал, что я позволил ему ударить себя? Баланс и скорость — главное оружие Охотника. — Но тебе было всего двенадцать. — Но учился я у лучших. Половину жизни у двух старых Охотников, половину у вампиров и людей, — с пафосом сказал Магнус и коротко хохотнул. — Конечно, мне это мало помогло, отец поймал меня через три минуты. Но наказать меня всё равно не смог. Ингар помешал. Он ворвался, выдрал меня у него из рук и залепил ему пощёчину. «Хочешь быть не таким, как я, — заорал он на него, — так будь. Не запрещай ему заниматься тем, что он любит. Он Охотник, Дей, лучший из всех, кого я знал». — Что сказал твой отец? — Что не переживёт, если ещё один его ребёнок умрёт. Ингар отвернулся, а так как я не умел вовремя затыкаться, то посоветовал папе завести третью жену и заделать ещё пару Охотников. Он ответил, что я недоумок. В принципе, он был прав. Но тогда я считал, что для папы я неудачная версия первого сына. Поэтому постоянно злился. Хорошо, что был Ингар. Он всегда был на моей стороне и до последнего отстаивал меня. Мы были очень близки. Знаешь, он ведь не признавал огнестрельного оружия, но стоило мне им увлечься, бросил всё и занялся со мной разработкой системы ведения боя. Многое, из того, что я знаю, я знаю благодаря ему. Только после его смерти, я понял, что он так искупал свою вину перед отцом. Отец никогда не хотел быть Охотником, но его заставили, надавили на него, в какой-то момент даже сломали. — Ингар тоже погиб? — Нет, он умер в своей постели. Мне было семнадцать, я уже год как был Охотником. Он гордился мной, он гордился и отцом. Но мной, конечно, больше. Перед смертью он сказал, что если кто и сможет закончить войну, то это я. Ингар был крутым. — Мне показалось, что вы очень близки с Асмодеем, — осторожно заметил Алек. — Потому что я понял, что он любит меня и боится потерять. Меня, такого как я есть, а ещё я осознал, что всё это время он пытался дать мне то, чего не дали ему — шанс на другую жизнь. Проблема была в том, что я не хотел другой жизни. Наверное, каждый из нас что-то понял после того нападения. Это был долгий процесс. Папа научил меня обращаться с ножами. Он мастер в этом. Да и в остальном тоже. Отец очень умный, он сдержанный, всегда принимает взвешенные решения. Таким и должен быть настоящий лидер. Просто он тоже не человек войны. Он рождён для мира, для времён, когда люди развиваются, когда они идут вперёд. А я из другого теста. — Все люди рождены для жизни. Никто из нас не рождается для войны или для мира. — Ты вампир, тебе не понять. Ты живёшь столетия, войны проходят мимо тебя, но у людей всё не так. У нас не так много времени в запасе. Ингар помнил рассказы старших о войне с магами, он вырос, сохраняя страх в сердце, он был человеком войны. А вот отец родился в другое время. Валентин только-только нашёл первую часть Кристалла, все жили в мире, никто не ждал, что найдётся безумец, который снова захочет погрузить мир в хаос. Поэтому папа видел себя в другом и мне хотел подарить другую жизнь, нормальную, по его мнению. Но война никому не оставляет выбора, особенно такая, какую затеял Валентин. Нельзя отсидеться в домике у речки, думая, что она обойдёт тебя стороной. Ты либо встаёшь и идёшь херачить, либо ты предатель. Это касается всех, но особенно тех, кто может принести пользу. Отец мог, именно поэтому Ингар был так зол на него. — Но ведь у Ингара были и другие дети. — Были, но к моменту совершеннолетия отца взять на себя командование никто из них не мог. Там вообще мало кто соображал. Мирные времена не взращивают полководцев. Только папа мог снова собрать разрозненные роды, мог убедить их. Как дипломату ему нет равных. — Ты им восхищаешься, — заметил Алек, и Магнус кивнул. — Если бы не он, мне некем было бы командовать. Мне жаль, что ему пришлось такое пережить, но будь я на месте Ингара, поступил бы точно так же. Возможно, я бы пошёл дальше. — Всё ради того, чтобы закончить войну. — Да. — Магнус задумался на мгновение. В его глазах отразилась тысячелетняя история Охотников, мелькнула нескончаемой чередой смертей и жестокости. Он глубоко вдохнул, стараясь вернуть контроль и с улыбкой произнёс: — Охотник должен умереть во имя. Что-то мрачное послышалось Алеку в этих словах, древнее и тёмное. — Во имя чего? Ты не договорил? — поспешил спросить он, стараясь выбраться из липкой паутины чуждой ему религии. — Нет, я договорил. Такова первая заповедь Перерождения. Охотник должен умереть во имя. Только тогда его жизнь обретает ценность. Во имя любви, во имя мира, во имя войны или идеи. Каждый сам выбирает. Мироздание не видит цели, оно видит лишь сгорающую жизнь, что Охотник кладёт на алтарь. По телу Алека пробежал холодок. Страх Асмодея стал понятен. Древние тексты были чужды гуманности, чужды милосердию, оставляя только истинную ярость воина. Алек встречал таких Охотников всего пару раз в жизни. Магнус был так похож на них и так разительно отличался. — Перерождения достоин только тот, кто идею ставит выше жизни, своей и чужой, — продолжил Магнус. Он сморщил лоб, обдумывая очередную фразу. — Забавно, иногда мне кажется, что Валентин тоже из древнего рода Охотников, способы и методы у него не так сильно отличаются от тех, про которые я читал. Магнус задорно улыбнулся, а Алеку захотелось закричать. — Ты чего? — Широкий зрачок вытянулся в узкую нить, холодный блеск золота придал смуглой коже мертвенный блеск. — Противно, да? Мне ещё Камилла об этом говорила. Она сказала, что никто так не похож на истинного сына Валентина, как я. Она хотела обидеть, я ведь сделал ей больно. — Но ты не обиделся. — Нет. — Магнус испытывающе посмотрел на Алека, сомневаясь, стоит ли ему говорить, но усталость взяла своё и он признался: — Я им восхищаюсь. — Магнус, — прошептал Алек. — Слушай, я бы не хотел быть его сыном, и уж поверь мне, убью я его тоже без раздумий и страдать потом точно не буду. Он злодей, он причина того, что люди гибнут. Но если оставить за скобками всё то, что он творит, то останется гений. Не самый сильный маг, который был обречён прозябать на задворках магического мира. И только подумай, как он всё обставил! Подал магам идею о Кристалле, начал войну чужими руками, предал магов и попытался завладеть Кристаллом, потерпел неудачу в самый последний момент, но не сдался, не отступил, а сумел обратить это в свою пользу. Без единого сомнения уничтожил всех магов, всех свидетелей его преступления и стал героем. А впоследствии обманул всех вас и поработил оборотней. И всё это ради одной идеи. Идеи того, что маги стоят превыше всех. Я зачитывался историей его жизни. Он одержим, но при этом сохраняет свой разум острым как бритва. Он маг, но ещё прекрасный боец. Века он потратил на то, чтобы стать самым могущественным человеком. Древние Охотники оценили бы, но конечно не тогда, когда эта сила оказалась направлена против них. Я очень много читал про него, чтобы понять его. Камилла в какой-то степени права. Мы с ним похожи. Магнус присмотрелся к Алеку и коснулся пальцами его волос. — Ты совсем не похож на него, — возразил Алек, и Магнус закусил губу. — Мы с ним отличаемся только в одном, Алек. Цели у нас разные. Если бы я родился у других родителей, я бы стал вторым Валентином. Я всегда говорю себе это. Элиас сторожит меня, словно пёс. На моё шестнадцатилетие мы договорились с ним. Он убьёт меня, если я изменю цели. У меня есть точно такое же право. Так что если увидишь, как он приставил нож к моему горлу, не останавливай. Возможно, он прав. Алек не выдержал. Он прижал Магнуса к себе и уткнулся ему в плечо. — Каким же глупцами мы были. Если бы тогда... — Нет. — Магнус отстранился от Алека и ударил его в грудь. — В том то и дело, что нет, — сказал он, не сводя взгляда с Алека. — Вы думаете, что должны были предугадать, должны были что-то заподозрить, что вы виноваты. Но это не так. Просто для того, чтобы предположить такое, нужно было быть Валентином. Если ты не предатель, если не мучитель, если не рвёшься к власти, то ты никогда не сможешь понять, как действует такой человек как Валентин. Вы слишком человечные и добрые, Алек. Вы справедливые и милосердные, даже к врагам. Они остаются для вас живыми людьми. — Но не для тебя? — И не только не для меня. В том лагере я научился ненавидеть — слепо, жестоко, безжалостно. Те, кто потеряли любимых, кто потерял детей, видят в оборотнях и солдатах Валентина зло. Я научился делать так же. Если хотя бы раз я допущу мысль о том, что по ту сторону живые люди, если хоть раз проявлю сочувствие, я подведу всех тех, кто мне доверяет. Это война, Александр, и она стучится в мою дверь. Я не имею права на ошибку. Никто из Охотников не имеет. Если Валентин победит, скольких он уничтожит. Алек закрыл глаза. Магнус в его объятиях не делал ни единой попытки отодвинуться, но был так бесконечно далеко. Его горячий шёпот раскатом грома ударил по ушам, заставив сердце сжаться. — Возможно, я был рождён для того, чтобы убить Валентина.