Плоть от плоти твоей

      Кощей давно не надевал лат. Тяжёлая посеребренная чешуя непривычно давила на грудь, но стоило вспомнить это ощущение, как чешуя замерцала и начала расти, покрывая не только тело, но и руки, ноги, голову… Кощей смотрел, как собственные руки превращались в когтистые лапы, а ниспадающий с плеч плащ – в шипастый хребет, заканчивающийся массивным хвостом с костяной стрелой на конце.       Обернувшись до конца, он падал в едкие воды Смородины, но его чешуе они были не страшны. Он падал и падал, медленно и плавно, а вода расступалась под ним, и с каждой пядью всё сильнее давила на грудь. Кощей устал и хотел прилечь на дно, чтобы погрузиться в сон, как в эту реку, но у Смородины казалось дна и вовсе не было. Она лишь сильнее давила, сжимала и сгущалась. Вскоре Кощей не видел даже собственного чешуйчатого тела. Темнота и тяжесть наваливались, душили, обволакивали нестерпимым жаром, а дна всё не было. Кощею казалось, что он вытечет из бронированной чешуи по капле, когда… на ухо раскатисто всхрапнули.       Кощей открыл глаза. Он лежал в собственной кровати, придавленный золотисто-медовым даже в полуночной темноте телом. Рыжие волосы лезли в лицо, сильная рука сжимала бок, а раскалённая грудь прижималась к спине. Кощей вздохнул, закатил глаза и попытался выбраться из-под тяжеленной орясины, но куда там! Кощей уже примерился к острой скуле и даже открыл рот, чтобы посильнее цапнуть, но вдруг передумал. На дне Смородины было очень одиноко спать все эти века, так что пусть его… одну-то ночь можно и потерпеть.