Грозовые зарисовки

Вопрос из Ask: самый неожиданный хэд с персонажем ______________________________________________ - Сегодня, - пораздумав, кивает мэтр. Длиннопалые кисти его похожи на крупных бледных пауков, угнездившихся на коленях. – Да... сегодня. И внимательно смотрит на Сореля, протирающего очередную реторту. Как закройщик, который мысленно уже нанёс разметку мелом. Подмастерье заметно удивлён, но продолжает в молчании водить ветошью по стеклу: мэтр Армэль привык думать вслух. Пожалуй, он даже удивился бы, подай мальчишка голос. Всё равно, что заговорит столик или лакированный настенный шкаф. Когда Сорель случайно поджог солому на крыше хаты – взглядом – ликование распёрло ослепительной, затмевающей мир вспышкой; он маг, он избран! По правде говоря, он всегда это знал. Ещё когда смотрел на себя в зеркале затона, понимая, насколько отличается от сверстников. У них – других сельских детей – щипцы и задубевшие руки подслеповатой повитухи не отнимали половину лица. Вспышка притухла, когда оказалось, что способности не особенно велики. Так сказал мэтр Армэль, чародей из Каэдвена – в ту дождливую осень дороги успели раскиснуть, и каэдвенец встрял в их глуши со своей поломавшейся бричкой, которую почему-то не мог перенести телепортически. - В нём немного магии, но случай интересный. Да, очень интересный. Надо же, скуловой отросток почти отсутствует… Через три дня магик уехал. Увезя “интересный случай” и уплатив матери пять крон. До последней минуты Сорель волновался, что бледный человек в дорогом дублете передумает – и шанс учиться чарам растает. И плохо верил, что уже трясётся в бричке у чародея в ногах, пока по сторонам тянулся окаймлённый соснами большак. Потом также тянулось бессчётное количество пробирок. Уже в каменном доме – с солидным даже по городским меркам фасадом, украшенным лепниной из львиных морд. Ходить по комнатам мэтр запретил: поселил в лаборатории. Периодически он спускался туда и отдавал бесстрастные указания: нагреть воду, вымести полы… но никаких уроков магии. Магию колдун творил сам. Сорелю смотреть на это волнительно и восторженно: какая сила! какая сила ему подвластна! Каждый раз, когда каэдвенец нараспев читает заклятья или перегоняет эссенции, в пальцах нетерпеливо покалывает. Иногда он беспокоится, что маг не станет учить его вовсе: в особняк и без того часто ездят студенты. До ответа на вопрос об этом мэтр Армэль так и не снизошёл. ...- Сегодня, - повторяет мэтр. …У лаборатории два отсека; второй, поменьше, Сорель никогда не видел. Там резко пахнет спиртом, а почти всё пространство занимает потемневший от времени стол. - Раздевайся. И снимай платок. Мэтр Армэль стоит, скрестив руки на груди; рабочая одежда делает его похожим на высокое мёртвое дерево. Напомаженные волосы перехвачены ремешком. Помедлив мгновение, подмастерье раздевается. Вскоре он уже лежит, пристегнутый крепкими ремнями за запястья и щиколотки. Внутри бегает щекотка понимания: зачем он здесь, зачем сняли повязку… Взгляд коротко мажет по бурому пятну на коже изголовья. - Вдыхай. Белый порошок на кончике металлической ложки – вдыхает. Не задавая вопросов. От страха и предвкушения худое тело познабливает: сейчас будет исправлена несправедливость всей его жизни. Руками этого человека. Воплощения магии! Кожу покалывает торжеством момента и чем-то ещё. Приятно деревенеют ноздри. - Это больно?.. – успевает он спросить, почти засмеявшись от странной, вдруг охватившей эйфории. - Это... неприятно, - рассеяно бросает чародей - себе самому. Серый потолок, качнувшись, разлетается на квадраты. А после приходит боль. …Орать он перестал, только когда пузырящаяся кожа ошмётками сползла на изголовье. Только раскрывал рот. Один глаз полностью ослеп, второй – обезумевший, круглый – превратился в сплошной бешено пульсирующий зрачок. Кости плавились и с хрустом застывали снова. Под певучими словами заклятий они словно обрели собственную волю, выламываясь в самых неожиданных местах. - Мир несправедлив, - очередная мышца лопнула, плюнув кровавым сгустком каэдценцу на подбородок. За время операции он дважды успел понюхать фисштех и явно заложил чем-то уши, иначе давно оглох бы. Взмокшие пряди покачиваются вдоль бледного, привычно равнодушного лица. Но увлечённость чародея угадывается по тому, как прыгает на виске жилка. – Богатые бабы желают подравнять брыли иль кривой нос, но никогда не желают терпеть. Приходится давать наркоз. А под ним визуальный рисунок смазывается и... Ты меня слушаешь? Сорель слушает. Слышит каждое слово. Он заблевал желчью изголовье и стол, но никуда не может деться от звуков этого голоса. - Хочешь, сделаем тебе зелёные глаза? Они так подходят блондинкам... *** … Зелёных глаз не понадобилось – и без них вышло на заглядение. Сутки юный аэдирнец провалялся без памяти, зато потом не мог оторваться от зеркала. Смотрел, водил пальцами по новой коже, по безупречному рисунку скул. Снова и снова убеждаясь в великой силе магии и тех, кто способен её творить. В собственной избранности. Сам творец тоже пребывал в восхищении. На третий вечер он разрешил снять последний бинт. - А ты красив. Не предполагал, что из покалеченной заготовки получится такое чудо, - бледный паук – его кисть - забирается в золотистые волосы; поворачивает так и этак. – Напомни мне, как тебя зовут? Мэтр присаживается рядом на край цветастой софы; голос у него такой, будто он в самом деле только что разглядел перед собой человека. Теперь он смотрит на него - не сквозь. Прямо-таки пожирает глазами. А ещё в интонации прорезаются новые нотки, какое-то фальшивое заискивание. Сорель сначала не понимает, а после вспоминает строгого мага с высоким лбом в ореоле кипятящих кости заклятий – и становится смешно. От контраста. - Сорель, мэтр. Так вы всё же возьмётесь за моё обучение? – он пытает счастье наугад. Преимущественно потому, что вторая ладонь ложится ему на бедро и начинает наглаживать; это вызывает лёгкий ступор. Бледные суставчатые пальцы мэтра - последнее, что Сорель бы хотел на себе обнаружить. И всё же, он понимает, что эту руку отталкивать нельзя. - Если проявишь должную степень прилежания… - хорошо поставленный голос сбивается на бормотание. Торопливое и глухое, - могу... да, пожалуй, могу над этим подумать. *** Он действительно хотел походить на него - первое время. На живое воплощение магии и могущества... которое, снимая штаны, неизменно превращалось в человека. Со своими страстишками и извращёнными слабостями, слишком смешными для адепта Искусства. Мираж быстро таял. Зато оставался другой. В зеркале. Глядя на совершенные линии лица, слушая свой поставленный голос, Сорель всё более убеждался - походить он хочет исключительно на одного лишь себя.